Утверждение болгар на балканском полуострове

К сожалению, и в начале VIII в., как в половине VII, события Юго-Восточной Европы очень бледно представлены в историографии, так что мы должны во многих случаях руководиться догадками и домыслами. Для VII в. характерным фактом является беспредельное распространение славян по Европе, по островам Архипелага и по Малой Азии, которому до сих пор не подыскано надлежащего объяснения и которое мало выяснено по его ближайшим последствиям. В то время как на западной окраине славянства возникает сказание о героическом Само, положившем начало государственного объединения у чехо-мораван и словаков, на южной окраине наблюдаем утверждение славян в Далмации, в Истрии и в Фессалии, а на юго-востоке происходит чрезвычайно сильный толчок со стороны болгарской орды, которая перешла за Дунай и основала свое господство среди славянских племен, колонизовавших провинцию Мизию. Все эти явления среди славянского мира падают приблизительно на половину VII в., и можно думать, что они находятся между собой в некоторой причинной связи. Не может возбуждать сомнения лишь тот факт, что на всех территориях, занятых славянами, было старое население, значительно затронутое греко-римской культурой и христианским просвещением, и что занятие этих областей требовало от славян значительного напряжения сил и известной организации. Но в борьбе с новыми условиями, найденными славянами в указанных местах расселения, их ожидали такие затруднения, какие превышали их материальные силы. Чтобы стать на высоте тех задач, которые предъявлены были славянам условиями соседства и требованиями культурной жизни, им необходимо было сгруппироваться в племенные союзы и положить начатки государственной организации. Но этот процесс совершался у славян слишком медленно, и в большинстве случаев начатки государственного объединения происходили под действием причин, вызываемых внешним завоеванием.

Таким образом, наиболее важным фактом в истории славян VII в., независимо от условий и обстоятельств их расселения, следует признать утверждение болгарской орды на юг от Дуная и основание здесь болгарского государства. В последние годы вопрос о переселении болгарской орды угро-финнского происхождения сделался предметом особенного внимания со стороны различных ученых. Вопросу был придан живой интерес находкой надписи в Болгарии, в которой найден был ключ к выяснению хронологии древних болгарских ханов. Именно в самом конце надписи остававшийся до сих пор непонятным хронологический болгарский термин поставлен в соотношение с византийским индиктом[15], что и дало возможность открыть загадку хронологии (1).

И независимо от сказанного, переход болгарской орды на юг от Дуная, дав совершенно новое направление истории славян на Балканском полуострове, вызывает к себе особенное внимание и по ближайшим последствиям, которыми оно сопровождалось. Хотя известия об этом переходе довольно скудны, но из них все же можно вывести некоторые положительные данные. Аспарух, или Есперик, с которого начинается новая эра истории болгар и которому первому посчастливилось указать одной из частей великой орды новые поселения на южной стороне Дуная, принадлежит к VII в. По новейшим вычислениям дату перехода болгар за Дунай следует несколько передвинуть и вместо принятого доселе 679 г. принять 659/60 г. (2) Что касается вопроса о том, можно ли Аспаруха рассматривать как сына Кровата, или Курвата, здесь окончательное решение будет зависеть от того, можно ли имя Кроват сближать с полулегендарным именем Курт, находящимся в знаменитом перечне древних ханов. Кроват, или Курват, есть несомненное историческое лицо, смерть которою отнесена к царствованию Константина II (642—668) (3), следовательно, и переселение части болгарской орды под предводительством Аспаруха падает на то же царствование согласно тем хронологическим данным, которые черпаются из хронологического перечня ханов. Первый подлинный факт, с которым мы встречаемся после передвижения орды Аспаруха, есть занятие им укрепленного лагеря близ устьев Дуная; действительное место нахождения этого лагеря, однако, до сих пор не может считаться окончательно установленным.

Занятая Аспарухом местность описана у греческого писателя Феофана не совсем точно и притом названа не по географическому положению, а термином, взятым из болгарского языка (4). Некоторые передают это наименование словом «угол», но трудность понимания нисколько не облегчается при подобной подстановке слова. Может быть, всего вероятней искать объяснения в турецко-татарском слове «аул», но при этом устранялась бы всякая идея географического обозначения занятой болгарской ордой местности. Нельзя слишком много настаивать и на том, что эта местность была болотиста, т. к. кочевой конный народ не мог считать себя безопасным в болотистой и слишком ограниченной тесными пределами местности (5). Нужно поэтому допустить, что следы укрепления близ Исакчи, где ныне находится село Николицель, указывают местонахождение первого лагеря или аула, служившего первым опорным пунктом болгар по переходе их на Дунай в 659—660 гг. (6) Точно так же следует отказаться от мысли искать в другом каком месте Переяславца, т. е. древней столицы болгарских ханов, как только в местности близ Исакчи. Самое имя Переяславец, или Преслава, появившееся со времени русских походов на Дунай, не туземного происхождения и заимствовано из греческих терминов ύπέρφημον и πάνφημον, каковыми обозначены в тырновской надписи Омортага древние столицы болгар. И болгарское слово Ογλος, в конце концов, должно быть в родстве с упомянутыми греческими и русскими терминами.

Ближайшие окрестности занятой болгарами местности были в то время заселены славянскими племенами, вследствие чего империя оставила некоторое время без надлежащего отпора совершившийся факт. Но т. к. болгаре начали делать набеги на окрестные поселения, то император Константин IV Погонат (668—685), с которым и начинается собственно история болгарского княжества за Дунаем, предпринял против них поход. По этому случаю в первый раз упоминается о фемах как существенной части военной организации империи. Император приказал переправить во Фракию малоазиатские фемы и, снарядив флот, двинул на болгар морские и сухопутные силы. Хотя во главе всего предприятия был сам царь Константин, но успех далеко не соответствовал ожиданиям. Оказалось, что болгар нельзя было достать за их укреплениями; сами же они не решались выступить в открытый бой с огромною византийской ратью. Через несколько дней император по случаю болезни ног должен был отправиться в Месимврию для пользования тамошними купаньями, предоставив продолжение военных операций подчиненным стратигам. Это обстоятельство было истолковано болгарами в смысле слабости и трусости перед ними со стороны греков и так ободрило их, что они вышли из своих укреплений и нанесли императорскому войску много вреда.

В высшей степени, однако, сомнительно, чтобы дальнейший шаг к завладению всей предбалканской Болгарией сделан был болгарами так скоро, как это изложено у историка Феофана. Первой задачей болгар было, конечно, подчинение независимых славянских племен в предбалканской Болгарии и защита своих границ. На юге в особенности следовало укрепить балканские проходы и обезопасить себя со стороны империи. Согласно этой цели племя северян поселено было у прохода Берегава или Рашкого для защиты и наблюдения самой важной позиции; другие племена защищали южные и западные границы со стороны аварского царства. Что касается Аварского каганата, имевшего расположение между Дунаем и Тиссой, то он был к тому времени значительно ослаблен двояким движением среди славян в VII в.: со стороны Кувера в Македонии и со стороны Само в Чехии и Словакии.

Дальнейшим шагом к утверждению болгар на Балканах было основание ими хринга или укрепленного аула поблизости от Шумлы, в местности Абоба. Остатки этого укрепления, в котором была столица болгарских ханов прежде основания ими новой столицы при самой подошве Балканских гор в так называемой Великой Преславе (ок. 821г.), сделались предметом подробного изучения со стороны Русского археологического института в Константинополе (7) и бросили обильный свет на славянские древности. Но, прежде чем сообщить результаты сделанных наблюдений над раскрытой раскопками института болгарской столицей, проведем несколько дальше внешнюю историю болгарского ханства. Преемники Аспаруха до конца VII в., имя которых не сохранилось в древнем перечне, очень хорошо поняли необходимость передвижения от берегов Дуная к югу и, укрепившись на обширной равнине, представлявшей больше удобства для содержания и пастбища коней, начали, по выражению византийского летописца, шириться и надменно относиться к соседям, и грабить, и подчинять себе принадлежавшие империи селения и крепости. Чтобы обезопасить себя против новых соседей, которые начали угрожать своими наездами фракийским городам, империя принуждена была согласиться платить болгарам ежегодную дань (679).

В царствование Юстиниана II (685—695) отношения Византии к болгарам становятся так серьезны, что отражаются на общей политике империи: болгарская орда перестает иметь местное значение, болгарский вопрос сливается со славянским и в этом смысле приобретает громадный политический интерес. Юстиниан отказал в выдаче болгарам дани и решился начать с ними войну, для чего перевел из Азии кавалерийские полки, так как сила болгар заключалась в коннице. Но что обращает на себя особенное внимание, это широкий театр военных действий, который обнимает предприятие Юстиниана и ближайшие последствия его похода. Прежде всего военные действия простираются на болгарское становище у Шумлы; по всей вероятности, болгаре встретили византийское войско у подошвы Балканских гор и были отражены Юстинианом. Но на этом дело не окончилось. Поход продолжался в Македонию до города Солуня, т. е. направлен был против славянских племен, которые тогда уже стояли в политическом союзе с болгарами и обязаны были служить в военной службе у хана. При этом летописец передает весьма любопытный факт, что византийское правительство воспользовалось этим походом, между прочим, для того, чтобы вывести славянскую колонию в Малую Азию, предоставив славянам свободные места в феме Опсикий. Но на возвратном пути из похода против болгар Юстиниан был окружен ими в балканских проходах и мог спастись лишь с большими потерями в сопровождавшем его отряде. Это происходило в 688 г.

На основании данных, заключающихся в житии св. Димитрия Солунского, можно заключить, что в VII в. у византийцев была в употреблении особая система приглашения на службу славянских охотников или принятия в подданство целых племен, которым предоставлялась известного рода внутренняя самостоятельность в решении их дел под начальством или их собственного, или назначенного правительством племенного старшины или князя. Такие славянские поселения имели специальную задачу исполнять военную службу с пожалованных правительством земельных участков. Первые упоминания о славянских колониях в Малой Азии находим даже ранее утверждения болгар на Балканском полуострове: печать с греческой надписью о славянской колонии в Вифинии, находящаяся в коллекциях Русского археологического института, должна быть относима к 650 г., а этим памятником утверждается тот факт, что вифинские славяне ставили военных людей на службу империи (8).

Выше было указано, что правительство не один раз основывало в Малой Азии большие славянские поселения. Хотя имеется известие, будто Юстиниан перебил оставшихся в феме Опсикий славян, но дальнейшие события показывают, что здесь сохранились славяне. В 710 г. Юстиниан во вторичное свое царствование опирается, главным образом, на иноземные элементы. Так, он призывает на помощь болгарского хана Тервеля, который привел с собой 3 тыс. болгар и славян и, переправившись в Азию, вошел в связь с войском Опсикия (9). Можно догадываться, что в Опсикий и тогда были родственные прибывшему из Болгарии войску элементы. Со времени Юстиниана намечаются также в общих чертах дальнейшие успехи болгарского развития. Именно Юстиниан, лишенный престола, снова приобретает власть, благодаря заключенному им политическому союзу с болгарским ханом Тервелем и родственному союзу с хазарским ханом, на сестре которого Юстиниан был женат.

Особенно заслуживают внимания сношения с Тервелем, у которого Юстиниан искал убежища после бегства своего из Херсона и потом из фанагории. В то время (ок. 705 г.) столицей Болгарии было уже укрепление близ Шумлы, хан Тервель владел уже значительными землями, и болгарам принадлежали некоторые балканские проходы, которыми они пользовались для своих набегов на фракийские города. Юстиниан обещал Тервелю большие дары, брачный союз с дочерью императора и соответственные с положением царского зятя почести и звания, если он согласится помочь ему возвратить престол. Тервель согласился на сделанные ему предложения, принял у себя с честью Юстиниана и представил на службу ему большое войско из болгар и славян. Известно, что в начале 705 г. Юстиниан, сопутствуемый Тервелем, явился под стенами Константинополя и, не прибегая к штурму стен, ночью вошел в город через водопровод и спокойно занял Влахернский дворец. Утвердившись на престоле, Юстиниан возвел Тервеля в сан кесаря, выдал ему дорогие подарки, заключавшиеся в драгоценных сосудах из дворца, и оказал ему такие почести, которые значительно поднимали его авторитет между болгарами и славянами. Весьма вероятно, что тогда заключен был и особый договор, по которому болгарам уступлена византийская область (10). Но через три года мир с болгарами был нарушен. В 708 г. Юстиниан снарядил флот и конное войско и сделал высадку при Анхиале. Нанесенное здесь византийцам поражение характеризуется весьма выразительными чертами. В то время, как византийский флот стоял под Анхиалом, кавалерийские части расположились в окружающих равнинах. Не было принято никаких мер предосторожности, как будто лагерь находился не в неприятельской стране, люди как овцы рассеялись по полю собирать траву. Поставленные на ближайших холмах соглядатаи донесли Тервелю о положении, в каком находится неприятельский стан, и он приказал сделать неожиданное нападение, увенчавшееся полным успехом. Болгаре захватили много добычи и нанесли грекам сильное поражение; сам Юстиниан едва спасся с немногими в Анхиале, откуда тайно сел на корабли и ушел в Константинополь.

Несмотря на анхиальское поражение, Юстиниан до конца своего царствования оставался с болгарами в союзных отношениях, как видно из того обстоятельства, на которое было указано выше, что в 710/11 г. Тервель послал императору на помощь трехтысячный отряд, который и сопровождал его в Малой Азии, пока воцарение Филиппика-Вардана не положило конца этому беспокойному искателю приключений, нашедшему для себя опору в союзе с хазарами и болгарами. Нужно думать, что в княжение Тервеля и в соответствующий ему период крайнего упадка политического и военного значения империи болгаре успели прочно укрепиться в занятых областях и начали без помехи делать набеги на открытые и незащищенные области Фракии. Такой случай описан под 712г. (11), когда болгаре сделали опустошительный набег на имперские области, дошли до Босфора и разграбили окрестности Константинополя до самых Золотых ворот. Как было беззащитно положение столицы, видно из того, что такой отважный набег не нашел отпора, и что болгаре с награбленной добычей спокойно ушли за Балканы.

Само собою разумеется, болгарское владычество на Балканском полуострове должно было затрагивать самые существенные интересы империи, которая не могла относиться равнодушно к неожиданным набегам и опустошениям своих областей. Даже то обстоятельство, что хану Тервелю был пожалован сан кесаря, не изменило характера отношений между двумя соседями. Перед вступлением на престол Исаврийской династии состоялось между болгарами и византийцами соглашение, имевшее форму договора, в котором определялись на будущее время государственные отношения между двумя странами и твердо обозначалась граница владений Болгарии. Этого договора, который, по всей вероятности, был записан на каменной колонне, как большинство последующих соглашений между болгарами и греками, не сохранилось, но о нем есть упоминание у современного событиям писателя. Именно Феофан при изложении событий времени хана Крума под 813г. заметил, что тогда был возобновлен договор, состоявшийся при Феодосии и патриархе Германе с Кормесием, ханом болгар (12).

Сделав некоторые исправления к тексту Феофана, что при Феодосии III болгарами правил еще Тервель, а правление Кормесия, или Кормисоша, относится к 743—759 гг., мы можем считать совершенно реальным фактом те черты, которые заимствуются из договора 715/16 г. В нем шла речь прежде всего о границах, т. к. этот вопрос имел самое первостепенное значение; затем о выдаче парадных шелковых одежд и тонкой красной кожи; наконец, об обмене перебежчиками и о допущении торговых людей с той и другой стороны под тем условием, что этот первоначальный договор свидетельствует уже о культурных сношениях и предполагает известную степень развития в болгарской орде или, по крайней мере, в правительственных классах, мы должны особенно обратить внимание на то, что болгарская орда в начале VIII в. была уже в периоде образования государственности, и что византийскому правительству предстояла задача постепенно ввести ее в интересы высшей культурной жизни. Ниже мы будем иметь случай возвратиться к этому вопросу, теперь же обратимся к анализу той статьи, которая трактовала о границах. К сожалению, эта статья обозначена слишком кратко: граница идет во Фракии от Милеона (13). В настоящее время весьма трудно приурочить к определенной географической местности названный здесь термин; поэтому всего проще остановиться на остатках древнего вала и рва, составлявшего границу между Болгарией и Византией и называемого у греков ήμεγάλη σούδα, а у болгар — еркесия. Этот ров и вал, которым много занимались местные ученые (14), и которого следы иногда наблюдаются и поныне, идет от Черного моря, начинаясь близ Бургаса, до среднего течения Марицы. Что касается местного имени Милеон, то его пытаются видеть в одной из вершин Сакар-планины. Положением этой горы определяются границы Болгарии к началу VIII в. Новая династия, занявшая императорский престол в 717 г. в лице Льва Исавра, продолжала наблюдать дружественные отношения с болгарами. Да иначе и быть не могло ввиду тех исключительных затруднений, с которыми нужно было бороться основателю династии. Арабское нашествие, соединенное с осадою Константинополя, давало болгарам полную возможность свести счеты с Византией, но в это время болгаре оказали империи громадную услугу, делая набеги на арабский лагерь, расположенный под стенами столицы, и помогая Льву Исавру справиться со страшными врагами. Говорят, что болгаре истребили тогда до 22 тыс. арабов.

Точно так же и обстоятельства заговора против Льва в Солуни и Константинополе с целью возведения на престол свергнутого им императора Артемия рисуют отношения между Болгарией и Византией в таком свете, как будто обе державы находились тогда в равноправных отношениях. Оказывается, что между обеими странами поддерживаются правильные сношения, что греки ищут приюта в Болгарии, и болгаре приглашаются царским письмом «не укрывать изменников и не нарушать добрых отношений». Вследствие настойчивых представлений из Константинополя хан выдает царю Артемия и солунского митрополита и других заговорщиков. Затем во весь продолжительный период правления Льва Исавра о болгарах не сохранилось никаких известий. С 719 г. по смерти Тервеля, как видно из древнего перечня болгарских ханов, были еще два княжения, не отмеченные никакими событиями, пока в 743 г. не вступил на престол хан Кормисош. Его правление почти совпадает с царствованием Константина Копронима...

Рассмотрев первый период болгарской истории со времени переселения орды Аспаруха за Дунай, мы можем бросить взгляд назад и вывести некоторые заключения по отношению к пройденному периоду. Если отправляться из тех скудных данных, которые заимствуются из летописи, то для суждения о политическом, социальном и административном состоянии болгар мы не имели бы хотя сколько-нибудь удовлетворительного материала. Но не более десяти лет тому назад Русскому археологическому институту в Константинополе посчастливилось напасть на следы той стоянки или укрепленного лагеря болгар, который находился близ Шумлы, и из которого, по всей вероятности, хан Тервель сносился с византийским царем. Отсюда же болгаре простирали свои набеги, с одной стороны, по Фракии до стен столицы, с другой—по Македонии до Солуни. Сделанные институтом наблюдения и раскопки на месте расположения упомянутого лагеря раскрыли весьма важные данные, по которым можно составить ясное представление о болгарской орде, поселившейся на Балканах, и о постепенных изменениях, которые в ней происходили под влиянием сношений с Византией.

Болгарское становище, сделавшееся предметом изучения, представляло собой земляной вал и ров с остатками каменных стен и разных сооружений в центре. Земляные укрепления составляют фигуру не совсем правильного четырехугольника. Линия вала с севера на юг имеет приблизительно 7 километров; линия же от востока к западу на севере достигает 4, а на юге — около 3 километров. По всей длине вала идет глубокий ров, и поныне хорошо сохранившийся, в особенности на северной стороне. Центр всей площади, замыкаемой валом и рвом, представляет отдельное и самостоятельное укрепление, имеющее форму трапеции. Окружающие центр или кремль укрепления стены сложены из тесаного камня, но они подвергались постепенному расхищению и в настоящее время представляют лишь основы фундамента стен и башен. Внутри кремля находились следы крупных каменных сооружений, в которых обнаружены были остатки дворца, придворной церкви и множество разнообразных построек. Это и есть главный лагерь, или «хринг» болгарской орды; это — тип расположения всех конноко-чевых народов, приходивших в Европу и располагавшихся в ней на продолжительное житье: аваров, болгар, угров и др. За линией каменной стены, но также внутри вала, находились следы других больших сооружений из камня. Здесь была открыта обширная церковь.

Произведенными на описанной площади раскопками обнаружены были прежде всего разнообразные постройки различного назначения. Именно в кремле открыты дворцовые здания, занимавшие весьма обширную площадь, и между ними дворец с тронной залой, жилые помещения и здание для религиозных церемоний, обращенное со временем в христианскую церковь, служившее также и местом погребения. Из камня построена только дворцовая палата; что касается жилых помещений — они были в большинстве деревянные, и проследить план их постройки по оставшимся в некоторых местах основаниям весьма трудно. На месте бывшего расположения этих зданий под верхним слоем земли находится пласт пепла и угля. В большинстве это — маленькие постройки с небольшими в них комнатами. Здесь найдено множество ветвистых лосиных рогов, остатков костей животных, кабаньих и оленьих черепов. Ни в одной части раскопанных построек не было найдено таких обильных остатков домашней жизни и следов быта, в котором охота на оленей и кабанов занимала видное место. Там же найдено несколько монет, обломки стеклянных браслетов и рисунок доселе употребительной в Болгарии игры. Главное здание дворца было построено из материала, который ранее служил другой цели и раз уже был частью другого здания. Так, обнаружены камни с греческими пометами, с латинскими надписями; найдена в стене база колонны с остатками декрета в честь Марка Аврелия. Ясно, что материал для постройки брали из окружающих зданий римской эпохи. Подобные же наблюдения выводятся и на основании рассмотрения кирпича и черепицы. Форма и марка кирпича, равно как знаки на черепице, указывают на разные эпохи производства. Ясно, что материал изготовлялся на разных заводах и не из одинаковой глины. Дворец был монументальной постройкой (15) болгарского хринга; он появился, конечно, вслед за деревянными постройками, хотя тоже не позднее VIII в. Это — прямоугольник длиной в 52 м, шириной в 26. Он построен был греческими мастерами и вообще служил уже несомненным признаком культурного роста болгарской орды, начавшей проникаться разнообразными воздействиями со стороны Византии.

Особенно богатый и разнообразный для выводов материал найден был в церкви, находившейся близ дворца. Хотя она имела три нефа и три апсиды, но со временем подверглась страшной катастрофе, так что далеко не везде уцелел самый фундамент. Здесь были найдены гробницы и остатки погребений под полом. Что церковь была снабжена колоннами, доказывается несколькими фрагментами колонн с надписями имен городов. Обращает на себя внимание то, что в могилах оказываются признаки христианского погребения.

Очень любопытные находки сделаны при раскопке каменных стен, окружающих кремль, а также вводящих в крепость ворот. Открыто несколько башен, служивших защитой для стен, и двое ворот. При очистке северных ворот найдены предметы из железа и меди и гончарного производства и несколько предметов церковного назначения: крест-складень, дискос и др. Здесь же найдено несколько ценных предметов, как перстень, монета, медный сосуд, наконечник стрелы. В восточных воротах оказались в четвертом ряду камней кладки рисунки, сделанные острым орудием и представляющие различные сюжеты: 1) всадник на коне с копьем, направленным против врага; 2) олень с ветвистыми рогами; 3) воин в высоком головном уборе; 4) колчан со стрелами. Башни были разных форм: пятиугольные, квадратные и круглые на поворотах.

В получасовом расстоянии от кремля по линии старой Римской дороги найдены основания обширной базилики, может быть, первой христианской церкви в Болгарии, современной обращению страны в христианство. Это была весьма обширных размеров церковь с двумя нарфиками, имевшая 57 м в длину и 28 м в ширину. Несмотря на многовековое истребление, не пощадившее даже камня в стенах и мраморных колонн, все же при очистке церкви можно было находить интересные предметы. Во многих местах сохранились мраморная настилка пола и базы колонн на месте их первоначальной постановки, всего 16 баз со множеством фрагментов цветного и штучного мрамора. В дальнейшем в той же церкви постепенно найдены карнизы, фронтоны и рельефы разных принадлежностей храмовой постройки, капители, кресты и в особенности обломки надписей большей частью на греческом языке. Обилие мелкого обделанного и шлифованного мрамора служит указанием, что церковные стены были облицованы мрамором. Найдено между другими предметами из стекла и железа множество сплава из свинца, из чего можно заключить, что церковь была разрушена от пожара и подверглась вместе с дворцовыми постройками страшному разорению от варварской руки. Следует думать, что это была рука весьма сурового истребителя: громадные мраморные колонны оказываются разбитыми на мелкие кусочки, от имевшихся на них надписей найдено десятка два и даже более обломков, на которых сохранились две или три буквы и в лучшем случае немногосложное слово.

Полученный вследствие раскопок материал имеет громадное значение для постановки вопроса о древностях болгарской жизни и о древнеславянской культуре. Не говоря об архитектуре и стиле построек, археологический материал распадается на следующие отделы.

1) В количественном и качественном отношении на первое место следует поставить надписи. Большинство их представляют фрагменты колонн с надписями весьма разнообразного содержания, захватывающего такие явления староболгарской жизни, которые не отмечены летописью. Сюда относятся надписи с именами византийских городов, постепенно подпадавших власти болгар, надписи в честь героев и государственных деятелей, надписи с фрагментами договоров между Болгарией и Византией. Эти надписи должны занять преимущественное положение как материал, современный отмечаемым в них фактам и отношениям и рисующий такие стороны жизни, о которых нет намека в исторических памятниках.

2) На строительном материале, из которого составлены башни и стены, обнаружены рисунки, сделанные резцом и представляющие или отдельные сюжеты, или целые композиции. Сюда же нужно причислить знаки и рисунки на черепице и кирпиче сизображением человеческого тела, животных и растений. Эти знаки и рисунки местного происхождения и имеют бесспорно важный интерес для истории культуры страны.

3) Предметы искусства и украшения: перстни, браслеты, фрагменты сосудов найдены при раскопках в значительном количестве и могут свидетельствовать как о развитии вкуса, так и о торговых сношениях болгар с соседями. Золотые и медные монеты и свинцовые печати служат показателем хронологического термина, далее которого нельзя продолжать историческую жизнь открытого раскопками поселения.

Наиболее важными в настоящем случае представляются, однако, те данные, на основании которых можно судить о политическом и племенном устройстве болгарской орды и о постепенной смене древнего строя на местах нового обитания. В этом отношении надписи на колоннах тем более представляют цены, что они относятся еще к языческому времени и бросают свет на первоначальную эпоху организации болгарского княжества. Сюда относятся, главным образом, надписи в честь государственных деятелей и героев. Как бы ни был ограничен имеющийся в распоряжении науки материал этого рода, но он обладает неоцененными достоинствами по своей древности, т. к. относится к языческой эпохе, и по своей официальности, ибо представляет собой значение государственного акта. Надписи занимающего нас содержания касаются разных вопросов староболгарской истории и права. В них обыкновенно отмечаются: 1) титул хана, от имени которого ставится колонна; 2) наименование государственного деятеля или героя, в честь которого посвящен каменный монумент, со всеми его званиями и занимаемыми им должностями; 3) отношение его к хану с указанием военных и других заслуг; наконец, 4) происхождение лица, его род-племя.

По этим памятникам мы в первый раз знакомимся с национальным титулом болгарского властителя: Κανάς Υβηγη. Этот титул обозначает на кумано-тюркском языке: хан великий или славный (16). Вследствие сношений с Византией и под влиянием христианской идеи власти в дальнейшем получается прибавка к титулу о εκ θεοΰ αρχών. Каким значением пользовалась власть хана по переходе болгар за Дунай, это вопрос весьма интересный, но трудно поддающийся выяснению (17). Все заставляет думать, что народ-войско, каковым были болгаре, должен был иметь прочно организованную и опирающуюся на обычаи и учреждения высшую военную власть, которая и в мирное время удерживала за собой те права, каковыми располагала в походе. Правда, в VIII в. по утверждении на занятой территории наблюдается в болгарской жизни переворот, клонившийся к ограничению власти хана знатными родами или племенными старшинами, стоявшими во главе отдельных частей орды. Но это не может служить к ослаблению принципиального положения, ибо несомненным является тот факт, что болгаре внесли на полуостров в среду мало организованных славянских племен дисциплину и порядок, которых у них не было. Во внутренних смутах, объясняемых домогательствами отдельных племенных старшин ограничить власть хана, нет оснований, что касается VIII в., видеть ни национальных противоположностей между славянским и тюркским элементом, ни религиозной борьбы между христианскими и языческими верованиями.

Вслед за титулом в надписях следует наименование лица, в честь которого поставлена колонна. Здесь мы имеем несколько имен староболгарских вельмож, оказавших особые услуги. Ценность этого материала увеличивается тем, что он приближается по точности к официальным актам. Прежде всего указывается личное имя чествуемого вельможи или героя, затем приводится его титул или звание и, наконец, обозначаются его особенные отношения к хану. Не говоря здесь о личных именах, которые могут служить пополнением болгарского именослова, остановим внимание на чинах или титулах и званиях, которые бросают свет на боярское и служилое сословие у языческих болгар. Таковы титулы жупан, тархан; первый означает у славян племенного князя и с тем же значением должен быть принимаем у болгар; что же касается тархана, то это было высшее военное звание, даваемое заслуженным государственным мужам, занимавшим высшие места в администрации. Далее следуют звания: багатур или русское богатырь, вагаин, воила, соответствующие нашему термину боярин. Уже давно было замечено, что русское слово богатырь заимствовано из тюркских языков, где оно встречается в различных формах. У болгар богатыри встречаются в самой отдаленной древности; к русским это учреждение привилось от степных конных и кочевых народов, с которыми они находились в соседстве или в военном союзе в весьма отдаленные времена. Богатырь по своему существу и значению характеризует Восток с его формами быта и степь с ее опасностями от диких кочевников. «Слово «богатырь» обозначало степного удальца, непременно наездника на лихом коне, проезжающего огромные степные пространства, сроднившегося с конем и всеми условиями степной жизни. Между такими наездниками этим почетным титулом пользовались те, которые отличались неутомимостью, выносливостью, силой и храбростью, составляли гордость дружины какого-либо хана и посылались им на самые трудные и смелые предприятия» (18). Нет сомнения, что в тех условиях жизни, которые характеризуются раскопками, хан был окружен военной дружиной, в которой храбрые багатуры составляли такое же украшение, как известные имена богатырей в дружине эпического князя Владимира.

Менее определенного можно сказать о терминах вагаин и воила. Этими терминами обозначаются члены военного сословия, представители высшего и низшего дворянства. Может быть, вагаин следует сблизить со словом «бег» и под этим термином подразумевать лиц, принадлежащих к сословию бегов (19). Что касается «воила», это слово легко сближается с βολιάς, которое обозначает вообще боярское сословие. Во всяком случае, надписи характеризуют наличность многочисленного служилого сословия военных людей, которые окружают хана и занимают важные места в военной и гражданской администрации.

Особенно любопытны указания на особенные отношения служилых людей к вождю как предводителю дружины. Что дружинное начало было весьма обычным явлением в болгарском быту в VIII в., это мы видим в упоминаемых в надписях «ближних людях», как следует передавать термин οι δρεπτοΐ άνθρωποι. Прежде окончательного своего утверждения в Мизии болгаре по крайней мере 200 лет участвовали в важных военных событиях того времени. Чтобы быть в состоянии удержать свое место среди военных кочующих народов, болгаре должны были обладать и военным искусством, и такими учреждениями, которыми бы поддерживалось и развивалось у них военное искусство. Смутная эпоха передвижения народов имела, между прочим, и то последствие, что часто соединяла чуждые народы в военное братство, стирала различия между ними и способствовала распространению одинаковых нравов и обычаев. Известно громадное значение конного строя, внесенного в Европу азиатскими народами и изменившего европейскую систему ведения войны. И болгаре не могли не позаимствоваться некоторыми обычаями от тех народов, с коими они сталкивались во время своих скитаний по Южной России до переселения за Дунай. Словом, дружинный быт болгаре (20) могли заимствовать, если уже вести речь о заимствовании чужих учреждений, от готов, с которыми они долгое время жили в соседстве в Южной России и места коих они заняли с конца V в.

Надо думать, что под именем οί θρεπτοΐ άνθρωποι хан воздает почет умершим членам своей дружины или своего комитата. Если дружинное начало входило в организацию болгарского государства, то в этом имеется объяснение таких особенностей староболгарской истории, которые иначе оставались бы совершенно изолированными. Древнеболгарский государственный строй был аристократический: после хана высшую власть имел совет шести знатных, затем следовали внешние и внутренние бояре.

Болгарский комитат, или дружинное начало, о котором дают сведения надписи на колоннах, характеризуется военными подвигами и походами, за которые и воздана была честь героям. Один прославлен за то, что умер в военном походе, другой сложил голову на войне с врагами, третий потонул в Днепре, четвертый — при переправе через р. Тиссу. Все эти подвиги характеризуют военный быт и, будучи увековечены на каменном столбе, поставленном близ дворца или на площади, служат свидетельством высшего почета, которым пользовалось военное искусство.

В конце каждой надписи обыкновенно обозначается род-племя умершего. Эта черта дает еще новую особенность к характеристике болгарского политического устройства. Разделение болгарского народа на γένη есть исконное учреждение; оно принесено было болгарами в Мизию из Восточной Европы как истинно национальное учреждение. О разделении болгар на роды имеются весьма ранние известия. Хотя пятерное число отделов, на которые разделялась орда болгарская, не может быть доказано, но и в Аспаруховой орде уже по переселении ее за Дунай было несколько частей. Родовые имена указывают на существование, по крайней мере, пяти родов, засвидетельствованных надписями. Таковы роды Куригир, Ерми, Кувер, Кацагар. Кроме того, по древнему перечню ханов значатся родовые имена Дуло, Вокил, Укил, Угаин. На основании упоминания десяти комитатов в эпоху обращения Болгарии к христианству можно бы допускать существование десяти племен, но у писателей не находим подтверждения на это, хотя встречаем числа пять, семь, восемь.

Представляя собой организованную военную силу, болгаре, хотя по числу были и слабее семи славянских племен, с которыми им пришлось встретиться за Дунаем, но скоро получили над ними перевес, т. к. из своего укрепленного хринга могли безнаказанно делать конные наезды на открытую страну, лишенную крепостей и городов. О первоначальных отношениях болгар к славянам известия очень скудны, и по ним трудно судить, как происходил процесс постепенного поглощения или ассимиляции славянского и тюркского элементов. Прежде всего следует считаться с тем, что Мизия была византийская область, и что империя держала там свои гарнизоны (21); затем самый способ распространения болгарской власти первоначально выражался в наложении на славян дани и военной службы, как это засвидетельствовано по отношению к Мизии и Македонии (22). По всей вероятности, это не было такое непосильное бремя, которое заставило бы славян жалеть о политической перемене, наступившей с пришествием болгар, и, во всяком случае, не лишало их возможности делать выбор между болгарами и византийцами. И нужно сказать, что болгарское вторжение содействовало большому движению среди славян и вызвало случаи многочисленной эмиграции славян в пределы империи, которая искусно направляла эту эмиграцию в Малую Азию. Были неоднократные случаи, когда славяне действительно обнаруживали свои симпатии к грекам и во время похода изменяли болгарскому хану. Так было раз в 762 г., когда правил Телец. При нем произошло громадное передвижение славян в Малую Азию, число переселившихся определяется в 208 тыс. душ, а при Юстиниане II из другой славянской колонии, поселенной в Опсикии, было организовано опричное войско в 30 тыс. (23) Все эти обстоятельства, конечно, ослабляли славянский элемент на Балканах и служили полезным подспорьем для болгарской орды в ее наступательном движении на юг и запад. Эти факты, с другой стороны, достаточно определенно ставят вопрос о том, что болгаре явились в Мизию завоевателями, что славяне должны были вступить к ним в подчиненные отношения (24).

Для характеристики болгар в занимающую нас эпоху, т. е. прежде чем они слились со славянами и обратились в христианство прекрасные данные почерпаются из арабских писагелей «Государство болгарское сильно и велико. Они сражаются с греками, славянами, хазарами и тюрками, но самые сильные их враги суть греки. От Константинополя до земли болгар 15 дней пути. Всякое укрепленное место у болгар окружено тыном и деревянным забором, что составляет защиту, подобную стене, которая возвышается за рвом. Кони, на которых они сражаются, всегда пасутся на свободе, и никто не садится на них, кроме военного времени. Когда они строятся в боевой порядок, то ставят впереди стрелков, а позади располагают своих жен и детей. Они не знают монетных знаков; все их сделки, а равно брачные договоры, составляются по цене овец и быков. Когда заключается мир между ними и греками, они посылают в Константинополь молодых рабов того и другого пола из славян или из другого народа. Когда умирает знатный болгарин, они собирают слуг умершего и его приближенных и сжигают их вместе с умершим или, выкопав глубокую яму, ставят в ней тело умершего и оставляют с ним его жену и близких, пока они умрут. У них в обычае оставлять большую долю наследства дочерям, чем мальчикам» (25).

Приведенная характеристика языческих болгар составляет самый ценный материал для освещения вопроса о нравах и верованиях этого народа. В высшей степени можно пожалеть, что раскопками первой болгарской столицы не открыты языческие погребения ханов и знатных лиц дружины, на основании коих представлялась бы возможность непосредственно судить о погребальных обычаях и бытовой обстановке древних болгар. Закончим этот очерк несколькими заимствованиями из другого, хотя и весьма важного, но мало еще изученного иностранного источника, разумеем «Ответы папы Николая на вопросы болгар» (26), которым и впоследствии придется еще воспользоваться. Этот документ, происходящий из папской канцелярии и относящийся к IX в., представляет обильный материал для характеристики староболгарской жизни. В нем есть несколько указаний на верования и обычное право болгар. Так, например, указывается, что болгаре, выходя на бой, совершают гадания и исполняют обрядовые действия с религиозными играми и пением; так, приводится мудрое рассуждение о том, что папа не находил уместным рекомендовать болгарам, как еще весьма слабым (очевидно в христианской жизни), воздерживаться от военных упражнений. В смысле же старинных черт, вынесенных с далекого Востока, можно указать на магический камень, на священные книги, заимствованные у сарацин, на обычай давать клятву на оружии и т. п.

Болгарам выпала исключительная доля на Балканском полуострове. Смешавшись со славянами и дав им военную организацию и дисциплину, болгаре образовали сильное государство и чрез принятие христианства приобщились к европейской христианской культуре. По своему военному могуществу они стали играть важную роль в истории Византии и неоднократно ставили ее в крайне затруднительное положение. История средневековой Византии не была бы полна и не имела бы характерных признаков византинизма, если бы выделить из нее те факты, которые относятся к порядку взаимных отношений между империей и болгарами. В будущем государственной организации первого, второго и, скажем даже, третьего Болгарского царства многие из основных черт болгарского характера сгладились, переродились или даже совсем уничтожились, дав место славянским народным особенностям; но внимательный наблюдатель не может отказать и нынешним болгарам в таких национальных чертах, которые имеют себе объяснение не в славянском, а в тюркском национальном характере. Скажем даже более, что посредством длинного процесса ассимиляции этих двух чуждых взаимно национальных элементов вырос тот могучий организм, крепкий, сосредоточенный и хорошо самоопределяющийся, каким является болгарский государственный организм. В истории Византии ему суждено играть немаловажное значение.

Дата добавления: 2015-08-03