Гунны в Римской империи и гунны в Китае

Якобы в 460 году н.э. в Китае были истреблены хунны. Это событие поразительным образом отождествляется с аналогичным фактом из фантомной римской империи. Параллелизм настолько ярок, что даже Л.Н. Гумилёв не смог его не отметить. Вот что он писал: «И не странно ли, что на эти самые годы (то есть. годы гибели китайских хуннов. — Авт.) приходится столь же трагический конец западной ветви хуннов, которую принято называть гунны... Трудно утверждать, что хронологическое совпадение гибели азиатских хуннов и европейских гуннов было случайностью» (Там же, стр. 200).

Конечно, Л.Н. Гумилёв попытался как-то объяснить это действительно поразительное совпадение. Он отсылает читателя к своей теории этногенеза. По нашему мнению, дело здесь не в этногенезе, а в том, что фантомные европейские хроники были заложены в фундамент «древнекитайской истории», причём даже без сдвига во времени. И, действительно, одни и те же европейские ГУННЫ раздвоились. Одни оказались в Риме, другие (на бумаге) переехали в Китай. И одновременно были разгромлены. Одни в европейской действительности, другие — на китайской бумаге.

Резюме

Приведённые данные показывают, что «древнекитайская история» ранее X века н.э., вероятно, является дубликатом фантомной «древнеевропейской истории» эпохи до X века н.э., причём — в ошибочной версии Скалигера. А потому не могла быть написана ранее XVI-XVIII веков н.э. (Носовский Г.В., Фоменко А.Т. «Империя». М., «Римас», т. I, стр. 161-174).

Глава 8. Потому что лошади не едят...

Нет более правдивой науки, чем история,

потому что не изменить того, что уже было,

но нет и более лживых учёных, чем историки.

Этьен Кассе, французский журналист
(это вымышленное имя. — Д.Б.)

1.

Однако не пора ли серьёзно задуматься. Ведь если вся «история» Китая, включая легендарный её период (да, есть и такой), это «склейки» из выдуманных, из имевших место в реальности эпизодов «истории» Западной Европы и частично Великой-«Монгольской» империи Руси, то «мудрецы» из Ватикана оставили Китай вообще без... истории. Согласно НХФ-Н, никто не знает, что происходило в Срединном государстве ранее XIV-XV вв., в том числе — сами китайцы.

По крайней мере, не существует в Китае литературы, исторических хроник, написанных на бумаге ранее XVIII века. Но зато есть многосерийное историческое сновидение продолжительностью в 8000 лет, кем-то для них придуманное, тема эта очень интересная, и её можно было бы не трогать из уважения к трудолюбивым китайцам. Однако, под воздействием этого сновидения, они посчитали Сибирь и наш Дальний Восток своей собственностью. Поэтому мы вынуждены защищаться.

Известно, что интересы иезуитов в странах их пребывания были широкими. Ещё раз посочувствуем им, нахлынувшим в Китай вымучивать его историю, но зачем это нужно было Ватикану? Ведь от него до Китая было полтора года пути.

К этому времени отцы-иезуиты хорошо поработали в арабских эмиратах. Там они обставили дело так, что арабы якобы к 988 г. уже написали шедевр мировой литературы «” Тысяча и одна ночь ” — выдающийся памятник литературы арабского Востока, включающий св. 300 сказок и новелл... Основу сборника составляет фольклор Индии и Ирана, переработанный и дополненный арабскими народными сказителями — «медлахами» — в 9-10 вв.»[112].

А на Русь к этому времени Кирилл и Мефодий только-только поднесли азбуку.

По замыслу Ватикана, подлинная история Сибири должна была быть навсегда забыта. Потому что Сибирь не сотни лет, а тысячи лет была хранительницей индоевропейского суперэтноса, его родительским лоном. Память о ней мешала бы управлять миром. Именно оттуда Великая=«Монгольская» империя Руси понесла в своём чреве великую созидательную миссию, подобную которой сегодня никто не может не только повторить, но даже сформулировать.

Во времена Риччи и Ермака Сибирь ещё помнили и почитали, как главную Прародину. Наверняка, в XVII веке и даже в XVIII веке в неё совершались массовые, как ныне в Мекку, паломничества — к могилам предков. Это вроде бы абсурдный, «глубоко антинаучный» вывод. Однако вот, что следует из жизни колонии итальянской Генуи в Крыму:

«Генуэзские колонии в Северном Причерноморье — укреплённые торговые пункты на побережье Кавказа и Крыма, основанные генуэзцами для посреднич. торговли в районах Чёрного и Средиземного морей в 13-15 вв. С конца 14 в. Кафа (порт Феодосия. — О.Г.) фактически стала складочным местом для товаров, привозимых со всех концов Европы и Азии. Из стран Зап. Европы сюда доставлялись дешёвые ткани, дорогие сукна и парча, сафьян, украшения. Из Руси — лес, лён, пенька, воск, мёд и другие товары, из Сибири — железо, медь, смола, сало...»[113].

Продержались эти колонии ровно двести лет, т.е. с конца XIV до конца XVI вв. Ермак двинулся в Сибирь в конце XVI века — 1 сентября 1581 г. Получается, что ближайшие предки воевавшего с Ермаком хана Кучума, не знавшие, как и сам Кучум, огнестрельного оружия, были великолепными металлургами, имевшими свои доменные печи не на Урале (там хозяйничал «олигарх» Строганов), а где-то «во глубине сибирских руд». Сибирские тюрки, ставшие к тому времени мусульманами, разводили свиней, чтобы экспортировать сало. Не странно ли?

Может, Строганов продавал железо и медь предкам хана Кучума, а те везли металл в Крым на перепродажу? Но Строганов в таких посредниках не нуждался. А для мусульман нет животного отвратительней свиньи. А посему, не русские ли умельцы доермаковской Сибири поддерживали статус Руси, как экспортёра лучшего в мире железа, как в IX-XII вв. его поддерживал Средний Урал? На Алтае, например, очень много заброшенных плавилен и штолен. Вероятно, не только на Среднем Урале могли выплавлять сталь типа толедской, о которой поведал нам потомок Рюриковичей из Владивостока.

Значит, в Сибирь народ шёл не только поклониться старым могилам, но и навестить живущих там родственников и друзей. Организовать ещё один Крестовый поход и послать его в Сибирь папа Римский уже не мог. Поэтому нужна была очень большая хитрость.

Сопоставим некоторые даты. В 1581 г. наш Ермак по реке Чусовой двинулся к Уралу. В Ватикане поняли, что русских в Сибири опять будет много. Там они найдут не только многочисленные могилы своих праотцев, но и развалины старинных русских городов. Поэтому оставался единственный выход: сделать так, чтобы в «подбрюшье» Сибири существовала (на бумаге, «естественно») некая древнейшая «китайская» цивилизация, втянувшая в орбиту своего влияния Сибирь и весь Дальний Восток, т.е. вывернуть историческую ситуацию с точностью до наоборот.

Для закладки фундамента самих первоначал этой, прямо скажем, нелёгкой задачи в 1583 г. в китайский порт Макао, арендованный у Китая португальцами, и прибыл «отмороженный» иезуит Маттео Риччи.

2.

В середине XVI века Китай захотел немного приоткрыться, разрешив заходить в свои порты кораблям Португалии и некоторых арабских стран. Тогда же появились проповедники-буддисты. А с подсказки первых европейских представительств, Китай, по примеру Западной Европы, мог приступить к созданию своей истории, чего нельзя было пустить на самотёк! В Европе в 1455 г. изобрели печатный станок. Его нехитрую конструкцию и возможности в распространении идеологии китайцам могли подсказать в тех же представительствах...

В таких исторических обстоятельствах очень образованный иезуит Маттео Риччи осмотрелся вокруг. Неизвестность была абсолютной, но его воодушевляли вести из Японии, где иезуитская миссия к тому времени успешно прижилась. А вот в Китае... Тяжек и долог был путь Риччи в Пекин, где он провёл лишь последние 9 лет своей жизни. Из Макао Риччи шагнул в неведомое с полностью выбритой головой, в одежде буддийского монаха, зная по-китайски лишь несколько слов.

Неожиданно он нашёл покровителя в лице губернатора города Чжаоцин, который страстно интересовался математикой. Преподать губернатору соответствующий курс Риччи ничего не стоило. Попутно выяснилось, что высшей математики в Китае ещё не знали. Кроме того, Риччи, возможно, первым из европейцев понял, что Китай сравним с хоботом слона, который жадно всасывает информацию со всего мира. Как правило, он не знает, что с ней делать, и поэтому заворачивает в тряпочку и прячет в укромном месте.

Жадность к познанию, как понял Маттео Риччи, объясняется тем, что китайцы самостоятельно не могут выработать ни интеллектуального продукта, ни какой-либо технологии. Они, как дети, остановившиеся в своём развитии на уровне 4 или 5 лет со свойственным таким детям вопросом «Почему?». Это природное качество великоханьцев. Это и не хорошо, и не плохо. Это и не возвышает, и не оскорбляет. Зато китайцы, как и другие народы жёлтой расы, в отличие от народов других рас — трудолюбивые исполнители и дотошные копировщики. Если бы китайцев не окружали другие народы, то они подмечали бы «технологии» у насекомых, птиц, животных и растений и тоже бы выжили.

4-5-летние дети забывают ответы на свои «Почему?» и не применяют знания на практике, если рядом нет наставника. Китайцы и здесь являют абсолютно идентичные детям качества. Чему есть множество фактов-свидетельств. Вот одно из них:

«...Риччи показали в Нанкине обсерваторию, где он был поражён великолепием содержавшихся там инструментов, так как они оказались точнее любых подобных инструментов в Европе. Приборы были сделаны во время правления монгольской династии Юань (1280-1368 гг., т.е. во время татаро-монгольского «ига». — О.Г.). Китайцы забыли, как ими пользоваться, забыли настолько безоговорочно, что, когда инструменты были привезены в Нанкин из другого места, они не смогли отрегулировать настройку под широту нового местоположения. Лишь в середине XX столетия европейцы смогли должным образом оценить выдающуюся историю китайской науки, поэтому неудивительно, что во времена Риччи было практически невозможно отдать ей должное» [114].

Уважаемая Динара Викторовна Дубровская, автор прекрасного исследования, не совсем права. Во времена Риччи не только в Ватикане, но во многих других городах и весях всего мира ещё хорошо помнили Великую-«Монгольскую» империю Руси, оставившую следы своего созидательного порыва по всему миру, в том числе — в Китае. Великоханьцы к тем астрономическим приборам никакого отношения не имели. Видимо, поставив приборы в Поднебесную, русичи по каким-то причинам просто не успели научить китайцев ими пользоваться.

«...ни Риччи, ни его последователи в Китае никогда не отдавали должного настоящим достижениям китайской науки. Этому не стоит удивляться, так как сами китайцы забыли многие свои открытия и успехи в научных областях. Именно по этой причине, а также потому, что эра китайских заморских плаваний была уже давно в прошлом, современные Риччи карты (Китая. — О.Г.) располагали страну в том месте, в котором ей надлежало находиться — в центре обитаемого мира... Детализированные карты и сопровождавшиеся описаниями навигационные указания, которые были результатом, например, длительных плаваний китайского адмирала Чжэн Хэ за два столетия до приезда Риччи, были с готовностью забыты, да и только просвещённые люди в своё время разбирались в них настолько хорошо, насколько они того заслуживали» [115].

Здравомыслие не всякий раз изменяет «историку»; не всякий раз он ссылается и на плохую память изучаемого народа, а в обоих случаях тогда, когда требуется ссылка на влияние русской культуры, как первоисточник всему в прошлой жизни этого народа. Такую ссылку, «естественно», делать не хочется по очень многим причинам, в том числе, сугубо меркантильным: попробуйте потом защититься на кандидата или доктора или просто опубликоваться в «приличном» издании.

Риччи и иже с ним «никогда не отдавали должного настоящим достижениям китайской науки» потому, что прекрасно знали о её русском источнике, а посему не рисковали даже углубляться в эту тему. Вообще они приехали-то в Китай не просвещать его, а уничтожать русский созидательный след в его культуре, ничего не предоставляя взамен.

Говоря о странном свойстве китайцев забывать древние знания и технологии, как их национальном качестве, Дубровская Д.В. ссылается на: Needham Josef. Science and Civilisation in China. 4 vols. Cambriidge. 1954-1962. В примечаниях к этому источнику она пишет, что книга «является одним из лучших исследований по этому предмету. Прошло более ста лет после Риччи, когда иезуиты осознали, насколько полезными могут для них быть записи, сделанные китайцами в прошлом по самым разным предметам и насколько они точны в некоторых аспектах».

Тут надо смотреть несколько в ином ключе. Китайцы оказались «точны в некоторых аспектах» потому, что «записи, сделанные якобы китайцами в прошлом по самым разным предметам», сами же иезуиты и выполнили. Китайцы-то, откуда могли знать, точны или не точны они в записях, которых никогда не делали?!

Китайцам и невозможно было всё упомнить и применить, т.к. в Поднебесной был заведён интересный обычай — требовать от послов в качестве даров разные диковинки, какие только могут быть в их королевствах. Им везли экзотических животных и женщин, карликов и великанов, попугаев и насекомых, шкатулки и коробочки семена растений, диковинные механизмы, фокусников и т.д. Это ценилось наряду с богатыми подношениями.

Гениальный Маттео Риччи не только первым из европейцев заметил всасывающий «хоботок» у китайцев, но и первым до конца прочувствовал это явление, когда познакомился с китайскими учёными-«эстетами» («шэныпи»). Хотя многие из них были наглыми бездельниками, народ их боготворил, как носителей разных знаний. Это было отдельное сословие. Они даже одевались по-особому. Риччи сам себя выругал, вспомнив, как несколько лет назад додумался выбрить полностью голову и нарядиться в «спецодежду» буддиста, а не в платье китайского учёного-шэньши.

Маттео Риччи, конечно же, исправил ошибку, одевшись, как шэныпи. К этому времени он в совершенстве овладел китайским языком, говорил без акцента на нескольких диалектах и писал трактаты иероглифами. В совокупности с переменой внешнего вида это решающим образом упрочило его положение в китайском обществе. «Эстеты» собирали вокруг себя народ и говорили разную чепуху.

Но Риччи!.. Он рассуждал о неслыханных вещах, умело подводя слушателей к христианским канонам. Он гипнотизировал словом. Он был мастером своего дела, фантастически образованным человеком. К тому же, у него была уникальная «фотографическая» память. Он мог, например, пробежав глазами несколько листов бумаги, заполненных незнакомыми и по смыслу не связанными между собой иероглифами, тут же их повторить. Это ошеломляло великоханьцев!

Однажды он заметил, что начало очередного затмения Луны китайцы неправильно рассчитали. Он не побоялся сказать, что Китай живёт по неправильному календарю. Он высчитал затмение по европейским астрологическим таблицам. И учёные-«эстеты» пали ниц, когда затмение началось в точности по его расчётам, но нависти и интриг не было — всасывающий чужие знания хоботок, спрятанный внутри каждого китайца, пересиливал неприязнь.

Иезуит по европейскому календарю рассчитал сроки следующего солнечного затмения и подарил его губернатору. Оно случилось 29 марта 1615 г., пройдя в послеполуденное время в кольцеобразном виде между Нанкином и Пекином. И тоже всё совпало по минутам. Правда, Маттео Риччи к этому времени уже умер. Ещё одно солнечное затмение должно было случиться в Пекине 21 июня 1629 г.

Эксперты Палаты Астрономии Китая — китайцы и мусульмане — рассчитали, что оно произойдёт в 10 час. 30 мин. И продлится два часа. Иезуиты же заявили, что затмение начнётся в 11 час. 30 мин. и продлится две минуты. Так оно и произошло. Надо ли говорить о том, что предложение Риччи перейти на европейскую систему летоисчисления было, конечно же, принято, и в дальнейшем использовано идущими вслед за Риччи иезуитами при датировке событий «китайской» истории по Скалигеру и Петавиусу.

3.

Первоначальный замысел Ватикана, оказавшийся, как позже выяснилось, наивным, был прост. Обратить в христианство самого Императора; глядя на Императора, согласился бы креститься и весь народ. Шли годы, а путь Риччи в Пекин ко двору Императора был окутан плотным туманом. Но однажды Маттео Риччи осенило. В очередном отчёте в Рим он написал, чтобы его наделили правами личного посла папы Римского и к соответствующим бумагам приложили как можно больше разных технических диковинок: телескоп, несколько больших часов, разные измерительные приборы, подзорную трубу, компас и т.д.

В Риме его просьбу в точности исполнили. Но письмо в Рим шло полтора года. Три года собирали «посылку». Ещё год она плыла в Макао на корабле. Из Макао была доставлена наконец на континент. И вот счастливый Риччи с внушительным обозом своим — на пути в столицу. Но в дороге его арестовал влиятельный евнух (некоторые чиновники Китая в детстве кастрировались родителями в знак их преданности Императору).

Арестовал ни за что, из прихоти год держал в тюрьме в кандалах. И сгинул был миссионер без следа. Но спасла наработанная годами репутация. Среди «учёных»-шэньши и просто в народе однажды обеспокоились долгим отсутствием диковинного «варвара». Прознали в чём дело, нашли место заточения и освободили. Имущество «посла папы Римского» евнух вернул в сохранности.

28 января 1601 г. перед своим 50-летием и на 18-м году нахождения в Китае, Риччи прибыл в Пекин, но к «телу» Сына Неба — Императора — его не подпустили. Технические диковинки приняли и... всё. Дескать, из страны «варваров» привезли дань, но так оно и должно быть. Выручили самые большие часы. Их установили в спальне Сына Неба. Незаведённые в срок, они остановились. Нашли Риччи. Умный иезуит не стал торопиться их заводить. На глазах изумлённой толпы придворных он их разобрал, нарочито долго собирал; и часы снова пошли.

После этого иезуитам разрешили обосноваться в самом Пекине, купили им здание и даже постановили содержать за счёт казны Закрытого Города. Сразу же было крещено несколько крупных сановников и учёных, буквально очарованных мудростью крестителя.

По воспоминаниям Риччи, учёный китаец Чу Тайсу крестился и принёс в дом иезуитов для сжигания, как «языческие», большую коллекцию редких книг по геомантике, в том числе книгу о том, как изобрели компас. Другой крещёный учёный Ли Инши три дня жёг те книги своей библиотеки, которые по содержанию своему не соответствовали догматике католичества.

«Девять последних лет жизни Риччи в Пекине были весьма успешными для него и для миссии. Этот человек с кудрявой бородой, голубыми глазами и голосом, подобным колоколу», как отзывается о нём китайский источник, был в столице популярной личностью.

Для миссии был куплен ещё один дом, рядом построена церковь, в христианство были обращены некоторые принцы крови (лишённые реальной власти, но родовитые) и их семьи, известные учёные присоединились к пастве, бедняки толпились у дверей сотнями, было крещено огромное количество брошенных новорождённых девочек, были переведены многие западные книги (например, «Элементы» Евклида, книги по математике, астрономии, гидравлике, части Библии), были написаны и напечатаны оригинальные сочинения на религиозные и этические темы.

Тем временем, те миссии, которые Риччи успел основать во время своего долгого продвижения в столицу, также процветали, несмотря на периодические гонения. В Шаочжоу, Нанкине и других местах было теперь гораздо проще работать, потому что влиятельные друзья Риччи в Пекине сами имели влиятельных друзей в этих городах» [116].

4.

Как же замечательно плотно «упаковали» мозги иезуиты, много потрудившиеся в XVII-XVIII вв. в Китае, российским историкам, начиная с Бичурина-Иакинфа и кончая А.П. Окладниковым и Л.Н. Гумилёвым. Гуннов-хуннов ведь до сих пор не могут найти. Ну, никаких следов!

«Перешагивая через тысячелетия, подходим к эпохе Великого переселения народов. Кочевники гунны впервые приносят в Европу разрушение, прокладывают путь, по которому потом пойдут страшные полчища Батыя и Тамерлана. В IV в. уже нашей эры они добираются до Восточноримской империи и опустошают её. На обломках раздавленной ими империи — последнего оплота Древнего мира начинает расти новая эпоха в истории человечества — эпоха средневековья. Но гуннское нашествие — не просто миграция одного народа, пусть далёкая и массовая. Она всколыхнула многие народы Средней Азии, она бурей прошла через южнорусские степи, сдвинула со своих мест кочевые племена Южной России, она и в Западной Европе нарушила старые государственные границы и перекроила этническую карту.

За переселением гуннов последовали многочисленные переселения других народов, поэтому эпоха с III-II в до н.э. по IV в. н.э. называется эпохой Великого переселения народов. Она изучена хорошо, многочисленные источники — среднеазиатские, византийские, грузинские, армянские, латинские — повествуют о гуннах и переселениях других народов подробно и обстоятельно, основываясь на этих источниках, историки написали много трудов. Используются в них и археологические материалы, хотя гунны почти не оставили ни в Средней Азии, ни в Южной России ни в Западной Европе памятников, которые достоверно можно было бы сейчас увязать с их пребыванием там. Их пока не могут найти, несмотря на самые тщательные археологические поиски»[117].

Работы по «Новой Хронологии» группой исследователей из МГУ во главе с Фоменко А.Т. и Носовским Г.В. принимаются в штыки «специалистами» от истории РАН РФ. Но ведь НХФ-Н — лишь продолжение замалчиваемой ранее борьбы за пересмотр сфальсифицированной истории человечества. У истоков этой борьбы в Западной Европе — Исаак Ньютон, а в России — Николай Александрович Морозов. Книга честного исследователя Валерия Павловича Алексеева «В поисках предков» — эпизод в этой борьбе. Как видите, ранее широких публикаций по НХФ-Н другие учёные, в отличие от А.П. Окладникова и Л.Н. Гумилёва, задумывались: а были ли гунны вообще!

В.П. Алексеев — известный советский палеонтолог и археолог, автор добротных научно-популярных книг (в том числе по древней истории Сибири), современник Л.Н. Гумилёва. Однако книг В.П. Алексеева нет в списках литературы, использованной Окладниковым и Гумилёвым, но зато в наличии начало всех начал — китайские исторические хроники в переводе И.Я. Бичурина или какой-то другой фальсификат. Лев Николаевич поиграл в «испорченный телефон» — только не с малыми детками, а с негодяями от «истории».

Как тут не вспомнить Козьму Пруткова: «Тот, кто вместо “рубль, корабль, журавль” говорит “рупь, карапь, журавь”, тот, наверное, скажет: “колидор, фалетор, куфия, галдарея”».

Может быть, В.П. Алексеев не авторитет для Гумилёва в силу личной неприязни; и такое в среде «специалистов», увы, процветает. Однако, что же это ни Гумилёв, ни Окладников и иже с ними не изучили хранящуюся в архиве АН СССР рукопись многотомного исследования русского учёного-энциклопедиста Н.А. Морозова «Новый взгляд на историю Русского государства в его допечатныи период», в которой, в частности, подвергается серьёзной критике «научное» наследие Бичурина-Иакинфа?

Николай Александрович приводит прямо-таки убийственные примеры «научных» подтасовок из книги Бичурина «Всеобщая история», основанной на переведённых им же «китайских» хрониках. Когда пекинские иезуиты в 1807-1821 гг. подсовывали хроники о. Иакинфу, то они, «естественно», скромно умалчивали о том, что сами же их и сочинили.

Но не увидеть их топорной работы мог только изменник Родины, в течение 14 лет всласть попивший и поевший с этими самыми иезуитами за счёт российской казны! В знак справедливости моей оценки личности Бичурина я процитирую фрагмент из вышеназванного труда Н.А. Морозова, относящегося к русскому Дальнему Востоку. Вот Бичурин-Иакинф во «Всеобщей истории» описывает, как город Бянь (Кайфын) — столицу дальневосточных чжурчженей, ониже «нючжени», — много месяцев осаждают свирепые монголы (в скобках внутри цитат — комментарии Н.А. Морозова):

«В городе обнаружилось неудовольствие и ропот. Ньючженьский государь, услышав об этом, в сопровождении шести или семи конных поехал за ворота... За это время от недавнего дождя сделалось грязно... В скором времени прибыли к нему министры и прочие чиновники. Подали ему параплюй, но он не принял и сказал: “В армии все ходят под открытым небом: для чего же мне иметь параплюй?”».

Но, что же это такое, читатель! Ведь параплюй — это французское слово parapluie — зонтик! Значит, нючженьский царь говорил по-французски, или оригинал первоисточника этой китайской летописи был на французском языке! Ведь сам Иакинф Бичурин никогда не назвал бы зонтик параплюем, если бы это слово не стояло в его подлиннике…

И вот я теперь спрашиваю: каким же образом попало в китайскую хронику 1232 года французское название зонтика — параплюй, т.е. отражатель дождя? Разве не было для зонтика у китайцев самостоятельного названия? Подумать, что сам Бичурин, при его наивности, подобно мадам де-Курдюковой, непроизвольно перемешивал русский и французский языки — невозможно. Скорее можно подумать, что он при своём семинарском и духовно-академическом образовании, «обратившись лицом к востоку», а «спиной к западу» (как, впрочем, и большинство востоковедов), совсем не знал французского языка, и потому принял французское слово в имевшейся у него китайской рукописи за монгольское, и оставил его без перевода...

Но в таком случае и автор (т.е. Бичурин. — О.Г.) самой китайской «Всеобщей истории» пользовался для неё не исключительно китайскими, а также и французскими летописями. Значит, и сама эта «Всеобщая история» может быть действительно не национальной монголо-китайской, а всеобщей историей земных народов, принятой за историю мифических китайских провинций, исключительно благодаря китайскому рисуночному письму, при котором нельзя изобразить иностранных имён, не перерядив их в китайские костюмы…

И нет ли в китайских летописях других слов французского происхождения, кроме отмеченного мною смешного параплюя? Ведь тоже совершенно ясно, что если бы в данном месте китайской рукописи стояло, как это полагается в рисуночном письме, изображение зонтика, то Бичурин и назвал бы его по-русски зонтиком, а не исковеркал бы французский язык, назвав его параплюем, вместо parapluie. Значит, и в рукописи его было не изображение зонтика, а такое сочетание чертёжиков (так Морозов называет иероглифы. — О.Г.), которое в сумме произносилось так, как он передал.

Уже одно это слово есть признак того, что его летопись составлялась французским китаистом и, скорее всего, католическим миссионером, сношения с которыми начались, если верить современной нам версии китайской истории, лишь после низвержения исследуемой нами Юаньской династии, она же будто бы Чингисханова, хотя династию Юань теперь считают на китайском престоле не ранее, как с 1289 по 1367 год. А после неё с 1368 по 1644 была, — говорят нам, — династия Мин, при которой начались постоянные морские сношения с Западной Европой, особенно с 1522 года, когда португальцы появились в Макао, при устье Кантона и основали там свою торговую факторию, и вслед за тем появились на востоке Китая и испанцы, и другие западно-европейские народы. Всё это дало возможность проникновения в Китай и западно-европейских слов, и особенно названий для предметов. ввозимых в Китай из Европы. Вроде французских зонтиков.

Тогда же европейцы должны были завести впервые в Китай и компас, и порох, и пушки. Отрицать то, что компас был впервые изобретён и применён к мореплаванию только итальянским инженером Флавио Джойа (Flavio Gioia) из Амальфи в 1302 году, и, что огнестрельный порох был изобретён впервые при химических опытах со смесью серы, селитры и угля, немецким францисканским монахом Бартольдом Шварцем вслед за компасом и применён к огнестрельному оружию впервые только в 1319 году, — нет решительно никаких оснований. Последнее изобретение настолько громко, что оно не могло быть обойдено молчанием, если б его сделали ранее, да и компас дал бы себя знать тотчас же всему плавающему миру. Так и случилось, когда они были действительно изобретены.

А что же мы видим в разбираемой нами «Всеобщей истории»?

Ещё за 80 лет до изобретения пороха Бартольдом Шварцем, когда преемник «Чингисхана» Угедей — осаждал несуществующую теперь в Китае нючженьскую крепость Бянь (иначе говорят Бянь-Лянь, у Бичурина этот город отождествляется с Хай-Фын-Фу округа Ха-нань) и в которой зонтик назывался по-французски paraplui, как осаждённые нючженьцы, так и осаждающие их кочующие монголы уже употребляли в деле и пушки-мортиры, и ракеты, начинённые порохом и перебрасываемые, как зажигательное средство, в осаждённый город и из него через стену.

Всё в этом описании так ярко, что сомнений быть не может: во дворце Нючженьского короля делали в 1232 году, как в Европе только через сто лет, круглые каменные ядра для пушек и мортир, а монголы употребляли для своих огнестрельных орудий даже каменную картечь, разбивая жерновые камни-валуны на два и на три куска.

В подражание общеизвестному в XVI веке рассказу о том, как Бартольд Шварц, оставив в ступе смесь серы, селитры и угля вместе с пестом, стал высекать огонь, и от упавшей туда искры произошёл страшный взрыв, причём выброшенный пест сделал выбоину в потолке (что и послужило к изобретению пушек-мортир, имевших сначала вид чугунных горшков), так и тут мы находим следующий рассказ:

“Нючженцы (в своей столице Бяне) имели огненные балисты, которые поражали подобно грому небесному. Для этого они брали чугунные горшки (т.е. что-то вроде Шварцовой ступы и первичных пушек-мортир) наполняли порохом и зажигали огнём. Горшки эти назывались ‘потрясающий небо гром’ (чьжень-тъхянь-лей). Когда такая балиста (т.е. пушка) ударит и огонь вспыхнет, то звук уподобляется грому и слышен почти за сто ли (около 300 километров). Они сожигали (поражали огнём) всё на пространстве 120 футов в окружности (т.е. в диаметре около 5-6 сажень), и огненными искрами (осколками) пробивали железную броню”.

Ракеты тоже хорошо были известны нючженцам в 1232 году, когда крестоносцы ещё и не подозревали о пушках и о порохе.

“Они употребляли летающие огненные копья, которые пускались посредством зажигания пороха, и сжигали на десять шагов от себя”.

Да и кочующие монголы Чингисханова преемника Удегея не отставали. Войска их тоже употребляли “огненные баллисты”, “и где был сделан ими удар, так по горячести нельзя было сразу тушить”.

И если верить всему этому, то, очевидно, что изобретение пороха и пушек было известно обеим сторонам уже давно, так как иначе одна из враждующих сторон убежала бы моментально в паническом страхе.

“На каждом углу городской стены, — говорит автор, — поставлено было до ста (огнестрельных орудий), стреляли попеременно из верхних и нижних (сверху из города и снизу в город?) и не переставали ни днём, ни ночью. В несколько дней груды камней (т.е. каменных ядер и их обломков) сравнялись с внутренней городской стеной...”

Но ведь это типическое описание осады западноевропейской крепости XIV-XVI веков!»[118].

5.

Если бы Бичурин-Иакинф был патриотом своего Отечества, то вывез бы из Китая историческую, топонимическую, палео-этнографическую, палеоэпиграфическую и т.п. информацию, относящуюся к активно осваиваемой в то время Сибири. И эта информация, как мы всё больше и больше в этом убеждаемся, однозначно работала бы на пользу Руси-России. Однако этого не произошло. Результаты «командировки» Бичурина-Иакифа в Китай Россия будет расхлёбывать весь XXI век. Как уже отмечено выше, Н.Я. Бичурин, как и Н.М. Карамзин, в руках недоброжелателей России сыграл жалкую роль подставной фигуры.

Общая картина дезинформации, относящаяся к истории Сибири, а также Приморья и Приамурья, привнесённая в Россию Н.Я. Бичуриным и толпой компилирующих его «историков», ныне известна. Она — в исторических параллелизмах, исследованных группой учёных МГУ во главе с А.Т. Фоменко и Н.В. Носовским. Интересующие нас приморские и приамурские чжурчжени-нючжени, царь которых в моросящий дождь героически отказался от «параплюя», оказывается, не только стреляли из пушек в орды Чингисхана, а до его нашествия вовсю участвовали в Четвёртом Крестовом походе:

Дата добавления: 2015-08-03