Подавление чувств.

Мы не выражаем все наши импульсы постоянно. За время взросления мы учимся, каким импульсам можно дать выход, а какие следует сдерживать. Мы также учимся тому, когда и как можно выражать определенные импульсы. Сознательное сдерживание импульса совершается при помощи произвольной мышечной системы тела, находящейся под контролем сознания или эго. Это происходит на поверхности тела, чуть раньше того момента, когда импульс высвобождается действием. Фактически мускулы, которые были бы задействованы высвобождением импульса, приведены в готовность совершить действие, но блокируются командой из мозга. Причем сдерживающая команда не влияет на другие компоненты импульса. Мы по-прежнему ощущаем наше желание, соприкасаемся с чувствами и осознаем мысль. Блокируется только действие.

Совсем иначе происходит подавление импульсов. В этом случае блокируются все его компоненты. Слово «подавление» означает, что импульс вдавливается под поверхность тела, ниже уровня на котором происходит наше восприятие. Человек больше не ощущает желания и потерял связь со своими чувствами. А когда память или мысль об импульсе вгоняется обратно в подсознание, мы говорим о репрессии. Воспоминания и мысли вытесняются, импульсы и чувства подавляются. Подавление импульсов не является сознательным или выборочным процессом, каковым является сдерживание выражения импульса. Подавление становится результатом постоянного сдерживания выражения, до тех пор пока сдерживание не станет привычным образом поведения и неосознанными действиями тела. В действительности та область тела, которая задействовалась бы в выражении импульса, омертвляется, образно говоря, хроническим мышечным напряжением, развившимся вследствие постоянного сдерживания. Эта область и в самом деле как бы отрезается от сознания с сопутствующей потерей нормальных чувств и ощущений в ней.

Омертвление какой-то одной части тела влияет на его функционирование в целом. Каждая область, которая становится мертвой, снижает жизнеспособность всего организма. Она до некоторой степени ограничивает естественную подвижность тела и затрудняет дыхательную функцию. Таким образом, она снижает энергетический уровень организма и косвенно ослабляет процесс образования импульсов.

В тех ситуациях, когда выражение импульса вызывает для ребенка угрозу, исходящую от его окружения, он сознательно пытается подавить этот импульс. Он может сделать это, снизив свою подвижность и ограничив дыхание. Не двигаясь и не дыша, можно отсечь от себя свои желания и чувства. В отчаянной попытке выжить человек омертвляет все свое тело. Если такое омертвление заходит слишком далеко, то в результате получается шизоидная личность, которую я описал в предыдущей книге. По этой же самой причине такая личность чрезвычайно склонна к депрессии. В шизоидной личности снижено образование всех импульсов.

Ребенок будет также активно подавлять импульс, когда он станет слишком болезненным из-за постоянной фрустрации. Например, ребенок, потерявший свою мать в толпе, будет плакать от боли потери, он не будет или не сможет плакать просто так, без причины. Через какое-то время он перестанет, потому что боль была слишком интенсивной и отняла у него слишком много сил. В данной ситуации мы предполагаем, что никто не успокоит ребенка. Обессилев, ребенок онемеет. Но онемение пройдет, и он заплачет снова, если к этому времени не найдет свою мать. С каждым разом, однако, плач будет постепенно ослабевать. Это ситуация отчаяния и безысходности, потому что ребенок, оставленный один плакать, может умереть. Рене Спитц записала подобные случаи. Обычно в таких ситуациях ребенок вскоре находит свою маму, и травма быстро проходит.

Однако если мать не просто потерялась, а умерла и ребенок остался без ее любви, то ситуация принимает хронический и серьезный характер. Как бы сильно он ни плакал, маму уже не вернуть, и с каждым разом новый поток слез только усилит боль от потери. Рано или поздно ребенок затихнет. Он прекратит плакать и кричать, но при этом он также прекратит любые попытки взаимодействия с окружающей средой. Он будет лежать в своей кроватке, ни на что не реагируя, в состоянии депрессии, которое, если затянется достаточно долго, может окончиться смертью.

Ситуация будет лишь чуть менее трагичной, когда мать присутствует физически, но отсутствует эмоционально, то есть остается равнодушной к потребностям ребенка. В этом смысле она также будет потеряна для него. Он будет плакать, прося теплоты и близости, которых она не может ему дать, и он будет продолжать плакать, пока для него не станет слишком больно страстно желать недостижимое. В отличие от ребенка, оставшегося без матери, он выживет, но впоследствии научится подавлять как свои желания, так и свои чувства.

Ребенок не может принять потерю материнской любви. Он слишком зависит от своей матери или от того, кто ее заменяет. И такая зависимость очень важна для его выживания. Он не может выразить свое горе, как взрослые, которые потеряли любимого человека. Однако многие взрослые также встречаются с большими трудностями, пытаясь дать выход своему горю. Я считаю, что это происходит из-за частичного подавления импульса к плачу в раннем детстве. В результате высвобождение этого импульса становится невозможным в старшем возрасте.

Импульс плача будет подавляться в детях и по другим причинам, кроме исчезновения матери. Многие мамы не могут выносить, когда их ребенок плачет. Будучи не способной правильно отреагировать на плач из-за своих собственных проблем, она с враждебностью отвечает на настойчивые рыдания ребенка, лишая его своей любви. Она может взять за правило не брать на руки плачущего ребенка, когда тот хочет, чтобы его подержали. Она таким образом учит его, что ему не удастся командовать ею. Она начинает вести с ним борьбу за власть и, будучи сильнее его, выигрывает ее. Если его плач отчуждает мать, ребенок вынужден подавлять его. Когда мать реагирует с гневом или враждебностью, то это оказывает более сильное воздействие на ребенка. Сначала он может заплакать сильнее, но вскоре поймет, что это неразумный поступок с его стороны, и подавит свой плач в интересах выживания.

Хотя такой прием является довольно эффективным, очень трудно бывает заставить пациента в депрессии заплакать. Если попросить его вытянуть вверх руки и сказать «Мама», обычно можно услышать такой ответ: «А какой в этом смысл?», или «Она все равно не пришла», или «Ее там не было». Уже сами по себе такие высказывания могут стать причинами, чтобы заплакать — заплакать, потому что мать не отвечала на мольбы ребенка. Но все эти причины не могут затронуть пациента, который находится в состоянии депрессии. Он подавил почти все свои чувства, ассоциируемые с матерью, и утратил способность выражать свое сильное стремление к ней. Однако это не относится к пациентам, которые не страдают от депрессии: для них такое упражнение часто оказывается довольно эффективным. Обычно оно высвобождает у них целые потоки слез и рыданий. У человека в депрессии даже не хватает энергии, чтобы выразить свои чувства. Когда же энергия восстановлена, плач или выражение других чувств становится возможным.

Гнев, враждебность и несогласие — еще один набор чувств, который часто подавляется детьми. Можно без труда представить себе, что в некоторых семьях выражение этих чувств повлечет за собой суровое наказание. Справедливости ради можно сказать, что сегодня в наших либеральных семьях этого, может быть, уже не происходит, но, бесспорно, имело место в прошлом. У маленького ребенка еще не развито эго, необходимое для сознательного контроля за выражением импульсов. Он все еще живет в мире, где ему принадлежит все или ничего. Постоянно конфликтуя со своими родителями, ребенок будет часто подавлять свои враждебные и негативные импульсы. Сначала он не сможет полностью контролировать их, и они будут прорываться в истерических плачах, но их непосредственное выражение будет блокировано, а со временем и сами чувства будут подавлены. Когда это происходит, то можно увидеть хорошего, послушного ребенка, который подчиняется всем приказам и желаниям своей матери. Конечно, он уже не будет живым человеком, а скорее роботом-автоматом.

В моей практике мало пациентов обладали способностью выражать свои отрицательные или враждебные чувства прямо и убедительно. Я проверил это с помощью простого теста — попросив их говорить «нет» так громко, как только они могли, и при этом ударять руками и ногами по кровати. Практически во всех случаях их действиям не хватало убедительности. Я не думаю, что мои пациенты являются исключениями из всего остального населения. Неспособность сказать «нет», кажется, свойственна для большинства людей. Мои коллеги вместе со мной применяли это упражнение на профессиональных семинарах по всей стране, и повсюду мы сталкивались с одними и теми же трудностями. Из всего этого мы можем сделать единственный вывод, что такие импульсы были подавлены у людей еще в детстве.

В наше время сексуальной свободы кажется старомодным вести разговоры о сексуальных чувствах, которые тоже подавлялись в детстве. Факты, однако, говорят о том, что это все еще происходит, даже в большей степени, чем раньше. Сексуальные чувства подавляются не только потому, что они затабуированы, но и также потому, что они представляют опасность для ребенка. Они особенно опасны, когда родитель открыто или исподтишка обольщает ребенка. Я считаю, что такое обольщающее поведение родителей чаще встречается в наше время, чем в прошлом, из-за нашей чрезмерной сексуальной изощренности. Доказательством может служить все возрастающая гомосексуальность, следы зарождения которой, по моему мнению, можно всегда обнаружить в обольщающем поведении родителя. В этой связи следует помнить, что я говорю здесь о сексуальных чувствах в теле, а не об ощущениях в половых органах. Эти телесные чувства подавляются втягиванием живота и сжатием мускулов таза. Цель такого защитного маневра состоит в том, чтобы отделить от себя чувства нижней части тела, и это мешает человеку ощутить свою связь с землей или свое заземление. Это также сильно нарушает работу дыхательной функции, ограничивая дыхание областью груди и диафрагмой.

Можно, однако, спросить, предположив, что инцеста не будет, какую реальную опасность для ребенка может представлять соблазн, исходящий от родителя. Но ребенок не может позволить себе сделать такого предположения, так как инцест все-таки происходит и, что удивительно, часто после такого отношения со стороны родителей. Есть и другие опасности. Если родитель не осознает своего обольщающего поведения, а ребенок отвечает на него, то он будет рассматриваться как сексуальный агрессор, его начинают упрекать и часто унижают. Мы наблюдали, как это случилось с Анной, один из четырех случаев, описанных в первой главе. Для родителя было бы очень легко перенести таким образом свою собственную вину на ребенка. С другой стороны, если родитель принимает реакцию ребенка, не начиная какие-либо открытые сексуальные действия, ребенок как бы засасывается в орбиту своего родителя и теряет свою независимость. Ребенок, который вовлечен в сексуальные отношения со своим родителем на чувственном уровне, не может сказать ему «нет». Став спутником, ребенок теряет не только свою независимость, но и ощущение своей самости или индивидуальности. Как следствие, у него нет выбора, кроме как приложить все усилия, чтобы подавить сексуальность своего тела.

Подавление чувств создает предрасположенность к депрессии, поскольку оно не дает человеку полагаться на свои чувства при выборе того или иного типа поведения. Его эмоции протекают недостаточно сильно, чтобы задать ему четкое направление; иначе говоря, ему не хватает тех качеств, которые бы сделали его человеком, сосредоточенным на своем внутреннем мире. В такие условия он был поставлен своими родителями, чью любовь и одобрение он пытался получить. Став взрослым, он приложит все усилия для того, чтобы завоевать любовь и одобрение внешнего мира. Он это будет делать, пытаясь доказать, что стоит того отклика, которого добивается. Прилагаемые усилия будут поистине титаническими, ибо ставки слишком высоки, так что вся энергия индивида будет мобилизована и подчинена этой цели.

То, как он будет доказывать, что достоин любви, зависит от родительской шкалы ценностей. Для некоторых ценность их ребенка связана с различными достижениями; для других с самоотречением. Некоторые родители требуют, чтобы их ребенок отличился чем-либо; другие — подчинения, послушания и трудолюбия. Ребенка, который пытается выполнить все эти требования, редко произносимые в открытую, ожидает депрессия; ребенок, который отвергает их, становится бунтовщиком и изгоем. Однако и в том и в другом случае энергия, которую следовало бы направить на удовольствие и творчество, блокируется образом жизни, который нельзя осуществить. Покорный человек впадет в депрессию, когда, несмотря на все его усилия, он не сможет достичь желанного вознаграждения; бунтовщик также окажется в депрессии, когда обнаружит, что боролся в заведомо проигранном сражении.

Мужчинам и женщинам, которые в детстве не получили необходимой доли любви и одобрения, я советую забыть о них. Как только человек достигает взрослого возраста, проблема закрыта. Возвращение в младенчество невозможно. Если он пытается вернуться, он жертвует своим настоящим, то есть своей взрослой жизнью ради этой пустой попытки. Потребности, казавшиеся такими насущными, когда он был маленьким и зависимым, сейчас теряют свой смысл. Взрослого уже не накормить грудью. Поддержка и опора, столь важные в раннем возрасте, не сделают взрослого человека более независимым и зрелым. Нужно смириться с этими потерями и продолжать жить дальше.

Терапевтическая обстановка, кажется, является единственным исключением из этого принципа. Терапевт будет часто выступать в роли замены матери или отца. Он предложит свою любовь и одобрение и может побудить пациента снова вернуться в инфантильное состояние. Это делается, однако, не для того, чтобы как-то компенсировать потери пациента, которые он пережил в своем детстве, а для того, чтобы помочь ему заново пережить их и выразить свою печаль, ассоциируемую с ними. Терапевтическая задача заключается в том, чтобы помочь пациенту найти свой путь к любви себя самого, к самопринятию, а также развить веру в себя, заменив новой верой ту веру, которую он не смог получить от своих родителей.

Дата добавления: 2015-08-03