Аналитика власти

Власть, которая в данном случае является не внеисторическим понятием, а властью в современных западных обществах, может определяться как отноше­ние неравное, относительно стабилизированное и характеризуемое пятью отли­чительными чертами.

1. Власть не есть «нечто вещное», чем обладают или что теряют, она осуще­ствляется в зависимости от бесчисленных факторов и в ходе взаимодействия «неэгалитарных и мобильных отношений».

2. Отношения власти не существуют ни отдельно, ни внутри, ни над (как над­стройка) другими отношениями (идет ли речь об экономических отношениях, об отношениях в области знания или сексуальных отношениях); роль, которую они играют, — это не просто роль запрещения или воспроизводства, а роль «не­посредственно продуктивная».

3. Отношения власти существуют внутри групп или институтов, которые яв­ляются основой общества (семьи, предприятия и т. д.), они могут контактиро­вать между собой, создавая массовое противостояние между теми, кто господст­вует, и теми, над кем господствуют, по всему спектру неэгалитарных отноше­ний; таким образом, подавляющее большинство отношений силы, которые пред­ставляют собой микрофизику власти, могут быть изменены.

4. Отношения власти являются преднамеренными, но не субъективными: они порождены не желанием обладать властью со стороны какого-либо отдельного субъекта или своего рода коллективного общественного штаба, а являются про­изводными от сложных программ и тактик, которые могут функционировать как бы сами по себе; они поддаются объяснению не потому, что являются производ-

IV. Господство

ным от какой-либо инстанции, содержащей в себе их «объяснение», выражен­ное в терминах причинности, а потому, что насквозь пронизаны расчетом. Эти многочисленные тактические построения, созданные путем взаимопересечения, контактов, корректировок, порождают обширные стратегии, авторов которых невозможно установить.

111 5. Там, где есть власть, есть и сопротивление ей, причем не пассивное и вяз­кое, а выражающееся в контртактике или контрстратегии. Скорее, есть множе­ство видов сопротивления, не являющегося простым контрударом, единствен­ным негативным восприятием господства. Сопротивление «никогда не бывает внешним фактором по отношению к власти». Стратегическое кодирование это­го бесконечного множества, столь же разнообразного, как и отношения власти, способно сделать возможной революцию по схеме «в какой-то степени схожей с тем, как государство основывается на институциональной интеграции отноше­ний власти».1

1 Foucault M. La volonte de savoir. P. 128—129.

111 Таким образом, власть, будучи производной от детерминистской, психоло­гической и бинарной модели, рассматривается уже не как отношение между суб­станциями или между субъектами, а как действие в ответ на действие. Она явля­ется осуществлением действия по отношению к другому осуществленному дей­ствию, поведением, определяющим другое поведение, так что она уже не проти­вопоставляет квазивещи между собой и не основана на субъективных связях. Следовательно, нас интересует не столько количественная сторона объективно­го измерения сил, сколько изучение механизмов, программ, являющихся суро­выми реалиями, например тюрем или психиатрических больниц. Нас интересу­ет также совокупность дисциплинарных механизмов, которые позволяют осу­ществлять контроль и наблюдение за массами, начиная с XVIII в. (одним из ре­сурсов которых являются количественные методики исследования обществен­ного мнения). Меньше трудностей возникает при раскрытии внутренней сущ­ности тех, кто господствует, и тех, над кем господствуют, чем при формирова­нии их психологии с помощью механизмов власти (например, в пенитенциар­ной системе XIX в. изобретали «душу» заключенного, интересуясь его детством, неблагоприятными для него событиями в прошлом, чтобы определить возмож­ность его реадаптации, и ту опасность, которую он представляет для окружаю­щих)².

2 Foucault M. Surveiller et punir. Naissance de la prison. 1975.

Таким образом, осуществляя действие в ответ на действие, власть не уста­навливает отношения между сущностями, обладающими внутренним содержа­нием (индивиды или классы, обладающие сознанием), а является совокупнос­тью поведений, которая производит, деформирует, трансформирует поведение других. Речь не идет здесь о ликвидации неравенства между двумя участниками отношения власти и о рассмотрении в том же плане действия, которое воздейст­вует на другое действие, и действия, над которым совершается другое действие. Однако отношение власти освобождается от модели: действие, страсть (и ее долористических разновидностей: сильный — слабый, богатый — бедный, субъект господства — объект господства, и т. д.) в пользу такой модели власти, как про­изводство и противостояние.

ЧАСТЬ II. Категории политики

Следовательно, власть нуждается в стратегическом исследовании. Те, кто господствует, имеют перед собой не материал для информации, которым они могут манипулировать, а субъектов, чьи действия господствующий должен объ­единить со своими действиями и которые сопротивляются подчинению при помощи своей собственной стратегии. Когда тот, над кем господствуют, более уже не способен действовать, он побежден, над ним одержана победа. Но эта ситуация проистекает уже не из отношений власти, а из отношений чистого принуждения. И наоборот, когда правительство терпит неудачу в своем воз­действии на управляющих и они выступают против него, то мы оказываемся в рамках отношений между соперниками. Отношения соперничества и управ­ления, переход от одного к другому находятся в центре политических проблем современного мира. Но взаимосвязь одного с другим позволяет характеризо­вать отношения власти (термин, который, может быть, следует предпочесть другому, более механическому термину «властные отношения» или типичному для ленинизма термину «соотношение сил») как «агонистические», а не «анта­гонистические» (см. гл. VII, с. 195). Второй термин отсылает нас к биполярной модели стабилизировавшегося или ведущего к конфликту на уничтожение про­тивостояния. Термин agon, который по-гречески означает «схватка» или «ду­эль», указывает на механизм взаимного побуждения и одновременно борьбы, борьбы не равной, а бесконечно продолжающейся со стороны тех, над кем гос­подствуют, кто сопротивляется и сражается.

История власти, механизмов власти, важнее социологии власти, если речь идет об определении универсального понятия господства, так как необходимо про­вести грань, отделяющую общества вплоть до XVII в., когда человек был прежде всего, как это было сказано Аристотелем, «живым и, более того, способным к политическому существованию животным», от нынешнего времени, когда «со­временный человек — это животное, в политике которого ставится под вопрос его жизнь как живого существа»' (см. с. 296).

Отсутствие заботы об управлении людьми, пастырского взгляда на античный полис, которые утвердились лишь в современном мире, напротив, сосредоточе­ние всех устремлений на политической борьбе, направленной на достижение верховенства в битве за власть, с наибольшим блеском были проиллюстрирова­ны Макиавелли, у которого государь, подобно художнику ницшеанского толка, навязывает материи определенную форму.

Дата добавления: 2015-08-03