Легитимизм: первородство и Православие

Именно такое понимание монархии лежит в основе православного легитимизма (от лат. legitimus - законный), то есть законной власти Царя - Помазанника Божия. Еще раз напомним, что говорил о царском служении один из первых идеологов православного самодержавия, преп. Иосиф Волоцкий (см. с. 8): «Если Царь царствует над людьми, но над собою позволяет царствовать скверным страстям и грехам, сребролюбию и гневу, лукавству и неправде, гордости и ярости, злейши же всего - неверию и хуле, то такой царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, но мучитель... Такого Царя, из-за его лукавства, не называл царем Господь наш Иисус Христос, но лисом... И ты такого царя или князя да не послушавши, приводящего тебя к нечестию и лукавству, даже если мучит и смертию грозит...».

В этом важном поучении великого русского святого еще до всяких писаных законов были точно выражены и традиционные духовные требования к монарху, и пределы его власти над подданными: она - в отличие от западного абсолютизма и языческого деспотизма - ограничена условием служения Богу. Только восстановление такого истинного монархического правосознания может быть основой истинного легитимизма, то есть служения закону: в первую очередь Божественному, и во вторую очередь - человеческому (который сам должен быть вспомогательным средством для служения Божественному).

И вот на этом историческом фоне еще раз вчитаемся в нашу дуэль с официальным представителем "августейшей Семьи", который был вынужден признать многие очевидные факты нарушения ею законов, в том числе церковных, но оправдывает нарушителей сакраментальной фразой: «Что бы они ни натворили!». В этой трактовке "прав" мы имеем чистейшее выражение западного абсолютизма как нравственно не ограниченной власти ради самой себя и своих похотей. Точнее - это принцип языческой монархии (видимо, неспроста наш оппонент проговаривается в полемике, что «заповедь о почитании Царя» касается «даже и не христианского» монарха...).

Разумеется, далеко не все русские Цари соответствовали высокой цели своего служения, но монархический идеал существовал в сознании народа как неписанный закон, даже когда нарушался. Народ терпел Царя-нарушителя как временное Божье попущение за свои грехи - и это помогало преодолевать последствия разрушительных действий "царя-нечестивца", мешало их укоренению в народном сознании как "нормы".

Хранителем же этого идеала - как и всех жизненных идеалов - была Православная Церковь, охватывавшая (в симфонии с государственной властью) все сферы жизни человека. Поэтому воцерковленный народ Московской Руси не так уж нуждался в дополнительных светских законах, детально формулирующих обязанности и смысл монаршей власти.

Законы понадобились позже - после того, как при Петре был подорван принцип симфонии и обезглавлена Церковь, православное понимание самодержавия заменено западным абсолютизмом, а произвольная передача Престола и дворцовые перевороты грозили разрушить православность и легитимность самой Династии...

С целью пресечения этого произвола Павел I и ввел законы о престолонаследии, о которых так много шла речь в нашей дискуссии. Они были составлены как неразрывно связанные с Православием - об этом свидетельствует выражение Павла I в Акте 1797 г., что «Российский Государь - Глава Церкви», подпадающий тем самым и под церковное законодательство. Но поскольку письменное законотворчество на Руси никогда не претендовало заменить собою церковные каноны и православную традицию, это сказалось и в новых законах: они стали светским дополнением к лежащей в их основе православной государственной идеологии.

Поэтому многое в Законах традиционно подразумевалось как нечто естественное без письменного выражения. Например, Павел I не отметил специально столь элементарно-важное требование к монарху - как православный брак; оно было письменно зафиксировано (позднейшая ст. 185) лишь при составлении первого Свода Законов в 1832 г. «как выражение установившегося издавна обычая».[205] (Поводом стал прецедент, нарушивший традицию, - брак Вел. Кн. Константина на католичке - из-за чего ему пришлось отречься от прав престолонаследия еще до внесения этого требования в писаные законы).

Кроме того, при составлении Свода Законов было разъяснено неточное "протестантское" выражение Павла I, что «Император - Глава Церкви». При этом важно отметить, в какую сторону было сделано разъяснение: в новой редакции (ст. 64) подчеркивается, что «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов... и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния», то есть он обязан охранять - но не имеет права менять - догматы, каноны и даже благочестивое отношение к ним.

Итак, не раз по причине подобных неточностей законы подвергались редактированию и дополнениям: в 1820, 1832, 1842 гг. и позже. Однако кое-где при этом была использована недостаточно ясная терминология, поэтому, если применять текст Законов буквально, обнаруживаются противоречия. Например, еще до революции авторитетный проф. Н.М. Коркунов показал, что под понятием "Император-родоначальник" «надо разуметь не одно определенное лицо [Павла I], а... поочередно отца, деда, прадеда» - иначе получаются «совершенно несообразные выводы» относительно престолонаследия (приложение 15). И после революции Зызыкин, опять-таки под влиянием создавшегося прецедента с Кириллом, логично уточнил выводы из категорического требования ст. 185 о православном браке (несоблюдающий ее фактически приравнивает себя к иностранцу, до которого очередность доходит после всех, по аналогии с применением ст. 35). И тот и другой вывод были сделаны Коркуновым и Зызыкиным на основе чисто логического анализа всей совокупности статей, без посягательства на изменение текста Законов.

Однако в тексте, несмотря на неоднократные уточнения, все же оставались некоторые формальные несогласования между писаными правилами и неписаной православной традицией, что, в частности, и проявилось в разных мнениях участников второго Особого совещания по лишению Вел. Кн. Кирилла прав престолонаследия. Напомним содержание "Мемории": все считали, что при таком браке Кирилл не может наследовать Престол, только одни полагали, что Государь вправе сам лишить нарушителя этих прав, другие же считали, что следует добиться от Кирилла "добровольного" отречения.

Разногласия объяснялись тем, что, с одной стороны, в законе нет положений, прямо предусматривающих лишение члена Императорской Фамилии личного права престолонаследия с указанием причин. (Статьи 36, 134 и 183 лишают прав престолонаследия лишь потомство от незаконных браков, но не самого обладателя этого права по рождению.) С другой же стороны, в Законе содержатся однозначные и категорические требования к самой православной сути монаршего служения (быть бескомпромиссным идеалом правоверия - ст. 64; вступать «не иначе как» в православный брак - ст. 185 и т. п.), невыполнение которых немыслимо для претендующего на Престол.

Разумеется, элементарная логика говорит нам, что неупоминание в Законах специальной кары за несоблюдение столь важных статей не является разрешением на их безнаказанное нарушение. Просто авторы Законов сочли это само собой разумеющимся (выразив в категоричности самих требований) и не стали отягчать их карательными довесками, чтобы не превращать Свод законов в детальный "уголовный кодекс". Им не приходило в голову, что кто-то из членов Династии отважится нарушить эти традиции, определяющие духовный смысл самой монархии. Иначе получается, что законы предусматривают лишь санкции в случае неравнородного (ст. 36) и неразрешенного (ст. 134, 183) брака и не содержат санкций за более серьезные нарушения.

Поэтому же в Основных законах нет и специальных статей, лишающих права престолонаследия того члена Династии, который, грубо поправ церковные каноны и государственный закон, вступит в брак, близкий к кровосмесительному, изменит присяге Государю, примет участие в масонском свержении монархии, а в дальнейшем ради получения трона будет готов сотрудничать с любыми антирусскими силами. Составители Законов даже помыслить не могли, что на все это может оказаться способен член царствующей Династии, как это сделал Вел. Кн. Кирилл и продолжили его потомки.

Они же теперь, ссылаясь на отсутствие в Законах формальных санкций за подобные преступления, считают их "не влияющими" на свои "права"... Этот прием использовал в своей книге и сенатор Корево (см. с. 28-29), утверждая, например, что «в Основных Законах не имеется категорически выраженного правила о том, что Императрица-Супруга Императора должна исповедывать Православие». Если продолжить эту логику, то поскольку законом не предусматривается лишение прав престолонаследия, скажем, из-за сатанинских гонений на христиан - значит, и такой гонитель не может быть лишен "права по рождению"?.. Неужели Законы оставляют государство, народ и Церковь беззащитными перед такой опасностью превращения монархии - в антихристианскую (которая, не исключено, в какой-то мере могла стать реальной под младоросским лозунгом 1930-х годов "Царь и Советы")?

Рассмотрим, однако, в этой связи статью 222 Основных Законов: «Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае [т. е. в случае нарушения законов. - М.Н.] имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко преслушным воле Монаршей». Кирилловцы утверждают, что поскольку эта статья изначально относилась к "Учреждению о Императорской Фамилии" (то есть к статьям 125-222), она не может применяться к "Законам о порядке наследия Престола" с их "неприкосновенными" статьями 25-39. Однако с объединением всех их в Свод Законов в единой нумерации, действие ст. 222 стало тем самым распространяться на все статьи законов. Неизвестно, хотели ли именно этого составители Свода законов, но ограничительных оговорок они в этой связи не сделали - и Государь этот документ утвердил. Поэтому нет оснований отказываться от такой расширенной трактовки ст. 222, тем более, что она не дает Императору права произвольного лишения прав престолонаследия неугодного члена Династии, а лишь в случае непослушания тем законам, коим Император обязан быть блюстителем. Это и произошло в случае с незаконным браком Кирилла.

Аналогичный вывод, кстати, можно сделать и из самих "неприкосновенных" статей 25-39, перенятых из Акта Павла I, - если задуматься над тем, что же и каким образом должно обеспечивать их неприкосновенность? Так, в последней из них - завершающей статье 39 - подчеркнуто, что «Император и Императрица... обязуются свято выполнять вышепоставленные законы о наследии Престола». Тут опять-таки не приведено карательной санкции в случае невыполнения, однако категоричность святого обязательства говорит сама за себя: это значит, что нарушение этих статей недопустимо и каким-то образом должно быть пресечено.

И вот как раз в числе "вышепоставленных" неприкосновенных статей отражен не только "алгоритм" очередности престолонаследия, но и условия, при которых этот "алгоритм" действует, главное из которых - религиозное требование ст. 35 (если наследника придется искать в других династиях): отречение от прежней веры и принятие Православия, «когда же отрицания веры не будет, то наследует то лицо, которое за сим ближе по порядку». То есть в "неприкосновенной" статье 35 выражено то самое важнейшее (помимо первородства) требование, которое совершенно очевидно с церковной точки зрения: лицо, до которого по первородству "дошло право на Престол", утрачивает это право по причине неправославности - несмотря на свое "первородство". И никаким "добровольным отказом" это не обусловлено.

Таким образом, ст. 35 опровергает всю исключительно "первородную" аргументацию Кирилловичей. Показательно, что именно в связи с этим требованием в Акте Павла I рядом в виде объяснения было указано (см. приложение 2), что «Государь Российский - Глава Церкви», так что обязательство «свято выполнять вышепоставленные законы» (ст. 39) относилось и к этому определению; тот факт, что позже оно было вынесено в особую статью 64, говорит лишь о том, что и ее - а, следовательно, и все статьи, связанные с православными требованиями - надо считать столь же неприкосновенными, как и ст. 25-39.

Напомним еще раз полный текст этой ключевой статьи 64 Основных Законов Российской Империи: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник 306 и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5 (17910) именуется Главою Церкви». - Вот точка "симфонического" соединения Основных Законов с канонами Православной Церкви, которые тем самым становятся неотъемлемой частью Законов.

Как видим, и в Акте Павла I и в последующих редакциях Законов духовно-религиозное требование к наследованию Престола ставится выше первородства, и это положение - ключ для всего понимания и толкования Законов. При попрании религиозных правил право на Престол по рождению у такого потомка Романовых, может быть, формально и остается, но право его осуществить, то есть взойти на Престол, - утрачивается. В этом и заключается то разное качество членов Династии с точки зрения прав престолонаследия, о котором с самого начала сказано в нашей книге. Ибо монархия служит не изложенному на бумаге закону, а Богу; писаные законы - лишь вспомогательное средство для этого.

Дата добавления: 2015-08-03