Глава 95

Ему отмщение, и он воздаст – воздал бы – аз бы на его месте воздал, а он спрашивает: хочешь сахару? хочешь молока? хочешь варенья тыквенного? сердце мое хочешь? – и я не могу говорить, потому что у меня нет слов, нет таких слов в моем языке, язык мой прилип к гортани, и я вместо слов издаю плач и клекот, так и сижу у стола в гостиной, положив локти на стол, лицо на локти, и слезами плачу, а он приносит мне сахар, молоко, кофе, тарелку жареных бананов, сердце свое мне приносит, когда кладет руку мне на загривок, говорит: «Йонги, сынуля, все уладится, правда». Надо бы взять себя в руки, голову поднять, утереть слезки, сказать, что все на самом деле нормально, что просто устал, выдохся, задолбался, что рад на самом деле, что это не его, а мои деньги бухнулись в «Холокосте», что это мои, а не его силы потрачены впустую, что сейчас на самом деле я голову подниму, утру слезки, поблагодарю его за сахар, молоко, чай, бананы, руку на моем загривке, слово «сынуля», – но почему-то получается только плач и клекот, только плач и клекот, и так до самого прихода Лизы, перед которой совсем уж не мог так сидеть – и поднял голову, утер слезки, прорррррычал (не шел голос): «На самом деле, Бо, все норрррмально» – и так это прозвучало дико, что опять заплакал – и засмеялся.

Блудный, значит, сын, неразумный мальчик, вымотавшийся отступник, которого добрый папа подобрал, привез обратно домой, уложил в кроватку, – буквально уложил в кроватку, – пришел, когда я уже лег, постучался, посидел в темноте рядом, ничего не спрашивал, и я ничего не говорил, за окном птичка пела колыбельную, покачивалась моя кроватка, потолок расплывался, и Бо спросил: «Йонги, ты заснул?» – а я сказал: «Нет», хотя я заснул, и он сказал: «Йонги, послушай. Поработай у меня какое-то время. Только не перебивай, я скажу коротко, ты, правда, главное – послушай. Пойди ко мне режиссером; я устаю сейчас, годы не те, подрос Яшка, собирается уезжать в Оксфорд через полгода, я бы до этого съездил с ним погулять, скажем, во Флориду или даже в Венецию, или в Киев, на могилы деда и бабки; а ты бы взял мою студию, я знаю, зоусы – не твоя тема, но, может, Йонги, оно бы сейчас и лучше, что не твоя тема? С деньгами – ну, просто назовешь сумму, какую тебе надо, а тебе бы сейчас было полезно, правда, какое-то время отдохнуть от своих проектов, тихо просто посидеть где-то, чтобы потом как бы на новый виток выйти, набрать драйва, я же знаю все-таки, как ты устроен, слышишь? Йонги?» А я лежал и все слышал, а за окном птичка пела, и мы помолчали немножко, и я почувствовал, что меня отпускает, отпускает, отпускает – не до конца, но хоть немножко, – железный кулак, сжавший желудок после того дня в Иерусалиме, что в руках становится тепло и в голове тихо, и я еще немножко помолчал, чтобы не рычать потом, потому что не идет голос, и сказал: «Только два месяца отпуска мне дай, можно? Я бы вообще отдохнул от площадки. А потом приступим». Покачивалась моя кроватка, потолок расплывался, засыпало мое сердце.

Дата добавления: 2015-08-05