Сцена X.

Вечер. Дом Полины, изба. Даша стоит возле стола, месит тесто.

Полина играет на гитаре, поет (романс на стихи М. Лермонтова):

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он,—

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,—

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу бога.

ДАША. Ты чего это, Полинка, тоску нагоняешь? Нельзя так, нельзя. Радоваться надо.

ПОЛИНА. А я и радуюсь. Не видно?

ДАША (смеется). Мне — нет. А вот тебе стыдно должно быть, что мужа с таким настроением встречаешь.

ПОЛИНА. Все из рук валится…

ДАША. Песнями мужика не накормишь. Завтра ведь приезжает!

Молчание.

ПОЛИНА. Как же теперь, Даша?! Что же будет, а?
ДАША. Да плюнь ты на всех! Подумаешь! Главное – нашёлся.

ПОЛИНА. А люди? На каждый роток не накинешь платок. Болтать станут.

ДАША. Да что ты заладила: люди да люди… Много ты их слушала? В крайнем случае — всегда уехать можно.

ПОЛИНА. Митя вон тоже говорил: уедем, сбежим…. А куда? От себя не сбежишь.

Полина берет со стола фотографию, разглядывает.

ПОЛИНА. Аккурат перед самой войной Грише на заводе премию дали. И не великие деньги, а приятно. Так он мне сережки купил, а к ним подвеску. Дешевенькие вещи, бросовые, но такие баские. На выгляд — сто рублей. И побежала я по соседям хвастаться…

ДАША. Ты всегда первая модница была. Куда все делось?

Полина любуется подвеской, висящей у нее на шее, прикасается к серьгам.

ПОЛИНА. А отец твой — царствие ему небесное – увидал меня в обновках, да и говорит: «Давай, Полинка, я тебя запечатлею!». У него единственного на всей улице фотоаппарат был…

ДАША. В сорок третьем на хлеб обменяли…

ПОЛИНА. Я домой кинулась, все наряды свои перерыла, а надеть нечего. Помню, брюки Гришины — от черного костюма — схватила, накинула их себе на плечи и кричу: «Снимай, дядь Саша!» Так и сфотографировалась с брюками на плечах. А на снимке я ровно в черном платье. Смешно…

Даша плачет.

ПОЛИНА. Я карточку эту утром достала… Смотрела, вспоминала… Молодость… Счастье…

ДАША. Врешь, Полинка! Мы еще не старые!

ПОЛИНА. А кажется — жизнь прошла.

ДАША. Иди-ка ты, подруженька, спать. Сама тут управлюсь. А то тесто, знаешь ли, от наших бабьих слез ни в жисть не подымется.

Полина встает, кладет фотографию на стол, идет в горницу. Возвращается с полдороги, снимает серьги и подвеску, кладет рядом с фотографией. Уходит.

Даша продолжает месить тесто.

Из горницы слышен звук опрокинутой табуретки.

ДАША Полина? Полина!

Даша идет в горницу. Через несколько мгновений слышен страшный крик Даши.

Темнота.

Дата добавления: 2015-08-03