Глава 11. Такси остановилось перед домом номер 92 по бульвару Виктора Гюго

Такси остановилось перед домом номер 92 по бульвару Виктора Гюго. Это была тихая окраина Парижа. Марк поспешно сунул таксисту несколько банкнот и побежал в больницу. Приемные часы давно закончились, однако Марк стремительно прошел к столу справочной службы и потребовал информацию о мадемуазель Шанталь Мартин. Ему сказали, что Шанталь лежит в палате 401, ее доставили с инсулиновым шоком, но сейчас ее состояние удовлетворительное и через два дня она сможет вернуться домой. Слушая медсестру, Марк смотрел на нее в смятении. Не вступая в дальнейшие разговоры, он прошел к лифту и поднялся на четвертый этаж. Выйдя из лифта, он оказался перед сестринским постом. Медсестра строго посмотрела на него и спросила:

– Что вам угодно, месье?

– Я к мадемуазель Мартин. – Марк пытался говорить властным тоном, но ему вдруг стало страшно. Как это случилось, почему? Он вдруг почувствовал угрызения совести – ведь он уехал, оставив Шанталь одну. – Мне нужно ее видеть.

Медсестра покачала головой.

– Завтра.

– Она спит?

– Вы можете навестить ее завтра.

– Прошу вас, я приехал издалека... – Марк хотел было сказать «с юга Франции», но потом передумал и открыл бумажник. – Я прилетел из Соединенных Штатов, из Сан-Франциско. Я вылетел первым же рейсом, как только узнал о том, что произошло.

Повисла долгая пауза. Наконец медсестра сдалась:

– Ну хорошо, вы можете ее навестить, но не больше двух минут. А потом вы немедленно уйдете. Вы ее... отец?

Марк только головой покачал, это было последним ударом.

Медсестра проводила его до палаты, это оказалось недалеко. Оставив Марка-Эдуарда у двери, она ушла. Немного помедлив на пороге, он тихо вошел в палату и шепотом позвал:

– Шанталь?

Шанталь лежала на кровати. Она была очень бледна и казалась совсем юной. К ее руке была присоединена трубка для внутривенного вливания, соединенная другим концом с каким-то пузырьком зловещего вида.

– Дорогая...

Марк подошел ближе, спрашивая себя, что же он натворил. Он взял эту девушку, почти девочку, на свое попечение, предоставив в ее распоряжение только половину своей жизни. Он вынужден прятать ее от матери, дочери и жены, иногда даже от самого себя. Какое право он имел так с ней поступать? Марк подошел ближе и взял Шанталь за свободную руку. Ее открытые глаза блестели неестественно ярко.

– Дорогая, что случилось?

Шестое чувство уже подсказало ему, что инсулиновый шок не был случайным. У Шанталь был диабет того типа, с которым не шутят. Но пока она принимала инсулин, правильно питалась и достаточно много спала, она чувствовала себя практически здоровой.

Шанталь закрыла глаза, и на кончиках ресниц блеснули слезы.

– Je m'excuse. Прости меня. – Она помолчала. – Я перестала колоть инсулин.

– Ты сделала это нарочно?

Шанталь кивнула. Марку показалось, будто что-то ударило его в самое сердце.

– Бог мой, Шанталь, любимая, как ты могла? – Его вдруг охватил ужас. Что, если бы она умерла? Что, если?.. Марк вдруг понял, что не вынесет, если потеряет ее. Он осознал это с пугающей ясностью. Марк крепко сжал свободную руку Шанталь. – Никогда, никогда больше так не делай! – От отчаяния он повысил голос. – Ты меня слышишь? – Шанталь снова кивнула. И тут вдруг Марк тоже заплакал, слезы потекли по его лицу. – Без тебя мне не жить, неужели ты этого не знаешь?

В глазах Шанталь не было ответа. Нет, она этого не знала, но это была правда. Марк сам понял это только сейчас. Теперь их двое, Динна и Шанталь. Две женщины, каждой из которых он обещал свою жизнь, но он всего один. Он не сможет жить в мире с самим собой, если вычеркнет из своей жизни Динну. Но и без Шанталь он тоже жить не может. Это открытие навалилось на Марка-Эдуарда непомерной тяжестью. Он видел, что Шанталь наблюдает за его лицом, которое стало почти серым.

– Шанталь, я тебя люблю. Ради Бога, умоляю, никогда больше не делай ничего подобного. Обещай, что не сделаешь!

Он сжал ее тонкую руку крепче.

– Обещаю, – прошептала она.

Казалось, воздух в палате внезапно наэлектризовался. Борясь с подступающими к горлу рыданиями, Марк-Эдуард бережно обнял Шанталь.

К концу дня Динна отобрала одиннадцать картин. Остальные ей еще только предстояло отобрать, и работа обещала быть нелегкой. Отложив эти одиннадцать картин в одну сторону, Динна вышла из студии. Ее мысли все еще занимал разговор с Марком. Динна спрашивала себя, хватило бы у нее смелости ослушаться мужа и настоять на своем, не узнай она, что Марк позволил Пилар купить мотоцикл. Все получалось как-то странно. Их брак был полон каких-то мелких проявлений мести. Она поднялась в спальню, открыла шкаф и посмотрела на свои вещи. Что ей может понадобиться? Еще один халат, несколько пар джинсов, замшевая юбка цвета шампанского – Бену она наверняка понравится.

Динна мысленно ужаснулась: что она делает? Стоит в спальне Марка и отбирает одежду для жизни с другим мужчиной! Может, у нее и впрямь начался климакс или она впала в детство, как предположил Марк? Или она просто сошла с ума? Зазвонил телефон, но Динна не стала снимать трубку, Она даже не чувствовала угрызений совести, разве что во время разговора с Марком. Все остальное время у нее было ощущение, что ее место – рядом с Беном.

Телефон продолжал названивать, но Динна не хотела ни с кем разговаривать. У нее было такое ощущение, словно она уже уехала из этого дома. Однако звонки не прекращались, и в конце концов она нехотя взяла трубку.

– Алло.

– Можно за тобой заехать? – Это был Бен. – Ты уже готова ехать домой?

– Так рано?

Часы показывали только половину пятого.

– Тебе нужно еще время? Ты хочешь еще поработать?

Бен говорил так, как будто ее работа была чем-то важным, как будто он понимал, что она значит для Динны. Однако она замотала головой:

– Нет, я уже закончила. Сегодня я отобрала для выставки одиннадцать картин.

Бену понравилось, как уверенно звучит ее голос, и он улыбнулся.

– Я так тобой горжусь, что меня прямо распирает. Сегодня я сообщил новость Салли, ну, насчет твоей выставки. Мы сделаем тебе хорошую рекламу.

«Господи, только не реклама. А как же Ким?» Динна почувствовала себя как рыба, вытащенная из воды.

– А нельзя ли обойтись без рекламы?

– Предоставь мне заниматься моим делом, а я предоставлю тебе заниматься твоим. Кстати, о занятиях... я бы не прочь заняться с тобой...

Динна покраснела от одного только нежного тембра его голоса.

– Прекрати!

– Почему?

– Потому что ты в своем офисе, а я – здесь.

– Ну, если тебя останавливает только это, тогда нам надо побыстрее выметаться оттуда, где мы есть. Через десять минут я за тобой заеду. Ты готова?

– Более чем. Мне не терпится уехать отсюда.

Динна не могла дождаться, когда покинет дом: каждая лишняя минута, проведенная в его стенах, ее подавляла.

– Если тебе не терпится сбежать, может быть, ты готова доехать до самого Кармела?

– С удовольствием. – Пауза. –А как же твоя экономка?

– Миссис Мичем? У нее выходной.

Бену не нравилось прятаться, но он знал, что у них нет другого выхода, Динна не свободна.

– В любом случае о ней можешь не думать. Так я за тобой заеду через десять минут. И кстати, Динна... – Бен выдержал паузу. Динна недоумевала, что он ей собирается сказать, голос у него стал очень серьезным. – Я тебя люблю.

Она счастливо улыбнулась:

– Я тебя тоже.

Уик-энд в Кармеле прошел как в раю. К обычным выходным прибавилось Четвертое июля, и все три дня они провели у океана: гуляли по пляжу, валялись на солнышке, собирали ракушки и плавник. Пару раз они даже решились окунуться в ледяную воду и совершить короткий заплыв.

Динна лежала на подстилке рядом с Беном, ежась после купания в холодной воде, и улыбалась своим мыслям. За эти три дня она заметно загорела, и теперь ее кожа приобрела оттенок темного меда.

– Чему ты улыбаешься, Спящая красавица?

Кожа Бена была прохладной и влажной, но Динне было невероятно приятно к ней прикасаться. Она провела пальцами по его руке от плеча до кисти.

– Да так, думала, что все это здорово смахивает на медовый месяц. Или на очень удачный брак.

– Ну, не знаю, у меня не было ни того, ни другого.

– Разве у вас с женой не было медового месяца?

– Можно сказать, нет. Мы провели его в Нью-Йорке. Она была актрисой и играла в пьесе второстепенного бродвейского театра, так что мы провели одну ночь в «Плазе». Когда пьесу сняли с репертуара, мы уехали в Новую Англию.

– И долго эта пьеса шла?

Динна восхищенно посмотрела на Бена большими зелеными глазами. Он улыбнулся.

– Три дня. – Оба засмеялись. Бен повернулся на бок, чтобы видеть Динну. – А ты была счастлива с Марком до того, как появился я?

– Я думала, что была. Временами. А иногда я чувствовала себя ужасно одинокой. Я бы сказала, что мы с ним не друзья. Мы друг друга любим, но... это нечто другое.

Динне вспомнился последний разговор с мужем по телефону, когда он требовал, чтобы она отказалась от мысли о выставке. Он до сих пор говорил с ней властным тоном взрослого, обращающегося к ребенку.

– Он не уважает меня так, как ты уважаешь, я имею в виду, мою работу, мое время, мои идеи. Но я ему нужна, он обо мне заботится. Он меня по-своему любит.

– А ты его любишь?

Бен посмотрел ей в глаза. Динна ответила не сразу. Наконец она с легкой укоризной сказала:

– Я думала, что мы не будем говорить о таких вещах. Это наше лето.

– Но это еще и наша жизнь, – возразил Бен до странности серьезно. – Есть вещи, которые мне необходимо знать.

– Ты их уже знаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь, что он мой муж.

– То есть что ты от него не уйдешь?

– Не знаю. Неужели так необходимо спрашивать меня об этом именно сейчас? – Во взгляде Динны появилась осенняя грусть. – Почему мы не можем просто наслаждаться тем, что у нас есть, – пока оно есть, а потом...

– Что потом?

– Я пока не могу сказать.

– Я знаю, что обещал не спрашивать. Но оказалось, что мне невероятно трудно удержаться.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне тоже. Я часто думаю о том, что с нами будет в конце лета, и задаю себе вопросы, на которые не могу ответить. Я надеюсь на Бога, на чудо... не знаю, на какую-нибудь силу, которая решит все за нас.

– Я тоже. – Бен приподнялся и поцеловал Динну в губы, потом еще и еще. – Я тоже.

Дата добавления: 2015-08-03