Глава 18. Проснувшись, я обнаружил, что остался один в квартире

…Проснувшись, я обнаружил, что остался один в квартире. Совсем один. Хотя где-то наверняка существовал наказанный дед Арефа.

Ушёл даже Киджана – посчитал, видимо, что в квартире мне ничто не угрожает.

Бедный лайбон, по его словам, стал филологом-русистом не от хорошей жизни. Дело в том, что его страной правил в те годы президент-поэт социалистической ориентации. И этот чёрный стихотворец пожелал, чтобы творчество его изучали представители всех ведущих мировых культур, а где же их взять? Вот и набрали смышлёных парней и отправили учиться в Сорбонну, Кембридж, Гарвард, Гейдельберг и другие университетские центры, чтобы растолковали они французам, немцам и англичанам, каков есть нестерпимый гений этот президент. Киджане досталась ледяная Москва, о чём он нисколько не сожалел. Советский народ пребывал под впечатлением книги «Хижина дяди Тома» и помнил великий бас Пола Робсона. Чёрных тогда не только что не били – наоборот, поили и ласкали, как родных.

Увы, президента-поэта свергли и даже вроде бы съели. И Киджана с его диссертацией по раннему Маяковскому оказался не у дел. Он вернулся в своё воинственное племя, занял там подобающее место и стал вести скромную жизнь небольшого африканского начальника. Русский язык он почти забыл. Да пришлось вспомнить, когда хлынул на чёрный континент русский турист. Туриста надо было развлекать, и Киджана стал нарасхват. Придумал множество народных обрядов и аттракционов, лично выходил с ассегаем на старого льва, обученного выполнять собачью команду «умри!».

Но пришли засуха, падёж скота, война, голод и Эвакуация. Что такое Химэй, он толком не понимал, но нужно было уходить из родных мест. Организатором лайбон оказался отменным, его люди всегда были обеспечены пайками и транспортом. Рассудив, что ждать своего лайна на маломощном Асуанском Узле не имеет смысла, Киджана решил рвануть в знакомую Россию. Удачно продав павшую скотину, он подмазал кого надо, и вскоре племя его уже погрузилось в серебристые вагоны, переделанные из рефрижераторов. Так велели врачи – чтобы не затащить в Европу экзотические хворобы. Сам лайбон с тремя жёнами ехал в СВ. И, на свою беду, совершенно случайно на перроне Екатеринбурга встретил однокурсника, ставшего большим уральским боссом. Было много радости. От поезда он, разумеется, отстал, и с тех пор безуспешно пытается отыскать своё племя, но никто не знает – то ли они уже отправлены на Химэй, то ли где-то томятся в ожидании…

Жалко, что он меня не разбудил. Я поехал бы с ним в город – может, чем и помог бы. Единственный способ радикально разобраться со своими проблемами – это заняться чужими. Я всю жизнь так делал.

Но нет так нет. Дети, вероятно, в школе, бабушка вполне могла податься на весенне-полевые работы, Борюшка бомбит, Пану тоже куда-то унесло.

Я умылся и через силу позавтракал. Ладно. Будем пытаться постигать действительность. Хотя бы по детской книжке…

Содрать прозрачную упаковку удалось не без труда. На обложке красовалась уже знакомая мне Большая Труба на фоне незнакомых созвездий. Невдалеке от Трубы летел навстречу зрителю маленький кораблик – и не космический, а под парусами…

Я раскрыл книгу и чертыхнулся – это был перевод с английского. Автор – некто Джеймс Р. Яблонски. Перевели А. Сюськина и В. Потравко. Чёрта с два перевели! Взяли компьютерный перевод и кое-как почистили…

«…Вы теперь большой ребёнок и, наверное, задаёте своим родителям большое множество вопросов. Некоторые из них касаются Химэя, и вы хотели бы узнать больше, что это такое. Знать больше – в ваших руках.

Весьма далеко в Космосе давно жили люди. Они жили на планете, которая походила на нашу Землю, и скоро всю её заселили. Человечеству стало тесно, но оно не растерялось и задумало самый грандиозный проект в истории Вселенной.

Так была построена Большая Труба…»

Во как здорово! Так была построена… Как же она была построена? Из чего же она была построена, почтенный мистер Яблонски? Из космической пыли? Из толчёных астероидов? Из обломков спутников связи? Или раскатывали целые планеты в блин? То ли эти сведения были слишком сложны для детского ума, то ли мистер Джеймс Р. и сам в этом не разбирался, но в подробности углубиться не пожелал…

«Труба получилась очень большая. Всю её внутреннюю поверхность покрыли толстым слоем самой плодородной почвы, какую только можно представить. Вся она получала от заключённой внутри Большой Трубы звезды такое количество энергии, что растения и животные процветали. А людям досталось такое количество поверхности, что полностью заселить его они не могли…»

Нет, господа Сюськина и Потравко не прилагали руки к этому переводу. Только машина могла создать его, только машине его и читать…

«…стали возникать новые города, отдалённые друг от друга сотнями и тысячами миль. Каждый город имел своё муниципальное правительство, избранное демократическим путём. Во главе каждого такого города стоял король или царь. Так их называли для самоуважения…»

Вообще американские книги для детей – это нечто. Мне самому привелось как-то пролистать «Всемирную историю», в которой ни слова не было сказано о России…

«…ни войн, ни революций, ни иных противоправных действий. Все проблемы решались с помощью судебных процедур или поединков. Поединки сохранили, чтобы в людях не угасло чувство собственного достоинства, а между кланами существовала здоровая конкуренция…»

Я пролистал несколько страниц, заполненных подобным унылым бредом. Ага!

«…рос непослушным и дурно воспитанным ребёнком. Другие дети мечтали о неосвоенном Просторе внутри Трубы, а юный Сайяпал грезил пространством за её пределами. Вскоре у него появились единомышленники в самых разных кланах. Взрослые не придавали этому большого значения и надеялись, что у царевича это пройдёт естественным образом…»

Любопытно было бы почитать прозу мистера Яблонски для взрослых.

«…Когда-то химэйцы путешествовали в Космосе на специальных кораблях под звёздными парусами, но этот способ передвижения безнадёжно устарел. Да и нужды в нём не было, поскольку места хватало всем, а достижения химэйской науки позволяли…»

Обтекаемо излагал свои нехитрые мысли мистер Яблонски…

«…обнаружил там дряхлеющую космическую бригантину «Аттаз», что значит – «Вперёд». Можно понять подростков, которыми руководил неукротимый дух пионеров, сохранившийся в жителях Земли и поныне…»

Смотреть за детьми надо, господа химэйцы!

«…полагали, что это будет чем-то вроде пикника или похода младшей группы бойскаутов…»

Дальше мне стало неинтересно. Мог бы, гад такой, хотя бы в стихах изложить эту печальную историю. Дальнейшее я уже примерно представлял. Детки улетели в неизвестном направлении, отыскали неизвестную планету и грохнулись на неё…

«Когда вы станете постарше, вы будете иметь возможность узнать о тех страшных испытаниях, которым подверглась команда Сайяпала в совершенно чужом мире, где им и их потомкам предстояло провести многие тысячи лет, потому что время в разных областях Вселенной течёт по-разному… Повышенная гравитация превратила их в мускулистых приземистых карликов, жестокие болезни не раз ставили горстку смельчаков на грань полной гибели. Только неукротимый дух Химэя позволил землянам дожить до того исторического дня, когда в руки Аролы из клана Толо попал документ, позволивший определить местонахождение злосчастных беглецов. Но это уже совсем другая история, которую вы узнаете из моей книги «Миссия Бодаэрмон-Тирзы и Великое Возвращение»…

Спасибо, конечно, подумал я. «Секреты компьютера для юных леди» принесли мне в своё время куда большую пользу. Да кто же доверил написать этот опус такому халтурщику?

Тут моё внимание отвлеклось на какие-то странные звуки, исходившие из «тёщиной комнаты». Именно там заключён был дед Арефа, и, видно, не в первый раз – дверь была капитальная и закрытая на мощную щеколду. Тут, кстати, я разглядел, что на дверь прилеплен листик бумаги с корявой надписью:

«Пожалуста дед пусть сидит замчоный у его там ведро».

Старика опустили на парашу. Что ж – дом чужой, и не мне наводить свои порядки. Но чем он там звякает?

Я прислушался, и в череде металлических звуков, ритмично повторяющихся, мне почудилось что-то давно забытое, а когда-то привычное…

Дед Арефа у себя в кладовке собирал и разбирал оружие! (Я глянул на выключатель.) В полной темноте! На время!

Я бросился в свою комнату и нырнул в рюкзак. Так и есть! Карабин и магазины исчезли! Чтобы старый бандит не заскучал во время отсидки, ему сунули смертоносную цацку!

Воистину нестандартная семейка эти Звонарёвы-Трегубовы…

Что же – так вот сидеть и ждать, когда дед выстрелом снесёт щеколду, а потом и за меня примется? Или провести с ним переговоры? Или просто смотаться из дома, да побыстрее?

Тут весьма кстати прозвучал дверной звонок. Слава богу, вернулся кто-то из домашних!

Я совершенно бездумно бросился ко входу, повернул барашек замка – и полетел на пол от удара дверью.

Снова-здорово!

В прихожую ворвались двое в униформе. Опять маски-шоу. Снизу пришельцы выглядели особенно грозно. Один похлопывал себя по ладони дубинкой, другой держал наготове электрошокер.

Они подождали, пока я поднимусь, потом тот, что с шокером, снова отправил меня на пол…

На этот раз никакой дзисэй не пришёл мне в голову. На этот раз, понял я, всё гораздо серьёзней.

– Служба судебных исполнителей. Долг банку платить думаем? – спросил Дубинка.

– Это ошибка… Я не хозяин квартиры… – пролепетал я.

– Попал ты, мужик, – вздохнул Шокер.

– Надо откупаться, – сказал Дубинка.

Проклятый дед Арефа! Хотя… неужели я в ином случае схватился бы за карабин? Да и не дали бы мне схватиться…

Валяться под ногами у представителей власти для русского человека – дело привычное, хотя и противное. Я ещё раз кое-как поднялся.

– Можете описать имущество, – сказал я. И вдруг понял, что янтарный чвель привычно висит на шее, а у пришельцев – ноль реакции! Плохо дело…

– Не сверли мозги, – сказал Шокер. – Мы знаем, кто ты. А ты знаешь, что нам нужно… Дела давно минувших дней…

Ага! Вот оно что! «Дела давно минувших дней» – такой оригинальный заголовок придумали газетные асы к моей злополучной статейке про «золотой пароход»…

Я снял с шеи медвежий трофей и протянул его Шокеру.

– Издевается, – сказал Дубинка. – Давай, напарничек, делать нечего…

Но что эти гады удумали сотворить со мной, я так и не узнал, потому что сзади ударили два выстрела, и я опять рухнул на пол – просто за компанию с пришельцами.

Но, в отличие от них, без дырки над переносицей. Ты обманывал нас, отставной старшина, и не дура была эта пуля…

Я сел и поглядел назад. В двери «тёщиной комнаты» образовались два симметричных отверстия. Я пополз на карачках, отодвинул щеколду и шарахнулся в сторону – на всякий случай.

Доисторический урка вышел на полусогнутых, переступил через тела приставов и прошествовал в совмещённый санузел. Мне оставалось только тупо пялиться на трупы…

Как он стрелял – на звук, что ли? Сейчас небось набегут соседи, вызовут милицию, и мне очень долго придётся доказывать, что из моего карабина палил совсем другой человек в состоянии старческого маразма…

Но дед Арефа вовсе не пребывал в маразме. Он покинул сортир, подтянул тренировочные штаны и, не глядя на меня, проковылял в свою кладовку. Потом вышел, протягивая мне «сайгу».

– Почистишь, – приказал он.

Я машинально принял оружие, отстегнул магазин, потом вытащил патрон из патронника и вернул к оставшимся собратьям.

– А что с этими? – спросил я.

– Не твоя забота, – сказал дед. – Ты лучше скажи: вчера, когда сюда ехал, – берёгся или дуриком?

– Дуриком, – потупился я. – Вообще не помню, как добрался… Там такое произошло… А эти вроде за долгом приезжали…

– Настоящие приставы на Павлодары давно не суются, – сказал патриарх. – Мы их отучили. Им тоже ни к чему головы терять за чужую копейку. А на кредиты мы кладём: нет банка – нет долга… Ты бы у них ксивы поглядел… Хотя не надо. Не твоё это дело…

С этими словами дед достал из-за пазухи здоровенную финку с наборной рукояткой. Неужели собрался отрезать простреленные головы? Не удивлюсь. Нынче ничему удивляться не приходится…

Вместо этого Арефа подошёл к гармошке батареи и стал выстукивать ручкой ножа по трубе какое-то подобие морзянки. Вскоре послышался ответный стук.

– Вот так, – удовлетворённо сказал дед. Борода у него была побольше моей, и совершенно седая. – Сейчас здесь всё почистят, а то Аришка вернётся, психовать будет…

Я пребывал на диване в полной прострации и сто раз уже пожалел, что вышел из леса. Знал ведь, что придётся мне туго…

Не знаю, сколько прошло времени, но тут в незапертую дверь деликатно постучали.

– Вали! – скомандовал Арефа.

Явилась компания – печально известный мне Колбаса, а с ним человек пять молодых парней. Видимо, я побледнел, потому что одноногий сказал:

– Не менжуйся, фраер. Разобрались мы с тобой. Считай, получил прописку на Павлодарах, так что не дёргайся.

Парни тем временем споро и молча погрузили тела мнимых приставов в пластиковые мешки, поделились на пары и потащили свой груз на выход, подгоняемые Колбасой. Остался только один – тот самый Горик-«коматоз». Губы у него были разбитые – хорошо я его приложил в подвале башкой, неплохо…

Горик улыбнулся мне своими лепёшками и сказал, обращаясь к деду:

– Всё правильно, Арефа Степанович. Приставы фуфловые. Настоящие приезжают либо на фургоне, либо на «воровайке». А тут «Бентли»! Её сейчас ребята разбирают…

– А водила? – встревожился патриарх.

– Водилу первым делом разобрали, – доложил Горик.

Жуткий всё-таки район!

– Учитесь помаленьку, – похвалил дед. – Ну ладно, я на сегодня своё отработал, пойду к себе отдыхать… Заначено у меня… Щеколду закройте, чтобы Аришка…

– А пулевые отверстия? – встревожился я.

– Пусть считает за безобидные старческие чудачества, – махнул рукой Арефа Степанович. – А карабинчик-то почисти, гостенёк! – напомнил он на прощание.

Предпоследняя фраза деда повергла меня в смущение.

– Непрост дедушка Звонарёв, – сказал Горик. – Не удивляйтесь. Он ведь до войны Политехнический в Болонье закончил.

– Сколько же ему лет? – не поверил я.

– Совесть чистая – вот и живёт, – объяснил Горик, замывая скупые следы крови на полу. – Очень странные судьбы встречаются в России. Кстати, меня зовут Гордей Кулешов. Студент. Хотелось бы, как говорят китайцы, узнать ваше драгоценное имя – желательно, настоящее…

Я уже устал от вранья – своего и чвельего.

– Роман Ильич Мерлин, – сказал я. – В прошлом – историк, в настоящем – бомж и самозванец.

Горик закончил уборку, утащил тряпку и тазик, помыл руки, вернулся в комнату и уселся на стул – задом наперёд.

– Значит, ты не государь – ты, батюшка, бомж и самозванец, – задумчиво сказал он. – Не обижайтесь, это цитата… Настоящий Роман Ильич Мерлин управился бы с этими ухарями без всякого деда. Он профессионал.

– Ну, знаете, – сказал я. – Может, документы показать?

– Неплохо бы, – сказал Горик. – Только не чвель.

– Конечно, – сказал я и сходил в свою комнату за паспортом. Горик долго изучал пурпурную книжицу, потом сказал:

– Странно… А в городе про вас ходят легенды…

– Какие легенды? – испугался я.

– А такие – живёт, мол, в тайге мудрец, который всё и всех насквозь видит, погоду предсказывает на десять лет вперёд…

– Вот же трепачам делать нечего, – сказал я.

– Верно, – сказал Горик. – Глядя на вас, и не подумаешь, что вы смертельно опасная личность… Целую банду, говорят, уничтожили в своё время, и так, по мелочи – индивидуальные заказы, похищение сокровищ… Время от времени бываете за границей, выполняя особые задания. Находитесь в международном розыске…

– Клевета, – сказал я. – Никуда я из тайги рыла не казал уже много лет. И вижу, что высунулся совершенно зря. Сидел бы себе тихонечко, книжечки читал… Но уж так получилось… Кстати, если вы такой осведомлённый – кто убил Панина с компанией?

– Ну, это весь город знает, – сказал Горик. – А может, и весь мир. Евтюхович его вертолёт грохнул из ПЗРК. А вот кто ему приказал – это другое дело…

– Кто такой Евтюхович?

– Говорят, бывший офицер ГРУ. Правда, жил он после этого недолго – минут пять. Но вам-то что за забота? Ведь вы же считаетесь главным врагом «Фортеции» – сидит, говорят, в тайге и вредит время от времени… Скорее всего, вы Панина и заказали…

– Сергей Петрович был моим ближайшим другом, – сказал я.

– Нет худших врагов, чем бывшие друзья, – сказал Горик. – Впрочем, это ваши дела. Хотя такой фигуры, как Панин, нам катастрофически не хватает.

– А кто же заправляет «Фортецией»?

– Так вы и заправляете – как серый кардинал. Без панинских дирижаблей не справиться бы Комитету по Эвакуации с растущими народопотоками. А правда, что вы в тайге охраняли плантации конопли и мака?

– Вот вы вроде толковый парень, Гордей, – вздохнул я, – а в голове у вас манная каша пополам с малиновым вареньем. Совмещаете несовместимое…

И вдруг рассказал Гордею Кулешову всё. Мне необходимо было кому-нибудь рассказать всё.

Иначе бы я не выдержал.

Он выслушал меня, не перебивая, – только курил одну сигарету за другой.

Наконец сказал:

– То-то мне в подвале вы не показались ни мудрецом, ни суперменом. Вот хитрецом – да. С Фаустом Ивановичем вы круто разобрались. Профессионально…

– Жить захочешь – и не так раскорячишься, – хмуро буркнул я.

– Кроме того, вы очень ловко прикинулись Достигшим, – сказал Горик. – Как век учились. Обычно они несут сплошной контактёрский бред, местечковое визионерство. А тут – Данте. Кстати, почему вы избрали этот перевод? Чем вам старик Лозинский не угодил? Это, между прочим, Арефа Степанович заметил…

– Когда я в Доме Лося занимался укреплением памяти, – сказал я, – другого перевода у меня под рукой не было.

– Дом Лося, – усмехнулся он. – Мечта. Сказка. Александр Грин.

– Что-то вы слишком грамотный для студента, – сказал я. – Уж я вашего брата видел-перевидел, учил-переучил… С рэпом в башке и с «Клинским» в руке.

– Не все, – сказал Горик. – Вы слышали про молодёжную организацию под названием «Да, нет!»?

– Слышал… недавно, – сказал я. – От Якира Наумовича Эльяшева…

Студент помрачнел.

– Недоглядели мы, – сказал он. – Мало всё-таки нас. А старик был нужный, правильный был старик…

– А те, которые в подвале, – они тоже правильные?

– Нет, это сильверы. Я за ними присматриваю, чтобы хороших ребят не убивали. Они твёрдо верят в Химэй, только объясняют его по-своему…

– Я тут книжечку одну проштудировал, – сказал я. – Про Химэй для самых маленьких…

– Для маленьких сойдёт. А вот дедушки эти Долгую Разлуку совсем по-другому толкуют. По их теории выходит, что мы происходим не от группы озорных подростков, а от партии заключённых, которых сослали с Химэя за восстание. Причём представители белой расы служили исключительно охранниками. Поэтому теперь все приоритеты отданы чёрным и жёлтым. Мол, вертухаи подождут… Ах, Роман Ильич, очень нам не хватает человека, который сложил бы всю картинку и разоблачил эту чудовищную аферу…

– Кто бы мне самому всё растолковал от начала до конца, – сказал я. – Знаете что, студент, – сказал я. – Я вашему брату множество лекций прочитал, так прочитайте хоть одну вы мне самому – откуда взялся этот самый Химэй и почему люди вдруг в него поверили…

– Многие пробовали разобраться, – вздохнул Горик. – И я тоже. Но вот как-то очень кстати подсуетились и с библиотеками, и с прессой, и в Сети ничего толком узнать нельзя. И поглядеть на Вечную Родину Человечества в телескоп тоже не выходит – во всём мире перестали финансировать обсерватории…

– И «Хаббл» накрылся? – спросил я.

– В верхних слоях атмосферы. Сгорел на работе. На смену ему запустили штуку помощнее – «Оорт». Но его по пьяному делу разгрохал очередной космический турист из наших. Мол, за свои деньги имею право порулить… Оправдал, должно быть, дорогу…

– Всемирный заговор? – сказал я.

– Похоже, – он махнул рукой. – Всем сейчас заправляет ооновский Комитет по Эвакуации. А Россия пользуется моментом и опять делает деньги – перебрасывает беженцев. Их сейчас в мире столько… Жрать нечего, пить нечего… Байкалопровод какой-то строят для них… И каждый день пугают обывателя…

– Ну, это-то давно началось, – сказал я.

– Вот именно!

– А что за дурацкий астероид Бриарей?

– Ну, Роман Ильич! Я думал, уж про него-то вы слышали!

– Про такой – не слышал, – сказал я. – Он что – управляемый?

– Утверждают – вроде того. И ещё говорят, что это месть некоей злонамеренной промежзвёздной цивилизации за гибель её представителя, которого на Земле прозвали Алёшей…

– Про Алёшу из Кыштыма слышал, – обрадовался я. – Но ведь это такое уж нагибалово, что дальше некуда… Помню, пьяницы какие-то бормотали по телику…

– Вот по телику всё и осуществляется, – сказал студент. – Телик теперь всем и рулит…

– А учёные? А специальные издания? А здравый смысл?

– Учёным гранты надо получать? Надо. Вот они в большинстве своём и притихли. Но даже если кто и возникнет – что он может? Вот доктор Гебхарт, нобелиат, мировое светило. Сидит он в передаче у Фила Донахью и пытается доказать, что никакая могущественная цивилизация не могла бы построить Биг Тьюб. А если бы могла, то была бы это уже цивилизация совершенно нечеловеческая, такая, которой не было бы никакого дела до нас. Приводит цифры, строит графики… Кто их поймёт? Тот, кто поймёт, – и так не верит. Но сколько их, понимающих? Капля в море. А отправляйтесь-ка, доктор Гебхарт, прямиком туда и разберитесь на месте! И вот через несколько недель на всех экранах появляется омоложённый и оцифрованный гений и вещает: всё верно, не извольте сомневаться, здесь нас ждут, любят и жалуют… Да что нобелиат! Они туда папу римского отправили – он сразу назвал Эвакуацию преступной ересью! А потом якобы читает оттуда по мгновенной связи энциклику Городу и Миру: меа кульпа, ошибочка вышла, недооценил могущества господнего, Химэй есть переходная ступень в Царство Божие и канонам не противоречит… А кардиналы подтверждают: наш, наш папа, как живой, и даже лучше…

– А что же наши попы?

– Ну, они-то с папой сразу не согласились. Нешто к лицу православным Риму поддакивать? Соорудили наспех какую-то свою новую теологию, да кто ж в ней разберётся? Патриарх приезжал наш Узел освящать…

– А что представляет собой этот Узел? – сказал я.

– Да я такой же гуманитарий, как и вы, – сказал Горик. – Видимо, некая энергетическая установка. Электричества жрёт столько, что пришлось остановить всё здешнее алюминиевое хозяйство. За голодных негров больше платят, чем за крылатый металл… Но вдаваться в технические подробности нельзя: чтобы химэйская технология не попала в плохие руки… Засекретили всё, что можно, благо и место нашли подходящее… Наш Заколючинск.

Заколючинск, он же Крайск-18, он же Еловоборск – располагался километрах в семидесяти от краевого центра. Был я там однажды с лекцией. Кучу анкет исписал, кучу времени меня на КПП мурыжили…

– Очень удобно, – продолжал Горик. – Охраняемое шоссе, охраняемая ветка. Всё в проволоке, патрули Сил Милосердия. Узел под землёй, сверху гранит. Чтобы, значит, террористы не захватили, как в Бразилии или в Индии. По телику часто показывают – прощание с ветеранами и смертельно больными, проводы беженцев… Только сам момент Перехода не демонстрируют – говорят, аппаратура выходит из строя. Опять же культурный шок…

– Что-то я часто слышу про этот культурный шок, – вздохнул я. – Как будто химэйцы не наши предки, а монстры со щупальцами…

– А это вариант «топ сикрет», – сказал студент. – Для разнообразия.

– Но ведь люди куда-то исчезают… Перемещаются… – сказал я.

– Вот в этом главная фишка и есть…

Не знаю, какие ещё тайны Простора открыл бы мне Горик, но тут щёлкнул замок – и в комнату ворвались сестрички в сопровождении Киджаны, которого я узнал только по цвету кожи. Анжела и Кристина нагружены были пластиковыми пакетами, и даже у переодевшегося лайбона в руке была битком набитая фирменная сумка. Присутствию Горика обе чрезвычайно обрадовались, освободили деда Арефу и не обратили никакого внимания на простреленную дверь.

Ни в какую школу негодяйки, конечно, не ходили, а устроили себе на заработанные мной деньги великий шопинг.

– Хорош вам, дя Роман, чучелой лохастой ходить, – сказали сёстры. («Лёню» я всё-таки отменил.) – А то над нами во дворе уже смеются – Достигшего прикинуть не можете, так отдайте нам!

Вообще-то кирзачи мне изрядно надоели…

Но радужных эдемских врат

Смущённое не видит око.

Фёдор Сологуб

Мерлин иногда поднимался на скалу и, усевшись на складной стул, озирал в мощный бинокль окрестности.

Ни малейших следов человеческой деятельности в обозримом пространстве не наблюдалось, словно и не было никогда на свете ни городов, ни государств, ни войн, ни катаклизмов.

– Когда-нибудь так и повсюду будет, – обещал Мерлин самому себе, поскольку один из врачей настоятельно рекомендовал ему почаще думать вслух, чтобы не атрофировались голосовые связки. – Когда-нибудь исчезнет надоевший самому себе род человеческий. Вряд ли он переселится на дальние звёзды – кишка тонка. Странное, однако, выражение – как будто толстая кишка способна на что-то разумное, доброе и вечное… Мы-то знаем, на что она способна… И загаженный нами мир снова затянет зеленью, занесёт песками и покроет морской гладью… И увидит Господь, что это очень даже хорошо, и безмятежно забудет неудачный эксперимент с образом и подобием своим…

Он даже позволял себе петь – всё подряд, и народные песни, и бардовские баллады, и арии из опер, даже «Интернационал». Потому что некому было упрекнуть его в отсутствии голоса и слуха.

Пока было тепло, он даже ночевал на скале. В темноте фотохромный пластик над головой становился прозрачным, и звёздные силы представали во всём своём многообразии. Изредка нарушали гармонию падающие болиды и расплодившиеся спутники – спутники-шпионы, спутники-картографы, спутники-связисты…

– Когда-нибудь и они упадут, – говорил Мерлин, – и небо снова станет Книгой между книг, без досадных человеческих пометок на полях. Правда, читать её будет уже некому, но ведь книга не виновата, что читатели разбежались… И новых уже не будет, потому что звери не умеют смотреть вверх и не найдут над собой ни Козерога, ни Льва, ни Рыб… Кстати, ни фига не похоже. Знать, у древних воображение было побогаче нашего… И никакой нравственный закон внутри счастливых тварей не проснётся… Много он нам помог, этот нравственный закон?

Роман Ильич как раз начал от избытка чувств изображать известный романс «Благословляю вас, леса», когда за спиной раздалось:

– Вот чего зря воздух сотрясаешь? Записывай свои речи, Колдун, техники в доме хватает! Мемуары продолжай, у тебя получается…

Мерлин обернулся. Панин уже успел поддать – или прилетел уже хороший, сам себе диспетчер.

– Во! Сохатый подвалил! А разве ночью можно… Как ты площадку-то увидел? Там посадочных огней нет!

– А как мы ночью душманские базы громили? – сказал Лось. – С жёнами поругался, Костюнина послал… Тошно мне, Рома!

– Работы много? – сочувственно сказал Мерлин.

– Да нет… Наградили меня! За ликвидацию пожаров! Дали такую же цацку, что у Аллы Пугачёвой, и той же степени! Вот, Колдун, как отчизна меня ценит!

– А что? – сказал Мерлин. – Что ты так на девушку? Она столько лет духовно окормляла Россию…

– Я даже на банкет не остался, – сказал Панин.

– Это зря, – сказал Мерлин. – Ты же у нас национально ориентированный считаешься. И небось демонстративно свалил? Позолоченной дверью хлопнул?

– Да мать их Софья! – страстно вскричал Лось. – Минетжер – он и в чинах минетжер! Видеть не могу! Слушать не желаю! Говорят, говорят – а я ничего не понимаю, Колдун! Как в чужой стране!

– На то и рассчитано, – сказал Роман Ильич. – За пустые слова какой может быть ответ?

– Ладно, не будем о плохом, – сказал Панин. – Хотя и хорошего не густо…

– Как там Пётр Никитич?

– Скрипит ещё батя, – доложил Лось. – А я уж боялся, что он вслед за мамой… Уговорил он старшего в наше военное училище! Хрен наследничку, а не Вест-Пойнт! Оттуда одни латиноамериканские диктаторы выходят! Взяли моду, ломехузы…

– Родина оценит, – заметил Мерлин. Потом внезапно для себя сказал: – Таня…

– На юге она со своим выводком. Я у незалежных «Артек» купил… Всё-таки климат, фрукты… Привёз тебе, кстати, специалистку, пусть хоть подстрижёт тебя по-человечески, а то ты сам на голове такой страх навёл… Ух ты, красота какая!

Но даже неслыханная заря над тайгой не привела Панина в равновесие, и они пошли в Дом Лося. Картина над хозяйским креслом была на этот раз военная: «Генерал Клюгге фон Клюгенау оговаривает с Шамилём условия сдачи его князю Барятинскому».

Дата добавления: 2015-08-03