История украинского казачества XV – середины XVII веков

На протяжении многих столетий взгляды исследователей прошлого украинского народа снова и снова обращаются к истории Запорожской Сечи. Названная К. Марксом «христианской казачьей республикой», она и вправду была одной из интереснейших общественных организаций не только в истории Украины, но и всего человечества. Повышенный интерес к всестороннему изучению её военной организации, классовой расстановке, быту и обычаям не уменьшается и потому, что история запорожского казачества – это история развития демократических основ в средневековом обществе.

Общественному и политическому строю Запорожской Сечи – этой своеобразной антифеодальной организации – был присущ определённый круг демократических черт, к которым исследователи относят, в частности, отрицание крепостнической зависимости и неравенства, предоставление всем беглецам, независимо от их национальности и религиозной принадлежности, права вступать в товарищество, провозглашение равных прав всех казаков на пользование земельными и другими природными угодьями, на участие в высших органах сечевого самоуправления – общих советах, в выборах старшины.

Подобная организация общественной жизни была свойственна и Войску Донскому. Об этом в середине XVII столетия известный российский деятель при дворе царя Алексей Михайловича Григорий Котошихин писал так: «Казакам предоставлена жить воля своя, и начальных людей между собой – атаманов и других – избирают по всем делам, и судятся по всем делам по своей воле, а не по царскому указу… А как они в Москву приезжают, то им честь бывает такой, как чужеземным нарочитым людям, а если бы им воли своей не было, то они служить и послушными быть не стали б…».

Демократизм Запорожской Сечи поддерживался не писаными законами, а обычным правом, перед которым все были равны, которое гласило: «Воля и равенство».

И это был не анархизм. Ибо свобода в казацкой среде непременно порождала и обязанности, а кто нёс на себе их бремя, тот имел свободу. Тут и на самом деле все имели равные права, выступая на добровольный поединок с врагами украинского народа. Гербовый шляхтич должен был жить в согласии со своим бывшим подданным, тот, кто получил образование в университетах Европы, должен был брататься с неграмотным крестьянином. Беглецы от феодального гнёта с Подолья и Северщины, Волыни и Холмщины, Белоруссии и Молдавии – все должны были присягнуть: «Кто хотел бы за христианскую веру попасть на кол, кто хотел бы быть четвертованным, колесованным, кто хотел бы принять муки – вступай в наши ряды. Не надо смерти бояться, умирать все равно один раз».

И казаки мужественно принимали смерть – посаженный на кол гордый запорожец смеялся в лицо своим врагам: «Вот так умер мой пан-отец – царство ему небесное! И покойный дед – упокой его душу, Господи! Так и мне дайте умереть – потомственной, столбовой, дворянской смертью».

Польский летописец С. Грондский свидетельствовал: те из русского народа, которые не хотели больше терпеть ярмо и власть местных господ, шли самовольно в далёкие земли, в то время ещё не заселённые, и там получали себе право на свободу… основывали колонии, и, чтобы отличаться от подданных, которые принадлежали панам, начали называть себя казаками.

В одной из старинных летописей 1490 года впервые говорится о казаках. Именно этот год считается условным годом появления казачества.

Украинскую казатчину обусловили общественные и политические отношения того времени: постоянные набеги крымских ханов на Украину, почти ежегодные угрозы разбойничьих наступлений турецких агрессоров, которые опустошали украинские земли, забирая в плен тысячи и тысячи людей. Шляхетской Речи Посполитой судьба украинского народа была безразличной. Став с 1511 года данником Крымского Ханства, Польша выплачивала ежегодно 400 поставов сукна и 2000 золотых червонцев. А тем временем на рынках Кафы (Феодосии), Козлова (Евпатории), Карасубазара, Бахчисарая турки и татары, греки и евреи продавали украинских пленников. Как справедливо отмечал Михаил Драгоманов, «вместо торговли хлебом началась на побережье Чёрного моря торговля невольниками».

В те далёкие годы, то есть со второй половины XV века, когда беглецы от феодальных притеснений начали группироваться для защиты от нападения ордынцев сначала в небольшие ватаги, а позднее – в достаточно сильные военные дружины, казачество ещё не выступало такой силой, какой стало на переломе XVI–XVII веков. Понадобилось почти сто лет, чтобы развитие его сформировало и выкристаллизовало это самобытное явление в истории средних веков.

Французский инженер Боплан, по проекту которого в 30-е годы XVII столетия была построена на Днепре крепость Кодак, поражённый и увлечённый отвагой запорожцев, писал, что казаки были крепкого здоровья, легко переносили холод и голод, жару и жажду, во время боевых действий – неутомимы, храбры, сильны в защите. Разумные и хитрые, они объединяли в себе бескорыстность и щедрость, страстно любили свободу, отдавали предпочтение смерти перед рабством.

Запорожские пехотинцы были совершенными воинами. Во время походов необычайно дисциплинированные, послушные старшим, отважные и мужественные, не сдавались они легко противнику. Умели организовать лагерь, сложенный из возов, который, когда был в их руках, тяжело было захватить. Они были прекрасными стрелками из ручного огнестрельного оружия и луков, умели также вести меткий огонь из малых, расставленных на возах, пушек.

Находясь в постоянной борьбе с поработителями, вырастали они в храбрых героев, которые, защищая родную землю от вооружённых посягательств чужестранцев, удивляли весь мир своими подвигами и, затянутые в водоворот международных отношений того времени, оказывали на них немаловажное влияние.

Конечно, с самого начала своего зарождения запорожское казачество, которое становилось препятствием осуществлению захватнических планов крымской орды, не могло не привлечь пристального внимания хана, других крупных татарских феодалов. Начиная с конца XV века, документальные источники свидетельствуют о серьёзной силе, которая все решительней заявляла о себе в причерноморских степях, совершенно расстраивая воинственные намерения правителей Бахчисарая.

И не только их: с самого начала XVI столетия развитие казачества беспокоило и турецкого султана. Украинский летописец Григорий Грабянка, в частности, так сообщает об этом: когда султану говорят о восстании на окраинах Оттоманской империи, он и слушать не хочет, а относительно казаков отвечает: «Должен одним ухом слушать». А подтверждение этому – многочисленные его письма к польскому королю с просьбой повлиять на казачество, «привести его в послушание».

Беспокойство охватывало и польско-литовское правительство. Оно пыталось применять самые решительные меры, чтобы остановить развитие днепровской вольницы, которая, чем дальше, тем больше становилась проблемой для урегулирования его отношений с южными соседями.

В 1504 году, например, крымский хан именно из-за казаков отозвал своих послов, которые должны были заключить мирное соглашение с Великим княжеством Литовским. Пограничному черкасскому старосте было поручено тогда разыскать участников похода на татар и сурово наказать их. Он же сообщил в Бахчисарай, что одних посадил в тюрьму, других казнил. Правда, не совсем верится в такие суровые меры пограничной администрации, если учесть, что она в то же время доказывала своему правительству целесообразность укрепления и дальнейшего развития организации запорожских казаков, которые защищали государство от орды.

И вот что получалось: настоятельно отрицая в отношениях с соседними державами своё влияние на запорожцев, правительство тем временем поощряло их к новым походам на татарские владения.

Настало, кажется, время пересмотреть концепцию, которая отрицает участие представителей зажиточных слоев украинского народа в историческом формировании запорожского казачества. Например, деятельность Дмитрия Ивановича Вишневецкого свидетельствует, что все было как раз наоборот. Да и его сановные соратники по борьбе с ордой на южном пограничье – Богуш Корецкий, Семен Процкий, Дмитрий Путятич, Богдан Глинский, Николай Синявский – сознательно или несознательно вносили ощутимый вклад в развитие и укрепление украинской казатчины.

Украинский князь Дмитрий Иванович Вишневецкий действительно принадлежал к господствующему классу польско-литовской державы. Но в тяжёлую для родного края минуту он, как в своё время и князь Дмитрий Пожарский в России, боролся с врагами своего народа.

Вишневецкий не только был готов, как и многие другие патриоты-феодалы, отдать собственную жизнь за честь и свободу украинской земли. Он взял на себя миссию сплотить запорожское казачество из бывших беглецов от феодальных притеснений. И именно в этом проявилась его государственная и военная дальновидность – в умении увидеть и оценить историческую важность вооружённой силы, которую создавал украинский народ для защиты своей земли от иностранного господства и агрессии.

После кончины Дмитрия Вишневецкого-Байды, которого турки за беспрестанную борьбу с ними нарекли «величайшим врагом Блистательной Порты», дипломатическая деятельность Запорожской Сечи на некоторое время выпала из поля зрения современников. Но эта сторона жизнедеятельности днепровской вольницы не угасла.

Громкие походы казачества под предводительством князя Вишневецкого против турецко-татарской орды нашли широкий отзыв и привлекли интерес правителей европейских стран к на удивление организованной военной силе, появившейся на днепровских островах. А следовательно, во многих столицах зарождались проекты использования её в беспрестанных войнах, вспыхивавших то тут, то там.

Происходили предварительные контакты представителей днепровской вольницы с послами европейских стран, в частности, Франции. Кроме того, запорожцы в это время поддерживали отношения с польским правительством, молдавскими господарями и, естественно, со своими донскими побратимами.

Такое количество дипломатических контактов объяснялось тем, что угроза со стороны мусульманского мира в XVI веке была огромной опасностью не только для Украины, а и для всей Европы.

Начиная с 1568 года, польский король, учитывая силу и возросший авторитет запорожского казачества на международной арене, вынужден был официально признать его как самостоятельную военную организацию, предлагая службу и оплату. Конечно, этим преследовалась, прежде всего, цель поставить днепровскую вольность в полную зависимость от намерений шляхты. Однако Запорожская Сечь, насчитывающая тысячи и тысячи человек, куда и далее собирались новые силы, продолжала развиваться независимо от Речи Посполитой, без её ведома входить в дипломатические отношения с соседями.

Широкий размах приобретают контакты с Россией. С начала 70-х годов XVI века они во многом были связаны с заинтересованностью Ивана Грозного в проектах освобождения Молдавии от вассальной зависимости от Порты, а следовательно – и в участии запорожских казаков в антитурецкой коалиции. В частности, значительную роль играла Москва в подготовке казацких походов в Молдавию для помощи местным повстанцам в борьбе с турками.

Так, антитурецкое восстание под предводительством молдавского господаря Ивана Воды-Лютого в 1574 году сопровождалось нападением казаков на Аккерман, который был в то время, по сути, главным опорным пунктом турков в Северном Причерноморье.

Известно, что, хотя в марте 1574 года к Ивану Воде-Лютому под Яссы явилось только 12 сотен запорожцев, последний необычайно высоко оценил их боеспособность: «Вас только тысяча двести, но каждая ваша сотня стоит тысячи!».

И это вскоре подтвердил бой с турецким войском, которое приближалось, чтоб разбить молдавские отряды. Иван Вода-Лютый, полностью полагаясь на казацкого предводителя Ивана Свирчевского (Свирговского), поручил ему три тысячи молдавских всадников. И запорожский старшина проявил себя действительно выдающимся военачальником. В битве у Бендер он сумел удачно расположить своё войско, оставив молдавских всадников в засаде, за холмами, а в первую линию поставив казаков: с левого фланга – четыре сотни с копьями, в центре – четыре сотни с огнестрельным оружием, а на правом фланге – четыре сотни лучников.

Когда турки приблизились, то сначала их накрыли тучи стрел и пуль, что в некоторой мере вызвало панику в центре и на левом фланге. И тут же казаки с копьями атаковали правый фланг турков. У тех, естественно, возник замысел немедленно отрезать четыре сотни казаков. Это противнику удалось: шесть тысяч турков окружили 800 казаков-стрелков, а три тысячи – четыреста казаков-копьеносцев.

Казалось, турки достигли своего – теперь им уже ничто не помешает расправиться с запорожцами. Однако в создании данной ситуации наиболее ярко проявился талант Свирчевского: он дал возможность противнику наяву убедиться в малой численности казаков, что заставило их сгруппироваться не в две линии с резервом, как это делалось обычно, а только в одну, чем они рассчитывали ускорить развязку, молниеносно уничтожить абсолютным большинством горстку казаков. На самом деле же Свирчевский специально подставил под удар одно своё крыло, уменьшив для этого линию фронта и облегчив туркам возможность окружить запорожцев; воспользовавшись этой, так сказать, ошибкой Свирчевского, турки сами попали в засаду, поскольку налетела и окружила их молдавская конница, спрятанная Свирчевским до соответствующего момента за холмами.

В казацкий плен попал и сам ага – командующий турецкой армией. Высокий, красивый мужчина, великий богач. Желая откупиться, предложил казакам заплатить один свой вес жемчугом, два веса – золотом и три – серебром. Но запорожцы, верные предыдущей договорённости с Иваном Водой-Лютым, доставили знатного пленника к нему. Такая традиция – любой ценой держать данное слово – стоила очень много. Это всегда учитывалось партнёрами по дипломатическим отношениям с казачеством.

Молдавские исследователи, анализируя результаты упомянутых военных действий, вполне резонно ставили вопрос: мог бы Иван Вода-Лютый добиться таких блестящих результатов, если бы у него не было под рукой Свирчевского? И сами отвечали: конечно, нет.

Вполне естественно, что в подготовке таких акций важная роль принадлежала дипломатии запорожцев, которые заранее обговаривали и в деталях разрабатывали планы совместных операций. Так, в то время, когда Свирчевский громил турков возле Бендер, от пограничных укреплений Речи Посполитой на 25 лодках по Днестру спускалось 600 казаков под предводительством Покотила. Этот отряд неожиданно для противника напал на Аккерман и захватил его.

При этом следует помнить, что казацким посланцам необходимо было во время боевых действий не раз и не два курсировать между обоими отрядами, доставляя объективную информацию о ходе событий, вносить коррективы в планы, договариваться об изменениях в совместных выступлениях. И они наилучшим образом справлялись с этой задачей.

В истории походов того времени оставила свой след и битва запорожцев возле реки Доколины 1578 года, когда они хотели посадить на молдавский престол Ивана Подкову. Их противник воевода Пётр Хромой приказал гнать перед своим войском стада коров и табуны коней, чтоб таким образом раздавить казацкую пехоту.

Запорожцы не сдвинулись с места, а, подпустив поближе противника, открыли сокрушительный огонь. Испуганные выстрелами кони и коровы повернули назад и внесли полный разброд в войско врага.

Воспользовавшись этим замешательством противника, казаки ударили одновременно справа и слева и добились полной победы.

О Подкове говорили тогда: он доказал, что с небольшой группой казаков можно завоевать княжеский трон в Молдавии, поскольку за четыре года битв с нечестивцами не знал поражения. Однако, как справедливо замечено, ни один военный гений не сможет устоять против предательства. Такая участь постигла и Подкову, после чего он был обезглавлен в Львове.

Особенно широкий размах получило развитие дипломатии Запорожской Сечи в 90-х годах XVI столетия. Кроме Польши и России, казаки вступали в отношения со многими европейскими странами, Ватиканом. О переговорах с австрийским императором Рудольфом II в 1594 году, например, подробно рассказывает в своих путевых заметках его посол на Запорожье Эрих Лясота. Он же называет в своём дневнике казацких послов полковника Станислава Хлопицкого – к московскому царю и сотников Саська Федоровича и Ничипора – к австрийскому императору, отправленных в его присутствии.

В мае – июне 1594 года, по утверждению историков М. Ковальского и С. Плохия, гетман Северин Наливайко вел переговоры с панским легатом Александром Комуловичем, который имел инструкцию от Ватикана склонить казачество к антитурецкому походу.

Первое обращение папы римского к запорожцам датировано ещё 8 ноября 1593 года: «Климент VIII посылает приветствие избранному сыну и благородному мужу генеральному гетману казаков.

…Мы знаем, как славно твоё казацкое войско, а потому оно может быть очень полезным христианскому обществу в борьбе с общими врагами нашей веры. Тем более что мы проинформированы о твоей смелости и знании военного дела: ибо ты не уступаешь храбрейшим людям в смелости и умении командовать войсками…».

С целью остановить развитие украинского казачества польская шляхта в 1590 году приняла на сейме такое решение:

1. Поставить казаков в зависимость от польского главнокомандующего – коронного гетмана, без воли которого они ничего делать не должны.

2. Вписать в холопство всех выписчиков (выписчики – те, кто по разным причинам был исключён польской властью из казацкого реестра).

3. Реестровых также обложить налогом (десятиной).

Конечно, шляхтой при этом ставилась, прежде всего, задача разорвать естественную связь запорожцев с народом, вывести их из прямого подчинения королю, который раньше только утверждал свободный выбор гетмана. Совершенно очевидно, что подчинение казачества непосредственно коронному гетману ставило его в зависимость от польской шляхты.

Понятно, на такие меры Речи Посполитой должна была наступить и соответствующая реакция со стороны казачества. И она не замедлила, о чем свидетельствовали восстания 90-х годов XVI столетия.

В то же время совершенствовались формы политической и общественной организации казачества. Уже с последней четверти XVI века, с тех пор, как польский король Стефан Баторий вплотную занялся устройством казацких дел, все настойчивей пробивала себе дорогу идея военно-территориального полкового разделения запорожцев.

Одним из проектов, предусматривавшим одновременно и примирение Речи Посполитой с украинским казачеством во время восстаний конца XVI столетия, было предложение киевского католического епископа Иосифа Верещинского создать своего рода казацкое государство на Заднепровьи. Записка Верещинского, найденная в Данцигском архиве, предусматривала передачу Войску Запорожскому земель Польши на восток от Днепра. В казацкое государство, во главе которого должен был стоять князь, должны были войти украинские и белорусские земли от Запорожья до Орши. На них предлагалось разместить тринадцать полков: князь со своим полком должен был получить на содержание Переяслав «со всеми хуторами», казацкий гетман как военачальник со своим полком расположился бы в Лубнах и его околицах, другие военно-территориальные единицы – в Пирятине, Старом, Борисполе, Остере, Любече, Гомеле, Чечерске, Пропойске, Кричеве, Мстиславле и Радомле.

Мысль об объединении организационного разделения Войска Запорожского с территориальным, предоставлении полковникам, как носителям основных функций власти в условиях военно-территориального строя, права одновременно решать и административные, и финансовые, и судебные вопросы, находила отзыв в казацкой среде.

Исследуя проект Верещинского, М. Антонович обратил внимание и на такой момент, как утверждение на наивысшего репрезентанта казацкого Заднепровья – князя. По мнению учёного, идея организации казацкой территории в форме княжества была теоретическим достижением, в сравнении с идеей развития власти гетмана, над которым всегда тяготела определённая зависимость от внешней санкции короля (позднее – царя) и в принципе определённое ограничение полновластия. На самом деле, полной свободы на территории, где размещались впоследствии казацкие территориальные полки, гетман не имел даже в чисто военных делах, не говоря уже о вопросах отношений с местным населением. Князь же должен был быть, по проекту Верещинского, полным властелином всей отведённой войску территории, предусматривалось также, что и шляхтичи «должны будут равные обязанности с Войском Запорожским нести под приказами князя вашего, и другие жители целого Заднепровья тоже будут вынуждены так сделать».

Предложения относительно военно-территориального строя казачества выдвигал наряду с Верещинским и сам Наливайко. Его посол в январе 1596 года довел их до сведения короля: основать в междуречье Днестра и Южного Буга что-то на манер пограничной стражи в указанном королем количестве и на государственном жаловании. Кроме службы против татар и Москвы, он обещал выполнять и репрессивные функции относительно бандитов, беглецов из Низ – крестьян и челяди. Совместно с пограничными старостами перехватывать их и резать им носы и уши. Даже на Запорожье обещал он снести гетманство, а оставить там только своего доверенного.

Не обращая внимания на то, что проект Верещинского был фантастическим, неосуществимым, он свидетельствовал об идеях казацкой автономии посредством военно-территориального полкового разделения, о требованиях равенства казаков со шляхтой т даже об отдельном казацком народе с правом на собственную политическую организацию. Очевидно, совсем не случайно в середине 90-х годов в шляхетской среде витали слухи, что казаки, разоряя под знаменем австрийского императора Польшу, хотят основать республику с Наливайко как князем во главе.

Начиная с 70-х годов XVI века, казачество развивалось настолько сильно, что становилось значительной организованной и консолидированной силой, почти независимой от власти. Реформы польского правительства 70 – 90-х годов, первые попытки организации казатчины на «волости» имели значение и для Сечи, поскольку показывали дорогу, которой должна идти днепровская вольница, чтобы сформироваться в отдельный юридически признанный социальный слой. Речь идёт именно о юридическом признании, поскольку фактически казачество как социальный слой уже было признано в Европе давно.

Подытоживая развитие украинского казачества в XVI столетии, можно однозначно сказать: старания Речи Посполитой взять под контроль рост численности и деятельность его, по сути, полностью провалились. Польша, которая считалась влиятельным государством в Европе, оказалась слабой в борьбе с казачеством. Не сумев в середине XVI столетия подчинить себе казацкий дух на Запорожье, она оказалась бессильной и держать в полном повиновении реестровое казачество, хотя организовала его именно для этой цели. Развив стремления запорожцев, реестровое войско достаточно быстро добилось желанных прав, что дало возможность заложить юридическую базу под легализацию и оформление новой, доселе неведомой общественной организации.

С началом XVII века для запорожского казачества главной задачей осталась борьба с турецко-татарской агрессией.

В то время, когда Европа ничего не могла сделать с турками, которые набросили своё ярмо на греков, сербов, болгар, молдаван и других, на берегах Днепра укреплялась общественная организация, которая отважилась бороться с османским порабощением. По утверждению Илька Борщака, по делу против турков к казакам приезжали послы из Испании, Неаполя, Франции, Мальтийского ордена.

В начале XVII столетия в Европе из представителей многих наций сложилась своеобразная «лига христианской милиции», целью которой было изгнание турков из Европы. Позднее гетман Сагайдачный и все войско записалось в неё. Во главе лиги стоял французский князь де Невер, потомок последнего греческого императора Палеолога; казаки обещали ему «поднять против турков всех христиан одной с ними веры».

Нужно сказать, что французские правители усиленно распространяли среди членов лиги слухи о своих антитурецких настроениях, стремлении изгнать султана из Европы и объявить против него крестовый поход. Одновременно они находились в достаточно дружественных отношениях с султаном Порты. Так, в 1604 году все нации, которые хотели торговать с Турцией, за исключением Англии, должны были посылать свои корабли под французским флагом. Кроме того, дружба французского короля Генриха IV с султаном была способом запугивания австрийского императора и испанского короля нашествием турецких вооружённых сил, что было залогом безопасности Франции. Итак, в таких обстоятельствах, когда все члены «лиги христианской милиции» заботились, прежде всего, о собственных интересах, лишить Турцию права быть хозяйкой южных морей выпало на долю украинского казачества.

Во французском городке Карпантрас недалеко от Авиньона найдены ценные рукописи о контрактах старшего Войска Запорожского с этой лигой, которая возникла именно здесь.

Росту международного авторитета Сечи способствовали выход запорожских казаков на Чёрное море и их победительные морские походы на Турцию. Вот почему история этих походов заслуживает особого внимания.

Походы на море были вызваны к жизни необходимостью защиты родины – и это следует подчеркнуть – а не грабительские намерения, как иногда представляют отдельные исследователи. Поскольку если казаки в конце XV – в первой половине XVI веков пускались в погоню за ордой аж к берегам Чёрного моря, то не только с целью отобрать захваченное хищниками-кочевниками, а в первую очередь спасти ясырь.

Очевидно, с того времени украинское казачество окончательно осознало необходимость иметь собственную сильную флотилию, которая могла бы влиять на развитие событий на Черноморском побережье Крыма и Турции. И решение этой задачи взяли на себя казаки, жившие на Днепре за порогами – запорожцы, или низовцы.

Там, среди ивняка и ситника, основали они лагеря-сечи, недоступные и тяжёлые для обнаружения чужаками. Там принимали решения о морских походах, выбирали атаманов и комплектовали экипажи чаек.

К морскому походу запорожцы готовились очень старательно. Его организация охватывала следующие этапы: выборы старшего – походного атамана, определение цели похода, разделение казаков на экипажи, выбор места и времени для строительства чаек, обеспечение их необходимым снаряжением и вооружением.

За несколько недель до похода на Днепре на многочисленных островах собирали материал для строительства и оснащения чаек. Каждый отряд-экипаж, в составе которого было 50 – 70 казаков, строил чайку для себя на протяжении нескольких недель. В зависимости от того, насколько большим должен был быть поход, выставлялась флотилия от чуть более десяти до 80 – 100 чаек. Такое оперативное формирование огромных флотилий было возможно благодаря совершенной организации. Каждый имел определённые обязанности, который должен быть выполнить как можно лучше. А были среди казаков разные ремесленники, в том числе и судостроители.

Для строительства челнов использовали липу, вербу, ситник, которых в районе Днепра было предостаточно. Большие леса тянулись по правому берегу Днепра, в районе порогов и на многих островах.

Что же касается самой чайки, то следует сказать, что это был большой морской челн, в котором могло поместиться от 50 до 70 человек – со снаряжением, вооружением и провиантом. Главной его частью, как свидетельствует французский инженер Боплан, был киль длиной около 15 метров, выдолбленный из липового или вербового пня, расширенный кверху. От него отстраивали корпус, прибивая доски, расширяя и удлиняя его с увеличением высоты, а челн обеспечивали жердинами. Крепко спаянные доски обводили колодой из липовой коры и обливали их смолой.

Потом с внешней стороны на обоих бортах с помощью липового лыка и дикой вишни привязывали снопы камыша. Снопы эти не позволяли судну затонуть даже тогда, когда он наполнялся водой. Охраняли они также экипаж от пуль, которые летели низко, и одновременно выполняли роль кранцев. Воду, которая вливалась в середину, выливали черпаками.

Имеются такие свидетельства из более поздних времён: за гетманство Ивана Мазепы на один казацкий челн, кроме дерева, затрачивалось 13 пудов железа, 2 бочки смолы, 200 аршинов полотна, 20 сажень каната, 3 пуда пакли, 195 аршинов различных шнуров для подвязывания камыша.

Уместно будет указать, что на строительство одной турецкой галеры затрачивалось 150 центнеров железа, 168 центнеров верёвок и канатов на снасти. На период одной навигации на неё затрачивалось 20 центнеров смолы, 12 центнеров пеньковой пакли, 4 центнера сала.

Длина чайки достигала 20 метров, ширина – 4, осадка – 1,5 метра. Учитывая длину челна, возникали трудности при выполнении поворотов, замечает Боплан. Казаки решали этот вопрос, прикрепляя два весельных руля на носу и на корме, что способствовало маневренности челна, давая возможность, при необходимости, выполнить сложный поворот. Было это важно во время морских боев, при операциях в портах противника и плавании на водах с навигационными препятствиями.

На каждом борту у чайки было по 10 – 15 весел. При попутном ветре использовался парус со складной мачтой. Английский дипломат Рио так описывает казацкую чайку: «Их парусники – длинные и лёгкие, имеют с каждого борта по 10 весел и по два человека при каждом весле. Нос и руль построены почти одинаково: поэтому они устанавливают руль на носу, или на корме, чтобы не разворачиваться кораблем, и, таким образом, выигрывают время

…Каждая единица (чайка) имеет по 50 отборных человек. Вооружены пушками, а также саблями, которыми орудуют очень искусно.

…Казаки – это нация неприхотливая, очень работящая и привычная жить тем, что случится. Они очень хорошо маневрируют, и то с такой скоростью, что враг узнает об их нападениях только после налёта». Воспитанные на Днепре и его притоках, казаки были знаменитыми гребцами. Поначалу тяжелее было на море, поскольку не было ещё тогда соответствующей подготовки. Поэтому, когда усиливался ветер и поднимались волны, сворачивали парус и пользовались вёслами. Но с опытом запорожцы стали, как известно, отличными мореплавателями.

Чайки были открытыми лодками, без палубы, со скамьями, которые укрепляли в то же время всю конструкцию. Экипаж, строивший челн сам себе, знал, естественно, его в совершенстве, что сильно помогало во время морского похода. Кроме того, непосредственное участие в строительстве позже облегчало также ремонт лодки и починку при повреждении. Казаки заботились о ней и беспокоились заранее о её консервации: от правильной эксплуатации чайки зависели эффективность похода и жизнь его участников.

Каждый казак, отправляясь в морской поход, брал с собой, как правило, два ружья или пистоля, 3 килограмма пороха, свинец и саблю. Чайка могла иметь до 6 малых пушек-фальконетов с полным боекомплектом. Они, кстати, были в основном с турецких кораблей. Кроме того, каждый из участников похода брал с собой дополнительно одежду для смены, белье и шапку. Брали также сухой провиант, поскольку не было возможности варить горячую еду, и воду. Сухой провиант состоял из толчёных сухарей, сушёной рыбы, сушёной баранины и саламахи (муки, преимущественно гречневой, и пшена). Провиант и воду хранили в длинных бочках, сложенных на дне чайки. Брали также необходимое имущество: компас, запасной парус, плотницкое снаряжение, канаты, черпаки, фонари и другие предметы, необходимые во время продолжительного пребывания на море.

Чайка имела большую боевую силу и в описываемое время на Чёрном море была совершенным и очень дешёвым орудием борьбы. Оказывалась она незаменимой в боях у берегов, на водах с многочисленными мелями, недоступными для больших кораблей, и на реках.

В связи с этим стоит вспомнить случай, когда в XVIII веке Россия решила создать Днепровскую флотилию. Фельдмаршал Миних тогда интересовался у запорожцев, могут ли их суда «с грузом и без груза чрез пороги весною пройти», поскольку намечалось этот заказ выполнять на Брянской верфи. Казаки дали ответ, что «таковы суда, а особливо дубы вешнею водою без груза чрез помянутые пороги проходить могут».

При этом было решено: изготовлять в Брянске суда по образцу казацких чаек следует с учётом глубины Днепра.

Запорожский челн был быстрым, для турецких галер – неуловимым. Продвигалась чайка тихо, а флотилия в местах угрозы шла в сгущении, чайка возле чайки. Рекой плыли друг за другом. На лодке походного атамана развивался флаг командующего.

Казаки, с учётом условий пребывания на чайках, выходили преимущественно в июне или ранней весной. Из похода казаки возвращались обычно осенью.

Служба на чайке была тяжёлой. Её экипаж постоянно находился под солнцем, дождем, на ветрах, волнах. Гребли преимущественно в три смены, а сложные обстоятельства требовали от экипажа большого физического и психического напряжения. Бурное море вызывало у членов экипажа морскую болезнь, что приводило и к ослаблению внимания, наблюдательности, памяти и мышления, к сонливости и потере интереса, особенно у тех, кто не грёб, а сидел бездеятельно. Тяжёлые морские условия вызывали упадок сил и быструю утомляемость, что делало греблю неполноценной. Помогала решить эту проблему частая смена гребцов. Потому-то перед походом осуществлялся суровый отбор, и казаков, неспособных выдержать службу на чайке, не брали. С целью приучения к тяготам службы в морские походы брали каждый раз определённое количество молодых людей, которые упражнялись в казачестве. В получении навыков мореплавания не последнюю роль играло плавание на Днепре и попытки преодолевать пороги.

Морская боеспособность чаек давала возможность казакам вести боевые действия на большом расстоянии от Днепра, в любой части Чёрного и Азовского морей. При этом флотилия, группа и отдельные чайки имели значительную самостоятельность. Ведение боевых действий на этих морях, далеко от родных берегов, требовало от запорожцев отваги, последовательности и выносливости, самостоятельности и активности, смелости и рассудительности в решениях, способности рисковать, предусмотрительности и осторожности.

На чайке действовали коллективно. Усилия целого экипажа и флотилии в выполнении боевого задания опирались на взаимозависимость, и казаки побеждали на море именно благодаря коллективным усилиям. Эта коллективность возникала из взаимного доверия, уважения, дружелюбия, профессионализма, совместного опыта и поддержки в борьбе, а также из суровой дисциплины. За каждое проявление неподчинения безоговорочно наказывали, а того, кто употреблял алкоголь, например, просто выбрасывали за борт. Кроме того, экипажу чайки свойственны были единомыслие относительно осуществляемого задания, взаимопонимание, привычки гармоничного коллективного действия и высокий уровень организованности.

Нужно отметить: флотилии чаек в основном уклонялись от борьбы с турецкими военными кораблями. Как правило, они атаковали торговые суда, чтоб освободить галерных невольников и взять товар, который полностью старались доставить на Запорожье.

Запорожцы атаковали отдельные корабли противника, а вынуждены были к борьбе с турецкими группированиями, принимали бой и чаще всего выходили из него победителями. Знали они, что попасть в турецкий плен – это значит быть подвергнутым мучениям и пыткам, потому не сдавались, предпочитали погибнуть в бою.

Сплочённые турецкие галеры были бессильными против быстрых и маневренных чаек, которые перед превосходящими враждебными силами, уклоняясь от борьбы, отступали, особенно тогда, когда на челнах уже были трофеи похода.

В битве с кораблями, оснащёнными артиллерией, казаки могли понести потери, потому вели себя они осторожно и старались использовать преимущества собственных лодок. Поскольку чайка с большой осадкой выступала из воды приблизительно на один метр, то трудно было её заметить. А вот экипаж видел, что происходит на море, легко с большого расстояния распознавал оснащённые мачтами турецкие галеры. После распознавания противника и принятия решения об атаке экипаж искусно сворачивал парус и складывал мачту. Старший определял направление атаки и маневрировал так, чтобы относительно объекта атаки занять позицию под солнцем и не быть замеченным. За час до захода солнца чайки занимали позицию на одну милю от объекта атаки и, дожидаясь ночи, следили за ним, чтоб не потерять из поля зрения.

Самым эффективным способом борьбы чаек с турецкими кораблями был абордаж. Группа чаек, чаще всего – ночью, быстро приближаясь к туркам и маневрируя, принуждала атакуемый корабль рассеивать артиллерийский огонь. Поскольку пули из пушек, расставленных на палубе высоких турецких кораблей, выше чаек, не причиняли им вреда, казаки вторгались на палубу и вступали в рукопашный бой. Во время боя казаки вели огонь из ружей и пистолей, дрались саблями, ножами и даже кулаками. Группа казаков освобождала прикованных к скамьям гребцов-невольников, которые пополняли казацкие ряды.

В 70 – 80-ые годы XVI столетия морские походы казаков получили такой размах, что вынудили правителей орды ставить вопрос о строительстве выше днепровских порогов укреплённого замка, который, преградив дорогу на Сечь, поставил бы её жёсткие политические и экономические условия.

Вообще с появлением на атаманстве в Сечи Петра Сагайдачного начинается действительно новая эпоха в формировании украинского военного искусства. Смелость, неожиданность и разрушительность его походов, равных которым не было ни до, ни после Сагайдачного, свидетельствовали о его военном гении.

В 1617 году вместо Петра Сагайдачного был избран старшим Войска Запорожского Дмитрий Барабаш. Морские походы казаков продолжались. В том же, 1617 году, Дмитрий Барабаш повел казаков к столице Порты, и они одержали в море победу над османской флотилией, нагнав на правителей Порты такого ужаса, что те стали угрожать войной против Польши, если та не примет мер в отношении казаков.

В 1620 году, в конце зимы казаки были готовы выйти в море на 300 чайках. С началом весны они начали невиданную экспедицию на турецкое побережье. Французский посол в Порте де Сези послал королю Людовику XIII депешу такого содержания: «Они (казаки) пользуются такой славой, что нужны удары палками, чтобы заставить турецких воинов выступить против них на нескольких галерах…»

1621 год. Весной состоялся совместный поход 1300 донских и 400 запорожских казаков «за Чёрное море» на город Ризу. На этот раз казаки понесли значительные потери во время штурма турецких укреплений, а также во время битвы с преследовавшими их 27 османскими галерами.

Но следующий выход в море в июне – июле был успешным. Посол де Сези сообщал из столицы Блистательной Порты: «Страх, охвативший жителей этого города, был так велик, что невозможно описать».

Узнав о действиях казаков, турецкий адмирал Халиль-паша, стоявший со своей эскадрой в Килие, решил атаковать их. Казаки приняли этот вызов, заманили турков на мелководье, разгромили их, потопив 20 кораблей.

В битве, которая состоялась вскоре недалеко от устья Дуная, турки потеряли ещё 20 кораблей.

Захваченных в плен казаков жестоко казнили: часть раздавили слонами, других, привязав к галерам, разорвали, третьих закопали живыми, а около 40 человек, посадив в лодку, посреди Дуная облили смолой и сожгли.

Именно регулярные вылазки запорожцев вместе со своими донскими побратимами на море причиняли ощутимые удары по Турции, которая постепенно утрачивала свои позиции и роль в мире того времени. Походы украинского казачества на Черноморское побережье Блистательной Порты, как правило, согласовывались с одновременными боевыми действиями союзников по «лиге христианской милиции» в районе Средиземноморья, что заставляло турецкого султана вести оборону в нескольких направлениях. А систематичность совместных действий членов «лиги христианской милиции» истощала экономические возможности Турции, подрывала боеспособность её армии. Кроме того, героические походы служили примером угнетённым Портой народам Европы, способствовали развёртыванию их национально-освободительной борьбы. Все это в комплексе повлияло на снижение военного могущества Турции.

Одновременно возрос авторитет украинского казачества в Европе, которое, по образному высказыванию современников, протягивало руку в пасть зверя. Отныне его представители не только сидели на равных за столом переговоров в Варшаве, не только налаживали постоянные контакты с соседними державами, но и укрепили своё положение в системе международных отношений того времени.

Героическая эпоха морских походов украинского казачества, безусловно, связывается, прежде всего, с именем прославленного Петра Конашевича-Сагайдачного. Но не менее выдающиеся события связаны с дипломатической деятельностью этого гетмана в области правового утверждения днепровской вольницы, признания в определённой мере её самостоятельности со стороны Речи Посполитой. Именно с его именем следует связывать подъем авторитета Войска Запорожского, что давало последнему возможность поднимать свой голос за политические и национальные права украинского народа.

Его фигура не была обделена вниманием и в Польском государстве, которому он с целью достижения новых уступок Украине давал возможность использовать вооружённую силу запорожского казачества, в том числе в многочисленных в то время европейских битвах. «Этот Петр Конашевич,– отмечал один из польских военачальников,– настолько поднимался над своим простым происхождением и образом жизни своим острым умом, выдающейся зрелостью мыслей, необычайной сообразительностью в словах и делах, что с полной справедливостью должен быть зачислен для потомства среди самых выдающихся людей Польши».

Своим союзом с духовными и светскими кругами украинской интеллигенции, активным участием в современных ему церковно-национальных процессах Сагайдачный приобрел необычайную благодарность и уважение, покрыл себя бессмертной славой в глазах украинского общества.

Рассматривая дипломатическую деятельность украинского казачества времён Петра Сагайдачного, нельзя обойти вниманием и тот факт, что именно он был инициатором расширения связей между Украиной и Россией. Отправленное им в начале 1620 года к русскому царю Михаилу Фёдоровичу посольство во главе с атаманом Петром Одинцом заявляло в Посольском приказе, что запорожцы «всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царские милости к себе ныне и вперёд искать хотят».

И хотя царь «похвалял» гетмана Сагайдачного за этот шаг, послав при этом «жалованье» Войску Запорожскому, следует в то же время отметить, что особенно большой заинтересованности русское правительство в отношениях с ним не проявил. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что в специальной грамоте путивльским пограничным воеводам из Москвы указывалось в суровом тоне за то, что они «запорожских черкас посланцы Пётр Одинец с товарищи 15 человек» отпустили в Москву, «не даждався… указу». Сам царь не принял посольства, ссылаясь на то, что приближается великий пост, а «в пост никакие послы иноземные не бывают». Кроме того, в грамоте Сагайдачному отсутствует конкретное отношение к предложению украинского гетмана о переходе запорожцев в подданство Российского государства, а только упоминается про «лёхкое… жалованье 300 рублёв денег». Больше того, на предложение казацкого посольства относительно похода на Крым грамота эта не одобряла подобную акцию в данное время: «А на крымские улусы ныне вас не посылаем, потому что крымской Джан-Бек-Гирей царь на наши великие государства сам и царевичи, и князи, и мурзы не ходят и людям нашим шкоты не чинят никоторые, а наши люди потому ж крымским улусам шкоты никоторые не делают».

По всему видно, что Сагайдачному в Москве не доверяли полностью. Объяснялось это, прежде всего, тем, что там были совсем свежи воспоминания о походе этого гетмана во главе 20-тысячного казацкого корпуса в составе войска Речи Посполитой против Российского государства в 1618 году. Долго не могли забыть в Москве и то, что казаки Сагайдачного захватили в том же году в Ельце поминки Михаила Федоровича крымскому хану (8467 рублей), которые везли русские послы С. Хрущёв и С. Бредыхин.

Не получив конкретного ответа из Москвы, Войско Запорожское направило всю энергию на восстановление прав православной религии на Украине. С этой целью на общем совете в Сухой Дубраве в июне 1621 года, где присутствовал и королевский посол, обсуждалось выступление киевского митрополита Иова Борецкого о притеснениях, которым подвергается «греческая» вера. Как описывает участник событий, на совете были назначены послы к королю – Сагайдачный, Курцевич и ещё двое. Им поручалось добиваться в Варшаве, чтобы Сигизмунд III утвердил митрополита и владык, посвящённых патриархом, поскольку будут в противном случае брать в плен шляхту. Если же король выполнит просьбу – обещали ему отслужить.

Переговоры продолжались в столице Речи Посполитой десять дней – с 20 по 31 июля. Для казаков они были успешными, поскольку король пообещал решить религиозное дело на ближайшем сейме. И Сагайдачный, который в то время не был гетманом, считал с великим удовольствием, что «получил утешительный для войска ответ».

Этот результат был неслучайным: помня о прошлогоднем поражении под Цецорой от Порты и понимая, какую угрозу несет поход турецкого султана, уже мобилизовавшего войско, Речь Посполита стремилась привлечь казачество в этот момент на свою сторону. Вопрос стоял необычайно остро: быть или не быть Польскому государству. И не только ему, а и украинскому народу, который в случае поражения Речи Посполитой попал бы в страшную неволю османских феодалов, которую уже испытало много народов Европы.

Когда Сагайдачный вернулся в войско, которое уже было под Хотином, куда подступила огромная турецкая армия, объявив войну Польше, то оно благосклонно встретило его сообщение о результатах переговоров. Более того, на этой волне казацкая рада сбросила с гетманства Бородавку, обвиняя его в больших потерях в недавних боях с турками, и приговорила к казни. Взамен булава старшего Войска Запорожского была вручена Сагайдачному.

Во время пребывания Сагайдачного в Варшаве, а турецкая армия уже вышла в поход на Украину, гетман Бородавка прислал атамана Соколку с двумя товарищами на Дон с приглашением выступить против турков. В Кругу Войска Донского была предъявлена грамота польского короля, которая обещала по 30 золотых на добровольца. Вскоре под Хотином были и донские казаки.

Вернув уже в последний раз утраченную полтора года назад власть, Сагайдачный как мудрый политик сделал все, чтобы выполнить данные королю обещания верной службы: в необычайно сложных условиях, постоянно отбиваясь от татарской орды, он сумел вовремя привести казацкое войско в польский лагерь. Было его, по польским документам, около сорока тысяч человек: полк Сагайдачного – 3000, Ивана Зискаря – 2320, Богдана Куреши – 1600, Тимоша Фёдоровича – 1400, Мойсиха Писарка – 2500, Фёдора Белобородько – 3200, Данила Дерекала – 3000, Адама Подгурского – 3700, Яцка Гордиенко – 2700, Цецюры Севрюка – 3200, Ивана Гордия – 2000. Запорожцев оказалось больше, чем шляхетского войска, насчитывавшего под своим знаменем только 35 тысяч человек, среди которых, кстати, было 8 – 10 тысяч регулярных казаков. И именно украинское казачество взяло на себя главное бремя битвы против 150-тысячного турецкого войска под Хотином. Возглавляемые Сагайдачным казаки, как отметил М. Грушевский, вписали в историю хотинской кампании немало несравнимых примеров отваги и самоотречения на благо и честь державы-мачехи, которая нас, потомков этих героев, наполняет смешанным чувством гордости, сожаления и стыда за эти рабские геройства для пользы врага-пана, непримиримого вражеского режима, каждая услуга которому, в конце концов, как оказалось, была преступлением перед собственными национальными интересами.

Надежды Сагайдачного «заслужиться» перед королем, чтоб тот удовлетворил требования казаков после успешного завершения хотинской войны, не оправдались. Король не выполнил своих обещаний.

Надеясь на признанные всеми казацкие заслуги перед Речью Посполитой, послы Войска, отправленные прямо из-под Хотина, везли к Сигизмунду III следующую петицию: «Посольство запорожских казаков к королю его милости и Речи Посполитой – прошение за кровавые, во всем христианском мире славные и всему поганству очевидные заслуги…»

В этой петиции казаки заверяли в своей готовности к услугам польского короля, просили повышения годовой платы и регулярной её выплаты, возмещения убытков, понесённых во время турецкой войны, определения казаков, покалеченных во время битв с турками, в госпиталь. Просили казаки также вернуть им имущество, данное королем их предкам – Борисполь с окрестностями. Касалась петиция свобод, предоставленных его предками и самим королем казакам за их «кровавые заслуги»; возможности жить, «где кто жил или где кому нравится, оставаясь при своих свободах без всякого притеснения от правительства»; возможности пойти на службу с ведома короля; возможности «промышлять себе с ловли зверя или рыбы, если бы кто мог или захотел этим заняться». Затрагивали они и вопрос «религии греческой».

Король не выполнил своих обещаний перед послами Войска Запорожского. Более того, его инструкция комиссарам предусматривала добиться уменьшения реестровых казаков до одной-двух тысяч, а всех остальных из сорокатысячного контингента, находившегося под Хотином, вернуть назад в панскую зависимость.

Это, конечно, не могло удовлетворить запорожцев, и они с началом 1622 года отправили с петицией к королю новое посольство, которое побывало у него на приёме 21 февраля 1622 года.

Тем временем умер Пётр Сагайдачный. Гетманскую булаву прибрал к рукам его верный соратник Олифир Остапович Голуб. Во время его избрания казацкая рада поставила требования перед польским комиссарами не только выплатить прошлогодние деньги и нынешние, но и вообще повысить плату, или иначе казаки не пойдут на море. Шла речь также о постоянных метах расквартирования реестровиков на Украине.

Нерешённость казацких проблем вызвала у Запорожцев недовольство. Потеряв доверие к обещаниям польского правительства, казачество вошло в переговоры с претендентом на крымский престол Шагин-Гиреем и приняло участие в его борьбе с османской Портой.

В 1625 году в Москве принимали луцкого епископа И. Борискевича, который по поручению Борецкого передал Михаилу Фёдоровичу и патриарху «прошение», чтобы они «милость показали» и простили запорожцам их участие в походе на русские земли в 1618 году. На что было сказано: о совершенном тогда казаками украинскими царь «вперёд памятовати не будет, а они б за то царскому величеству служили».

Как видим, украинское казачество бралось европейскими странами в особый расчёт при организации антитурецкой борьбы.

В отношениях с польским правительством казатчина продолжала добиваться своего. Осенью 1627 года она отправила в Варшаву Яцка Клишу, Ивана Туровца, Константина Волка, Константина Занкевича, Станислава Яблонского и Фурса Малейкевича, чтобы добиваться повышения платы, дотации на артиллерию и получения десяти тысяч золотых, обещанных ранее королем. Особенно настойчиво ставился вопрос о притеснениях казаков со стороны шляхты. Однако и на этот раз посольство вернулось на Украину не с полными руками, хотя казацкие дипломаты сумели привлечь на свою сторону и кое-кого из высокопоставленных представителей власти. Так, конюший Литовский князь Збаравский с болью обращался к сенаторам: «Знаю то хорошо, как поступают с ними (украинцами) со времён Брестского собора. Знаю то хорошо, как на сеймиках дают им надежду, а на сеймах подшучивают над ними; на сеймиках зовут братьями, а на сеймах отщепенцами… Но чего домогаются от этого достойного народа и на каком основании хотят и какой цели добиваются – этого я ну никак понять не могу».

Такая политика польского правительства, естественно толкала казачество на самостоятельные действия. Тем более, что не получило оно ни от короля, ни от сейма конкретного ответа и на поставленный вопрос о потерях, которые могут быть понесены от сооружения татарами замка на нижнем Днепре. Только в закулисных разговорах казацким послам высказывались предложения, чтобы Войско Запорожское само развязывало эту проблему. И оно не замедлило это сделать: достаточно легко, «счастливым образом», как писали сами запорожцы потом королю, они захватили Ислам-Кирмень, построенный татарами в прошлом году на левом берегу Днепра, разрушили его, забрав более десятка пушек, и с триумфом вернулись на Запорожье.

В начале 30-х годов XVII века казацкая старшина была занята развитием отношений с европейскими странами, в частности, со Швецией. Правители последней уже давно разрабатывали планы союза с украинским казачеством, чтобы использовать его в своих интересах. Впервые шведский король решил войти в непосредственные связи с днепровской вольницей в 1626 году, когда он отправил со своим послом к русскому царю Александру и православного Любима Рубцова, которому поручалось побывать у «запорожских казаков для важных дел». Однако тогда эта миссия не удалась, поскольку в Москве не захотели пропустить Рубцова на Украину.

Через два года шведский посол в Трансильвании и Турции Павел Страсбургер по поручению своего правительства интересовался сведениями об украинских казаках, их внутренним бытом, отношением к Крыму, Молдавии, Польше. Своеобразный отчёт Страсбургера содержит рекомендации королю Густаву-Адольфу использовать казаков в своих целях.

И только в сентябре 1631 года состоялось шведское посольство в Войско Запорожское. Однако новый гетман Иван Петражицкий был лоялен к шляхетской Польше, и казацко-шведские отношения в то время не завязались.

Зато, очевидно, наладились контакты с другими европейскими державами, поскольку под июнем 1631 года есть упоминание о пребывании казаков в Силезии.

Новый король польский Владислав IV, как и его предшественник, отделывался от казаков обещаниями. В определённой мере его можно понять: после войны с Россией, закончившийся в 1634 году, в польском государстве осталось очень много казаков, для содержания которых не было государственных денег. Но и казаки, конечно, не могли бездействовать, и когда услышали, что австрийский император Фердинанд II (1619–1637 гг.) получил разрешение от польского короля набирать в свою армию наёмников, охотно согласились на это. Их послы быстро уладили все дела, и в начале 1635 года в австрийском войске уже насчитывалось несколько тысяч казаков. В отделениях генералов Верта и Галласа совместно с хорватскими гренцерами они составили самую подвижную лёгкую конницу.

Нужно отметить, что известный европейский полководец времён 30-летней войны Валленштайн и его генералы требовали от Сигизмунда III ещё 1631 году, чтобы слал им на помощь запорожцев, а не польских гусаров.

Когда Франция объявила 21 мая 1635 года войну Испании, и уже в начале июня французские войска вошли в Бельгию, император австрийский, находясь далеко от этих мест и не имея ближайшего войска в Бельгии, выслал туда как можно быстрей казаков и хорватов, чтоб они беспокоили и истощали французское войско и, по возможности, прервали его коммуникационные средства. Казаки с хорватами успешно выполнили эту миссию.

В середине июня 1636 года во время отступления императорской армии казаки и хорваты возле Ландау взяли на себя миссию задержать наступающих французов, что им и удалось. Но в начале июля воины Носковского начали бунтовать, поскольку им за последние полгода не заплатили ни гроша. Собралась казацкая рада, которая решила: разорвать контракт с императором и ехать домой.

Задержал их между Рейном и Франкфуртом польский посол в Видне князь Оссолинский, к которому обратился за помощью австрийский престолонаследник Фердинанд. Оссолинский написал письма к Носковскому и «братьям-казакам», чтобы они вернулись в австрийское войско. В то же время он объяснил Фердинанду, что казаки – это не польские воины, они не репрезентируют польской военной традиции в данном случае.

И только после этого казаки согласились на новые переговоры. Новый контракт с большинством казаков был подписан 21 июля 1636 года, когда им выдали определённую часть платы. Тогда 3000 казаков под командованием Носковского, став снова цесарскими наёмниками, попросили не возвращать их в Люксембург, влить в армию фельдмаршала Геца. 1400 казакам, в основном раненым и больным, разрешили вернуться домой через Нюрнберг, Верхний Пфальц и Чехию.

Казаки же, которые остались с Носковским, воевали потом в Гессене, где заняли Варсбург и Падерборн, сыграли решающую роль во взятии Сеста, Дортмунда, Верла и Гамма, и потому фельдмаршал Гец выдал специальную грамоту для своих храбрых наёмников с востока.

А 2000 старых казаков-наёмников тем временем составляли вместе с хорватами Изолания ударную силу кавалерии генерала Верта. 14 августа они взяли крепость Корби, находившуюся недалеко от Амьена на пути в Париж, Руа, Модидье и дошли до Компаньен.

На этом участие украинских казаков в боевых действиях закончилось. Те, что были у Верта, отказались возвращаться на родину, став постоянными наёмниками в австрийской армии. А казаки Носковского оставили службу у австрийского императора, послав к нему своих представителей с просьбой выплатить положенные им деньги. Тот принял казацких послов весьма благосклонно, похвалил их за храбрость и пообещал рассчитаться, очевидно, ещё до того, как они оставят территорию. С учётом этого все казаки сошлись в Силезии и остановились у города Графенберг. Деньги долго никто им не привозил. А в ответ на новый бунт было выслано сильное войско под руководством графа Мансфельда, которое полностью разбило казаков, убив несколько сотен, и выкинуло их за границы империи.

Мы имели возможность убедиться на примерах в том, как обходились с запорожцами после того, как они отбывали службу европейским монархам.

Одновременно следует отметить, что французы, столкнувшись с казаками на поле боя и ощутив на себе их военную подготовку, решили пригласить запорожцев на свою службу. В Париже найден документ, свидетельствующий о намерении завербовать в 1636 году 4000 украинских казаков во Францию. Однако больше никаких следов о переговорах французских властей с казацкими послами пока не обнаружено.

В 1637 – 1638 годах казачество поднялось в восстаниях против польской шляхты под предводительством Павлюка и Остряницы. Они закончились драматически: запорожцы вынуждены были согласиться на возвращение к шеститысячному реестру, на полковников из шляхты. Наиболее трагическим для Войска Запорожского было то, что казацкие клейноды (войсковые регалии)-хоругви (в старину – войсковое знамя), бунчуки (короткое древко с привязанным конским хвостом как символ власти у казачьих атаманов, гетмана), булава и полковничьи перначи (знак власти казацкого полковника) клались к ногам польских комиссаров.

Для польской шляхты наступал период «золотого покоя», а для казаков – тяжёлые времена. Немало их подалось на территорию Московского государства, заселяя девственные земли на Слобожанщине, многие переходили на службу в окраинные города русского царя, а значительная часть подалась на Дон. И в 40-х годах XVII века боевое побратимство запорожских и донских казаков продолжало укрепляться совместными действиями на Азовском и Чёрном морях.

Дата добавления: 2015-08-03