Вишневая вода, перетекающая в нефть

Кончиками пальцев по поверхности зеркала. Отражения в высоте, словно искры букв исчезнувших писем. Они были сожжены более года назад, когда двое решили остаться вместе навечно. Только он и она – союз.

В воде плавали ягоды. Жидкость поднималась на несколько сантиметров. Пол был залит сиропом, потоки которого создавали круговороты, поглощающие брошенные предметы. Они плавно погружались в пену и никогда более не нашли своего применения.

Ресницы скользнули вверх, обнажая взгляд сонный, туманный. Инклис ожил, заново родилось его тело, и былая память ночной бабочкой покинула берег Морфея.

Он вспомнил кусочек приключения. Погружение в тишину, затем дорога к вратам. А что потом? До боли попытки воскресить это ‘что’. Все бы отдать взамен невыносимой тоске.

Довольно быть там, где нас уже нет. Ресницы скользнули снова и милые очертания стали светлее. Она спала, печать улыбки и значит, ожидает удачный день. Такова примета последнего времени. Инклис протянул руку, погладил волосы черного водопада. Яркие его струи ниспадали в глубины страсти, на самое дно юной робости его воспоминаний. Пусть говорят, пусть думают…

Он не хотел ее беспокоить. Спит, а чуть позже весь завтрак рассказывает о тех видениях, что сейчас воюют в ее душе и на внутреннем экране глаз. Такая милая, такая близкая. И рука устремилась к поверхности воды, ударявшейся микро волнами о ножки постели. Ловко схватив алую ягоду, Инклис впустил последнюю в себя, принимая шок яркого сахара. Облизал пальцы и горечь заместила прошлого вкус. Неожиданно частичка паззла сна упала в воду. Инклис вспомнил открывающиеся ворота и манящий глас…

- Доброго утра, милый, – голос ее был нежен и еле слышим.

- Тебе, моя любовь, тоже.

Залился краской, она скинула одеяло и опустилась в воду, удаляясь, исчезая в глубине соседней комнаты. Отовсюду исходило пение, женский голос, хор, аккорды, ключи. Надо следовать за ней, пора вставать, ответственность работы и прочие дела. Только стоит ли? Только нужно ли это на самом деле кому-то? Или это желание оправдаться перед ее старшими? Инклис взглянул на часы. Только четырнадцать минут шестого. Пока Анаида на кухне греет еду, можно мгновение провести в дреме.

И щеки коснулись ее подушки, и плечи коснулись впадин простыни. Девять часов проведет он в далеке от дома, зарабатывая и не возвращаясь днем. А пока тишь и покой, миг за мигом. Впитывай приглушенные звуки трассы сквозь трещинки в окнах. Пусть они убаюкивают, шепчут, обволакивают, душат грустью и ленью.

Плеск воды или водопада мягких волос. Вишневая вода, круговороты ее играют на поверхности и будто танец, неописуемый танец изображают. Объединяются в пары, в хоровод и наконец сливаются. Звуки настораживают, переходят на крик. Закрываешь уши влажными руками. Тошнота кружится вокруг. Вода подхватывает, удерживает, уносит в себя. Плеск сока, брызги, на самое дно.

Инклис, глаза его снова открыты. Такие желания в попытке вспомнить сон. И вот он вокруг. Ощущай его поступь, вдыхая ароматы струйки алой. Она течет по камням, на которых он лежит. Плавно извивалась, проникая под врата – те самые, которые только и вспомнил.

Главная заповедь всех снов – не заблудись и помни где оставил ты вход. Но Инклиса взял страх и он не смог обернуться. Широко открытые глаза впитывали темную картинку окружения. Его тело на мосту, сложенному плоскими камнями. Внизу алая река, ров ее убежище. А впереди огромные ворота, возвышающиеся над пейзажем, словно они не часть его, а главная деталь из мира зрителя. Свинцовое небо, фиолетовый туман сгоняет облака, соприкасаясь с холодом вечной ночи этого места. Инклис поднялся. Все тело ныло, пронзали его невидимые тупые иглы. Виски притягивали уныние, уныние отталкивало рассудок.

- Словно вор ждать ночи, чтобы любить ее. Господи, почему никогда мне не снится она? Ложь дней сотрет сумрак безлунных ночей. Украсть ее страсть и одарить своей благостью. Любовь – это защита. Как мать и ребенок. Она – сияние, окружающее двоих, дыхание горечи и жара.

Шаги устремились к вратам. И когда пальцы почти коснулись их поверхности, раздался звук. Левая часть подалась внутрь. Мрак, и ничего более, лишь множество теней. Откуда уверенность, что именно туда, а не в другие три стороны? И снова звук, оповещающий, что Инклис внутри. Пахло специями. Правый и левый каналы слуха обогатились шумами, шорохами. Удары сердца эхом по коридору. А он узкий, уютный, устланный махровой дорожкой все того же алого цвета. И стены, одинокие, пустые, сырые.

- Приди ко мне. Прими меня… - шепот Инклиса удивлял оборотами. Он часто говорил во сне, Анаида не понимала, что именно… возможно не следует никому знать.

А далее были двери, по обе стороны стен. Они закрыты, глухи. Инклис тихо плыл сквозь силуэты алой линии, вдоль нее и далее.

Вот впереди проблеск. Из под створок, играя, вырывались струи света. Цвет его был нежен, словно первая предлетняя листва. Руки его обхватили ручку двери и она подалась вовнутрь.

Туман упомянутого сияния разлился повсюду подобно приливу. Источник последнего – чаша, что расположилась на столе. Блики и снова блики. Глаза привыкли к яркому и…

Их было десять. По пять на запад и восток. Фиолетовые фигуры склонились в заветной молитве. Тихий шепот атонального пения возносил могучие мотивы ввысь, к куполу небес, скрытому вуалью тишины. В центре беззвучно восседал человек. Его лицо не было облачено капюшоном, и глаза смотрели в направлении нарушившего покой таинства – замершего от ужаса Инклиса. Волны воздуха утихали, медленно, тягуче, пока не смолкли совсем. И вот одиннадцать пар глаз изучают холодом врага или друга, страх или робость.

Тело его онемело. Лед осколками впивался в грудь. Сердце источало призыв к Всевышнему о спасении. Но никто не сделал шага. И только рука сделала жест, приглашая подойти ближе – рука сидящего в центре. Жест доверия и ласки.

Не осознавая тайного смысла Инклис ринулся обратно в коридор. Холод отступил, жар был еще далек. Только пустота и трепет толкали его прочь от места встречи. Снова коридоры, не помня пути, вниз, влево, вниз, вперед… Ощущение сырости и ниже – ниже. Он пробегал мимо работающих машин. Шум и лязг металла на некоторое время оглушили, ввели в ступор. Тени угловатых существ царили в этом месте. Крылья ужаса гнали прочь. Путь вывел его по ту сторону ворот, по ту сторону здания. Огромный балкон на десятки метров уходил вдаль, а там только небо, наполненное грозой. Инклис пытался остановиться, поскользнулся на черной жидкости, упал в нее и замер. В последнюю были погружены гладкие камни. Они сверкали отражениями молний, вспыхивали и гасли ярким ритмом стихии.

Вдруг рядом раздался тихий стон. Слева, около склизкого валуна сидело существо, очень похожее на тех, что были в мастерской.

- Тебе следует укрыться!!! – прошептало оно. – Иначе они не упустят шанса бросить твою душу в когти боли.

- Кто они?

- Птицы Выси. На башнях их гнезда и отродья из чрев жаждут пищи. Многие разделили удел многих. Одно спасение – услышишь хлопанье крыльев, ныряй в грязь. Только так спасешься.

Гроза приближалась и вот, залп небесных линий сопроводился высокочастотным трепетом связок. Тени накрыли черную заводь. Кто был на поверхности – скрылся. Инклис же знал, не выдержать ему там, в вязкой глубине. Пусть несколько вздохов и смерть, чем мучение удушья там, на грязном дне. Писк совсем близко, клацанье острых клювов совсем близко. Он увидел, как когти схватили угловатое существо и отрезали попытки сопротивления. Точкой скрылся ужас за горизонтом.

Мгновением позднее – снова рядом опасность крика. Инклис набрал в легкие тяжелый воздух и нырнул, не понимая ничего кроме жизни, желания чувствовать ее снова и снова.

Небесная длань осветила молнией небеса, искра упала в черную жидкость и последняя загорелась. Алый ручеек окропил балкон, смешиваясь с пылающей нефтью. Тело затрепетало в агонии, и раскаты грома ознаменовали пробуждение.

Дата добавления: 2015-08-05