Замужняя Екатерина

Трудно было бы придумать двух таких противоположных героев, как Петр и Екатерина. И физически. И духовно они казались несовместимыми: он – длинный, с маленьким, злобным лицом, в смешном прусском наряде и штиблетах. Не позволяющих даже сгибать ноги при ходьбе; она – крепкая и здоровая, с гордой поступью и приятным станом, с открытым лицом. Он болтлив, непоследователен, вспыльчив; она внимательна, кротка, скрытна, внешне послушлива, с большой внутренней работой ума и сердца. В то время как муж играл в солдатики и судил военно-полевым судом крыс, а во время служения в церкви показывал язык священникам, его жена читала Плутарха. Монтескье, Вольтера и Тацита и управляла за супруга Голштинским герцогством.[28]

Вначале она читает без всякого разбора, все, что читают ее придворные дамы, не отличающиеся особенно изысканным литературным вкусом. В один прекрасный день при яворе появляется недавно выпущенная во Франции "История Германии", и так как никто не прикасается к этой скучной книге, Екатерина берет ее себе. Книга заинтересовывает ее больше, чем сентиментальные плоские романы, и она открывает, к огромной своей радости, что книги могут не только развлекать, но и поучать. Тут она вспоминает о советах Гюлленборга и распоряжается, чтобы ей доставили произведения Тацита и Плутарха.

Так как честолюбие составляет основную движущую пружину ее характера, она охотнее отождествляет себя с Александром или Алкивиадом, чем с какой-нибудь томно вздыхающей Хлоей. Едва начинает она учиться, как видит, сколь ничтожны ее познания. Барон Мардефельд, которого Фридрих к досаде Елизаветы все не отзывает, рекомендует ей как-то "Философский и критический словарь" Пьера Бейля. Это, в сущности, справочное издание, нечто вроде энциклопедического словаря, но Екатерина в своей ненасытной жажде знания прочитывает его от доски до доски. Она затрачивает на это целых два года, но это не даром потерянное время: фундамент ее общего образования заложен, в душу Екатерины заброшено семя, которое принесет богатые всходы, – критический подход ко всему традиционному, общепринятому.[29]

Впрочем, как пишет В.О. Ключевский, самые тяжкие уроки шли не со стороны мужа. С ним она еще кое-как, с грехом пополам уживалась. Он играл в свои куклы и солдаты, наделав глупостей, обращался за советом к жене, и та выручала его, выдавал се головой в ее затруднениях, то принимался обучать ее ружейным приемам и ставить на караул, то ругал ее, когда проигрывал ей в карты, поверял ей свои амурные делишки с ее фрейлинами и горничными, нисколько не интересовался ее мыслями и чувствами и предоставлял ей заниматься вдоволь своими слезами и книгами. Так изо дня в день через длинный ряд лет тянулась супружеская жизнь, в которой царило полное равнодушие друг к другу, чуть не дружеское взаимное безучастие супругов, не имевших ничего общего, даже обоюдной ненависти, хотя они жили под одной кровлей и носили звание жены и мужа - не самый высокий, зато довольно привычный сорт семейного счастья в тех кругах. Настоящей тиранкой Екатерины была "дорогая тетушка". Елизавета держала ее, как дикую птицу в клетке, не позволяла ей выходить без спросу на прогулку, даже сходить в баню и переставить мебель в своих комнатах, иметь чернила и перья. Окружающие не смели говорить с ней вполголоса; к родителям она могла посылать только письма, составленные в Коллегии иностранных дел; следили за каждым ее шагом, каждое слово подслушивалось и переносилось императрице с наговорами и вымыслами; сквозь замочные скважины подсматривали, что она делает одна в своих комнатах.

Все эти факты освещают положение Екатерины при дворе. Екатерине становится ясно, что хоть она и великая княгиня и императорское высочество, хоть у нее есть бриллианты, придворная свита и многочисленные льстецы, она обладает на новой родине еще меньшей свободой и самостоятельностью, чем на старой, что деспотичный произвол ее матери сменился еще более деспотичным произволом Елизаветы.[30]

Роды

Наконец, 20 сентября 1754 года Екатерина родила сына, будущего императора Павла 1. Иные придворные, наблюдавшие за семейной жизнью четы, шепотом поговаривали, что младенца по батюшке стоит величать скорее Сергеевичем, чем Федоровичем. В своих мемуарах Екатерина сама намекает на то, что отцом сына был Салтыков. Она пишет, что в течение первых лет ее замужества Петр играл в куклы в супружеской постели. А в 1750 году, после обвинения приставленной императрицей Чоглоковой в отсутствии детей, Екатерина отвечает, что будучи уже пять лет замужем, она до сих пор сохранила девственность. Рассказывая о том, что Петр оказался неспособным выполнить свои супружеские обязательства в первую брачную ночь, императрица добавляет, что «…и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения». Совершенно не пытаясь скрыть свою связь с Салтыковым, о его отцовстве она нигде не говорит.

После рождения первенца у Екатерины, можно встретить большое количество упреков в ее адрес, что она была плохой матерью и совсем не любила сына. Но как могли сформироваться у молодой женщины материнские чувства, если у нее не было возможности даже ухаживать за ним? «Я могла узнавать о нем только украдкой, потому что спрашивать о его здоровье значило бы сомневаться в заботе, которую имела о нем императрица, и это могло быть принято очень дурно».

После родов положение Екатерины несколько изменилось. С одной стороны, по пренебрежительному отношению к себе она осознавала, что выполнила то, ради чего была призвана в Россию. С другой – она получила небольшую свободу, контроль за ней ослаб. Но по-прежнему она ощущала себя одинокой, никем не любимой, изолированной от родных. Екатерину окружали интриги, неискренность, подозрительность и ревность, как позже вспоминая, она писала про елизаветинский двор, что «не существовало никакого заговора…друг друга сердечно ненавидели…злословие заменяло ум..».[31]

Исполненные безграничного одиночества месяцы, последовавшие после рождения ребенка, имеют огромное значение для всего ее дальнейшего развития. В эти месяцы бесчеловечного унижения и тяжелого горя рождается, в сущности, новая Екатерина: женщина с железной, несокрушимой и неуклонной волей к власти. Посредственная натура погибла бы, растратила бы свои силы на бесполезную бессильную ненависть, а Екатерина претворяет энергию своей неиспользованно-накапливающейся любви в новую духовную активность. Никогда не читала, не размышляла, не думала она больше, чем за это время. Она начинает видеть все вещи в совершенно ином свете. Начинает понимать, что необходимо иметь друзей, на которых можно безусловно положиться, надо иметь в своем распоряжении средства для борьбы с врагами, надо иметь могущественных союзников, надо изменить свою прежнюю тактику уступчивости, устранения от политики, беспартийности.

Во второй половине царствования Елизаветы великая княгиня Екатерина уже была вполне сложившимся и очень заметным человеком при дворе. На нее обращено было большое внимание дипломатов, потому что, как они находят, «ни у кого нет столько твердости и решительности» – качеств, которые ей дают много возможностей в будущем. Екатерина независимее держится, явно не в ладах со своим мужем, навлекает на себя недовольство Елизаветы. Но самые видные «припадочные» люди Елизаветы, Бестужев, Шувалов, Разумовский, теперь не обходят великой княгини вниманием, а стараются, напротив, установить с нею добрые, но осторожные отношения.[32]

По словам Екатерины, она, наконец, добилась того, что на нее стали смотреть, как на интересную и очень неглупую молодую особу, а иноземные послы незадолго до Семилетней войны писали про Екатерину, что теперь ее не только любят, но и боятся, и многие, даже те, кто находится в лучших отношениях к императрице, все-таки ищут случая под рукой угодить и великой княгине.

Дата добавления: 2015-08-05