Этнический нигилизм и этнический романтизм

После второй мировой войны на Западе появилось огромное количество теоретиков, поспешивших сдать понятия «нация» и «национализм» в музей истории либо, по крайней мере, желающих сделать это. ―Нации - достояние прошлого‖, - говорят они. ―Национализм сегодня неактуален‖, - вторят им другие. Ну а наиболее радикальные идут ещѐ дальше и утверждают, что нация - великий миф в истории человечества, миф, созданный власть предержащими исключительно для обеспечения своих корыстных интересов. ―Забыть нацию‖ призывает нас в своей статье директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков.

Данный тип мыслителей исходит из того, что этносы, если и существовали когда-то в качестве естественных общностей, то только в примитивных обществах, а исторические нации, на их взгляд, - сугубо искусственные образования, произвольно созданные новыми буржуазными государствами. Мол, когда в Европе наблюдался расцвет новых национальных государств, национализм был исторически обоснован потребностями прогрессивного развития индустриальных обществ, а уровень образованности граждан этих государств был столь незначителен, что они могли воспринимать всерьѐз навязываемые им сверху мифы. Сегодня же, якобы, всѐ обстоит иначе. Национализм тормозит развитие современного общества, а этнические мифы не способны одурманить ―разумных‖ европейцев.

Наиболее убедительным и ярким адептом данных воззрений, на мой взгляд, был замечательный испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет, изложивший своѐ понимание нации в знаменитом произведении ―Восстание масс‖. Всѐ, что писалось на сей счѐт после него, иначе как блеклым повторением аргументов великого мыслителя назвать трудно.

Ортега писал: ―Сформулируем вопрос...: какая сила сделала реальным то существование миллионов людей под эгидой общественной власти, которая зовѐтся Францией, Англией, Италией или Германией?‖

Все национальные общности образовывались за счѐт единства крови и проистекающей из неѐ общности языка (либо наоборот),- так отвечает на этот вопрос этнический романтизм.

Ортега не согласен с этим: ―Она не была изначальной общностью крови, так как любой из этих людских массивов орошѐн самой разноплеменной кровью. Не была она и языковой общностью, так как люди, спаянные в государство, говорили и иные по сей день говорят на разных языках. Относительная общность языка и крови, которой сегодня гордятся - полагая, что стоит гордиться, - позднейший результат объединения политического. Следовательно, не кровь и язык создают национальное государство - наоборот, это оно уравнивает состав эритроцитов и артикуляцию звуков. Так было всегда.

...француз существованием своей сегодняшней Франции, как и испанец - своей сегодняшней Испании, обязан тому безымянному началу (здесь и далее выделено мною - В.С.), чья энергия как раз и преодолевала тесноту кровного и языкового родства‖.

Работа «Социобиологические основы формирования национальности» является частью более обширного труда «Онтология нации», который готовится автором к печати.

Другое направление этнического романтизма видит в основе образования национальной общности иное сакральное начало - ―священную почву‖ или ―естественные границы‖, предопределившие судьбы народов и пределы их размножения.

Ортега критикует и эту идею: ―К подобному же передергиванию прибегают, когда пытаются утвердить идею нации на территориальной основе, видя начало единства, несоизмеримого с языком и кровью, в географическом мистицизме ―естественных границ‖. Знакомый обман зрения. Моментальный снимок сегодняшнего дня представляет нам упомянутые народы размещѐнными на широких просторах континента или прилегающих островах. Из сиюминутных рубежей хотят сделать что-то вечное и духовное. Это, как говорят, ―естественные границы‖ и в их естественности видится некая магическая предопределѐнность истории формой земной поверхности. Но миф мгновенно рушится от тех же доводов, что отвергли общность языка и крови как исток нации. И здесь тоже, вернувшись на несколько веков назад, застаѐм Испанию и Францию разобщѐнными на более мелкие нации со своими собственными, как водится, ―естественными границами‖....это говорит лишь о том, что ―естественность‖ границ весьма относительна‖.

Что же взять за основу образования национальности? Вот мнение Хосе Ортеги-и-Гассета: ―Надо отважиться видеть разгадку национального государства в том, что присуще ему именно как государству, в самой его политике, а не в посторонних началах биологического или географического свойства‖. Итак, то, что было названо ―безымянным началом‖, на самом деле называется ―государством‖. Государство создаѐт нацию. И вот почему:

―Государство, каким бы оно ни было - первобытным, античным, средневековым или современным, - это всегда приглашение группой людей других людских сообществ для совместного осуществления какого-то замысла. Замысел, каковы бы ни были его частности, в конечном счѐте заключается в организации нового типа общественной жизни. Государство и программа жизни, программа человеческой деятельности и поведения, - понятия неразделимые.

Раз это программа совместного дела, то и выражается она в чистой динамике - в делании, в общности действия. Поэтому действенной силой государства, политическим субъектом становится всякий, кто годится в дело и предан ему, а кровь, язык, географическая общность и социальная принадлежность отходят на второй план. Не прежняя общность, давняя, привычная или полузабытая, даѐт права гражданства, а будущее единство в успешной деятельности. Не то, чем мы были вчера, а то, что мы собираемся сделать завтра, объединяет нас в государство‖.

Действительно, вчерашние племена со временем сливаются в одну новую народность, народности сливаются в один новый народ, и только после этого появляется нация как феномен развитого общества. Однако неужели всѐ это дело рук только и только государства? Неужели биология, лингвистика и география тут совсем не причѐм? Нет, по Ортеге, они имеют определѐнное значение, но лишь как фон происходящих событий, а не как их суть: ―Тот

...инстинкт, который побуждает мыслить государство как слияние разных народов для политического и духовного сотрудничества, сначала набирает силу среди племѐн наиболее близких географически, этнически и лингвистически. Не потому, что эта близость - основа нации, а потому, что близкие различия легче преодолеваются ‖. А раз так, то ―возможности слияния безграничны.‖ И далее: ―Чем больше территориально и этнически растѐт государство, тем больше крепнет внутреннее сотрудничество‖.

Последнее утверждение Хосе Ортеги-и-Гассета многократно и решительно опровергнуто самой историей. Падение всех великих империй в

истории человечества, пытавшихся объединить под своим скипетром множество различных и кардинально несхожих между собой национальностей, всегда происходило по одному сценарию. Имперский этнос, находясь на высоте своего положения, покорял народы и удерживал их в повиновении. Затем постоянные войны и борьба с сепаратизмом постепенно истощали его силы, и он пытался привлечь к равноправному сотрудничеству ранее покорѐнные народы или даже слиться с ними в одно целое. За счѐт этой политики он всѐ более утрачивал своѐ господствующее положение в империи, которая тем самым лишалась единственно возможного государствообразующего стержня. Другие же народы, напротив, непрерывно усиливаясь, начинали взламывать лоскутную империю изнутри. Результат - крах многонациональной империи. Так было, так будет.

Ортега утверждает, что государство - это всегда ― приглашение ‖ к

―совместному осуществлению какого-то замысла.‖ Очень получается интересно. Германцы, оказывается, ―приглашали‖ к совместной деятельности аботритов, лютичей, линонов, гевелов и другие славянские племена, проживавшие когда-то на территории современной Германии. Франки - галлов. Висготы - иберийцев. Османы - христианские народы Малой Азии и Средиземноморья. Австрийские немцы - западных и южных славян с мадьярами и итальянцами. Русские ―приглашали‖ казанских и крымских татар. Интересно только, что же это у них у всех был за общий замысел? Может быть, совместное стремление к ―общечеловеческому прогрессу‖ двигало ими всеми? Едва ли. Но факт, что государственное единение различных между собой национальностей, которое влекло в дальнейшем к образованию новых наций в рамках нового национального государства, имело место. Эту тенденцию нельзя объяснить сущностью государства. Государство - это средство, инструмент, репрессивно- управленческая машина. Оно всего лишь исполняет чью-то волю. Класса рабовладельцев в античном обществе, класса феодалов при феодализме, класса буржуазии при капитализме. В условиях азиатского способа производства оно служит интересам класса государственной бюрократии, порождѐнного им же.

Это, кстати сказать, единственная формация, при которой государственные интересы самоценны и первичны по отношению ко всем остальным. Так что, было бы логично предположить, что именно в эту эпоху государство и создаѐт нации. Но всѐ обстоит как раз наоборот.

Сильному самодостаточному государству не нужна внутренне единая монолитная нация: она была бы опасным конкурентом для него и со временем заставила бы служить государство еѐ интересам. Деспотическое государство, напротив, крайне заинтересованно в разобщѐнном, а потому легко управляемом многоплеменном населении, не способном составить конкуренцию всемогущей бюрократии. Новые национальности начинают конструироваться государством только тогда, когда оно утрачивает свою самоценность и превращается в орудие, средство. Чьѐ?

Дата добавления: 2015-08-05