Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Либерализм и политика, учитывающая различия

Читайте также:
  1. АРИСТОТЕЛЬ. ПОЛИТИКА, II, 6, 14-23
  2. Б. Утверждения неолиберализма, проверяемые на уровне принятия решений
  3. Глава X. ЛИБЕРАЛИЗМ
  4. Государство, власть и демократия в идеях либерализма
  5. Дилеммы либерализма в социально-экономической сфере
  6. ДИСТАНЦИОННАЯ МОДЕЛЬ ДЛЯ РАЗЛИЧИЯ
  7. Индивидуальные различия.

Читателям глав, написанных Янг и Парехом, следует иметь в виду, что оба автора широко известны своим критическим отношением к либерализму, что обусловлено, прежде всего, неспособностью этого течения адекватно реа­гировать на различия, связанные с убеждениями людей и их образом жизни. Стремясь к восстановлению должного равновесия, я намерен выступить в защиту либерализма и оградить его от подобных обвинений.

Основная идея либерализма заключается в выработке ряда прав, преду­сматривающих в определенном аспекте одинаковое отношение ко всем лю­дям, и в предоставлении им равных возможностей для использования своих прав (каждого в отдельности или всех вместе) ради достижения собственных целей. На протяжении последних двух столетий развитие стран Запада проис­ходило в соответствии с принципом равенства отношения к их гражданам. В Вест-Индии и странах Латинской Америки рабовладение было отменено так же, как и в США, где несколько позже были введены равные гражданские права. В 50-е годы XIX в. мужчины повсеместно определяли ту роль, которую женщины должны были играть в социальной, экономической и политичес­кой жизни. Выходя замуж, женщина из-под защиты (и, по сути дела, из-под ответственности) отца переходила под защиту и ответственность мужа, при­чем судьба женщин, лишенных такой защиты («старых дев»), была еще менее привлекательной. С тех пор юридическое положение женщин во всех западных обществах изменилось до неузнаваемости. В основе происшедших перемен ле­жал принцип либерального индивидуализма, который изначально действовал лишь в вопросах религии, а затем был распространен и на другие сферы: было объявлено, что теперь в основе отношения государства к белым и неграм, равно как к мужчинам и женщинам, лежит единый свод законов.

Очевидно, что в наши дни программа либерализма должна быть расширена. Так, необходимо укрепить те ее положения, которые направлены против дис­криминации. (Поскольку дискриминация по сути своей есть понятие статис­тическое, принцип либерального индивидуализма не противоречит использо­ванию сравнительного метода анализа демографических параметров офици­ально зарегистрированной рабочей силы в целом и характеристик тех, кто получает работу.) Благодаря сравнению уровня мастерства и усилий, требую­щихся при выполнении преимущественно или исключительно мужского или женского труда, значительное развитие может получить принцип «равной оп­латы за равный труд». Еще далеко не полностью воплощен в жизнь принцип равных возможностей на получение образования. Кроме того, не секрет, что отсутствуют те гарантии экономического благополучия, которые необходимы для того, чтобы все остальные права обрели свою истинную ценность. Самым действенным способом этот вопрос можно было бы решить за счет не ограни­ченного никакими условиями предоставления каждому человеку средств, до­статочных для обеспечения минимального прожиточного уровня (Parker, 1989; Brittan, 1995; Van Parijs, 1995).

В последние годы в академических кругах сложилось направление (к нему, в частности, можно отнести Янг и Пареха), представители которого, озабо­ченные положением женщин и социальных меньшинств, отошли от либераль­ных позиций и стали ратовать за политизацию принципа групповой иден­тичности и отход от либерального идеала законодательно закрепленного рав-

ного отношения ко всем людям. Основной недостаток либерализма они усмат­ривают в том, что, провозглашая терпимость к различным верованиям и стилям жизни на словах, на деле это течение серьезно ограничивает их. Про­стейшим опровержением этого тезиса служит то, что в либеральных обще­ствах не только не запрещены, но даже не подвергаются дискриминации те организации, которые полностью нарушают принципы либерализма. Так, можно сказать, что христиане, мормоны, иудаисты и мусульмане — за исключени­ем некоторых протестантских и иудаистских конгрегации — принадлежат к недемократическим организациям: священнослужители избираются там из пред­ставителей лишь одного пола, а их учения в большей или меньшей степени противоречат либеральному принципу равенства мужчин и женщин. Более того, религиозные объединения, как и другие группы, могут беспрепятствен­но открывать собственные школы даже в том случае, если в них открыто проповедуются несопоставимые с идеалами либерализма идеи, и единствен­ным требованием к этим школам выступает наличие в учебном плане обще­принятых образовательных дисциплин.

Естественно, от членов религиозных общин (если это специально не ого­ворено) требуется выполнение законов той страны, в которой они живут. Однако это требование является лишь следствием, прямо вытекающим из основной идеи либерализма, согласно которой права и материальные средства представляют собой общую базу для разрешения всех вопросов. Иначе говоря, справедливое распределение материальных благ следует рассматривать как спра­ведливое распределение возможностей использования общественных ресурсов ради достижения индивидуальных целей. Нельзя на законном основании тре­бовать дополнительных средств, мотивируя это тем, что для удовлетворения чьих-то потребностей обязательно нужен марочный кларет и яйца ржанки, поскольку другие люди вполне могут удовлетворить свои потребности, пита­ясь гораздо скромнее (Dworkin, 1981). Равным образом затраты на «красивую жизнь», в основе которой лежат соответствующие убеждения, должен нести тот, кто эти убеждения разделяет. Интересное обсуждение этих проблем со­держится в работе П. Джонса (Jones, 1994).

Те, кто сознательно выступает против убийства других людей, никогда не станут военными; последовательные вегетарианцы, скорее всего, не пойдут работать на бойню или в мясную лавку; те, кому религиозные убеждения запрещают торговать по пятницам, не будут наниматься в продавцы и т.п. Законы, разрешающие ездить на мотоциклах только в специальных шлемах, лишают удовольствия тех мотоциклистов, которые наслаждаются ездой с не­покрытой головой, и делают этот вид транспорта вообще недоступным для ревностных сикхов. Законы, направленные против применения наркотиков, лишают удовольствия заядлых наркоманов, а тем, кто во время исполнения религиозных ритуалов использует галлюциногенные грибы, не дают возмож­ности отправлять культ. Всем бывает трудно соблюдать тот или иной закон: владельцы автомобилей марки «порш» сетуют на трудность соблюдения ско­ростного режима на дорогах; педофилы вынуждены воздерживаться от тех действий, которые они, возможно, считают главными в своей жизни; а люди, чьи культурные традиции предписывают увечить гениталии своих дочерей, вынуждены отказываться от этого под страхом сурового наказания, налагае­мого законом.

Из этих правил иногда делаются исключения, соответствующие религиоз­ным предписаниям верующих: примером в данном случае может служить по-

ложение об отмене повсеместно распространенной практики оглушения скота перед забоем на скотобойнях, продукция которых идет на приготовление ко­шерных блюд8. Однако главная причина любых подобных исключений (если только они не являются очевидным результатом политического давления) состоит в том, что данные исключения представляют собой отдельные прояв­ления терпимости, обусловленной требованиями соблюдения чисто практи­ческого равновесия между затратами и выгодами. В данном случае важно под­черкнуть, что эти исключения не являются конкретным примером некоего неопределенного основополагающего принципа равного отношения к людям, в соответствии с которым есть нечто, prima facie недозволенное законом, по-разному относящемуся к разным людям в зависимости от их верований, куль­турных традиций или личных склонностей. Ведь все законы по-разному воз­действуют на людей, и именно в этом состоит их смысл. Жизнь в обществе, основанная на соблюдении единых для всех законов, предполагает согласие с ними. Если существуют достаточно обоснованные и убедительные причины общего характера, запрещающие определенное поведение, то основания, по­буждающие кого-либо нарушать эти запреты, — определяются ли они рели­гиозными мотивами, культурными традициями или сильными личными же­ланиями, — не имеют ровным счетом никакого значения.

Любое государство, либеральное или нет, может делегировать законода­тельные прерогативы отдельным группам людей и позволить им коллективно совершать действия, которые противоречат его собственным основополагаю­щим принципам. Так, многие надеются на то, что китайское правительство, вновь получив суверенитет над Гонконгом в 1997 г., позволит этой колонии проводить собственную либеральную политическую линию. (Официальная формулировка такого решения звучит как «одна страна, две нации».) Рав­ным образом либеральное государство может относиться к некоторым груп­пам граждан, проживающим на его территории, как к по сути дела независи­мым «нациям», автономия которых включает в себя отказ от ряда конститу­ционных ограничений либерального характера.

Если серьезно относиться к концепции независимой «нации» в рамках либерального государства, то границы возможной самостоятельности этой общности следует рассматривать как пределы, в которых может действовать суверенное государство, не вызывая обоснованной критики со стороны дру­гих государств за нарушение прав человека. Результаты опросов общественно­го мнения о положении индейцев в Канаде и США показали следующее: процессу принятия решений следует придать традиционную форму, которая несовместима с деятельностью избираемого путем всеобщего голосования пред­ставительного правительства; при определении отношений между религией и

8 Приводя этот пример, я вовсе не хочу сказать, что нахожу ему оправдание (Singer, 1991, р. 153-156). Если люди настаивают на том, что любые животные, мясо которых они употребляют в пищу, в момент смерти должны быть в полном сознании, то здесь перед нами все то же стремление к «красивой жизни», и подобным причудам нельзя потакать за счет страданий, которые они за собой влекут. В данном случае решением проблемы может служить либо отказ от мяса, либо иная интерпретация Священного Писания. П. Сингер в этой связи отмечает, что «даже среди раввинов, придерживающихся ортодоксального на­правления иудаизма, нет единодушия в вопросе о запрете оглушения животных перед убийством: так, например, в Швеции, Норвегии и Швейцарии раввины согласились с законодательством, в соответствии с которым животных оглушают даже перед ритуальным забоем. Многие мусульмане также не возражают против оглушения животных перед забоем» (Singer, 1991, р. 154).

культурой должно быть ограничено право на свободу вероисповедания; необ­ходимо восстановить традиционные обычаи, касающиеся права собственности и ряда других прав, несмотря на то, что эти обычаи противоречат принципу равноправия мужчин и женщин.

Если вспомнить о неприглядной истории отношений европейцев и корен­ных народов Нового Света начиная с их первых контактов друг с другом, нельзя без симпатии отнестись к мысли о том, что благодаря вышеупомянутым опросам столь частые нарушения соглашений между независимыми договарива­ющимися сторонами в конце концов получили должную оценку (Tulty, 1995). И тем не менее, в данном случае особую силу могут приобрести традиционные феминистские обвинения в чрезмерной идеализации «общины». Вряд ли кто-нибудь станет всерьез рассчитывать на то, что женщин, заявляющих об ущем­лении их прав в результате такого рода преобразований, удовлетворят доводы о необходимости возврата к исконным корням их традиционной культуры (или кто-нибудь может вспомнить, что раньше они считались с такими доводами?).

Вопреки заявлениям некоторых ученых (Kukathas, 1992; 1995), нет такого либерального принципа, который призывал бы к отступлению от основопола­гающих постулатов либерализма. В данном случае речь, скорее, идет о столкно­вении ценностей коллективной автономии с ценностями либерализма. В Север­ной Америке единственным исключением, которое можно рассматривать в свя­зи с этой проблемой, составляет секта американских менонитов. У них, в отли­чие от американских индейцев, нет никаких оснований ссылаться на долгую историю притеснений и угнетения. Однако они не требуют для себя и особых законодательных прерогатив; их претензии ограничиваются лишь некоторыми исключениями из ряда требований, обычно предъявляемых государством9. Начиная с того самого момента, когда менониты оказались в Новом Свете, они предпринимали настойчивые попытки обособиться. Если на этом основа­нии сделать вывод о том, что к менонитам следует относиться как к группе, находящейся вне рамок американского общества, то следует еще раз особо подчеркнуть, что на другие общественные группы такой вывод не распрост­раняется. Как отмечает Эми Гутманн в своей прекрасной работе, рассмотре­ние дел менонитов в американских судах не считается прецедентом, и совер­шенно правильно, если принять во внимание специфичность их требований (Gutmann, 1995).

Внимание к проблемам коренных народов Америки и (возможно) менони­тов определяется стремлением к использованию примера с менонитами в каче­стве своего рода плацдарма для расширения требований о предоставлении спе­цифических групповых прав. На ситуацию, сложившуюся вокруг коренных народов, ссылаются активисты женских движений, представители расовых мень­шинств и инвалиды, которые пытаются выступать в качестве социальных групп, на законном основании претендующих на особое к себе отношение (Galston, 1995; Young, 1990). Подобные претензии отвлекают внимание, заставляя людей рассматривать проблемы, которые, как оказывается на деле, не стоят того.

Поднятые здесь вопросы связаны с пределами использования принципов либерализма в отношении групповой автономии. Странно, что те, кто выступа­ет с нападками на либерализм за недостаточную терпимость и односторон­ность, одновременно критикуют его за жесткое разделение частного и обще­ственного, что, по их мнению, оправдывает насилие и эксплуатацию (Young,

9Более подробно о конфликте менонитов с государством см.: Kraybitt, 1993. 518

1990). Все сторонники феминистских теорий ныне рассматривают это положе­ние как непреложную истину, которая не нуждается в доказательствах — дос­таточно сослаться на кого-нибудь из теоретиков феминизма. Однако этот тезис заведомо ложен. Либеральный политический курс доказал свою способность к компетентному вмешательству в деятельность частных фирм, которое направ­лено на улучшение здоровья и повышение безопасности рабочих, признание профсоюзов, защиту потребителей и окружающей среды. Это вмешательство помогло покончить с дискриминацией в отношении как работодателей, так и клиентов. Не была обойдена вниманием и святая святых «частной жизни» — проблема семьи. Так, всегда считалось преступлением кровосмешение. А в слу­чае оскорбления действием виновный не может быть освобожден от ответствен­ности на том основании, что он состоит с жертвой в супружеских отношениях. В настоящее время изнасилование супругом рассматривается многими судебны­ми инстанциями как преступление. Нет никакого противоречия либеральным принципам и в запрете телесных наказаний детей родителями.

Известно, что многие женщины не хотят заявлять в полицию об оскорби­тельных действиях своих супругов, предпочитая умалчивать о наносимых им побоях или сексуальных домогательствах в отношении их детей. Не секрет и то, что работа по дому и забота о детях, как правило, распределяются между супругами неравномерно даже тогда, когда оба они заняты на службе полную рабочую неделю. Такое положение объясняется, прежде всего, низкой опла­той труда женщин, которых — при отсутствии хорошо оплачиваемой рабо­ты — «от бедности отделяет лишь мужчина». Поэтому они не хотят расторгать брак, несмотря на унижения и эксплуатацию в семье. Либеральное решение проблемы состоит в обеспечении женщин достаточными средствами, которые гарантировали бы их независимое положение. Этого можно достичь, напри­мер, за счет увеличения денежных пособий на детей до уровня, реально соот­ветствующего затратам на воспитание ребенка, а также (как уже отмечалось ранее), выплачивая каждому взрослому человеку не оговоренное никакими условиями пособие, позволяющее ему нормально существовать. При этом важно отметить, что все люди должны получать это пособие на равных условиях, независимо от различий домашнего уклада10.

Обвиняя либерализм в стремлении уничтожить многообразие, его критики подчас сближают либеральную позицию с идеалом сторонников «ассимиля­ции». Возможно, некоторые либералы и надеются на создание такого обще­ства, в котором, скажем, различие между мужчинами и женщинами будет иметь не большее значение, чем разница в цвете глаз (Wasserstrom, 1980). Однако сама структура либерального общества такова, что люди вольны вы­бирать, с кем им общаться и какой образ жизни вести. Поэтому женщинам ничто не мешает «рисовать картины величия амазонок, возрождать и пропа­гандировать такие традиционно женские виды искусства, как шитье и ткаче­ство, или придумывать новые ритуалы, основанные на черной магии средне­вековья» (Young, 1990, р. 162). Правда, если у женщин, занятых шитьем, ткачеством и черной магией, останется слишком мало времени или желания, чтобы делать карьеру, веских оснований для жалоб на незначительное про­движение по службе у них не будет. Тезис о том, что «справедливость по большому счету означает равенство для женщин», т.е., что «все высокие по-

10 Подробнее о доводах в пользу беспристрастности при осуществлении такой меры см.: Young, 1995. Обсуждению отношения либерализма к беспристрастности посвящена интерес­ная работа Дж. Уолдрона (Waldron, 1993).

сты, доходы и ключевые позиции при принятии решений должны быть более или менее равномерно распределены между мужчинами и женщинами» (Young, 1990, р. 29), обретает смысл лишь при условии принятия тезиса о равном стремлении к достижению поставленных целей.

Более серьезной проблемой, вытекающей из обвинения либерализма в при­нудительной ассимиляции, является вопрос о том, в какой степени принцип равного отношения к людям требует, чтобы наниматели (и сотрудники) ми­рились с теми качествами работников, которые обычно расцениваются как нежелательные. Определенное беспокойство вызывает то обстоятельство, что реализация этого принципа может привести к возникновению у молодых чернокожих мужчин в США определенных трудностей как при поступлении на работу, так и в вопросе сохранения за ними рабочих мест. Несмотря на то, что характеристики молодых чернокожих мужчин полностью соответствуют формальным показателям квалификационного и образовательного уровня, их ситуация разительно отличается от положения молодых чернокожих женщин на рынке рабочей силы. Одно из предложенных объяснений этого факта зак­лючается в том, что среди молодых чернокожих мужчин наблюдается тенден­ция высказывать в лицо окружающим все, что они думают, что существенно обостряет их отношения с руководством и сотрудниками по работе (Jencks, 1993, р. 128—129). Для того чтобы понять аргументацию, предположим, что дело обстоит именно так — что же из этого следует?

Янг, видимо, полагает, что представление о службе является понятием, почти полностью сконструированным социально (Young, 1990, ch. 7). Такое умозаключение приводит ее к отрицанию того, что общественное положение человека соответствует его личным заслугам, а также к выводу о том, что сотрудники на законных основаниях могут принимать участие в определении своих должностных функций. Однако даже ей, наверное, будет непросто от­рицать тот факт, что такие качества работника, как вежливость и стремление к сотрудничеству, входят в число требований, выполнение которых обяза­тельно для сохранения работы в условиях господствующей ныне экономичес­кой системы.

Либералов может ужаснуть сама мысль о том, что, стремясь устранить идею объективных квалификационных критериев, необходимых для выпол­нения и определяемых характером той или иной работы, Янг готова отказать­ся и от наиболее действенной защиты от безнаказанного произвола работо­дателей при найме на работу и увольнении сотрудников. Если критерием при­годности к работе может быть способность одержать победу в борьбе за вы­годную должность, то почему бы не рассматривать в качестве возможного основания приема на работу фасон прически, умение со вкусом подбирать личные украшения, сексуальную ориентацию, пол или расу человека? В то же время либералы a priori не исключают возможности того, что культурные осо­бенности определенных групп населения даже при отсутствии явной несправед­ливости могут существенно осложнить поиски работы для членов этих групп. Главный вопрос для либерала сводится к тому, насколько эти особенности связаны со способностью человека к исполнению порученного дела.

Если уж работодатели и должны принимать какие-то дискриминационные решения, то прежде всего им необходимо быть пристрастными при приеме людей на работу. Эта пристрастность, или дискриминация, приобретает отри­цательный характер лишь в том случае, если в основе ее лежат критерии, не имеющие отношения к работе (например расовая принадлежность соискателя).

Либералы не могут позволить себе постмодернистскую роскошь следовать те­зису, суть которого сформулирована в поговорке о том, что со стороны вид­нее. Либеральная концепция справедливости связана с возможностью рацио­нально обосновать соответствующие критерии пригодности к работе того или иного соискателя. При этом вовсе не обязательно, чтобы эти аргументы всегда были убедительны — в конце концов, для того чтобы разрешать возникаю­щие противоречия, существуют суды. Однако уклоняться от решения возни­кающих вопросов нельзя.

То же самое относится и к проблеме языка. Страна, в которой английский язык является основным средством общения в экономической и политичес­кой жизни, формально не обязана проявлять интерес к тем языкам, на кото­рых ее жители общаются дома или при неофициальных контактах. Вместе с тем, согласно либеральному мировоззрению, нет никаких моральных обяза­тельств, которые заставляли бы нас пытаться изменить сложившуюся прак­тику, когда иммигрантам или их потомкам, не говорящим бегло по-английс­ки, приходится ограничиваться лишь подсобными работами, испытывать не­удобства при общении с официальными чиновниками и занимать маргиналь­ное положение в политике. Люди, решившиеся на такой шаг, как эмиграция, должны отнестись к этому положению дел, как к одному из условий, на которых чужое им общество согласилось их принять. Что же касается тех, кто не готов принять данные условия, эти люди не имеют никаких разумных оснований предъявлять кому бы то ни было претензии в случае, если им не удастся получить все те выгоды, на которые они рассчитывали, переезжая в другую страну (Kymlicka, 1995).

Общая закономерность состоит в том, что равенство возможностей в усло­виях культурного многообразия приводит к неравенству результатов. Для до­стижения равных результатов требуется либо культурное единство, либо еди­ная точка отсчета при реализации равных возможностей, так, чтобы предста­вители всех групп населения могли двигаться к успеху с одинаковой скорос­тью. Янг в определенном смысле выступает как сторонница последнего варианта, который, однако, совершенно несовместим с концепцией либерализма (Young, 1990, ch. 7). В обществе, которому присуще культурное многообразие, не мо­жет быть такого положения, когда все люди прикладывают усилия для дости­жения одних и тех же целей с равной интенсивностью. А без учета этого обстоятельства не может сложиться правильное представление об использова­нии равных возможностей.

Даже тогда, когда все дополнительные препятствия на пути к достижению цели (включая и те, которые непросто определить), будут устранены, вполне может случиться так, что у людей, привыкших к определенному образу жизни и присущим ему ценностям, не будет стремления или способности к тому, чтобы занять высокий должностной пост. Либерал назвал бы такое явление неизбежным следствием многообразия. Но вместе с тем либерал мог бы (и должен был бы, как мне представляется) сказать, что в справедливом обще­стве разница в жизненном уровне (в самом широком смысле этого слова) высокопоставленных лиц и основной массы населения значительно меньше, чем это имеет место ныне в таких странах, как Великобритания и Соединенные Штаты. Таким образом, в справедливом обществе уже не будет столь важно, что определенный образ жизни и признание некоторых ценностей в большей или меньшей степени окажутся несовместимыми с высоким должностным по­ложением (в том смысле, который обычно вкладывают в этот термин).

В завершение хотелось бы остановиться на следующем. Парех считает, что представители либерального направления должны многому научиться у осталь­ного мира. Я согласен с ним, что мы должны учиться тому, чего следует избегать. Лишь небольшая часть существующих в мире государств предоставляет своим гражданам возможность удовлетворения их материальных потребностей и защиту от насилия, которому они могут подвергнуться со стороны как других граждан, так и государства. Хотя есть много причин, объясняющих отсутствие у граждан многих государств такой возможности и такой защиты, и одна из наиболее важных состоит в часто встречающемся нарушении основополагающе­го принципа либерального индивидуализма. Если оценивать ситуацию по двум приведенным выше критериям, то придется признать, что почти во всех афри­канских государствах людям сейчас живется труднее, чем в период деколониза­ции. Ухудшение ситуации в значительной степени произошло вследствие про­водимого политического курса, учитывающего интересы одной группы населе­ния в ущерб другим. Эта тема возвращает нас к проблеме группового конфлик­та, уже рассмотренной в первом параграфе данной главы (Hardin, 1995).

При более широком подходе с учетом пространственно-временных пара­метров мы будем вынуждены признать сравнительно небольшую вероятность распространения принципа либерального индивидуализма во всем мире. Этот принцип получил развитие в христианских странах Западной Европы и лишь до очень ограниченных пределов смог укорениться в других регионах, за исключением тех территорий, которые были освоены европейскими пересе­ленцами. Очевидно, чрезвычайно трудно постоянно поддерживать то сочета­ние плюрализма в частной сфере и универсальности в сфере общественной, которое требуется для воплощения в жизнь данного принципа. Я полагаю, что этот принцип столь же ценен, сколь сложен для реализации, — не потому, что он является достоянием нашего опыта (бессмысленный довод, который в один голос приводят традиционалисты и постмодернисты), а потому что он верен. Янг и Парех предлагают отказаться от него в пользу политики группо­вой самобытности и политического признания культурных различий. Я пола­гаю, что в этом они глубоко заблуждаются.

ЛИТЕРАТУРА

Arrow K.J. Social choice and individual values. New Haven (Conn.): Yale University Press,

1963; originally published 1951.

Arrow K.J. Values and collective decision making // Philosophy, politics and society. 3rd

series/Ed, by P. Laslett, W.G. Runciman. Oxford: Blackwell, 1967. P. 215-232.

Avineri S., de-Shalit A. (eds). Communitarianism and individualism. Oxford: Oxford

University Press, 1992.

Axelrod R. The evolution of cooperation. New York: Basic, 1984.

Bachrach P., BaratT. M. Power and poverty: Theory and practice. New York: Oxford University Press, 1970.

Barry B. Is democracy special? // Barry B. Democracy and power: Essays in political

theory. Oxford: Clarendon Press, 199 la. Vol. I. P. 24-60.

Barry B. Does democracy cause inflation? The political ideas of some economists // Barry

B. Democracy and power: Essays in political theory. Oxford: Clarendon Press, 1991A.

Vol. I. P. 61-99.

Barry B. Lady Chatterley's lover and doctor Fischer's bomb party: Liberalism, pareto optimality and the problem of objectionable preferences // Barry B. Liberty and justice:

Essays in political theory. Oxford: Clarendon Press, 1991с. Vol. II. P. 78-109.

Barry B. Justice as impartiality. Oxford: Clarendon Press, 1995.

Валу В., Hardin R. (eds). Rational man and irrational society? Beverly Hills (Cal.): Sage, 1982.

Bergson A. A reformulation of certain aspects of welfare economics // Quarterly Journal

of Economics. 1938. Vol. 52. P. 310-334.

Bergson A. On the concept of social welfare // Quarterly Journal of Economics. 1954. Vol. 68. P.233-25Z

Berlin I. Two concepts of liberty // Berlin I. Four essays on liberty. Oxford: Oxford University Press, 1979. P. 118-172; originally published 1958.

Black D. The theory of committees and elections. Cambridge: Cambridge University Press, 1958.

Booth W.J., James P., Meadwell, H. (eds). Politics and rationality. Cambridge: Cambridge

University Press, 1993.

Brittan S. Capitalism with a human face, Cheltenham: Edward Elgar, 1995.

Brown C. International relations theory. Hemel Hempstead: Harvester-Wheatsheaf, 1992.

Carting A. Social division. London: Verso, 1991.

Chong D. Collective action and the civil rights movement. Chicago: University of Chicago

Press, 1991.

Condorcet M.J.A.N. Caritat, Marquis de Condorcet. Essai sur 1'application de 1'analyse a la probabilite des decisions rendues a la pluralitede voix. Paris, 1785.

Crenson M. The unpolitics of air pollution. Baltimore (Md.): Johns Hopkins University

Press, 1971.

Dahl R.A. Who governs? New Haven (Conn.): Yale University Press, 1961.

Dowding K. Rational choice and political power. Aldershot: Edward Elgar, 1991.

Dowding K. Interpreting formal coalition theory // Preferences, institutions and rational

choice / Ed. by K. Dowding, D.S. King. Oxford: Clarendon Press, 1995. P. 42-59.

Dowding K., King D.S. (eds). Preferences, institutions and rational choice. Oxford: Clarendon Press, 1995.

Dowding K.., Dunleavy P., King D.S., Margetts H. Rational choice and community power

structures // Political Studies. 1995. Vol. 43. P. 265-277.

Dworkin R. What is equality? Part I. Equality of welfare // Philosophy and Public Affairs.

1981. Vol. 10. P. 185-246.

Ellickson R. C. Order without law: How neighbors settle disputes. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1991.

ElsterJ. The cement of society. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

Farquharson R. Theory of voting. New Haven (Conn,): Yale University Press, 1969.

Fullinwider R.K. Citizenship, individualism, and democratic politics // Ethics. 1995.

Vol.105. P, 497-515.

Galston W. Two concepts of liberalism // Ethics. 1995. Vol. 105. P. 516-534.

Gaventa J. Power and powerlessness. Oxford: Clarendon Press, 1980.

GibbardA. Manipulation of voting schemes: Ageneral result // Econometrica. 1973.Vol.41.

P. 587-601.

Green D.P., Shapiro I. Pathologies of rational choice theory. New Haven (Conn.): Yale

UniversityPress, 1994.

Gutmann A. Civic education and social diversity // Ethics. 1995. Vol. 105. P. 557-579.

Hampton J. Hobbes and the social contract tradition. Cambridge: Cambridge University

Press, 1986.

Hardin G. The tragedy of the commons //Science. 1968. Vol. 162. P. 1243-1248.

Hardin R. Collective Action. Baltimore (Md.): Johns Hopkins University Press, 1982.

Hardin R. Morality within the limits of reason. Chicago: University of Chicago Press, 1988.

Hardin R. One for all: The logic of group conflict. Princeton (N.J.): Princeton University

Press, 1995.

Hargreaves-Heap S., Hollis M., Sugden R., WealeA. The theory of choice. Oxford: BlackweU, 1992.

Hobbes T. Leviathan / Ed. by R. Tuck. Cambridge: Cambridge University Press, 1991; originally published 1651. [Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Избранные произведения. M., 1964. Т. 2.]

Jencks C. Rethinking social policy: Race, poverty and the underclass. New York:

HarperCollins, 1993; originally published 1992.

Jones P. Bearing the consequences of belief// Journal of Political Philosophy. 1994. Vol. 2.

P. 24-43.

Kavka G.S. Hobbesian moral and political theory. Princeton (N.J.): Princeton University

Press, 1986.

Kraybill D.B. (ed.). The amish and the state. Baltimore (Md.): Johns Hopkins University

Press, 1993.

Kukathas C. Are there any cultural rights? // Political Theory. 1992. Vol. 20. P. 105-139.

Kymlicka W. Contemporary political philosophy. Oxford: Oxford University Press, 1990.

Kymlicka W. Multicultural citizenship. Oxford: Clarendon Press, 1995.

Laslett P. (ed.). Philosophy, politics and society. 1st series. Oxford: Blackwell, 1956.

LaverM., Shepsle K. Making and breaking governments. Cambridge: Cambridge University

Press, 1996. Lewin L. Self-interest and public, interest in western politics. Oxford: Oxford University Press, 1991.

Little I.M.D. Social choice and individual values//Journal of Political Economy. 1952. Vol. 60. P. 422-432.

Lukes S.M. Power: A radical view. London: Macmillan, 1974.

Macedo S. Review of Moon 1993 // Political Theory. 1995. Vol. 23. P. 389-393.

Moon D. Constructing community. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1993.

Mulhall S., Swift A. Liberals and communitarians. Oxford: Blackwell, 1992.

Olson M. The logic of collective action. Cambridge (Mass.): Harvard University Press,

1971; originally published 1965.

Ostrom E. Governing the commons. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

Parker H. Instead of the dole. London: Routledge, 1989.

Polsby N. W. Community power and political theory. New Haven (Conn.): Yale University

Press, 1980.

Poundstone W. Prisoner's dilemma. New York: Doubleday, 1992.

RawlsJ. A theory of justice. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1971. [РолзДж. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1995.]

Riker W. Liberalism against populism: A confrontation between the theory of democracy

and the theory of social choice. San Francisco: Freeman, 1982.

Schlozman K.L., Verba S., Brady H.E. Participation's not aparadox: The view from American activists// British Journal of Political Science. 1995. Vol. 25. P. 1-36.

Singer P. Animal liberation, London: HarperCollins, 1991; originally published 1975.

Sugden R. The economics of rights, cooperation and welfare. Oxford: Blackwell, 1986.

Sugden R. Maximizing social welfare: Is it the government's business? // The good polity /

Ed. by A. Hamlin, P. Pettit. Oxford: Blackwell, 1989. P. 69-86.

Taylor M. Community, anarchy and liberty. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

Taylor M. The possibility of cooperation. Cambridge: Cambridge University Press, 1987a.

Taylor M. Rationality and revolutionary collective action // Rationality and Revolution /

Ed. by M. Taylor. Cambridge: Cambridge University Press, 1987A. P. 63-97.

Tuck R. History // A companion to contemporary political philosophy / Ed. by R. Goodin,

P. Pettit. Oxford: Blackwell, 1993. P. 72-89.

Tully J. Cultural demands for constitutional recognition // Journal of Political Philosophy.

1995. Vol.3. P. 111-132.

Ullman-Margalit E. The emergence of norms. Oxford: Clarendon Press, 1977.

Van Parijs P. Real freedom for all. Oxford: Clarendon Press, 1995.

Waldron J. Legislation and moral neutrality // Liberal rights. Cambridge: Cambridge

University Press, 1993. P. 143-167.

WasserstromR. On racism and sexism // Philosophy and social issues. Notre Dame (Ind.):

Notre Dame University Press, 1980. P. 11-50.

Young I.M. Justice and the politics of difference. Princeton (N.J.): Princeton University

Press, 1990.

Young I.M. Mothers, citizenship, and independence: A critique of pure family values //

Ethics. 1995. Vol. 105. P. 535-556.

 


Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 134 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: История вопроса | Политическая философия последнего времени | Новый вызов | К. фон БАЙМЕ | Хронология меняющихся парадигм | География меняющихся парадигм | Схема 22.1 | Политические тенденции и их воздействие на формирование политических теорий в 90-е годы | А. Нормативное применение теории рационального выбора | Б. Позитивное использование теории рационального выбора |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Значение концепции Дж. Роулза| Б. ДЖ. НЕЛЬСОН

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.06 сек.)