Рамон Меркадер

После убийства Троцкого судьба Р. Меркадера, действовавшего под псевдонимами Джексон и Жак Морнар, складывалась достаточно благоприятно. Его первым адвокатом стала кубинка Офелия Домингес, известный юрист, выступавшая под легендой дальней родственницы обвиняемого. Берия объявил Судоплатову о решении не жалеть никаких денег для защиты Меркадера. Адвокаты должны были доказать, что убийство совершено на почве склок и интриг в троцкистском движении. В этом им активно помогал сам Меркадер, который упорно отрицал свою причастность к НКВД.

По словам Луиса Меркадера, во время пребывания Рамона в тюрьме на него было израсходовано около 5 миллионов долларов. Эти средства шли не только на оплату лучших адвокатов, но и на всемерное облегчение условий тюремного заключения, а также на содержание агентов в Мехико, которые осуществляли с Меркадером бесперебойную связь. Эти агенты через посредников были связаны с резидентурой в Нью-Йорке. Такая цепочка связи успешно действовала вплоть до конца 1943 года, когда после восстановления дипломатических отношений между СССР и Мексикой там стали действовать резиденты советской внешней разведки, которым были переданы каналы связи с Меркадером[798].

После длительной и сложной юридической процедуры в различных судебных инстанциях страны суд Федерального округа Мехико в мае 1944 года вынес окончательный приговор: 20 лет тюремного заключения. Такова была высшая мера наказания в этой стране.

Пользуясь мягкостью мексиканской пенитенциарной системы, Меркадер получал большие суммы денег, на которые он «снимал» в тюрьме роскошный отдельный «номер» со всеми удобствами, включая даже тогдашнюю новинку – телевизор.

Начиная с 1941 года на протяжении ряда лет с участием самого Меркадера разрабатывались различные варианты его побега из тюрьмы и тайной отправки его из Мексики. Для реализации таких планов складывалась временами крайне благоприятная обстановка. Так, весной 1945 года Меркадер в сопровождении своего адвоката выезжал в город к зубному врачу. Не застав врача, они провели в городе целый день. Поездка к врачу была повторена спустя два дня, причём на этот раз «узник» свободно прогуливался по городу без сопровождения адвоката. Новый, 1946 год ему было разрешено встретить в доме своего приятеля, бывшего заключённого, с которым Рамон подружился в тюрьме. Из-за того, что возможности побега даже в таких условиях были упущены, «один агент, причастный к делу, высказал по этому поводу нашим работникам горькие и резкие упреки, обвинив их в нерешительности, излишней перестраховке, в бессмысленной трате больших денег и т. п.»[799].

За попытками организовать побег из тюрьмы убийцы Троцкого тщательно следили британская и американская разведки. В 1941-1943 годах цензура США и Великобритании перехватила около 20 писем, циркулировавших по линии связи Нью-Йорк – Мексика и обратно, и раскрыла содержащиеся в них тайнопись и шифры. В результате этого было выяснено, что акция, направленная на организацию побега, готовится советскими резидентурами в Мехико и Нью-Йорке, а её участниками являются не менее двух десятков лиц разных национальностей, которыми руководят опытные разведчики, работающие под прикрытием представительств СССР в Нью-Йорке и Мексике. Были выяснены даже имена этих людей: секретарь посольства СССР в США Василий Зубилин (В. М. Зарубин), М. А. Шаляпин, Г. Б. Овакимян, Лев Тарасов (Л. П. Василевский) и Павел Кларин (П. П. Пастельняк)[800]. Двое последних были в 1941 году по представлению Берии награждены орденами за активное участие в операции «Утка».

В 1946 году американская разведка организовала утечку сведений по этому делу в печать, где появились сообщения о том, что «заговор, который готовился в течение нескольких лет... окончился неудачей благодаря бдительности американских разведывательных органов»[801]. В начале 1946 года американские журналы «Нью Лидер» и «Тайм» сообщили, что в план организации побега убийцы была вовлечена некая женщина-коммунистка из Нью-Йорка, но американская и мексиканская полиция осуществили необходимые меры предосторожности, помешавшие реализации этого плана[802].

Раскрытие планов побега не изменило комфортных условий пребывания Меркадера в тюрьме. С 1946 года его регулярно стала навещать индианка Ракелия Мендоса, снабжавшая его медикаментами и ежедневно приносившая ему в камеру домашние обеды. Вплоть до освобождения Меркадера она выполняла роль связника, а ещё во время его пребывания в тюрьме вступила с ним в брак и регулярно наносила ему супружеские визиты, которые были разрешены мексиканскими законами. Через Ракелию Меркадер пересылал письма родным в Москву.

На протяжении ряда лет мексиканские власти прилагали настойчивые усилия для обнаружения подлинного имени Меркадера. Уже в первые дни следствия судья обратился к профессору криминологии Альфонсо Куарону с просьбой провести медико-психологическое исследование личности убийцы. Используя различные психологические и медицинские тесты, Куарон дал много ценных данных о характерологических особенностях «Морнара», но не сумел найти никаких доказательств его идентичности.

Полиция установила, что убийца не является ни бельгийцем, ни французом, ни канадцем. Выйти на «испанский след» мешало то обстоятельство, что на протяжении ряда лет заключённый упорно заявлял, что не знает испанского языка и ни разу ничем не обнаружил своё знакомство с ним.

В 1945 году для защиты «Морнара» был нанят мексиканский адвокат Эдуарде Сенисерос. Меркадер назвал ему своё настоящее имя и изложил подлинные мотивы убийства. Как рассказал Сенисерос в 1975 году комиссии МКЧИ (Международного комитета Четвёртого Интернационала), Меркадер объяснял причину совершения им террористического акта тем, «что считал: в коммунистическом движении «не должно быть двух лидеров: Сталина и Троцкого, поскольку это разделяет марксистские силы»[803]. Разумеется, Сенисерос никому не сообщил, кем является на самом деле его подзащитный.

Первое доказательство идентичности Меркадера поступило от бывшего лидера ПОУМа Хулиана Горкина, проживавшего тогда в Мексике. Связавшись с другими испанскими изгнанниками, Горкин установил в 1947 году, что матерью убийцы была Каридад Меркадер, но ничего более конкретного о самом убийце не мог обнаружить[804].

Несколько бывших членов интернациональных бригад опознали Меркадера по фотографиям и сообщили, что он получил в Испании рану в предплечье, следы которой были обнаружены на теле убийцы. Окончательную ясность внёс Куарон, во время своей поездки в Испанию в 1950 году раздобывший в тамошних полицейских архивах досье Меркадера с фотографией и отпечатками пальцев, взятыми после его ареста в 1935 году в Барселоне[805]. Вслед за этим были получены сведения о членах семьи Меркадера и месте их пребывания.

Когда в Мексику было доставлено из Испании полицейское досье Меркадера, его дальнейшее запирательство стало бессмысленным. Перед лицом неопровержимых улик Меркадер признал своё настоящее имя и своё происхождение из богатой испанской семьи. Но вплоть до своего освобождения он отказывался признать, что убил Троцкого по приказу из Москвы, по-прежнему подчёркивая личные мотивы убийства.

В определённых сталинистских кругах Меркадера рассматривали как героя. В кампанию его прославления включился известный кубинский поэт Николас Гильен, который в «Элегии о Жаке Морнаре» патетически писал:

Суровым и жёстким он был, Его голос угрюмым, И его призвание было – быть сталью (Не был. Есть. Этот человек живёт и сейчас). Он живёт. Из стали. Из стали создан он. Сталь! Он живёт.

(Переведено мною с английского текста, который в свою очередь представляет перевод с испанского. – В. Р.).

Никто не смог документально доказать участие органов НКВД в убийстве Троцкого. Это стало очевидным только после освобождения Меркадера, отбывшего полностью свой тюремный срок. Незадолго перед выходом из тюрьмы ему был вручен чехословацкий паспорт. 6 мая I960 года Меркадер был выпущен на свободу и в тот же день вылетел в Гавану. 7 мая он уже находился на борту теплохода, направлявшегося из Гаваны в Москву. Ещё через две недели он встречал в Москве Ракелию[806]. В Москве он получил советские документы на имя Рамона Ивановича Лопеса.

Председатель КГБ Шелепин направил Хрущёву докладную записку с предложениями о награждении Меркадера, предоставлении ему советского гражданства и решении вопросов его материально-финансового обеспечения. В этой записке «подвиги» Меркадера живописались следующим образом: «В силу своей безграничной преданности делу коммунизма и Советскому Союзу в период следствия и судебного разбирательства, а также на протяжении почти 20-летнего пребывания в тюрьме в условиях не прекращавшейся против него кампании угроз и провокаций, проявил смелость, стойкость и высокую идейность, присущие настоящему коммунисту, и сохранил в тайне свою связь с органами государственной безопасности Советского Союза».

На основе этой записки 31 мая был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось: «За выполнение специального задания и проявленные при этом героизм и мужество присвоить тов. Лопесу Рамону Ивановичу звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». В печати этот указ, разумеется, не был опубликован. 8 июня Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев вручил в Кремле Меркадеру высшую правительственную награду Советского Союза[807].

По личному ходатайству Долорес Ибаррури и по специальному решению ЦК КПСС Меркадер был зачислен на должность старшего научного сотрудника в Институт марксизма-ленинизма, где он занимался историей гражданской войны в Испании. Кроме должностного оклада он получал пенсию от КГБ. Ему была предоставлена четырёхкомнатная квартира в Москве и подмосковная государственная дача. Ещё при жизни Меркадера его новое имя (Лопес) было выгравировано на почётной мраморной плите в вестибюле здания КГБ.

Тем не менее обласканный советскими властями Меркадер временами проявлял строптивость. Когда он приехал в Советский Союз, то первым делом спросил, где находится сейчас Леонид Котов (Эйтингон), и был изумлён, узнав, что его наставник и непосредственный руководитель содержится в тюрьме. В течение 60‑х годов Меркадер неоднократно обращался в ЦК и КГБ с просьбами об освобождении Эйтингона и Судоплатова. Он сумел дойти даже до Суслова, который заявил ему: «Мы решили для себя судьбу этих людей раз и навсегда. Не суйте нос не в свои дела»[808].

В начале 70‑х годов Меркадер заявил, что он и его жена тяжело переносят местный климат. Узнав об этом, «кубинские друзья» пригласили его в свою страну, предложив ему работать в качестве консультанта по вопросам трудового воспитания в системе МВД. В конце 1973 года на Кубу выехала Ракелия с детьми. Спустя год к ним присоединился Меркадер. Он скончался в этой стране 18 ноября 1978 года. Согласно его воле, урна с его прахом была захоронена на московском кладбище. В 1987 году на могиле появилась гранитная плита с выгравированной на ней золотыми буквами надписью «Лопес Рамон Иванович, Герой Советского Союза».

Семье Меркадера учредили пенсии с выплатой в валюте: Ракелии пожизненно, а детям – до достижения совершеннолетия. В Москве из родных Меркадера остался только его младший брат Луис, который сумел вернуться в Испанию только в 80‑х годах. Там он стал работать преподавателем Мадридского университета и выпустил книгу о своём брате.

В беседе с корреспондентом «Известий» Л. Меркадер заявил, что в Москве много раз мысленно садился за эту книгу, но всякий раз останавливал себя. «Почему?» – «Отвечаю искренне: я боялся, боялся КГБ, его длинных рук, боялся, что меня никогда не выпустят на родину – ведь я знал очень много»[809].

Дата добавления: 2015-08-03