Мысли о богоугодной жизни

Отчего душа, в грехе сущая, не постоит, а все мятется?

Оттого, что теряет точку опоры. Точка опо­ры дается ей страхом Божиим и спокойною совестью. Когда совесть покойна и отношение к Богу мирно, тогда душа пребывает в себе и держит себя степенно. Когда же совесть встре­вожена и Бог оскорблен, тогда душе тяжело быть в себе, как в угарной, чадной комнате,— и она бежит вон, и вне себя ищет, чем бы утолить внутреннее томление, перебегая от предмета к предмету без промежутков, чтоб и на минуту не оставаться с самой собою. Только тогда, когда, как ангел, нисходит в нее помыш­ление о примирении с Богом и совестью, воз­вращается она к себе, как беглый раб, с повин­ной головою и с того времени опять остепеня­ется.

В чем все дело заботливых о спасении души?

В том, чтобы иметь Бога своим Богом и себя сознавать Божиими. Имение Бога своим Богом есть одна сторона дела, которая не мо­жет получить прочного образования, если при этом не будет второй, то есть сознания себя Божиими, или удостоверения в том, что как ты имеешь Бога своим, так и Бог тебя имеет Своим. В этом существо союза с Богом и все таинство религии.

Кто же имеет Бога своим и себя Божиим?

Тот, кто, узнав определительно и ясно волю Божию, исполняет ее добросовестно, так что ни в тайных помышлениях сердца своего, ни в сокровенных движениях совести не слышит себе обличения не только в нарушении, но и в каком-либо нерадении об исполнении ее. В этом истинный характер ревности о богослужении, которая не может оставить человека в покое, пока сознание говорит, что в словах, делах и помышлениях допущено нечто такое, что мож­но считать неугодным Богу в каком-либо отно­шении. В последнем случае она спешит унич­тожить это разделение между собою и Богом богоучрежденным способом и снова питает ус­покоительное убеждение, что Бог есть ее Бог. Чем больше дел, согласных с волею Божиею, и чем больше твердости и постоянства в них, тем сильнее и глубже становится это убеждение. Это — со стороны человека, и, как его соб­ственное дело, оно понятно и удободостижимо.

Но как быть уверену, что и Бог имеет тебя Своим?

В то самое время, когда человек деятельно начинает иметь Бога своим, в совести приходит ему удостоверение, что и Бог имеет его Своим. Бог вездесущ и на ревностно угождающие Ему души взирает благоволительно. Это благоволительное Божие воззрение, отражаясь в душе, дает ей знать, что она принята и усвоена Бо­гом, стала Ему Своя. От этого, по мере рабо­ты Богу и возрастания первой стороны, растет и сия вторая, не как, однако же, следствие ее, а как равная, взаимодействующая сила, хотя и несомненно то, что она не входит в душу без первой. Они совместны и рождаются в один момент и, когда рождаются, свидетельствуют о зарождении внутреннего потаенного челове­ка. Отчего так? — Оттого, что и ревность по Богу не может получить деятельного начала без воздействия и помощи Божией. Душа это знает и, зная, верит, что за ревность по Богу приемлется и покровительствуется Богом как Своя Ему. Вот семя духовной жизни! Но по­елику в основе ее лежат такие возвышенные убеждения, то она, зрея, не надмевается, а уг­лубляется более и более в смирении, до реши­тельного самоуничижения, или полного созна­ния, что сам по себе человек есть ничто. В этом-то и тайна истинной жизни в Боге.

«Все ищут». Осмотрись кругом, и удостове­ришься, что так есть: сам Апостол говорит о себе: «гоню, спешу, стремлюсь, ищу». Без по­каяния жизнь — не жизнь. Отчего так? — От скудости естества нашего, или поминутной его оскудеваемости. Чувствуя оскудение, невольно ищешь, чем пополнить оскудевающее. Чувство это есть возбудитель искания. Искомое всегда есть нечто такое, чем чаешь пополнить пустоту свою; оно составляет цель. Чаяние, что оно действительно способно и сильно удовлетво­рить, или дать чаемое от него, поддерживает искание и труд в придумывании средств и при­ведении их в исполнение. Такова общая форма жизни всех живущих на земле. И у скрывше­гося в глубокую пустынь, и у живущего в пол­ной суете мирской круговращение жизни оди­наково. Разница — в содержании: в «возбуди­теле», в том, какого рода чувствуемая ску­дость; в «средствах», коими надеются достиг­нуть чаемого; в «последней цели», то есть в том, чем чают пополнить ощущаемую скудость. Разного рода искатели у нас перед глазами. Спрашивается: кто же попал на прямую доро­гу? — Должно быть тот, кто чувствует, что восполняет свою скудость своим способом ис­кания, и вследствие того успокаивается, имеет покой в самом искании. Кто именно таков, всякий догадается. Но то диво, что и те, кото­рые не перестают чувствовать снедающую их скудость, при всех усиленных исканиях не пе­ременяют неудачного искания, несмотря на ося­зательную неудовлетворительность его, дума­ют: авось впереди оно станет лучше и даст то, что чается. А так как это впереди все отбега­ет, как завтрашний день, то они безустанно ищут и никогда не находят. И растолковать им этого нельзя. Такое горе!

Сколько лет слышим Евангелие, и утеши­тельные глаголы его проносятся у нас поверх головы! Даст же, наконец, Бог иному минуту, когда оно услышится его сердцем. Тогда, вошедши внутрь, оно производит там свое див­ное, разрушительно-созидательное дело, сущ­ность которого — истинная жизнь. А дотоле что? — Дотоле имеем только вид, что живы, а между тем мертвы-мертвы. Не строго ли? — Войди и виждь.

Оглянись кругом и рассмотри, чем заняты все люди, из-за чего так хлопочут, на кого ра­ботают? — Все до одного работают на желу­док, и все хлопоты об удовлетворении его тре­бований: дай есть, дай пить. Сколь же великое благо обещается в будущем одним обетованием упразднения этого нашего тирана! Стань те­перь на этой точке и реши: куда же обращена будет неутомимая жажда деятельности, при­надлежащая веку сему, в другом веке, когда не будет нужды хлопотать о желудке, а вслед­ствие того и вообще о житейском? Решить это надо теперь, чтобы приготовиться к тому, что нас ожидает в бесконечном будущем.

Дата добавления: 2015-08-05