Запись восемнадцатая. 20 сентября, 21:16

Сегодня у меня был день знакомства с городом, о котором я ничего не знаю. Ну, по крайней мере, Дэя так считает. Ещё её раздражает, что я постоянно думаю, пишу и говорю «ну», называю мужчин парнями и по-прежнему веду себя, как будто должна всем и каждому за то, что живу на Свете. Старые привычки так просто не исчезают, знаете ли.

Я бы с удовольствием поговорила с ней о Сиэтле, но Дэя снова выбрала политику невмешательства, пришлось самой думать, куда идти и что посмотреть. С некоторых пор мне интересно узнавать все новое: мало ли кто знает, сколько у меня ещё времени осталось. В ближайшие планы я себе поставила добраться до Университетской библиотеки и набрать там побольше книг: классиков и современных. Не знаю, будет ли время читать, но я себе не прощу, если этого не сделаю.

Чтобы совместить приятное с полезным – в холодильнике было шаром покати, уж не знаю, чем Дэя питалась в мое отсутствие, я отправилась на рынок Пайк Плейс. Оказывается, он был открыт в тысяча девятьсот седьмом году. Странно, но в моем восприятии это теперь совсем недавно. Ничего особенного я там не обнаружила, кроме его так называемой «древности», привлекающей толпы туристов, и, как следствие, завышенных цен. Ах, да. Не знаю, можно ли считать первый Старбакс достопримечательностью, но он расположен именно там.

Неподалеку, на Почтовой аллее – стена, заляпанная жвачками всех сортов, цветов и размеров. К тому времени, как я туда добралась, начал накрапывать дождь. Пришлось плотнее запахнуть ветровку и накинуть капюшон. Кстати, тоже весьма популярное место у туристов. Не представляю, какую ценность она представляет для истории и искусства в принципе, но факт остается фактом. Сейчас искусством называют все подряд. Главное – найти хорошего маркетолога, того, кто прокричит о тебе на весь мир, вписаться в какое-нибудь течение и все, дело сделано. По мне так самый наглядный пример сего безобразия – картина «Черный квадрат». Вы знаете человека, который о ней не слышал? Вот и я нет. На деле чувак просто проснулся рано утром, намалевал на полотне черный квадрат – да-да, ребята, без смыслов, и сказал себе: «Это полная хрень, но я стану известным».

– Завидуешь? – усмехнулась Дэя.

– Ага, спать не могу, как, – стена со жвачкой произвела на моего внутреннего циника неизгладимое впечатление, и я понятия не имела, куда выплеснуть свое раздражение.

– Все, что стало известным, должно стать известным.

– Это черный квадрат твоих мыслей. Как это понимать?

– Понимай, как знаешь. Семена ложатся на благодатную почву. Ничто в ничто обратится. Необычное остается в истории.

– Объяснения явно не твой конек, ты в курсе?

– Мелани, тебя волнует не стена жвачки, которую все фотографируют. Тебя волнует, что ты оставишь после себя. Это естественно. Кто-то оставляет жвачки, кто-то – черные квадраты. Кто-то просто кучи испражнений после посещения ресторанов и разноцветные члены на стенах.

– Кто-то людей кушает, – огрызнулась я, понимая, что в чем-то Древняя снова права. Интересно, есть вопросы, в которых я могу её сделать? Милосердие там, альтруизм… ещё что-нибудь, такое светлое и в цветочках, в стиле хиппи.

Действительно, что я оставлю после себя? Дневник с записями, достойными психиатрического разбора и составления истории болезни? Отца, который по-прежнему считает меня балластом. Ах, ну да, теперь – агрессивным балластом. Сестру и мать, которые это подтвердят.

Чтобы не скатиться в очередной приступ жалости к себе, я сверилась с маршрутом. После рынка я собиралась в Музей научной фантастики. До того, как не полезла в интернет, даже не подозревала, что он здесь находится. В нем собрана история фантастики со дня её основания и по настоящее время: все о фильмах, книгах, и их создателях, инопланетянах, космических кораблях и тому подобном. Куча экспонатов в довершение.

– Ты знаешь, что Сиэтл называют вторым Римом? – скучным голосом поинтересовалась Дэя. – Потому что он стоит на семи холмах.

– Сдаюсь, – вздохнула я, – рядом с твоими познаниями мои жалкие интересы современного человека выглядят смешно.

– У нас что, соревнование?

Я улыбнулась.

– А разве нет?

– Я намекнула, что в древности Риму несладко пришлось.

Мне тут же расхотелось идти и в фантастический музей, совмещенный с музыкальным, и на смотровую площадку Спейс-Нидл ближе к вечеру. Умела Дэя испортить настроение и метко вернуть с небес на землю. Тем не менее, от маршрута я отступать не стала, и все-таки потащилась дальше, но никакого удовольствия от разглядывания экспонатов не получила. Галерея гитар, зал, посвященный группе Nirvana, терминатор, чужие, постеры из старых фильмов ужасов – все это прошло мимо меня. Я не могла отвлечься от мыслей о том, что ждет Сиэтл в самом ближайшем будущем, а значит, меня и… Его.

О Нем я в принципе старалась думать как можно реже. Мужчина, которого я видела единственный раз в жизни и с которым у меня никогда ничего не будет. При мысли об этом я чувствовала, что где-то в районе сердца обрывается невидимая струна, и жить становится совсем тоскливо. Всякий раз обрубая мысли о нем, я будто замыкалась внутри. Разумеется, любовь с первого взгляда, любовь на расстоянии, любовь по фотографии – это все чушь собачья, но я горевала не о своем призрачном чувстве, а о том, что могло бы у нас получиться, будь я собой.

– Если бы ты была собой, ты бы его никогда не встретила.

– В точку. Думаешь, мне от этого легче? – я разозлилась не на шутку.

– То есть если бы у тебя был выбор, встретить и постоянно видеться с ним или никогда не узнать, ты бы выбрала второе?

– Да!.. Нет! Не знаю, – я сжала руки в кулаки. Дэя обладала потрясающим талантом вывести меня из себя на ровном месте. Правда делала она это исключительно в те моменты, когда я впадала в меланхолию, апатию или приступы сокровенной жалости к себе. Вот такая суровая терапия. Не хочу ничего знать о методах её хирургии.

До неё такие эмоции у меня вызывала только Лора. Та самая подруга, которая любила все, что связано с вампирами, и которая теперь мне больше не подруга. Мы с ней познакомились в начальной школе, когда худенькая девчонка с двумя светлыми косичками и огромными серыми глазами на бледном лице перевелась в нашу школу из другого района. Её родители переехали, и она тяжело переживала разрыв с прежними друзьями и привычной жизнью. Она была странной и замкнутой, и в классе её сторонились. Все, кроме меня. Не сразу, но мне удалось достучаться до неё, а потом мы стали неразлей вода.

Вместе ходили в столовую, вместе учили уроки, вместе смеялись над шутками, которые были понятны только нам. Вы, наверное, представляете, как это бывает. Продолжалась наша дружба ни много ни мало, а шесть лет. Мы сплетничали о парнях, я слушала её излияния о клыкастых красавцах, она – о стервозности Патрисии. А потом моей сестре пришло в голову, что Лора – это слишком много для такой, как я. В моей жизни как раз наступил самый тяжелый период подростковых прыщей, первых месячных и переходного возраста, период, когда Патрисия решила превратить мою и без того невеселую жизнь в Ад.

Она напрямую сказала Лоре, что очень скоро дружить со мной будет невыгодно, и что если та не хочет скатиться на самое дно, лучше порвать все сейчас. А Лора взяла и согласилась. Вот так просто, да. Перестала отвечать на мои звонки, отсела на другой конец класса, на переменах по возможности избегала. Она даже не попробовала бороться… отошла в сторону и вскоре вполне успешно сдружилась с новенькой, которая пришла к нам. Та была особа бойкая, парная дружба её не устраивала, поэтому они примкнули к одной группе девчонок, а обо мне забыли все. План Патрисии удался, я осталась одна, и на меня посыпались все гадости школьного формата. Вырванные из тетрадей страницы с домашним заданием, жуки в сумке, наклейки на спину, смех и перешептывания в коридорах, жвачка в скважине ящика с вещами, исчезнувшая в душевой одежда… Все это были мелочи жизни, потому что основной удар она нанесла сразу. Я хорошо помню лицо Патрисии, когда она рассказала мне, что произошло. Я узнала именно от неё, потому что вызвать Лору на откровенность так и не получилось.

От разрыва с подругой (кстати, отсюда это безликое безымянное «подруга») я отходила долго, но зато потом была уверена, что больше никого не подпущу к себе на расстояние выстрела. Быть с ней каждый день в школе, видеть и знать, что она уже все забыла, было больно.

На выпускном она подошла ко мне и сказала:

– Прости меня.

А я ответила:

– Нет проблем, – хотя в тот момент мне хотелось окунуть её головой в миску с безалкогольным пуншем. Это была бы малая плата за то, что Лора сделала тогда. По меньшей мере, я могла бы сказать: «Ты поступила, как дерьмо собачье, поэтому можешь подавиться своими извинениями». Но нет, я предпочла быть приличной девочкой. Я так и не научилась прощать, отпустить тоже не смогла, и даже ответить, как следует, не вышло.

– Главное здесь и сейчас.

– Ну да, ну да. Я должна жить настоящим, знаю, об этом все психологи во всех концах света говорят с умными лицами.

Я представила себе Дэю с умным лицом, говорящую: «Сделай глубокий вдох и освободись ото всего, что тебе мешает», – и мне стало смешно. Не только мне, она тоже фыркнула. По всей видимости, психологом она себя тоже не представляла.

– Я хотела сказать, что здесь и сейчас ничто не мешает тебе быть другой.

– Кроме меня самой.

– Точно.

Я вздохнула. Станет мне легче, если я сейчас наберу номер Лоры и все ей выскажу? Пожалуй, нет. Да и Дэя говорила не о том, а о способности отпускать прошлое. Начинать с чистого листа каждый день, не увлекаясь, но принимая во внимание то, что с тобой уже случилось.

– Почему ты не сказала Дэе, что рисунки на стенах твоих покоев принадлежат тебе?

– В этом не было нужды.

– Не было? Рисование – твоя жизнь! Почему ты не поделилась с ней тем, что создавала? Почему все время, что она была рядом, ты не нарисовала ничего? – я осеклась, понимая, что знаю ответ. Или это знание сохранилось во мне после тех кошмарных воспоминаний, или Дэя мне подсказала.

Чего бы я хотела больше? Гордиться своей наблюдательностью или осознать, что она мне доверяет? На этот вопрос я тоже знаю ответ, поэтому не стану писать о том, что мне открылось. Если бы Дэя хотела, это было бы в той жуткой записи, от которой у меня сорвало крышу, чердак, и поломало в щепки верхний этаж.

На Спейс-Нидл я сегодня не стала подниматься, решила оставить на потом, а по дороге домой Дэя рассказала, что в старой части Сиэтла под тротуарами сохранился подземный город. Скажем так, не совсем подземный, это первые этажи зданий некогда центра, с которого начинался Сиэтл, как таковой. Я почитала в сети, когда вернулась. Есть даже интересная ночная экскурсия для взрослых. Обязательно выберусь на неё, когда стану свободна.

Пока что это всего лишь мечты, но я точно знаю, кого хочу держать за руку, когда буду спускаться вниз по облезшей желтой лестнице в подземелья.

Дата добавления: 2015-08-05