Мусульманство и византия

В высшей степени важно выяснить начало сношений и враждебных столкновений между арабами и христианской империей. Еще в 629 г. будто бы Магомет обращался с посланием к царю, предлагая ему подчиниться новому вероучению. Если это предание и не имеет под собой реальной почвы, то, во всяком случае, характеризует настроение первоначальных деятелей и политическую миссию мусульманства. Следует припомнить, что в Византии в это время царствовал Ираклий, военный гений высокого качества, нанесший неизлечимую рану Персидскому царству и умевший прекрасно использовать материальные средства, какие могла дать Византия. Понял ли Ираклий все значение организовавшейся в его время политической силы в Аравии, или нет? Из тех мероприятий, какие он принял для защиты Сирии от арабских вторжений, можно скорей заключить, что византийский император не распознал в арабах серьезного врага и поэтому не считал нужным выступить против него со всеми средствами, какими империя могла бы располагать в последние годы его жизни после победоносной войны с персами.

К сожалению, известия о первых столкновениях арабов и греков в Сирии до такой степени скудны или переполнены фантастическими измышлениями торжествовавшего победителя, что по ним трудно судить о реальной действительности и о причинах, обусловливавших успех арабов и поражения византийцев. Правда, в нескольких случаях положительно отмечаются измена со стороны начальников греческих гарнизонов и добровольный переход на сторону мусульман осажденных крепостей. Подобные явления находят себе объяснение в дурной системе византийского управления, в религиозных притеснениях и в суровых денежных поборах, которые побуждали искать лучших условий жизни под арабским господством. С другой стороны, материальные выгоды войны в странах с богатой и старой культурой, военная добыча из взятых городов, в значительной части поступавшая в распоряжение воинов, наконец, воинственный характер арабского населения, привыкшего к постоянной войне,— все это были весьма благоприятные условия для объяснения невероятных успехов арабских завоеваний в Сирии, Палестине и Месопотамии.

Выше было говорено, что на границе империи с независимыми арабскими племенами постепенно возникали полузависимые от Византии вассальные княжения, правители которых обязывались оберегать границы и служить империи за определенные денежные выдачи. Таково было княжество гассанидов на северо-востоке Аравии, в соседстве с Сирией; таково же было княжество лахмидов на северо-западе Аравии по течению Тигра, служившее разделом между Персией и Аравией. Население этих владений принадлежало к арабскому племени, но вследствие продолжительных культурных влияний из соседних империй вело уже оседлый род жизни и скорей примыкало к персам и грекам, чем к бедуинам, по своим склонностям и роду жизни. Первые попытки привлечения этих полукультурных племен в новый религиозный и политический союз, основанный Магометом, привели арабов к военным столкновениям с Византией, которая не могла быть холодной зрительницей того, как вассальному княжеству гассанидов начали угрожать арабские завоевания. Первые попытки проникнуть в Сирию относятся еще ко времени Магомета. В 628 г. арабы неосторожно прошли до Мертвого моря, где при Муте трехтысячному отряду их нанесено было сильное поражение. Абу-Бекр движением на Сирию хотел занять умы сильно волновавшихся арабов и отвлечь их внимание от внутренних споров о наследстве по случаю смерти Магомета.

В начале 634 г. (1) по усмирении повстанцев Абу-Бекр послал Халида ибн Сайда с 7-тысячным отрядом в Сирию против греков и союзных с ними арабов. Этот поход пользовался такой большой популярностью, что скоро составилось еще несколько отрядов охотников идти в Сирию, чтобы вести войну с неверными и отомстить за поражение при Муте. С течением времени посланы были таким образом еще три отряда в помощь первому. Но разделение власти между многими вождями было препятствием к успешным военным действиям, хотя Абу-Бекр в надежде на легкую победу назначил для каждого отряда особенную цель. Так, Абу-Убейда долго оставался под Босрой, на границе пустыни и Палестины, ввиду энергичного сопротивления, оказанного ему жителями города, между тем как Халид ибн Сайд прошел до Дамаска и потерпел здесь полное поражение. Чтобы придать больше единства мусульманским предприятиям и быть в состоянии выступить против неприятеля большими массами, Абу-Бекр отказался от ранее составленного плана и приказал отдельным вождям идти на соединение и, кроме того, потребовал от военачальника Халида ибн Мелида, который вел самостоятельные военные действия в Персии, помощи сирийским войскам. Следствием подобных мер было то, что арабам сдалась Босра, и что они могли сосредоточить свои силы на осаде главного города Сирии, богатого и торгового Дамаска.

Император Ираклий собрал значительное войско для защиты Сирии, но оно было разбито арабами летом 633 г. близ Дамаска; новое войско, состоявшее из 80 тыс., встретилось с арабами на р. Ярмук, в небольшом расстоянии от Тивериадского оз. Здесь арабам в первый раз предстояло сразиться с многочисленной и организованной армией, и здесь в особенности могло иметь гибельные последствия соперничество между вождями. Халид ибн Сайд, превосходя других умом и храбростью и понимая важное значение предстоящих событий, убеждал своих товарищей пожертвовать личным самолюбием и подчиниться начальству того, кто будет избран на то общим голосом. Вожди согласились избрать эмиром Халида и выполнили тот план сражения, какой им был предложен. Битва при Ярмуке была одной из самых кровопролитных в истории арабских войн. Три раза мусульмане должны были отступать перед натиском византийской конницы и снова вступать в бой, т к. стоявшие сзади жены не допускали их до беспорядочного бегства. Наконец Халиду удалось отрезать неприятельскую конницу от пехоты и ударить всеми силами на византийский лагерь, расположенный между рекой и близлежащими горами. Поражение христиан было полное, ибо часть потонула в реке, другая часть погибла от меча мусульман. Одержанной при Ярмуке победой арабы обеспечили за собой успех последующего завоевания Сирии.

Дальнейший ход событий падает на время калифа Омара (634—644), который приказал сирийским отрядам осаждать Дамаск. Абу-Убейда, стоявший во главе осаждавшего отряда, выделил небольшие части из него, чтобы наблюдать за греческим войском, посланным на выручку Дамаску, и поставил город в отчаянное положение. Начальник дамасского гарнизона, родственник царской семьи Фома, пытался воодушевить жителей города на борьбу с мусульманами, обнадеживая Их скорой помощью извне. В течение 70 дней происходили ожесточенные стычки под стенами города; но как помощь не приходила, то жители Дамаска принуждены были сдаться. Они вступили с Абу-Убейдой в переговоры об условиях сдачи, стараясь выговорить для желающих право выйти из города; взяв с собой свое имущество. В это время другой вождь, Халид, ворвался в город и начал беспощадно опустошать его, пока Абу-Убейда не потребовал от него соблюдать выговоренные жителями условия сдачи. Таким образом главный город Сирии был потерян для Византии, причем со стороны Ираклия не было принято чрезвычайных мер к защите этой важной провинции.

Правда, император следил за ходом военных дел из Едессы, но нельзя не видеть, что Босра, Дамаск и другие города оборонялись лишь своими силами или теми незначительными гарнизонами, какие в них содержались, и что главный вождь византийской армии, брат царя Феодор, после нанесенного ему поражения при Ярмуке не принимал более участия в войне с арабами. Следует еще заметить, что арабы оказались весьма снисходительны к христианскому населению завоеванных городов; так, в Дамаске они оставили за духовенством несколько христианских церквей, ограничившись небольшим налогом на жителей в пользу мусульманских благотворительных учреждений. Судьба Сирии и Палестины казалась решенной бесповоротно; император Ираклий, удаляясь с Востока в свою столицу, озаботился тем, чтобы главная святыня Иерусалима, Животворящее древо креста Господня, не попалась в руки мусульман, и перенес его в Константинополь.

Успехам арабов в Сирии и Палестине после падения Дамаска не было никаких преград. Вскоре были завоеваны Гомс, древняя Эмеса, Баальбек, или древний Илиополь; очередь доходила до Иерусалима. Прежде чем приступить к военным действиям, арабы вступали в переговоры с городскими управлениями, предлагая им обсудить нижеследующую формулу, образец которой сохранился по случаю переговоров с Газой: «Наш повелитель приказал начать с вами войну, если вы не согласитесь принять нашего закона. Присоединяйтесь к нам, будьте нам братьями, и мы не сделаем вам зла. Если не захотите этого, платите нам дань, а мы будем защищать вас от тех, кто будет вредить вам. Если же и на это не согласны, то знайте, что мы будем вести с вами войну до тех пор, пока не исполнится воля Божия». Арабы сдерживали обещание и давали весьма щедрые милости тем городам, которые сдавались им без сопротивления. И любопытно отметить, что в Месопотамии на почве персидской державы арабы не имели таких легких побед, как в областях Византийской империи. С другой стороны, не бывало случая, по крайней мере, в первые годы арабских завоеваний, чтобы персы, перешедши под власть арабов, непосредственно обращались в мусульманство, между тем как во владениях византийского императора эти случаи были не редки. «В религиозном отношении,— говорит по этому случаю Вейль,— христиане, переходя под власть мусульман, только выигрывали в свободе, ибо магометане не вмешивались в их духовные дела, а что касается политической стороны, то верные раз данному слову калифы довольствовались очень умеренной данью, вследствие чего мусульманское господство было гораздо мягче, чем власть императора, который в истинном смысле слова высасывал кровь из отдаленных провинций. Это обстоятельство объясняет ту баснословную легкость, с какой завоеван был мусульманами Египет» (2).

Возвращаемся к победоносному шествию по Сирии. За подчинением Дамаска в 636 г. последовала сдача других городов Сирии. Главное начальство над арабскими войсками имел Абу-Убейда, который из Гомса шел на север Сирии и взял Антиохию и Алеппо. В то же время другие арабские отряды имели задачей подчинение Палестины и занимали приморские города от Лаодикеи до Газы. Несколько более затруднений доставила осада Кесарии и Иерусалима в 638 г. Иерусалим и по своему укрепленному положению, и по своему исключительному значению в христианском мире составлял предмет особенного внимания со стороны арабов и потому, что как место Гроба Господня он имеет священное значение и для мусульман. Но жители города с успехом выдерживали осаду, пока голод не заставил их вступить в переговоры. Главная роль здесь принадлежала патриарху Софронию, который известен своей борьбой против монофелитства.

Сдача города последовала на весьма выгодных условиях для христиан, но понять подробности весьма не легко, т. к. известный акт, излагающий привилегии, предоставленные Омаром Иерусалиму, не может считаться подлинным актом Омара. Во всяком случае, не подлежит сомнению то, что сам Омар присутствовал при заключении договора с христианами. Предание говорит, что патриарх Софроний поставил непременным условием сдачи Иерусалима личное присутствие наместника пророка, и что Омар согласился исполнить это желание патриарха Софрония. Простота в обращении и суровый образ жизни произвели сильное впечатление на христиан, когда они увидели, как Омар — повелитель сильного государства — путешествует на верблюде, довольствуясь самым необходимым для удовлетворения своих потребностей: мешок с рисом и финиками и сосуд с водой. Заключив договор, Омар посетил Иерусалим и сделал распоряжение о постройке знаменитой мечети на месте прежнего храма Соломонова.

Теперь, что касается привилегий, которыми и доселе пользуется патриархат и которые в большинстве основываются на грамоте Омара, то вкратце они заключаются в следующем. Христиане сохраняют жизнь и имущества, храмы их неприкосновенны, они пользуются свободой исповедания своей веры, но не препятствуют желающим из их среды переходить в мусульманство. Как подданные калифа они должны платить наложенную на них подать. В сущности это весьма важные привилегии, гарантирующие жизнь и свободу вероисповедания, на основании которых впоследствии христиане могли приобрести себе и некоторые гражданские права.

Почти в то же время, как шли завоевания в Сирии и Палестине, с не меньшим успехом мусульмане распространялись в Месопотамии и Персии. Полузависимое от Персии арабское владение под управлением династии Лахмидов прежде всего должно было испытать на себе подъем арабской силы, причем Персия, только что окончившая войну с Византией, не в состоянии была оказать вассальному государству достаточной поддержки. Еще при Абу-Бекре подчинены были Гира и некоторые другие города и уничтожено полунезависимое существование Лахмидов. При Омаре военные действия в Месопотамии поручены были тому же Абу-Убейде, которого военные подвиги мы отметили при изложении событий в Сирии и Палестине. В 634 г., вскоре после победы над греками при Ярмуке, мусульмане потерпели от персов поражение в Месопотамии в битве, называемой «битва у моста». Персы не сумели воспользоваться этим обстоятельством вследствие кровавых переворотов и придворных интриг, которые надолго отвлекли внимание их от государственных задач. Наконец власть получил Иездегерд, случайно спасшийся от общей гибели царского дома Сасанидов, которому удалось вновь собрать значительное войско для отражения арабов.

Омар назначил в персидский поход заслуженного и авторитетного вождя, бывшего в родстве с Магометом, Саада ибн Аби-Ваккаса, который явился на персидскую границу с 30-тысячным войском. Произошла большая битва при Кадесии в 636 г., которая окончилась полным поражением персов, и вследствие которой арабы сделались обладателями Месопотамии. Эта битва имеет громадное значение в истории мусульманства, и арабская поэзия разукрасила сражение у Кадесии разнообразными вымыслами. Для укрепления за собой важной в военном и торговом отношении области, имевшей ключ к Персидскому заливу и передававшей в руки завоевателей один из торговых путей в Индию, арабы построили недалеко от слияния рек Тигра и Евфрата крепость, из которой вырос богатый и торговый город Босра, владевший морскими судами и командовавший Персидским заливом.

Следствия утверждения арабов в Месопотамии были громадного значения. Для персов оставалось мало надежды спасти провинции, лежавшие на восток от Тигра со столицей Мадаин (Ктесифон), куда теперь направились замыслы арабских вождей. Хотя Иездегерд держался некоторое время в своей столице, но, когда арабское войско за Евфратом доведено было до 60000, и когда персидские города стали сдаваться арабам без большого сопротивления, Иездегерд принужден был оставить Мадаин и ночью, забрав небольшую часть сокровищ, ушел в провинцию Мидию и заперся в крепости Гольван на большой торговой дороге, ведущей в Багдад. Мусульманский вождь, вступив в огромный и богатый город, почти покинутый своими жителями, припомнил слова Корана, относящиеся к египтянам, утонувшим в Черном море: «Как много садов покинули они и ручьев и нив, как много чудных и восхитительных мест, которыми наслаждались».

Приказав снести все оставленные сокровища в Белый дворец, Аби-Ваккас отделил пятую часть в казну на церковные и благотворительные учреждения, а остальное разделил между воинами. Добыча оказалась так велика и такой цены, что на долю каждого простого воина, принимавшего участие в войне, досталось около 3 тыс. рублей. Из сокровищ, найденных в Ктесифоне, особенно поразили победителей золотой конь, серебряный верблюд с золотым верблюжонком и в особенности драгоценный ковер, украшенный дорогими камнями и представлявший рисунок из цветов, фруктов и деревьев. Арабы так мало понимали в то время значение произведений искусства, что разрезали удивительный ковер на куски и разделили его между начальными людьми (3). Взятием Мадаина нанесен был окончательный удар Персидскому царству; на всем пространстве от Ниневии до Сузы арабам не было оказано значительного сопротивления, так что Персия с 637 г. могла считаться арабской провинцией. На развалинах Ктесифона основан был арабами город Куфа, сделавшийся административным центром мусульманской провинции

Уже в эти первые годы неимоверных успехов арабского оружия над византийскими и персидскими военными силами появилось новое слово, обозначавшее совершенно новое явление — переход христиан в мусульманство. Таковые переходы были весьма обычны в первое время арабских завоеваний, особенно в Сирии, где и вошел в употребление термин μαγαρίτης, μαγαρίζω для обратившихся в мусульманство христиан

Арабы готовились перенести свои военные предприятия в Египет, где их ожидали не менее блестящие успехи, чем в Сирии и Месопотамии. Представляется неразрешимой загадкой вопрос о том, почему исконные владетели так легко подпадавших арабскому господству богатых и населенных областей не приняли надлежащих мер к защите и не оказали арабам серьезного сопротивления. Если принять в соображение, что занимающие нас события относятся к царствованию Ираклия, который обнаружил беспримерные таланты искусного полководца в войнах с персами и в защите столицы от нападений аваров и славян, то слабость византийского военного напряжения, обнаруженная в столкновениях с арабами, должна казаться еще более загадочной. Как будто у Ираклия не стало более ни людей, ни денег для отражения гораздо более важного врага, чем персы; как будто в Константинополе иссякло религиозное одушевление ввиду неимоверных поражений, испытанных империей одинаково как на поле брани, так и в области религиозных убеждений. Мусульмане выступали не только против политической власти византийских императоров, но и против христианской империи, совместное существование мусульманства и христианства казалось бы невозможным, т. к. та и другая религии имеют притязание на мировластительство. Выяснить с достаточной рельефностью роль царя Ираклия в событиях последнего десятилетия его царствования далеко еще не удалось историкам, т. к. нельзя же успехи арабов объяснять истощением империи после персидских походов. Напротив, арабы обогащались, делая завоевания в богатых и культурных областях, т. к. находили везде большую добычу в деньгах и дорогих предметах. Попытаемся рассмотреть некоторые подробности первых столкновений между мусульманами и христианами.

Прежде всего успеху мусульман в византийских областях содействовали во многих случаях иудеи, подвергавшиеся крайнему преследованию в Византии и искавшие защиты и покровительства у мусульман. В Иерусалиме и Эдессе происходили страшные сцены убийства и насилия над иудеями, которые охотно служили арабам против греков, надеясь под господством первых на лучшее устройство судьбы. В рядах арабских отрядов поэтому было всегда значительное число иудеев, прекрасно знавших страну и местные условия и оказавших громадные услуги завоевателям. Следует, далее, взвесить то обстоятельство, что сам Ираклий ни разу не становился во главе войска, назначенного действовать против арабов. Хотя, начиная с 632 г., т. е. с первых мусульманских походов в Сирию, Ираклий находился поблизости от театра военных действий, именно в Эдессе и Дамаске, но поручил войско полководцу Сергию, который при Газе был разбит и взят в плен. Начальник Босры Роман, напуганный предложением сдать город, убеждает своих подчиненных согласиться на требование платить небольшую дань и во время сражения изменнически предает город врагам. Во время начавшейся осады Дамаска Ираклий отступил на север и следил за ходом дел из Эдессы; при этом значительную роль играли стенобитные машины, приготовленные для арабов перебежчиками из византийского лагеря. Посланный на помощь Дамаску брат царя Феодор был разбит арабами, между тем арабы вступили в переговоры с осажденными и обещали им в случае сдачи значительные привилегии, какими и воспользовался сдавшийся арабам Дамаск. После сдачи этого города Ираклий перешел в Антиохию и назначил начальником своих отрядов перса Ваана.

После потери Дамаска Ираклий, видимо, потерял надежду на благоприятный исход дел в Сирии и Палестине. Трусость, измена и предательство были почти обычными явлениями в истории арабско-грече-ской войны. У Ираклия недостало энергии вооружиться против крайней деморализации, какая овладела большинством его подданных, да и сам он становился жертвой болезненных предчувствий. Постигшее Палестину страшное землетрясение и появление кометы в виде копья, обращенного на Константинополь, тревожило умы и лишало последних надежд на благоприятный исход событий. К этому присоединились неприятности в собственной семье Ираклия и угрызения совести за незаконный брак с Мартиной, в котором многие хотели видеть причину всех несчастий, постигших империю. Находясь в крайне удрученном состоянии, Ираклий собрал в антиохийском храме духовенство и народ и советовался с ними насчет переживаемых событий. Раздался голос одного старца, присутствовавшего в собрании: «Мы терпим справедливое воздаяние за наше забвение Евангелия, за беспорядки, ссоры, насилия и за отдачу денег в рост». Император принял эти слова сказанными на свой счет, склонил голову и подумал, что своим присутствием он вредит делу веры Христовой. В этих расположениях, свидетельствующих о крайнем нравственном ослаблении, Ираклий решился возвратиться в Константинополь. Что он считал положение дел вполне безнадежным, видно из того, что, принимая это решение, он отправился предварительно в Иерусалим и взял с собой драгоценную христианскую святыню, недавно им же освобожденную из персидского пленения, Честное древо креста Господня. Говорят, что, оставляя Сирию, Ираклий несколько раз повторил с глубоким горем: «Прощай, Сирия, прощай навсегда!»

Но в ближайшем будущем предстояли новые потрясения. Западная граница империи опиралась на завоевания в Африке, сделанные еще при Юстиниане ровно за сто лет перед теми событиями, к изложению которых здесь мы приступаем. После легких побед над Гелимером Юстиниан в 534 г. торжественно заявил, что по милосердию Божию присоединены к империи Африка, Ливия и все тамошние провинции. Фактически это не соответствовало действительному положению дел, т.к. власть императора простиралась лишь до Нумидии, а западные провинции до Гибралтара (три Мавритании) оставались, за исключением нескольких приморских мест, вне влияния империи. Кроме того, предстояло удовлетворить разнообразные притязания африканского населения. Известно, что с вандалами византийское правительство мало церемонилось: они частью были перебиты, частью выселены в азиатские провинции, образовав там особые полки, частью, наконец, лишены имущественных и гражданских прав (4). Что касается романского населения и интересов католической Церкви, в этом отношении Юстиниан расточал щедрые милости, о которых громко свидетельствуют признания епископов, собравшихся на соборе в Карфагене и выражавших свою радость по случаю восстановления императорской власти в Африке.

Но при всем том в завоеванной провинции дела обстояли не совсем благополучно. Туземцы Нумидии и Мавритании, различные колена берберийского происхождения хранили выжидательное положение и, приняв подданство императора и дав ему заложников, группировались около своих племенных князей и выжидали удобного случая, чтобы показать свою самостоятельность и напасть на города и селения, принадлежавшие культурному романскому элементу. Означенные колена имели уже довольно прочную организацию, составляя значительные союзы колен под одною военною властью и будучи в состоянии выставить в случае нужды до 30 тыс. конных воинов. Местные кочевые и полузависимые племена были в состоянии свергнуть византийское господство, если бы между ними было больше согласия и сознания общих интересов. Только благодаря взаимной вражде племен и кровавой мести византийскому главнокомандующему удавалось иметь дело не с целым народом, а с отдельными коленами, и в каждом частном случае получать перевес над врагом. Вследствие назначения в Африку опытных и энергичных генералов, патрикиев Соломона и Германа, которым вручалась гражданская и военная власть, Юстиниану удалось потушить восстание берберийских племен, к которым присоединилась и часть войска, и после решительных побед, одержанных над повстанцами в 539 г., дать вновь завоеванной провинции сравнительное спокойствие, безопасность и благосостояние.

После Юстиниана значение африканских владений приобретало большее и большее значение вследствие естественных богатств, мира и высокой культуры, какою пользовалась эта страна, находившаяся далеко от центра, а равно вследствие экономической зависимости Константинополя от подвоза хлеба из африканских портов. Ввиду признания исключительной важности западных владений империи правительство императора Маврикия решило ввести в администрации Африки важные реформы, подчинив ее одному лицу, в руках которого соединена была гражданская и военная власть, с титулом экзарха. Таким образом на западе рядом с Равеннским экзархатом возник Африканский, к которому были причислены следующие области: проконсульская провинция, Бизацена, Нумидия и Мавритания, острова Сардиния и Корсика (5).

В начале VII в. Африканский экзархат имел во главе патрикия и экзарха Ираклия, который достиг в Африке почти неограниченной власти во время правления Фоки, и которого сын, освободив империю от тирании Фоки, вступил на престол в 610 г. В этих событиях с особенной ясностью выступила чрезвычайно важная роль провинции Африки и стоявшей во главе провинции фамилии Ираклиев. Т. к. в движении против Фоки участвовали не только регулярные африканские войска, но и контингенты от полузависимых мавританских и берберийских племен, то понятно, что успех революционного движения, выдвинувший Ираклия, тесней скрепил Африканский экзархат с империей и объединил в общей идее подчинения потомкам Ираклия разноплеменный состав экзархата. Нельзя здесь не вспомнить того обстоятельства, что раз, находясь в отчаянном положении вследствие угрожающего положения от персов, Ираклий принял решение в 619 г. оставить Константинополь и перенести столицу империи в Карфаген. Только настоятельные увещания патриарха Сергия и просьбы населения удержали царя от принятого решения. Особенное внимание Ираклия к Африканскому экзархату видно и в том, что управление им доверялось царким родственникам, пользовавшимся исключительным доверием Ираклия. Таков экзарх Никита, двоюродный брат царя, сын его дяди Григория. Впоследствии во главе экзархата был сын упомянутого Никиты.

До какой степени непрочно было положение столицы империи ввиду постоянных угроз со стороны персов и аваро-славян и как в этом отношении Запад, где уже прекратились волнения и передвижения народов, представлял более безопасности и спокойствия сравнительно с Востоком, видно на примере императора Константа II, который в 662 г. пытался перенести столицу в Рим и в течение шести лет жил в Сицилии, управляя отсюда восточными делами. Под мудрым управлением экзархов провинция Африка достигла в VII в. высокого благосостояния и богатства. Христианская проповедь имела большой успех между язычниками и приобщила к культурным областям многочисленные языческие племена Бизацены и Мавритании, епископы новообращенных стран принимали участие в соборах, собиравшихся в Карфагене. Торговля и промышленность африканских областей, сношения с Египтом и с Сицилией обогащали страну и создавали из нее непрерывающуюся цепь цветущих селений и городов (6). Первые впечатления арабов при ознакомлении с Египтом и Африкой полны энтузиазма и изумления перед богатством городов, роскошной природой и множеством добычи, какая доставалась завоевателям.

Первые попытки арабов проникнуть в Египет относятся к 634 г., когда еще не было окончено завоевание Персии, Сирии и Палестины. Но на сей раз опасность миновала. Ираклий сосредоточил все силы, какими располагала Африка, и приказал стратигу Пентаполя идти навстречу врагу. Может быть, сделаны были некоторые послабления в пользу берберов, которым предоставлены незащищенные области. По свидетельству арабских источников, к тому времени византийцы постепенно отступали перед туземцами, переводя свои гарнизоны в большие города и оставляя туземному населению равнины и открытые места и довольствуясь более или менее призрачной властью над прежними подданными, почти достигшими независимости (7). Существенными недостатками византийского господства, подтачивавшими в самом основании авторитет власти христианского императора, была финансовая система, в особенности же упорная церковная политика, стремившаяся к проведению единства в религиозных воззрениях. Большинство египетского населения принадлежало к монофизитскому толку, в особенности в Верхнем и Среднем Египте. Император как исповедник учения о двух естествах во Христе всеми мерами стремился провести на Востоке идею религиозного единства и для этого издал известную формулу «экфесис», которою имел в виду сблизить враждующие партии. К несчастью, его религиозная политика встретила большое недовольство в Африке, где учение о двух естествах и волях сделалось символом господствующей византийской политической и народной партий, а монофизитизм и монофелитство слились с освободительными притязаниями местного африканского населения, в особенности коптов.

Ко времени арабского вторжения в Египет вражда между коптами и греками в особенности получила большое напряжение на почве религиозных несогласий. Т. к. мусульманам было хорошо известно положение дел в византийских владениях Египта, то понятно желание Омара воспользоваться возгоревшейся с новой силой борьбой для торжества религии пророка. Считая, однако, это предприятие весьма серьезным, Омар не сразу уступил настоятельным требованиям лучшего тогдашнего полководца, уже получившего известность завоеваниями в Палестине, Амру ибн Аасу, который считал нужным предпринять поход в Египет. Говорят, что Омар послал арабскому вождю следующее письмо касательно похода: «Если это письмо попадет в твои руки прежде, чем вступишь в Египетскую землю, то воротись назад; а если уже ты перешел границу, то продолжай поход». Амру прочитал это письмо уже по переходе за границу и на собственный страх пошел к столице фараонов Мемфису. Первый укрепленный пункт, в котором находился гарнизон, оказавший сопротивление арабам, был в Фарме (Пелузий), поблизости нынешнего Порт-Саида. Здесь Амру простоял 30 дней и взял город при помощи коптов. Затем через Бильбейс арабский вождь направился к Вавилону, на левом берегу Нила, где получил из Аравии значительные подкрепления. Эта местность находится поблизости от нынешнего Каира и получила важное значение в истории мусульманского господства в Египте как столица арабских завоевателей.

Вскоре по завоевании Вавилона арабы получили прочные основания для своей власти в расположении местного населения, которое под предводительством влиятельного и богатого Мукавка вошло с завоевателями в соглашение насчет условий подчинения коптов арабам.

Требования арабского вождя были умеренны, ибо, не посягая на свободу верования коптов, Амру ограничился назначением умеренной поголовной подати, собираемой только с взрослого мужского населения. Полагают, что число обложенного этой податью населения доходило до 6 миллионов (8). Греческое и романизованное пришлое население принуждено было спасаться в укрепленные места и, главным образом, Александрию, куда направился Амру, пользуясь услугами и всяческим содействием со стороны местных жителей.

Осада Александрии потребовала со стороны арабов много времени и больших усилий. Город был хорошо защищен и имел достаточно гарнизона и съестных припасов; кроме того, пользуясь морским положением, он мог всегда получать подкрепления и продовольствие со стороны моря. Поэтому осада Александрии продолжалась больше года (640—641), и взятие ее последовало уже по смерти Ираклия, который некоторое время лично принимал участие в защите города. Не один раз арабы врывались в город, но были с большим уроном отражены, раз даже сам Амру будто бы попался вдглен и спасся только благодаря особенным обстоятельствам. Окончательная сдача Александрии последовала в конце 641 г., когда город не только перестал получать подкрепления из Константинополя, но даже должен был поступиться частью своего гарнизона по требованию нового правительства в Константинополе, которое для собственной безопасности стало нуждаться в египетских войсках. Т.к. город взят военной силой, то по отношению к жителям и имуществу их не имели места никакие предварительные соглашения, поэтому арабы потребовали у Амру разрешения разграбить город и поделить добычу между воинами. Но калиф Омар отдал приказание поступить относительно Александрии с тою же мягкостью, как арабы относились тогда вообще к населению во вновь завоеванных землях, т. е. ограничиться поголовной и поземельной податью.

Александрия была самым большим и богатым городом, какой только находился во власти арабов; это был город с 4 тыс. дворцов, с таким же числом бань, с 400 театров и со множеством торговых людей. Арабский вождь заявил желание основать в Александрии свое пребывание, но Омар предпочитал лишить Александрию ее первостепенного в Египте значения и приказал основать новый город на том месте, где стоял арабский лагерь во время осады Вавилона. Так возник Фостат, слившийся потом с Вавилоном и давший начало знаменитому в летописи мусульманской истории Каиру. Благословенная долина Нила не только доставляла обильное пропитание находившемуся при Амру войску, но стала житницей бесплодной Аравии. Еще до завоевания Александрии, когда Амру стоял под Вавилоном, Омар потребовал у него хлебных запасов для Медины, и тогда же были отправлены в Аравию караваны с хлебом. Хотя эти караваны, по арабским рассказам, были так велики, что первый верблюд был уже в Медине, когда последний выходил из Египта, тем не менее чувствовалась необходимость соединить Египет и Аравию более удобными и легкими путями сообщения. Собрав сведения о существовавшем прежде канале между Египтом и Красным морем, Омар приказал расчистить его и сделать судоходным Известно, что этот канал был вырыт фараонами в VII в. до Р. Хр., поддерживаем был персами и римлянами и в последнее время, во время византийского господства, оказался запущенным. Без особенно больших затруднений Амру в два года удалось достигнуть того, что египетские корабли стали привозить запасы хлеба прямо в Аравию.

В то же время Амру постепенно распространял границы арабского господства на западе. Берберы — обитатели Ливии и Пентаполя — легко мирились с мусульманским господством. Таким образом Амру и подчиненные ему вожди покорили Барку, Триполь и Сабру. Дальнейшему движению на запад воспротивился Омар, который находил небезопасным столь быстрое распространение арабов, особенно ввиду попыток со стороны Византии возвратить снова Александрию. Вследствие этого завоевание Африки последовало несколько позже. Выразительной чертой характера Омара нужно признать крайне суровые меры, принятые им для увеличения доходов, получаемых с завоеванных провинций. Сколько ни доставлялось ему сокровищ и продовольственных средств, он все находил мало и требовал от своего наместника новых взносов. Известно, что он погиб от руки Фируза, которого жалобу на несправедливые вымогательства наместника он не захотел удовлетворить.

При калифах Османе и Али в арабских владениях Азии и Африки начались большие смуты вследствие междоусобий, возникших между преемниками Магомета из-за власти. Но, тем не менее, движение арабов из Нильской долины на запад постепенно продолжалось вместе с отливом христианского населения, по преимуществу духовенства и монахов, бежавшего в Африку из Сирии и Египта как в страну, обещавшую до известной степени религиозную свободу и безопасность. В Карфагене представителем власти императора был тогда патрикий Григорий, христианские доблести которого и покровительство, оказываемое благотворительным учреждениям и искавшим в них приюта беглецам из занятых мусульманами земель, ставятся ему в особую заслугу в современных жизнеописаниях святых (9). Но случилось так, что между беглецами оказалось много монофизитов, которые начали распространять свои неправославные воззрения между африканскими христианами. Положение дел еще ухудшилось с тех пор, когда царица-регентша Мартина, управлявшая империей по смерти Константина III, дала значительное преобладание партии монофелитов, вследствие чего в Константинополе и в провинциях еретики подняли голову и стали занимать епископские кафедры. Главным борцом за торжество православия против монофи-зитских и монофелитских учений выступил в Африке известный Максим Исповедник, нашедший большого ценителя и почитателя его богословского образования в лице тогдашнего правителя провинции Африки. Религиозная проповедь Максима и громадное влияние, каким пользовался он, были причиной возбуждения антидинастического направления, ибо он открыто говорил, что Господь не будет милостив к ромэйской державе, пока во главе ее находится потомство Ираклия. Подобные слова падали на весьма восприимчивую почву, т. к. недовольство правительственным деспотизмом и вымогательствами никогда не утихало в этой провинции.

В 645 г. в Карфагене происходило публичное состязание между бывшим константинопольским патриархом Пирром, сосланным в Африку, и исповедником Максимом по поводу вопросов вероучения. На состязании присутствовали экзарх, епископы и светские представители высшего общества. Монофелитское учение подверглось беспощадной критике со стороны Максима, и патриарх Пирр признал себя побежденным. Это сопровождалось важными последствиями, возбудившими православное население провинции. Духовенство Нумидии, Биза-цены и Мавритании составило собор, на котором единогласно высказалось против новшеств, проводимых в Константинополе, и анафематствовало всех тех, кто сделал бы попытку коснуться догматов, установленных соборами и святыми отцами. Результаты соборных деяний сообщены были патриарху и императору Константу II с просьбой прекратить соблазн и восстановить религиозное единство. К сожалению, византийское правительство имело другую точку зрения на основании теории церковного единства в империи.

При таких условиях и при непрочности положения на престоле потомков Ираклия для патрикия Григория, правившего отдаленной и богатой провинцией, пропитанной освободительным от империи движением, выступил во всей обаятельности вопрос о независимости. Экзарх не мог оказаться безучастен и к придворным событиям, к слухам об интригах царицы Мартины, низвержению ее и вступлению на престол Константа П. И внутреннее состояние провинции Африки, и слабость власти в столице — все внушало патрикию надежду на успех смелого предприятия, и он провозгласил себя императором. Хотя в управляемом им экзархате это революционное движение встречено было с большим сочувствием не только со стороны романизованных классов, но также и в массе местного берберийского населения, тем не менее экзарх понимал громадную важность настоящего момента и предпочел встретить предстоящие события не в Карфагене, а внутри страны, в укрепленном городе Суфетуле.

Ближайшая опасность угрожала, впрочем, не со стороны Константинополя, а из соседнего Египта. Мы видели, что Омар приостановил движение на запад своего полководца Амру; преемник Омара, калиф Осман, в 647 г. дал приказание Абдаллах ибн Сайду, наместнику Египта, идти на Африку. Легкая мусульманская кавалерия, в которой арабы не имели себе соперника в то время, набросилась на незащищенные места провинции Бизацены и наносила громадный вред крестьянскому населению. Патрикий Григорий, собрав большое войско из византийских гарнизонов и из местных племен, выступил против неприятеля в сопровождении своей дочери, которая сражалась с арабами с редким мужеством и храбростью. В равнине Сбейтлы произошла кровавая битва, в которой византийцы потерпели страшное поражение, потеряв своего предводителя экзарха и его дочь, попавшуюся в плен. После одержанной победы арабы приступили к осаде города Суфетулы (Сбейтла), который взяли на щит и подвергли страшному опустошению. Дальнейшие успехи арабов были, однако, приостановлены в крепких северных городах, занятых греками, которых они за слабым развитием осадного искусства не могли еще с успехом осаждать. Вследствие этого Абдаллах охотно согласился на мирные переговоры и очистил на этот раз занятую страну, получив за это громадную выкупную сумму.

После изложенных событий арабы не делали попыток завладеть Африкой в течение значительного периода времени. Внутренние раздоры в калифате и переход власти к племени Омейядов в потомстве Абу-Суфиана отвлекли внимание арабов от внешних предприятий почти на 20 лет. Новое серьезное движение из Египта обнаруживается в первый раз только в 659 г., когда калиф Моавия для похода в Африку назначил старого и испытанного в битвах полководца Амру, который раз уже совершил удачный поход в эти земли, но был приостановлен осторожным Омаром. Политическое положение провинции после возмущения экзарха Григория, по-видимому, далеко не улучшилось, и вообще половина VII в. в истории Византийской империи представляет эпоху крайнего ослабления и упадка материальной силы и власти. Император Констант пытался изданием своей формулы под именем «Типа» примирить религиозные партии, но возбудил против себя недовольство и в особенности в римском епископе, к которому тесно примыкала по своим воззрениям Африканская Церковь.

И тем более можно пожалеть о горячности, с которой обсуждались церковные споры, что Констант II сознавал всю важность переживаемых событий и с целью противодействия арабам и удержания западных областей в связи с империей решился на экстренные средства, перенеся на некоторое время свое пребывание в Сицилию и приняв меры к укреплению Карфагена и к усилению средств защиты в Африке. К сожалению, все это требовало новых материальных средств и вызвало увеличение повинностей, которые ложились тяжелым бременем на Африканский экзархат и усилили раздражение против власти императора. Когда в 665 г. арабы готовили большую экспедицию в Африку, эта страна находилась в полном брожении: экзарх был изгнан из Карфагена и заменен самовольно избранным начальником, туземные берберийские племена находились в анархии и готовы были охотней подчиниться мусульманам, чем сносить тяжелую зависимость от императора. Прочные завоевания в Африке начались после 665 г., когда арабское войско вторглось в византийскую область и начало опустошать во всех направлениях Бизацену. Император послал из Сицилии отряд в 30 тыс. под предводительством патрикия Никифора, который, однако, не остановил арабов, но потерпел от них поражение. Богатая добыча, взятая арабами в этом походе, и легкость, с которою удалось им выгнать греков даже из некоторых укрепленных мест, внушили им уверенность, что византийская Африка может быть ими занята без особенных трудностей.

Исполнителем воли калифа на этот раз явился Окба ибн Нафи, который с 10-тысячным отрядом проник в византийскую область. Для ясности изложения следует сказать, что провинция Африка, или арабский термин «Ифрикия», обнимала главным образом приморские области, начиная от Египта: частью Пентаполь с городом Барка, далее провинцию Триполь, затем Бизацену, Нумидию, Африку с Карфагеном и Мавританию, или Магриб. Пентаполь и Триполь были присоединены к арабским владениям вслед за подчинением Египта; следовательно, к экзархату Африки в занимающее нас время относились области, начиная с Бизацены. Таким образом, все географические термины, которые далее встретятся в изложении арабских походов, относятся к пограничным местам между Триполи и Бизаценой. Во время похода Окбы ибн Нафи в 667—668 гг. провинция Триполь до острова Джербы перешла уже под власть арабов, равно как и внутренняя полоса земли с оазисами Уаддан и Феццан. Это была эпоха наибольшего потрясения империи: насильственная смерть царя Константа II в Сиракузах и появление двух бунтовщиков, объявивших себя императорами в Сицилии и в Малой Азии, побудили Константина Погоната собрать все силы, какими располагала империя, для борьбы с самозванцами. Это дало возможность арабам не только без помехи распорядиться с приобретенными областями, но и обеспечить на будущее время обладание значительной частью экзархата.

С этой целью Моавия приказал Окбе утвердиться в завоеванной области и основать на границах Бизацены укрепленный лагерь. Арабский полководец увеличил свой отряд свежими силами из берберов, завоевал новые области на юг от Триполи и двинулся далее на северо-запад к Бизацене, заняв Кастилию и Гафсу. Но самым смелым и важным в стратегическом отношении было то, что он пришел к мысли основать город Кайруан (670) поблизости от морского берега, избрав его опорным местом для господства в Африке и для будущих военных предприятий против империи. Этот город возник на обширной болотистой равнине, в небольшом расстоянии от Гадрумета и при подошве гор, которые защищали византийскую область. Не обращая внимания на неблагоприятные условия почвы и на возражения военных людей, он в течение пяти лет с настойчивостью занимался устройством города и приготовил в нем опорный пункт для новых завоеваний и убежище на случай поражения. Впоследствии здесь образовался прекрасный юрод со множеством роскошных мечетей и частных зданий и, вместе с тем, важный торговый пункт.

Что не может не поражать историка, это полное отсутствие данных для суждения о том, как отнеслись византийцы к постройке Кайруана и предпринимали ли какие попытки, чтобы выбить арабов из занятой ими позиции. «Основание Кайруана,— говорит Диль,— имело неисчислимые последствия для будущих судеб Африки. Прежде, когда мусульманские экспедиции направлялись из Египта или из Барки, соединенные с ними опустошения при всей их беспощадности были всегда ограничены по времени, и между византийскими владениями и арабами образовали заслон берберийские племена Триполи и Бизация, которые до известной степени ослабляли напор врагов. Теперь, на границах самой Проконсульской провинции возвышалась цитадель, занятая сильным гарнизоном, откуда будут беспрестанные вылазки против крепостей, защищающих пограничную область (limes), постоянные опустошения, нарушающие покой провинции. Каждая новая экспедиция здесь найдет безопасное место для склада добычи; здесь в случае неудачи она имеет возможность запастись свежими силами. И, между тем как византийская провинция под этим постоянным напором будет постепенно приближаться к погибели, мусульманство победоносно будет расширяться из Кайруана по всей Африке, и религиозная пропаганда, идя рядом с завоеваниями, укрепиг эти последние. Конечно, еще около 30 лет византийцы будут с мужеством и по временам с успехом вести борьбу; тем не менее, основание Кайруана обозначает решительный поворот к падению Африканского экзархата» (10).

Окба скоро был отозван из Африки, и на его место назначен Абу-Могаджир. Но это не имело существенного значения для экзархата, т. к. разжалованный генерал снова вошел в милость калифа и получил в управление Африку. В 683 г., оставив в Кайруане небольшой гарнизон, он бросился на запад, чтобы докончить подчинение византийской Африки, и, не приняв никаких мер к защите отступления на случай возможной неудачи, неосторожно дошел до Мавритании, хотя в тылу у него составился значительный отряд из берберов и остатков византийских гарнизонов, имевший целью отрезать ему отступление. Действительно, когда Окба считал кампанию оконченной, дошедши, по арабским, преувеличенным конечно, известиям, до берегов Атлантического океана или до нынешнего Танжера, на возвратном пути к Кайруану он был окружен восставшими племенами в своей стоянке близ Тегуды, где пал геройской смертью. Ближайшим следствием этого поражения было то, что опорный пункт арабов в Кайруане был утрачен, и еще на десять лет продолжено было в Африке господство императора.

Наступательное движение против византийских приморских владений в Африке вновь обнаруживается в 693 г., когда калиф Абд ель-Мелик отдал распоряжение о начатии действий против Карфагена. Наместником калифа в Африке был Гассан ибн Номан, занятый в то время подготовлением средств для борьбы с обширным союзом берберийских племен, стоявшим под управлением храброй царицы, известной под именем Кагены, или Волшебницы, которая имела среди воинственных горных племен громадный авторитет. Мусульманский вождь эткрыл кампанию смелым и решительным движением против главных лозиций, остававшихся во власти Византии на морском берегу, в 695 г. осадил столицу экзархата Карфаген. После битвы под стенали города, в которой экзарх потерпел поражение, Карфаген взят Рприступом и занят мусульманами. Остатки войска и часть романизованного населения искали спасения в Сицилии и на островах; большинство же населения взято в плен и обращено в рабство. Но это не был еще заключительный акт истории Африканского экзархата под византийской властью.

Гассан, оставив гарнизон в Карфагене, поспешил против царицы Кагены, которая, спустившись с горных вершин Нумидии, расположилась лагерем в долине Багайя. Около царицы собрались не только берберийские племена, но и значительная часть местного культурного и христианского населения — все те, для кого нежелательно было усиление мусульманской власти. Произошла битва на берегах речки Уэд-Нини, в которой арабам нанесено было страшное поражение. Вот почему грекам снова могло улыбнуться счастье в Африке. В то время, как Гассан испытал поражение от союза берберийских племен и, не имея средств держаться в завоеванной стране, отступил в Пентаполь, к Карфагену прибыл греческий флот под предводительством патрикия Иоанна и без труда овладел городом, восстановив в приморских частях экзархата византийскую власть (697). Но это продолжалось один лишь год, потому что в 698 г. греческий флот должен был отступить из Карфагена под угрозой мусульманских морских судов.

С тех пор экзархат, за исключением нескольких городов в Мавритании и Проконсульской провинции, окончательно подчинился мусульманам. Конечно, арабам не даром досталось утверждение в этой прекрасной и весьма обработанной стране, о которой современники занимающих нас событий говорили: от Триполи до Танжера вся страна была похожа на сад. Но с конца VII в. они научились уже под руководством греков строить суда и имели в распоряжении морской флот, которым пользовались для перевозки людей и военных материалов во все приморские места, находившиеся в их владении. В особенности серьезное сопротивление нашли арабы в союзе независимых племен, во главе которого стояла царица Кагена. Чтобы отстоять свою свободу, эти племена вполне опустошили страну и уничтожили города и крепости, дабы не оставить арабам средств держаться в разоренной стране. Героическая легенда о последней борьбе берберов с арабами соединена с именем царицы Кагены, которая не раз нанесла поражение арабам и славно погибла в одной из битв с Гассаном.

Преемник Гассана в управлении Кайруаном и новой провинцией с Карфагеном во главе, Муса ибн Носейр (704), довершил покорение Африки смелым движением на запад и подчинением приморской страны до крепости Септем (Танжер). Последним правителем этой самой крайней на западе византийской области был комит Юлиан. Овладев африканской береговой полосой от Египта до Танжера, арабы нанесли громадный ущерб благосостоянию страны, управляемой экзархом. Походы Гассана и Мусы истребили до основания культуру, уничтожили города и погубили сельское население Африки. Последние берберийские племена, потеряв в постоянных битвах с арабами своих вождей, должны были подчиниться завоевателям, принять мусульманство и сделаться ревностными приверженцами ислама. С арабским завоеванием Северная Африка, бывшая христианской и высококультурной страной, утратила большую часть своего населения, обращенного в рабство и распроданного на базарах Востока, и обратилась в пустыню, которую населяют бедуины. «Большинство городов Ифрикии, — говорит арабский историк, — опустошены вследствие сопротивления, оказанного берберами; селения покинуты жителями, хозяйственные заведения сожжены, оросительные работы запущены» (11). Что касается христианской Церкви, то хотя арабы допустили свободу отправления религиозных обрядов под условием платы определенной дани, тем не менее с первых же лет арабского завоевания обращение в мусульманство сделалось весьма обыкновенным явлением, и множество церквей обращено было в мечети. Впрочем, веротерпимость не была последовательной и неизменной политикой калифов. Так, Омар II в 717 г. лишил христиан их привилегий, и они были обязаны или оставить страну, или принять мусульманство. Часть христиан переселилась в Италию и Францию, большинство же обратилось в ислам. Таким образом, вскоре после завоевания цветущая прежде Африканская Церковь доведена была до крайнего оскудения.

В заключение нам остается ознакомиться с завоевательными притязаниями ислама, обращенными на малоазийские владения и на самую столицу Византийской империи.

Уже первоначальная история победоносного расширения мусульманства представляет ясное доказательство того основного положения, которое проникает самое существо мусульманства как религии и как политической системы, что его живой нерв заключается в военном деле, и что самый мудрый калиф всегда умел направлять на новые военные предприятия мусульманский народ-войско. Движение арабов в Сирию и Месопотамию, завоевания их в Средней Азии до Индии сделали из них, по преимуществу из легкой кавалерии арабской армии, первое в свете сухопутное войско, которое не знало себе соперника. Осадное искусство, сначала совсем им не известное, система обороны и укрепления стана, где необходимы были знания техники земельных сооружений, скоро усвоены ими были от сирийцев, греков и армян и стали быть применяемы в войнах с Византией. Но завоевания, сделанные в Египте и в Африке, вызвали у арабов появление морских судов и постепенно приготовили их к господству на Средиземном море. В самом деле, владение морским берегом Африки с морскими торговыми гаванями нельзя было обеспечить за собой без достаточного флота, равно как почти невозможно было поддерживать сухопутные сношения из Египта с Баркой, Карфагеном, Танжером и еще более снабжать эти места гарнизонами, военными запасами и разным продовольствием. А затем впереди были Кипр, Крит, Родос и Сицилия и, наконец, Константинополь, куда направились жадные взоры калифов, начиная с конца VII в.

Начало знакомства с морским делом относится к половине VII в. (648—649). Это было смелое для арабов предприятие, на которое они не сразу решились. Говорят, что осторожный Омар никак не соглашался вверить судьбу правоверных неверной стихии, и только при его преемнике наместник Сирии Моавия воспользовался прекрасным строительным материалом, какой представляли финикийские леса, и изготовил значительный флот. Первыми строителями и матросами были, конечно, сирийские христиане, и первое предприятие имело целью поход на Кипр. На 1700 судах арабы подплыли к Кипру, взяли главный город Констанцию и опустошили весь остров. На этот раз Моавия не утвердил за арабами первое морское завоевание, т. к. император Констант послал на Кипр отряд морских судов, которым удалось прогнать арабов. Но, начиная с 650 г., морское господство Византии на Средиземном море начинает подвергаться ограничениям со стороны арабов, которые своими набегами на малоазийские берега причиняли империи немалый вред. В 653 и 654 гг. занят арабами Кипр, и в то же время неприятельские корабли показались в виду Халкидона, угрожая столице.

По поводу этих событий, которые должны были сильно затронуть современников, у писателя Феофана есть несколько любопытных известий. В 654 г. Моавия, захватив Родос, низверг статую Солнца, знаменитый родосский колосс, и продал ее одному торговцу еврейского происхождения из города Эдессы, который навьючил на 900 верблюдов материал, полученный из обломков статуи. В следующем году Моавия сделал большие приготовления судов и занялся снаряжением их для замышляемого им похода против Константинополя. Заготовка судов производилась в Триполи на финикийском берегу. Два местных жителя, родные братья, пылая ревностью по Боге, неожиданно напали на три-польскую темницу, в которой содержалось много пленных ромэев, взломали ворота и освободили заключенных. Затем они убили правителя города и его арабский гарнизон и предали огню весь приготовленный для похода запас; сами же спаслись бегством в византийские области. Но арабы не оставили своего намерения. Моавия, отправившись походом на Кесарию Каппадокийскую, поручил выполнение морского предприятия Авулафару, назначив его адмиралом флота. Он пошел по берегам Ликии, где находился в то время царь Констант, и вступил с ним в сражение. Несмотря на дурной сон, предвещавший поражение, император вступил с арабами в сражение и потерпел сильное поражение Он неминуемо попался бы в плен, если бы не надел одежду простого матроса и не перешел в другой корабль.

Таковы были первые столкновения с арабами на море. Дальнейшие успехи их приостановлены были последовавшими в калифате смутами по смерти Османа и борьбой из-за власти. В 659/60 г. Констант заключил с арабами мир, причем калиф обязался платить дань (12).

С переходом власти калифа к Моавии (661) притязания на обладание морем и опустошительные набеги на приморские области Византии снова входят в систему арабской политики. Сухопутные набеги на внутренние города и опустошения приморских мест ставили империю в чрезвычайно тяжелое положение, т. к. лишали культурные области Малой Азии постоянного оседлого населения, с которого собирались подати и шла воинская повинность. С этого времени входит в политику императоров обычай заселять пустопорожние места на Востоке славянскими колонистами, переводимыми из областей Балканского полуострова, и частью переселенцами из Армении, чем придана была малоазийским провинциям новая сила, поднявшая экономические средства и военную силу империи. В 668 г. со вступлением на престол Константина IV Погоната Моавия возложил на своего сына Иезида осуществление главных своих планов насчет империи. За скудостью данных трудно проследить в подробностях хорошо согласованные арабские предприятия против Константинополя с суши и с моря. В течение семи лет арабы угрожали столице постоянной опасностью нападения и осадой с моря.

Предводитель арабских сухопутных сил Суфиан ибн Ауф пришел к Халкидону с сухопутным войском, а флот вошел в Дарданеллы и высадил значительный отряд на европейском берегу близ Эвдома, или в нынешнем Макри-кей, за стенами города. Этому отряду предстояло осаждать город со стороны суши, от Мраморного моря до Золотого Рога. Во все времена одновременное обложение Константинополя с суши и с моря представляло для города большую опасность, несмотря на крепкие его стены и искусную систему защиты. Почему на этот раз не удалось предприятие, трудно сказать. По всем данным, флот под начальством Абд-Еррахмана прибыл весной 672 г. От апреля до сентября арабы находились в непрерывных стычках с гарнизоном константинопольским, но, по-видимому, не имели успеха. С наступлением осенних непогод арабский флот снимал осаду и уходил зимовать в Кизик, которым овладели арабы в первый год осады и которым пользовались затем как морской зимней стоянкой. Нет сомнения, что это давало императору возможность сделать новую заготовку припасов и исправить причиненные врагом повреждения стен и таким образом свести на нет и то немногое, что успевали сделать арабы летом. Главным успехом греки обязаны новому военному средству, если не изобретенному в это время, то впервые примененному в защите Константинополя от арабов в 672—679 гг. Это средство, известное под именем жидкого, водяного или морского огня и чаще под именем греческого огня, приписывается сирийскому химику или архитектору по имени Каллиник, сообщившему свой секрет византийскому правительству, которое сделало из него государственный секрет и долго пользовалось им с большим успехом против своих врагов. Константин IV построил для применения этого изобретения особые суда больших размеров с устроенными на них трубами или сифонами для выбрасывания горючего вещества. Эти суда назывались сифонофорными, и приближение их к неприятельскому флоту внушало последнему чрезвычайный страх, т. к. выбрасываемый огонь горел и на воде и беспощадно уничтожал все, к чему прикасался (13).

Хотя секрет состава знаменитого греческого огня остался неизвестным, не раз было высказано мнение, что по существу это был состав, подобный пороху, хотя в нем были и другие отличные от пороха свойства, если придавать значение описаниям поразительного действия состава даже на воде. Состав выбрасывался на неприятельские корабли, а равно с высоты стен на осаждающего город неприятеля из особо устроенных глиняных и наглухо закрытых сосудов, которые в нужное время раскрывались посредством механического приспособления вверху сосуда и с силой на значительное расстояние выбрасывали горючий материал. Что это не был вполне пороховой состав, видно уже из того, что содержался в глиняных сосудах, которые, по-видимому, не разрушались и после употребления состава в дело, как это видно из множества подобных сосудов, находимых еще и по настоящее время. Действие состава, во всяком случае, было решительное и чрезвычайно губительное для неприятеля. Не только в деле под Константинополем с арабами в 672 и следующих годах, но и во все средние века до изобретения пороха знаменитый греческий огонь играл важную роль в войнах Византии и не раз спасал империю в крайней опасности.

Возвращаясь к арабским походам, повторяемым каждую весну движением на Константинополь из Кизика, мы должны признать их вполне неудавшимися и соединенными для арабов с громадными потерями. Сознав бесполезность семилетних усилий, арабы должны были отказаться от продолжения борьбы и на возвратном пути у берегов Памфилии близ Силея испытали сильную бурю, которая истребила часть флота, тогда как остатки подверглись нападению со стороны стратига кивиррэотской фемы. Наконец, и сухопутное войско на обратном пути от Константинополя сделалось легкой добычей византийских вождей Флора, Петроны и Киприана, которые убили 30 тыс. арабов. Можно думать, что Византии осталось воспользоваться благоприятным положением дел и поправить свои дела на границах Сирии, где арабы достигли значительного преобладания. Ослабление арабов скоро отразилось на состоянии взаимных отношений в Сирии. Христианское население Ливана — жители гор, недоступных для арабов, известные под именем мардаитов,— начало делать нападения на Сирию и Палестину; со стороны же Малой Азии заслоном против арабских нападений начинают быть обширные славянские колонии, организованные в фемы. Таковы были основания, побудившие калифа Моавию искать соглашения с Константином Погонатом и заключить с ним мир на 30 лет. Между условиями этого мира следует в особенности отметить уплату ежегодной дани в пользу империи.

Это был первый успех христианской империи над арабами. Царь Константин Погонат первый в длинной серии византийских царей оказал важную услугу христианству и европейской культуре, задержав победоносное движение арабов и поставив им серьезную преграду в укреплениях Константинополя. Услуга его была сознана и современниками, что видно из слов летописца, сказавшего в повышенном настроении· «Узнав об этих событиях, жители западных стран, как каган аварский и выше его владеющие короли, экзархи и кастальды и самые сильные из западных народов, послали к царю послов с дарами и просили утвердить и любовь с ними Уступая их просьбам, царь утвердил и с ними мир, как верховный владыка. И была великая тишина на Востоке и Западе» (14). Под несколькими замысловатыми выражениями, под которыми подразумеваются европейские государи VII в., несомненно следует читать и франкского короля, и лангобардских герцогов Италии, и, может быть, вестготских властителей Испании. Все эти государи до известной степени были в сфере влияния империи

Этими событиями, сулившими мир и спокойствие тогдашнему историческому миру, мы заканчиваем первый том истории Византии. Летописец помышлял о всеобщей тишине при рассказе о событиях конца VII в, между тем сколь далеко было человечество от этой вожделенной тишины, о которой оно мечтает, но к которой нимало не приближается на протяжении целых тысячелетий, доступных нашему изучению И сколько ударов готовил еще мусульманский мир как христианской столице империи, так и западноевропейскому человечеству! Тем не менее

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман.

Дата добавления: 2015-08-03