Глава восемнадцатая. Обретение

В нескончаемых трудах и хлопотах июль и не заметил, как на смену ему пришел август; с радостью принялся он заканчивать начатое братом. Поливал, мотыжил, собирал, выкапывал... Амариллис уже давно свободно расхаживала по всем угодьям Сыча, даже побывала вместе с ним в бору, в гостях у пчел - с благодарностью за мед и чудесное молочко; она помогала всем - и Сове, и чете брауни; правда, ей не позволяли не то что утомиться, но даже и войти во вкус работы - сразу гнали отдыхать. Она больше ни разу не заговорила о том, что было прежде ее появления в доме орка, словно здесь она и родилась и ничего более в жизни не видела. Хозяйство, погода, урожай - ни о чем другом она не упоминала, а однажды прямо спросила у Совы, не нужна ли ей служанка.

-Нет, моя радость, служанка мне не нужна, - улыбаясь, покачала головой хозяйка сычова дома, - но вот от дочушки я бы не отказалась. Знаешь, мой младшенький с самого начала характерный был, шел спинкой - ух... Хорошо, что Сыч меня как раз к родам перевез к отцу с матерью, одна я бы не выжила. Но - с мечтой о дочке пришлось расстаться. И хотя я считаю, что такая жизнь не по тебе... ну, по крайней мере, пока, - если хочешь, оставайся. Как дочь.

-Я останусь. Не знаю, как я смогу отблагодарить вас... я никто. Ни родных, ни друзей, ни денег... девица с мутным прошлым и невесть каким будущим.

-Постой-ка, - и Сова отложила в сторону длинную деревянную шпильку, которой выдавливала ядрышки из темно-красных, почти черных вишен: сегодня вечером они будут варить варенье, а пока им предстояло очистить пару здоровенных корзин вишни, - постой. Это что же такого ты натворила, что стыдишься прожитых дней? Своего искусства? Друзей? Или того, что не сбежала из Эригона в дни тихого ветра? Ах вот оно что... немного неопрятный брак с ратманским сыном.

-Если бы немного... - Амариллис с ожесточением ткнула шпилькой в ягоду, так, что багряный сок брызнул ей на лицо, - если бы...

-Что ж. Я так понимаю, ты пошла за Мираваля-младшего потому, что это была неплохая возможность устроить свои дела. Так?

-Ага. И дела устроить, и поблестеть всласть, и нос кое-кому утереть. Вот, мол, побрезговал танцовщицей - так полюбуйся теперь на госпожу ратманшу... да только издалека, эдакое лакомство не про тебя. Дура!... Дела устроить... да что там, это я себе давно простила, есть-пить всякому надо, жизнь особо рассусоливать не станет, когда я постарею. Но идти замуж за одного, чтобы кольнуть в сердце другого... - и девушка закусила губу, криво, нехорошо усмехаясь.

-И именно из-за этого ты оттолкнула Хэлдара? - тихо спросила Сова.

-Не знаю. Я ничего не понимаю, Сова. Когда я просто вспоминаю его, даже мельком - у меня словно земля из-под ног выходит. Но когда он был тут, я чувствовала себя какой-то мелкой, нечистой тварькой, мне казалось, что я вымазалась в грязи с ног до головы. И он видит эту грязь. Зря он меня вытащил. Ехало бы его лордство мимо... всем было бы лучше.

-Ну вот что. - Сова протянула руку, взяла Амариллис за плечо, пачкая платье соком вишни, и резко тряхнула ее, как будто приводя в чувство. - Прекрати сейчас же. Его лордство... не забывайся, Амариллис. Хэлдар - эльф, не человек. Чего ты не можешь ему простить? Что не побрезговал тобой, из болота вытащил? Земля из-под ног уходит... А ты и не привыкла! Тебе привычнее, когда от твоего вида шалеют, всякое разумение теряют!

Сова встала и принялась шагать по траве, время от времени потрясая перед носом Амариллис указательным пальцем.

-Ишь ты... выискалась! Мало тебя, видно, учили... ничего-то ты не поняла. Глупая девчонка! Как можно было так унизить эльфа...

-Да чем?! - с отчаянием в голосе прервала ее Амариллис.

-Да тем!.. Кто из окошка под утро вылез?! Ты, голубушка, его с кем-то спутала - уж если он принял тебя... или ты думала, тебя брезгливо выпроводят? И теперь! Стыдно ей, видите ли!

-Да! - подавшись вперед, сжав кулаки, выкрикнула Амариллис. - Да! Мне стыдно! И... и... я хотела не так!

-Конечно! Подолом пыль пустить! Как ты не понимаешь, не нужна ему эта людская мишура!.. Ему ты нужна. Зачем только, ума не приложу... дура этакая. - Постепенно успокаиваясь, Сова снова села и взялась за ягоды.

-Послушай меня, девочка... дочка. Его любовь примет от тебя все - и радость, и страдание, и даже грязь. К нему она не липнет; глядишь, и от тебя отстанет. Но твое сомнение для него больнее любого оскорбления, тяжелее любой обиды. Хэлдар привез тебя сюда почти что мертвую - и сам был готов умереть, лишь бы не оставить тебя одну... в смерти. Амариллис... с любовью не шутят, это не забава для капризной и заносчивой девицы.

-А я, я кто? - спросила девушка совсем тихо, подозрительно шмыгая носом. - Он тогда даже не взглянул на меня...

-А ты была готова к тому, чтобы он на тебя взглянул?

-Да... нет... все равно он уехал... - тут Амариллис выронила шпильку и, некрасиво сгорбясь, заплакала.

В этот момент среди обобранных вишневых деревьев показалась фигура Сыча.

-Совушка, так мед нужен или... о великие драконы! Опять?! Да сколько же в тебе слез, дева?! На тебе плесень вырастет, если будешь так реветь! - он сердито выговаривал Амариллис, не обращая внимания на жену, которая махала на него рукой, приказывая уйти и не вмешиваться.

-Эх ты! А еще темнокровка! - тут он осекся, поскольку увидел выражение лица жены. Не найдясь ничего сказать, Сыч потоптался с минуту на месте и потихоньку удалился.

Амариллис закончила плакать, вытерла слезы красной от вишневого сока рукой, отчего лицо ее приобрело устрашающий вид и решительно потянулась за следующей ягодой.

-Он прав, госпожа моя приемная мать. Я ведь все-таки темнокровка, хоть на сколько-то. - Она старалась говорить твердо, не впуская в голос дрожащих всхлипов.

- Надо же, опять все сначала... - она даже попыталась улыбнуться, - И сколько раз мне вот так рождаться заново?

* * *

Неспешно наступающая осень характером оказалась мягка и нежна, она как будто извинялась за резкость старшей сестры и хотела загладить нанесенные тою обиды. Дни стояли настолько теплые, что ночи даже радовали своей свежестью; вода в пруду близ сычова дома оставалась по-летнему согретой, и когда у Совы и ее приемной дочери заметно поубавилось дел, они целыми днями просиживали на желтом песке, купались... А потом созрели осенние яблоки. Даже изобильный сад Совы никогда не дарил своей хозяйке такого урожая; с самого начала сентября яблоки были повсюду - в сушильне, в погребе, в корзинах на полу, под деревьями... В огромном деревянном чане бродил, бунтовал сидр; в медных тазах попыхивала пастила, и брауни, довольно ухмыляясь в бороду, таскал на скотный двор целые мешки падалиц.

Амариллис разровняла угли под треногой, на которой гордо возвышался таз с пастилой, с удовольствием облизала лопаточку, облипшую кисло-сладкой, прозрачно-золотистой массой и, взяв из корзины яблочко порумянее, направилась в дом, сказать Сове, что пора заполнять очередной противень ароматным варевом, где оно и застынет... а потом его свернут в трубки, обваляют в сахарной пудре и подвесят в погребе. Она подбрасывала яблоко на ладони, ловко ловила его, снова подбрасывала... выйдя из сада Амариллис увидела белоснежного коня, стоявшего у крыльца. Он, заметив ее, вскинул голову, узнавая и приветствуя... и тут же повернулся к хозяину, выходившему из распахнутой двери дома.

Амариллис застыла на месте, сжимая яблоко; она смотрела растерянно, даже испуганно, и, казалось, вот-вот развернется и убежит в спасительную тень сада. Эльф, направившийся было к ней, заметил это и остановился. Он ждал. Пальцы Амариллис дрогнули, разжались... яблоко, с глухим стуком упав в траву, покатилось. А она, не думая - просто забыв думать - о том, что же она делает, сорвалась с места стрелой, тоненькой, легкой, сладостно-гибельной стрелой... в его сердце.

Они стояли, обнявшись, молча; Амариллис вцепилась в темно-зеленые рукава, уткнулась лицом куда-то под плащ и, судя по всему, намеревалась простоять так весь остаток своих дней. А Хэлдар держал ее, тихо гладя светлые волосы, по-прежнему взъерошенные и короткие. И Госпожа Любовь, в чьей великой и непостижимой стране они едва не заплутали, обратила на них свой царственный взор и простерла над их головами руку жестом защиты и покровительства. Стало так тихо вокруг, что Амариллис, вздрогнув от ставшего слышным перестука собственного сердца, подняла голову и глаза ее встретили взгляд эльфа.

Не боишься больше? - Нет!.. Иди ко мне, я жду... - Я иду... Всего один шаг, вперед, безоглядно... и вот сейчас она сорвется в пропасть, обжигающе-ледяную бездну, и погаснет ее беспомощный крик, и исчезнет, истает в неоглядной глубине ее тело... Ну, давай!.. Всего один шаг - и вот она летит, взмывает ввысь, запрокинув голову и раскинув руки, и ликующая, звенящая синева омывает ее, пронизывая все ее существо - и бесследно растворяется сидящая тупой занозой в сердце боль... и уползает, разгневанно шипя, терзавший ее стыд... и страх, свивший такое уютное гнездышко в укромном уголке ее сознания, не без сожаления покидает его. Невозможное, уязвимое, сумасшедшее счастье... колючее небо марта, сияющее в эльфьих глазах - и ее душа, легкокрылая птица, впервые взлетевшая так высоко, что впору бы испугаться, если бы не эти руки, спокойные и крепкие, ждущие внизу, готовые принять ее любую - с любовью..

.

Амариллис казалось, что она молчит целую вечность; но это не было в тягость. Слова рождались и умирали непроизнесенными – и все же услышанными. Она чувствовала руки эльфа, окружившие ее кольцом служения и покровительства, а ее такой неровный, срывающийся сердечный перебой успокоился и принял совсем другой – не ее, чужой, но такой долгожданный тон. Наконец Хэлдар взял ее лицо в ладони, наклонился и, улыбнувшись, легко поцеловал Амариллис… прикосновение эльфа показалось ей дуновением ветра.

-Амариллис… я не должен торопить тебя. Я знаю это. Но ждать – не могу. – Эльф коротко вздохнул и снова поцеловал ее, на сей раз так крепко, что у Амариллис закружилась голова и она еще сильнее сжала пальцы на зеленых рукавах, опять ища опоры. Хэлдар снова отстранился, по-прежнему не выпуская девушку.

-Меня трудно принять, фириэль. Возможно, я уже потерял твое сердце… - он с силой прижал ее к себе, будто кто-то действительно грозился отнять у него это сокровище.

-Послушай, - голос девушки звучал немного невнятно, - если ты сейчас скажешь, что у тебя нет на меня никаких прав и ты готов уйти и предоставить меня кому-то еще… - она подняла голову и взглянула прямо в светло-синие глаза. – Я убегу отсюда подальше, найду место поглуше, где тебе меня не отыскать, и утоплюсь!

-С чего ты взяла, что я скажу такую чепуху? – засмеялся Хэлдар. – Я хочу, чтобы ты была со мной – и не когда-нибудь потом, и не в памяти, и не в будущей жизни… сейчас, Амариллис. Я хочу тебя сейчас и никому не собираюсь тебя уступать, фириэль. Никому… - объятия его стали невыносимо крепкими, недвусмысленно подтверждая эти слова. - Ты должна это понять… а уж всем остальным я сам объясню.

Не дожидаясь ответа, он подхватил девушку на руки, усадил на коня, сел сам и Искрень прянул вперед, унося седоков от порога сычова дома.

Весь день они пропадали в светлом сосновом бору, там, где ноги по щиколотку утопали в серебристом мху и теплые стволы ловили их пальцы ароматными потеками смолы. Лес привел их в маленькую, укрытую от ветра ложбину меж двух всхолмий, поросших можжевельником. Эльф расстелил на земле плащ; Амариллис было так отрадно просто лежать рядом с ним, слушая его дыхание, и закрывать глаза, когда он целовал их. А он, осторожно и терпеливо, помогал ей заново обретатать себя – ту давнюю, прежнюю Амариллис, канувшую в безвестность смерти, ушедшую раньше срока, не оставив ни следа. Эльф возвращал девушке ее саму, сохраненную до поры его любящим сердцем; каждое прикосновение Хэлдара оживляло ее, воскрешая к новой жизни.

И она была так щедра в ответ, что уже очень скоро оба они стали одним, единым даром – друг другу. Так тихо было вокруг… можно было услышать, как падают на землю высохшие сосновые иглы. И, прижимаясь щекой к груди Хэлдара, чувствуя совсем рядом биение его сердца, Амариллис вдруг заплакала – не надрывно и яростно, как плакала она совсем недавно, а тихо и умиротворенно. Слезы лились сами по себе, ничуть не мешая ей; так – безболезненно, спокойно - тает снег, уходя в землю, превращаясь из грязноватого невзрачного комка в прозрачный ручей.

-Ну, будет… довольно слез. – Эльф взъерошил ее затылок. – Слышишь? Я больше не хочу печали, фириэль. Я люблю тебя.

На следующий день Хэлдар вновь увез Амариллис – еще дальше, к цветочным лугам Каджи; он смог помирить ее с рекой и девушка полдня провела, шлепая босыми ногами по еще теплой воде, отыскивая речных улиток и распугивая греющихся на солнце ящериц. Купаться она, правда, вот так сразу не отважилась, и эльфу пришлось брать ее на руки и вносить в воду. Посередине Каджи выставил спину островок, поросший ивняком и лопушками мать-и-мачехи; они доплыли до него, выбрались на белый песок, отдышались. Мокрые волосы Амариллис топорщились смешными вьющимися иголками, а губы стали совсем сизыми… но щеки горели румянцем.

-А что, если река решит забрать этот остров с собой? – поинтересовалась девушка, сосредоточенно закапывая правой ступней левую. – Подпихнет его чуть-чуть, и поплывет он… в дальние дали.

-Ты так думаешь? - эльф с интересом наблюдал, как постепенно растет белый сыпучий холмик. – Ну, если ему повезет найти в дельте рукав пошире, и миновать Эригон… может, он и выйдет в море.

-Нет уж, - мириады песчинок покатились по склонам и пальцы вырвались на волю, - пусть лучше сидит здесь. Нечего по морям шастать. Должно же быть что-то… неизменное, - она глубокомысленно покивала головой, - именно здесь, где все утекает сквозь пальцы.

-Как скажешь, - согласился эльф, ложась на спину, заложив руки за голову. Помолчав минуту, он добавил:

-Удивительно, но ты одобрила постоянство… - и засмеялся.

Этот островок так пришелся им по душе, что они возвращались к нему не раз. Легко добирались вплавь, благо течение здесь было спокойным, даже ленивым, обсыхали на теплом прибрежном песке, слушая голос ветра, шелестящего узкими ивовыми листьями. Хэлдар вспоминал все свои ребяческие забавы, и, повинуясь эльфу воздуха, ветер так высушивал волосы Амариллис, что она становилась похожей на одуванчик, потом взвихрял белый песок десятком смерчей высотой в метр и заставлял их плясать вместе с девушкой. А то запевал на несколько разных голосов… или поднимал завесу радужных водяных капель, нежную и искрящуюся, и неожиданно обрушивал ее на разморившуюся на солнце Амариллис.

Они очень мало говорили; Амарилис казалось, что Хэлдар если не слышит, то чувствует ее мысли, и сама она удивительно тонко ощущала его настроения – все было так, словно два звучащих в унисон голоса вели мелодию удивительной песни.

Сыч и Сова, удивительно деликатные и понимающие, не донимали их расспросами, не вызывали на откровенность; они умели радоваться счастью друзей, не вмешиваясь и не смущая его. Но у мужа Сова спросила однажды, что все-таки собирается делать лорд Лотломиэль (она почти никогда так не называла Хэлдара…).

-Не знаю, - честно ответил орк. – И я не могу ни советовать, ни сочувствовать.

-Я полюбила Амариллис, - сказала Сова, - и оставила бы ее здесь, навсегда… признаюсь тебе, я думала, что скоро должен приехать Глитнир… - она смущенно улыбнулась.

Сыч покачал головой – ох уж эти женщины, ну никогда не устоят они перед соблазном устроить чье-нибудь счастье.

-Исключено. – усмехнулся орк.

-Знаю. Достаточно один раз взглянуть на них. Будь что будет – так? – Сыч только кивнул и больше они к этому разговору не возвращались.

А Хэлдара и Амариллис будущее, похоже, вовсе не волновала. Они жили, погруженные друг в друга; время остановилось для них.

На исходе сентября, в один из нескончаемых теплых вечеров они сидели на крыльце сычова дома, ожидая хозяина, отправившегося в бор проведать своих подопечных; Сова хлопотала в саду. Амариллис дремала, положив голову эльфу на колени, укрытая его плащом, пальцы Хэлдара гладили, перебирали ее волосы.

Внезапно вечернюю тишину смутили какие-то нестройные звуки - перестук копыт, перекликающиеся голоса и тихий, тишаший, едва заметный звон. Амариллис вздрогнула, но не головы не повернула. Хэлдар улыбнулся и тихо сказал ей на ухо:

-За тобой приехали, фириэль...

Она привстала и осторожно глянула из-за плеча. И увидела, как у дома останавливаются три таких знакомых повозки, а из них на ходу выпрыгивают люди, и замирают, увидев их. Встают, переглядываются, не решаясь заговорить и помешать им... Темнокожий беловолосый Лиусс держит за руку жену, готовую вот-вот заплакать, близнецы суртонцы, как всегда, скромно прячут глаза, боясь совершить бестактность, Орсон переминается с ноги на ногу и улыбается как дитя при виде дешевой пестрой конфеты; скрестив руки, тепло усмехается мизоанка Рецина, за ее спиной прячется кто-то рыжий, и, без особого успеха стараясь казаться строгим, стоит впереди всех ее брат Арколь. На мгновение прижавшись к Хэлдару еще крепче, Амариллис вдохнула побольше воздуха и, восторженно заверещав, бросилась к друзьям. Подпрыгнув, она повисла на шее у Арколя, чуть не задушив его, что-то несвязно спрашивала, невпопад отвечала; потом ее обнимали, целовали, кружили на руках... Наконец, мало-помалу придя в себя, Амариллис оглянулась - эльф спустился с крыльца и стоял неподалеку. Светлые серебристые волосы, подсвеченные закатным солнцем, казались ослепительно белыми, в уголках губ таилась... улыбка? горечь? Поймав ее взгляд, Хэлдар рассмеялся - неожиданно весело и легко - и подошел к ней, обнял, прижимая к себе; он не казался чужим среди вольного актерского люда, и она, успокоившись, снова ухватилась рукою за его рукав.

-Звонковолосый велел передать тебе, что твое отсутствие затянулось, - сообщил довольным голосом Лиусс, - пора возвращаться, Амариллис. Мы передохнем здесь немного и - в путь.

-Куда? - все еще неуверенно спросила Амариллис.

-В Арзахель. А потом - в Краглу.

-Вы с ума сошли, там же холодища!..

-И коронация впридачу. Нас приглашал новый помазанник лично, так что, сама понимаешь, отказать было невозможно.

Амариллис подняла глаза на эльфа; он наклонил голову и сказал:

-Лиусс совершенно прав. - И еще тише добавил, крепко обнимая ее:

-Живи.

Дата добавления: 2015-08-05