XI Последний день

20 августа Троцкий поднялся в 7 часов утра и сказал жене: «Знаешь, я сегодня с утра, по крайней мере, совсем хорошо себя чувствую, давно так не было». Хорошее физическое состояние окрыляло его надеждой поработать в этот день «как следует». «Последнее время, – вспоминала Седова, – Л. Д. жаловался на общее недомогание, которое время от времени им овладевало... А сегодняшний день нам показался началом лучшего периода в его физическом состоянии. И выглядел он хорошо»[898].

После завтрака Троцкий ещё раз сказал, что хорошо себя чувствует и хочет начать диктовку статьи о военной мобилизации в Соединённых Штатах. От этой работы он был оторван в час дня приходом его адвоката Ригалго. После его визита Троцкий зашёл к жене, чтобы сообщить, не без сожаления, что придётся отложить начатую статью и вернуться к работе, подготавливаемой им к суду по делу о «диффамации».

До пяти часов вечера Троцкий продиктовал в диктофон несколько кусков статьи о мобилизации в США и около пятидесяти небольших страниц с разоблачением инсинуаций газеты «Эль Популяр».

В 5 часов 30 минут явился без приглашения «Джексон», одетый так же, как и 17 августа, – в шляпе и с плащом, висящим на левой руке, прижатой к телу. Между тем он всегда хвастался, что не носит ни шляпы, ни плаща – даже в самую скверную погоду, а этот день был ясным и солнечным.

Вид «Джексона» был очень нервным, а цвет лица – серо-зелёным. Встретившая его Наталья Ивановна подумала про себя: «Почему он стал приходить так часто?» «Почему вы в шляпе и с плащом? – спросила она его. – Погода такая солнечная». «Да, но вы знаете, это не надолго, может пойти дождь», – ответил «Джексон». Затем он направился к Троцкому, находившемуся у кроличьих домиков. Сопровождавшая его Седова спросила: «А статья ваша готова?» – «Да, готова». «Он вынул стеснённым движением руки, продолжая не отрывать её от корпуса и прижимая плащ, в котором были зашиты, как потом стало известно, топор и кинжал, и показал мне несколько листиков, напечатанных на машинке»[899].

Как и два дня назад, Троцкий, обменявшись несколькими словами с «Джексоном», пригласил его в свой кабинет. Через несколько минут Меркадер нанёс альпенштоком по его голове страшный удар, который, какой полагал, немедленно убьёт Троцкого. Однако Троцкий издал пронизывающий крик, повернулся, напал на убийцу и успел схватиться за альпеншток.

В 1969 году, когда Судоплатов впервые за 30 лет встретился с Меркадером, последний рассказал, что в ответ на эту реакцию Троцкого он растерялся и не смог заколоть Троцкого, хотя имел при себе нож. «Представьте, – говорил Меркадер, – ведь я прошёл партизанскую войну и заколол ножом часового на мосту во время гражданской войны в Испании, но крик Троцкого меня буквально парализовал»[900].

Вспоминая об этих минутах, Седова рассказывала: «Я услышала ужасный, потрясающий крик. Не отдавая себе отчёта, чей это крик, я бросилась на него. Между столовой и балконом, на пороге, у косяка двери, опираясь на него... стоял Лев Давидович... с окровавленным лицом и ярко выделяющейся голубизной глаз без очков и с опущенными руками... Я обняла его... Мы отошли на несколько шагов и Л. Д. с моей помощью опустился на пол, на дорожку

– Наташа, я тебя люблю... – он сказал это так неожиданно, так значительно, почти строго, что я, без сил от внутреннего содрогания, склонилась к нему...

– Знаешь, там, – он глазами указал на дверь своей комнаты, – я почувствовал... понял, что он хочет сделать... он хотел меня... ещё раз... но я ему не дал, – говорил спокойно, тихо, прерывающимся голосом»[901].

Тем временем в кабинет ворвались охранники, которые стали жестоко избивать «Джексона». В этот момент покушавшийся – в первый и последний раз – потерял контроль над собой, однако, не забыв о том, что не должен говорить по-испански. Он кричал на французском языке: «Они заставили меня сделать это... Они держат в тюрьме мою мать. Они собираются убить её... Пожалуйста, убейте меня! Я хочу умереть!»[902]

Услышав крики «Джексона», Седова спросила Троцкого: «Что делать с этим? Они его убьют». «Нет... убивать нельзя, надо его заставить говорить», – всё так же с трудом, медленно произнося слова, ответил мне Л. Д.»[903].

Услышав это, охранники стали добиваться от убийцы признаний в том, что он действовал по приказу ГПУ. Не вполне прийдя в себя от шока, но твёрдо помня легенду, «Джексон» ответил, что его послало не ГПУ, а какой-то человек, которого он не знает, но который заставил его это сделать.

Вскоре приехал доктор, который, осмотрев рану, сказал Троцкому, что она «не опасна». «Л. Д. принял это спокойно, почти равнодушно, как будто другого мнения от врача в таком положении и нельзя ожидать, – вспоминала Седова, – но, обратившись к Джо (Хансену) по-английски и указав на сердце, он сказал: «Я чувствую здесь... что это конец, на этот раз они имели успех»... Меня он щадил»[904].

Затем прибыла полиция, отправившая жертву и исполнителя террористического акта под усиленной охраной в больницу. Там Троцкий подозвал Хансена и продиктовал ему: «Пожалуйста, скажите моим друзьям, что я уверен в победе Четвёртого Интернационала... Идите вперёд!»[905]

Вскоре Троцкий впал в бессознательное состояние, из которого его не вывела срочно проведённая операция. «Не спуская глаз, всю ночь я сидела над ним, ждала «пробуждения», – рассказывала Седова. – Глаза были закрыты, но дыхание, то тяжёлое, то ровно-спокойное подавало надежду. Так прошёл и наступивший день. К середине его, по определению врачей, наступило улучшение. Но к концу дня внезапно произошла резкая перемена в дыхании больного: оно стало быстрым, быстрым, внушающим смертельную тревогу... Его приподняли. Голова склонилась на плечо. Руки упали, как после распятия у Тициана на его «Снятии с креста». Терновый венец умирающему заменила повязка. Черты лица его сохранили свою чистоту и гордость. Казалось, вот он выпрямится и сам распорядится собой. Но глубина поражённого мозга была слишком велика. Пробуждения, столь страстно жданного, не свершилось»[906].

В 7 часов 25 минут вечера 21 августа 1940 г. Троцкий скончался.

Дата добавления: 2015-08-03