|
Соломон Кейн вздрогнул и раскрыл глаза в темноте. Первым его движением было подхватить оружие, неизменно лежавшее рядом с ним на куче звериных шкур, которые составляли его ложе. Что его разбудило? Уж во всяком случае, не сумасшедшая барабанная дробь, которую выбивал тропический ливень по кровле хижины, крытой широкими листьями. И не раскаты грома, сливавшиеся в непрестанный грохот. Звуки, достучавшиеся до сознания Кейна, были совершенно иного свойства. Сквозь шум африканского ливня явственно доносились страшные крики мучительно умиравших людей и лязг стали. Что-то нехорошее происходило в туземной деревне, давшей ему приют на время грозы. И, судя по звукам, дело весьма смахивало на вооруженный набег.
Шаря в поисках верной рапиры, Соломон мимолетно задумался о том, кому могло взбрести в голову нападать на деревушку посреди ночи, да еще в этакую пропасть. Рядом с рапирой лежали и пистолеты, но Кейн оставил их на месте. Дождь хлестал сплошными потоками, и англичанин знал, что пистолеты окажутся бесполезными: ливень мгновенно промочит в них порох.
Укладываясь спать, Соломон снял только плащ да мягкую фетровую шляпу. Он не стал тратить время на то, чтобы их подхватить, и сразу кинулся к двери. Как раз в этот момент ветвистая молния располосовала над ним небо. Вспышка мертвенного света озарила силуэты людей, сцепившихся между хижинами в рукопашной. Отражения молнии на мечущихся стальных лезвиях нестерпимо резанули глаза. Рев бури не мог заглушить крики чернокожих жителей деревни… и еще чьи-то низкие голоса, выкрикивавшие нечто на незнакомом Кейну языке.
Выскочив из домика, пуританин сейчас же ощутил прямо перед собой человеческое присутствие; почти сразу небо снова с ужасающим грохотом разверзлось, залив все вокруг потусторонним синеватым светом. В этот краткий миг Соломон сделал стремительный выпад и… почувствовал, как рапира в его руке выгибается дугой, встретив препятствие. Он успел заметить тяжелый меч, опускавшийся ему на голову. Потом перед глазами фонтаном хлынули искры гораздо ярче любой молнии. А следом все затопила тьма — еще более непроницаемая, чем даже ненастная африканская ночь.
…Над насквозь промокшими джунглями занимался бледный рассвет, когда Соломон Кейн зашевелился и, приподнявшись, сел в луже, разлившейся перед хижиной. В волосах у него запеклась кровь, голова болела и слегка кружилась. Кейн усилием воли стряхнул дурнотное состояние и поднялся на ноги.
Дождь давно прекратился, небеса были ясными. А над селением распростерлась тишина, и Кейн, оглядевшись, увидел, что деревня в буквальном смысле слова вымерла. Повсюду валялись бездыханные тела мужчин, женщин, детей. Они лежали на улицах, на порогах жилищ, внутри хижин, многие из которых были разметаны и прямо-таки снесены: кто-то крушил их то ли в поисках спрятавшихся жертв, то ли из простой жажды разрушения. Кем бы ни были ночные налетчики, вряд ли они увели с собой много пленников. Еще более странно, что они не позарились ни на копья, ни на топоры, ни на кухонные принадлежности и пернатые головные уборы побежденных. Этот факт, казалось бы, говорил о том, что набег совершило племя, далеко превосходившее простодушных туземцев и ремеслом, и культурой. Так или иначе, они, как вскоре выяснил Кейн, утащили с собой всю слоновую кость, которая попалась им на глаза. Равно как и его оружие: рапиру, кинжал, пистолеты, пороховницу и кошель с пулями. Заглянув в хижину, в которой ночевал, Кейн не нашел там ни плаща, ни своей шляпы. Пропал и посох — остроконечный, покрытый странной резьбой, увенчанный головкой кошки посох, когда-то подаренный ему его другом и побратимом Нлонгой, колдуном вуду с западного побережья.
Кейн стоял посреди разоренной деревни, пытаясь осмыслить случившееся, и в голову ему приходили самые странные мысли. Он вспоминал свои разговоры с местными жителями вчера вечером, когда он вышел к деревне из джунглей, исхлестанных бурей. Нет, ничего такого, что могло бы пролить свет на происхождение таинственных грабителей, туземцы ему не сообщили. Они и сами еще как следует не освоились в здешних краях, потому что явились сюда, в общем, недавно и издалека, гонимые более могущественными враждебными племенами. Они были простым и добросердечным народом. Как гостеприимно они провели его, мокрого и усталого, под свой кров, как сердечно поделились всем, что составляло их скромный достаток!..
Сердце Кейна горело гневом на их неведомых погубителей. Но едва ли не жарче гнева жгло Кейна ненасытное любопытство, это извечное проклятие думающих людей. Ибо минувшей ночью его глазам предстала тайна. Яркая вспышка молнии позволила ему на долю секунды увидеть свирепое чернобородое лицо — лицо белого человека. Здравый смысл, однако, утверждал, что на многие сотни миль окрест белого человека, кроме самого Кейна, не было и в помине. Даже арабских охотников за рабами. Разглядеть хоть сколько-нибудь подробно одежду чернобородого англичанину не удалось: память сохранила лишь смутное впечатление, что одет он был достаточно странно. А чего стоил меч, который вскользь, почти плашмя, обрушился на его голову и увлек его в небытие! Да он же ничего общего не имел с примитивным оружием местных племен!..
Кейн еще раз обвел глазами земляную стену, окружавшую деревню, и бамбуковые ворота, которые захватчики изрубили в мелкие щепки. Было похоже, что ливень унялся, как раз когда они двинулись в обратный путь: уходившие оставили после себя широкий утоптанный след, что тянулся через проломленные ворота и далее в джунгли.
Соломон подобрал с земли туземный топорик, валявшийся неподалеку. Он еще посмотрел, не было ли где тел неизвестных людей, но не нашел ни одного. Если кто-нибудь из них и погиб в битве, видимо, павших унесли с собой их сотоварищи. Соломон Кейн набрал листьев и соорудил себе из них шляпу, чтобы безжалостное солнце не так пекло голову. А потом, миновав снесенные ворота, он углубился в джунгли, насквозь промоченные дождем. Неведомое властно манило его.
Под сенью гигантских деревьев следы сделались четче. Кейн смог определить, что большинство неизвестных были обуты в сандалии, — правда, сандалий подобного типа он никогда еще не встречал. Соломон различил также следы босых ног, по-видимому оставленные пленниками.
Они вышли гораздо раньше его, так что теперь у них была хорошая фора. Кейн шел без остановок. Он был неутомимым ходоком и к тому же длинноногим, но даже и ему не удалось нагнать караван в течение дня.
Кейн торопливо перекусил едой, захваченной из разоренной деревни, и устремился вперед, не давая себе передышки, снедаемый гневом и необоримым желанием раскрыть тайну белого лица, увиденного в свете молнии. И что не менее важно, налетчики утащили все его оружие, а в стране вроде той, по которой он путешествовал, оружие означало жизнь.
День клонился к закату. Ко времени захода солнца джунгли постепенно сменились редколесьем, а в сумерках Кейн выбрался на слегка всхолмленную равнину, заросшую высокой травой. Кое-где виднелись редкие деревья, а далеко впереди Кейн разглядел нечто вроде гряды невысоких холмов. Следы вели прямо через саванну, и Кейн решил, что туда-то, к этим приземистым одинаковым холмам, и стремились грабители.
Здесь Кейн помедлил, раздумывая, как быть. С равнины уже доносился громоподобный львиный рев, порождавший со всех сторон раскатистое эхо. Огромные кошки вышли на ночную охоту; путешествовать через саванну, имея в качестве оружия всего-то несчастный топорик, было бы чистым самоубийством.
Присмотрев себе громадное дерево, Кейн забрался наверх и со всем возможным удобством расположился в развилине могучих ветвей. Поглядев оттуда на равнину, он заметил вдали, среди холмов, крохотный мерцающий огонек. Потом он различил огоньки и на самой равнине: вереница светящихся точек, медленно извиваясь, подползала к холмам, едва различимым у горизонта на фоне звездного неба. Кейн сразу понял, что это отряд грабителей с пленниками. Они несли с собой факелы. И двигались очень проворно. Факелы, судя по всему, были предназначены для отпугивания львов. Кейн посмотрел на них еще и подумал: вероятно, цель путешествия была совсем близка, раз уж они отважились на ночной переход через кишевшую хищниками саванну…
Соломон видел, как мерцающие огоньки поползли вверх. Некоторое время они были еще видны среди холмов, потом скрылись.
Кейн так и заснул, размышляя о тайне, крывшейся за всеми событиями последних суток. Он спал, а ночной ветерок шептался с листьями дерева, рассказывая о древних тайнах Африки. И всю ночь, хлеща себя по бокам увенчанными кисточками хвостами и поглядывая жадными глазами наверх, под деревом ревели львы.
Как только рассвет разлил по саванне розово-золотой свет, Соломон спустился со своего насеста и вновь двинулся в путь. Сжевав на ходу последние остатки принесенной с собой еды, он запил их водой из ручья (благо тот выглядел достаточно прозрачным и чистым) и задумался о том, удастся ли ему найти себе пропитание в холмах. Если нет, его положение станет не слишком завидным. Впрочем, Кейну и раньше случалось голодать. Равно как и замерзать, и уставать до предела. Именно поэтому его поджарое, без капли лишнего жира, тело было твердым и гибким, как сталь.
Широким шагом Кейн устремился через саванну, зорко высматривая затаившихся львов. Солнце над его головой постепенно поднялось к зениту, потом начало клониться к западу. Чем ближе подходил англичанин к невысокой гряде, тем больше подробностей различал его взгляд. То, что издали представлялось ему изломанными холмами, вблизи оказалось невысоким плато, ровным с виду и четко отграниченным от окружающей равнины. На кромке его виднелись деревья и высокая трава, но сам склон выглядел обрывистым и бесплодным. Другое дело, что высота утесов нигде не превышала семидесяти, самое большее восьмидесяти футов. Кейн не сомневался, что сумеет вскарабкаться наверх без большого труда.
Подойдя еще ближе, он рассмотрел, что скалы представляли собой сплошной каменный монолит, хотя и одетый толстым слоем почвы. Там и сям валялись скатившиеся валуны; несомненно, ловкий и сильный человек вроде него самого сумел бы подняться наверх почти в любом месте. А еще по крутому склону вилась наверх довольно широкая дорога. Кейн присмотрелся и увидел на ней те самые следы, по которым шел.
Дорога, несомненно, не была звериной тропой. И не туземцы протоптали ее. Кто-то весьма искусно врезал ее в склон, вымостил и даже оградил гладко обтесанными каменными блоками.
Волчья недоверчивая осторожность, свойственная Кейну, заставила его миновать стороной эту дорогу. Пройдя немного вперед, он облюбовал на склоне относительно пологое место и стал подниматься наверх. Почва под ногой не внушала доверия, к тому же валуны, как выяснилось, лежали весьма шатко и норовили скатиться прямо на него. Впрочем, подъем обошелся без происшествий, и спустя некоторое время Кейн уже стоял на макушке утеса.
Впереди открылся новый склон, на сей раз обращенный вниз, — неровный, усыпанный обломками камня. А чуть дальше простиралась широкая равнина. Глазам Кейна предстало плато, заросшее роскошной зеленой травой. А как раз посредине… Пуританин даже моргнул, тряхнув головой, полагая, что перед ним то ли мираж, то ли плоды разыгравшегося воображения. Но нет, «видение» рассеиваться не желало. На равнине стоял город, окруженный внушительными каменными стенами. Кейн отчетливо видел бастионы и башни, а на них — крохотные фигурки, двигавшиеся туда и сюда. С дальней стороны город выходил к небольшому озеру, по берегам которого раскинулись пышные сады и ухоженные поля, а за ними — луга. В лугах пасся скот.
Невероятное зрелище заставило пуританина на миг забыть обо всем остальном. Его вернуло к реальности звяканье подкованного сапога о камень. Кейн быстро обернулся и оказался лицом к лицу с человеком, вышедшим из-за валуна.
Человек этот был широкоплечим и крепким, ростом почти с самого Кейна, но куда тяжелее. На обнаженных руках так и вздувались могучие мышцы, а ноги можно было уподобить узловатым железным колоннам. Физиономия же была точной копией той, что Кейн разглядел тогда при вспышке молнии, — такая же свирепая и чернобородая. Лицо белого человека, с наглыми глазами и хищным крючковатым носом. Все его тело, от бычьей шеи и до колен, покрывала железная чешуйчатая броня, а на голове сидел железный же шлем. На левой руке висел щит, сделанный из твердого дерева и кожи и окованный по краю металлом. За поясом торчал кинжал, а в правой руке воин держал короткую, но тяжелую железную булаву.
Все это Кейн успел рассмотреть в одно мгновение. Потому что в следующее человек взревел и прыгнул вперед. Англичанин вмиг понял, что никаких переговоров не будет: предстоял бой не на живот, а на смерть. Он метнулся на врага тигриным прыжком, одновременно занося топор со всей силой, на которую было способно его тело. Воин поймал удар щитом. Топорище раскололось у Кейна в руке, но и щит развалился на части.
Инерция прыжка между тем увлекла Кейна вперед, так что он всем телом врезался в противника; тот отбросил бесполезный, расколотый щит и, пошатнувшись, схватился с англичанином врукопашную. Тяжело дыша, они раскачивались взад и вперед. Кейн зарычал по-волчьи, в полной мере оценив могучую хватку врага. Его доспехи мешали англичанину вцепиться как следует. Воин же перехватил поудобнее свою булаву и изо всех сил старался высвободить руку, чтобы обрушить на непокрытую голову Кейна смертоносный удар. Пуританин, со своей стороны, старался этого не допустить. Все же его пальцы соскользнули, и булава опустилась на череп, едва не погасив сознание. Воин замахнулся опять… Перед глазами Кейна клубился огненный туман, но все-таки он инстинктивно извернулся, и удар пришелся в плечо. Рука почти отнялась, булава разорвала кожу, и хлынула кровь.
Яростным усилием Кейн рванулся вперед, вплотную прижимаясь к могучему торсу своего недруга, и его пальцы почти вслепую нашарили у него за поясом рукоять кинжала. Соломон сейчас же обнажил его и принялся наугад наносить удар за ударом.
Сплетясь в один рычащий, политый кровью клубок, они раскачивались и шатались. Один старался поглубже пырнуть соперника, другой — полностью высвободить руку, чтобы уж тогда-то нанести сокрушительный удар. Покамест ему не удавалось как следует размахнуться, и булава лишь вскользь била по голове и плечам Кейна, полосуя в кровь кожу. Боль алыми копьями пронизывала меркнувшее сознание англичанина. Увы! Его кинжал по-прежнему безобидно отскакивал от железных чешуй, укрывавших тело врага…
Он уже ничего не видел перед собой и бился, ведомый лишь инстинктом, — так, как дерется раненый волк. И настал миг, когда он, точно волк, еще раз рванулся вперед и… что было силы вцепился зубами в бычью шею воина, глубоко разорвав тело. Кровь хлынула потоком, противник Кейна взревел от боли и изумления. Разящая палица замерла в воздухе, рука дрогнула, воин откачнулся назад. А так как они в это время балансировали на краю небольшого обрывчика, это движение увлекло их обоих кувырком вниз. Ни один ни другой не разжали вцепившихся рук. У подножия склона Кейн оказался наверху. Кинжал сверкнул на солнце, взвившись над его головой, и по рукоять погрузился в горло врага. На это ушли последние силы. Кейн шатнулся вперед и, лишившись сознания, свалился прямо на тело убитого противника.
Так они и лежали в луже растекшейся крови. Постепенно в небесной синеве начали появляться черные точки. Стервятники кружились, спускаясь все ниже…
Потом из теснин стали появляться люди, внешностью и убранством схожие с тем, что лежал мертвым, придавленный к земле неподвижным телом Кейна. Внимание воинов привлек шум поединка; подойдя, они собрались в кружок, обсуждая случившееся на резком, гортанном наречии. Поодаль, не смея проронить ни звука, стояли рабы.
Разъединив наконец противников, люди обнаружили, что один из них мертв, а второй, похоже, умирает. После короткого препирательства воины соорудили нечто вроде носилок из копий и перевязей мечей и велели рабам нести тела. После этого маленький отряд направился к городу, выглядевшему по-прежнему невероятным посреди травянистой равнины…
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Шаги за дверью | | | Глава 2 |