Глава двадцать восьмая. Ренн показалось, что Торак очень бледен, когда он опустился на колени возле раненого

Ренн показалось, что Торак очень бледен, когда он опустился на колени возле раненого парнишки. Прячась среди валунов шагах в тридцати от них, она просвистела условный сигнал: песенку горихвостки. Она выбрала горихвостку, потому что горихвостки – птички лесные и Торак наверняка должен обратить на это внимание.

Но он как будто ее и не слышал! Странно – чтобы Торак, и не услышал пения здесь лесной птицы? Наверное, он все же слишком потрясен случившимся.

Ночь была жаркая, липкая – такое затишье обычно стоит перед грозой. Ренн просто обливалась потом, когда наконец сумела пробраться сквозь заросли рябины к подножию утеса и притаиться за валуном. Как раз перед этим Охотник атаковал ребят из племени Тюленя, но ни они, ни Торак, похоже, так и не поняли, почему он напал на них. Зато Ренн это знала. Она все еще чувствовала запах падали, все еще слышала чавканье голодного Волка. Волк был так поглощен едой, что едва обратил внимание на то, что она куда-то ушла.

На закате, когда спустились голубые светящиеся летние сумерки, Ренн по-прежнему ждала, прячась за валуном и отчаянно мечтая рассказать Тораку о жестоком убийстве маленького китенка, но почти столь же отчаянно мечтала она и о том, чтобы ее ни в коем случае не заметили эти мальчишки из племени Тюленя.

Затем к каменистому берегу пристал еще один челнок, и прибывший на нем мужчина с ужасно обгоревшим лицом, одетый в куртку из тюленьих кишок, сразу взял командование на себя. Один из мальчишек, самый маленький и хрупкий, что-то вытащил из-за пазухи, отдал мужчине, и тот бережно положил эту вещь в мешочек, висевший у него на шее. Ренн догадалась, что это, должно быть, и есть корень зелика. Затем обожженный мужчина, использовав куски челнока, вдрызг разнесенного Охотником, уложил сломанную ногу мальчика в лубок, раздавая остальным вполне разумные приказания.

Ренн очень удивило то, как сразу просиял Торак при появлении этого человека. Она даже испытала некий укол ревности – особенно когда мужчина с обожженным лицом велел Тораку собрать топлива для костра и Торак со всех ног кинулся выполнять поручение.

– Ничего, если я наберу просто валежника, а не плавника? – донесся его голос откуда-то из-за валунов.

Мужчина кивнул, и Торак исчез за скалами.

Ренн позабыла о своей ревности. А что, если он все-таки услышал ее сигнал?

Она видела, как Торак наклонился за куском плавника, потом некоторое время брел по берегу и вдруг опять резко свернул к скалам.

– Ты где? – тихо спросил он, оказавшись среди валунов.

– Под рябинками, – прошептала Ренн. – Чуть выше… Нет, еще немного пройди вперед…

Выждав, когда Торак поравняется с ее укрытием, она схватила его за безрукавку и втащила за выступ, который как бы отрезал их ото всех остальных на берегу.

– Ну наконец-то! – выдохнула она. – Я ждала, ждала…

– Где Волк? – резко спросил он.

– В соседней бухточке. Ест. Именно это я…

– Ты лучше тоже собери немного топлива, – пробормотал он. – Я не могу вернуться с пустыми руками.

– Что? Ах да, конечно. – Теперь она хорошо видела, как бледен Торак. И вел он себя очень странно, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Торак, ты здоров? – не выдержала она.

– А ты? – сердито мотнул он головой.

Она решила не обращать на это внимания.

– Слушай. Я знаю, почему на вас напал Охотник. – Ренн рассказала ему о зверски убитом детеныше и о следах того светловолосого лодочника. – Ничего удивительного, что Охотник разгневан, – продолжала она. – Малыш, должно быть, приходился ему сыном или сородичем, а тот негодяй поймал его в ловушку, вырезал челюсти, а остальное бросил гнить!

– Но… зачем кому-то совершать подобное святотатство? – удивился Торак.

– Не знаю. Но уверена, что это связано с магией. Хотя какой колдун осмелится нарушить основной закон… убить Охотника…

– Так это месть! – прошептал Торак, словно о чем-то догадываясь. – Да, конечно. – Он сказал это не сердито и не возмущенно – скорее печально.

– И кто же это сделал? – озадаченно спросила Ренн.

Лицо Торака исказила гримаса боли.

– Когда я был под водой… я плавал, как… Нет… я не могу!..

– Торак, неужели ты не понимаешь, ЧТО это значит? – прервала его Ренн. – Тот лодочник, который это сделал… он ведь из племени Тюленя!

– Что? Что ты такое говоришь?

– Здесь происходит что-то очень страшное, Торак! И племя Тюленя в этом участвует! Может, даже именно они и распространяют ту болезнь! Может, тому колдуну для этого и потребовались китовые челюсти с зубами!

Торак даже отступил от нее на шаг, с недоверием качая головой.

– А тебя не удивляло, – продолжала Ренн, – почему ни один из них так и не заболел, хотя и ты, и токорот провели на острове уже несколько дней?

– Но это ничего не значит! – прошептал Торак.

– Вот как? А почему они в таком случае послали за столь драгоценным и редким корнем одних мальчишек? Если они действительно считали, что им грозит беда, почему не послали более умелых людей, постарше?

– Потому что Асриф лучше всех лазает по скалам и…

– И ты этому веришь?

Торак явно колебался, потом тряхнул головой, отметая собственные сомнения:

– С тех пор как они узнали про болезнь, они все время старались мне помочь!

– Торак…

Он сердито повернулся к ней, не давая сказать ни слова:

– Тенрис спас меня от отправки на Одинокую Скалу! Асриф защищал меня от орлов! Детлан и Бейл бросились в Море навстречу опасности, чтобы СПАСТИ меня от Охотника! Бейл три года назад потерял брата, умершего от этой болезни!

– Почему ты так страстно их защищаешь?

– А почему ты так страстно их обвиняешь?

– Потому что у человека, плывшего на челноке по озеру, были светлые волосы! Потому что его следы говорят о том, что именно он убил китенка!

– Но почти у всех людей из морских племен светлые волосы! И кроме того, ты сама сказала, что слышала, как постукивает его весло о борта лодки! Если ты хоть что-нибудь знаешь о племени Тюленя, тебе должно быть известно, что они плавают совершенно бесшумно! А тот человек, которого ты видела, мог быть из какого угодно племени, хоть из племени Большого Баклана. Может, даже одним из твоих друзей – из племени Морского Орла!

– Но только не одним из твоих друзей – из племени Тюленя! – с горечью воскликнула Ренн.

– Они мне не друзья, – возразил Торак. – Они мои сородичи.

Ренн только глазами захлопала.

Торак холодно на нее глянул, поднял охапку собранного ими топлива и сказал, отводя глаза:

– Мне пора возвращаться.

– Ты что, меня совсем не слушал? – в ужасе воскликнула Ренн.

– Ренн, день летнего Солнцестояния на носу. А нам еще нужно добраться до стоянки.

– ПО МОРЮ? Но вот-вот грянет буря, а Охотник, жаждущий мщения…

– Ничего. Тенрис применит чары, которые скроют нас от него. Он говорит…

– А Тенрис, разумеется, всегда прав!

Торак не ответил.

– Если я правильно тебя поняла, – сказала Ренн, – ты так или иначе намерен туда вернуться – навстречу неминуемой опасности, рискуя благополучием всех лесных племен! – но слушать меня не желаешь.

Торак резко повернулся и пошел прочь.

Через некоторое время птицы устроили на скалах настоящий переполох. Многие снимались с гнезд и улетали вглубь острова. Было ясно: идет сильный шторм.

Короткий сон не принес Тораку желанного отдыха. А вскоре ему уже предстояло выйти в Море вместе с Тенрисом и Бейлом. Согласно их плану, Асриф и Детлан должны были остаться здесь, а остальные поскорее плыть на стоянку и постараться добраться туда до того, как разразится гроза, чтобы Тенрис успел в положенный срок приготовить лекарство.

По ту сторону костра крепко спали Детлан – благодаря приготовленному Тенрисом снотворному зелью – и вконец измученные Асриф и Бейл. Сам же Тенрис сидел у костра, покуривая свою трубку из крабьей клешни.

Торак потер лицо, прогоняя остатки сна. Он чувствовал себя бесконечно усталым, но понимал, что больше ему не заснуть. После ссоры с Ренн в душе у него образовалась странная пустота – точно выжженное пепелище. Они и раньше ссорились, но никогда так яростно. Торак чувствовал, что словно отсек себя от нее – и не только из-за того, что они наговорили друг другу, но главным образом из-за того, что он пережил под водой, когда был тюленем. Тогда он слышал и чувствовал такие вещи, какие дано слышать и чувствовать только тюленю. И все же одновременно он оставался Тораком!

Тенрис выбил трубку о камень, и этот негромкий звук заставил Торака подпрыгнуть.

Колдун чуть приподнял в улыбке уголок рта, и Торак попытался улыбнуться в ответ. Они никак не ожидали прибытия Тенриса, а тот ничего объяснять не стал, сказав просто: «Я почувствовал, что нужен вам». Торак тогда несказанно обрадовался его появлению. И теперь он смотрел, как колдун снова набивает трубку, держа ее в изуродованной руке, а здоровой рукой уминая ароматные листья.

– Бейл рассказал мне, что случилось в Море, – сказал Тенрис. Неторопливо раскурив трубку с помощью головешки, он сделал несколько затяжек, щуря от дыма глаза, и спросил: – Почему же ты не рассказал мне остальное? Откуда ты знал, что Охотник идет сюда?

Торак колебался.

– Я не могу объяснить… Я сам этого не понимаю.

Тенрис удивленно поднял бровь:

– Но ты знаешь больше, чем рассказал Бейлу. Расскажи мне, может быть, я смогу помочь тебе в этом разобраться?

Торак подобрал ноги и уткнулся подбородком в колени, глядя в жаркие недра костра.

– Тюлени… – пробормотал он. – Тюлени с помощью своих усов издалека слышат любые звуки, что разносятся под водой… – Искоса глянув на Тенриса, он заметил, как тот напрягся. – Рядом со мной там был хранитель вашего племени, – продолжал Торак. – И он услышал… нет, почуял Охотника. Издалека. – Он судорожно сглотнул и закончил: – Так я и узнал, что Охотник плывет сюда.

Поскольку Тенрис не произнес ни слова, Торак поднял голову и посмотрел на него.

Колдун племени Тюленя сидел, совершенно забыв о зажатой в руке трубке. Казалось, он потрясен до глубины души.

– В чем дело? Что это означает? – испуганно прошептал Торак.

Трубка выпала из неподвижных пальцев колдуна и скатилась в костер, но Тенрис даже не пошевелился, чтобы достать ее. Он вскочил и, шатаясь, побрел к воде, а потом долго стоял там спиной к Тораку. Когда он наконец снова вернулся к костру, Тораку показалось, что он внезапно сильно постарел, но глаза его возбужденно блестели, когда он сказал:

– А теперь расскажи мне все.

Торак глубоко вздохнул и рассказал ему все.

Это, впрочем, принесло ему огромное облегчение. Ему давно хотелось рассказать кому-нибудь все. Слишком тяжелым для него оказалось бремя этой тайны. Его тревожило, даже пугало одно: слишком уж напряженным показалось ему лицо колдуна, пока тот слушал его рассказ.

Когда Торак умолк, Тенрис некоторое время тоже молчал, потом пригладил здоровой рукой бороду. Торак заметил, как дрожит его рука, и спросил:

– Такое раньше с тобой случалось?

– Да… наверное…

– Наверное? – со странной резкостью переспросил Тенрис. – Что значит «наверное»?

– Я… когда я запутался в сети для ловли тюленей, вокруг меня кружила стая мойвы… И я тоже почувствовал себя мойвой. Но лишь на мгновение!

– На мгновение? И долго это мгновение длилось?

– Ну… сердце несколько раз ударить успело… я не знаю…

Серые глаза колдуна так и впились в него, казалось, Тенрис хочет проникнуть в самые глубины его существа.

– Что… что? – заикаясь, спросил Торак. – Что это со мной?

Тенрис ответил не сразу:

– С тобой… Во всяком случае, ничего плохого. – Он быстро глянул в сторону остальных, чтобы убедиться, что все еще спят, и придвинулся к Тораку поближе. – Просто у тебя… – Он запнулся, качая головой.

– Что у меня? Скажи!

Тенрис вздохнул.

– Как бы тебе объяснить?.. – Взяв палку, он задумчиво поворошил головни, и к небу столбом взвились искры. – У всего в мире есть душа, – начал он наконец. – Это тебе известно. Душа есть и у охотника, и у его жертвы, у реки и у дерева. Не все существа, обладающие душой, могут говорить, но все они могут слышать и думать. Ты, конечно же, знаешь и об этом.

Торак молча кивнул, ожидая, что колдун скажет дальше.

– Три основные души каждого существа – те, что составляют его сущность, – живут в его теле. – Тенрис снова поворошил палкой костер. – Иногда, правда, телесная душа ускользает из тела – например, когда человек болен или спит, – но она редко уходит далеко и вскоре возвращается. – Отбросив палку, Тенрис протянул руки к огню, словно черпая в нем силы. – Но один раз в тысячу лет рождается существо… отличное от всех прочих.

Несмотря на теплый вечер и жарко горевший костер, Тораку стало холодно.

– Души такого существа, – продолжал Тенрис, – способны покидать его тело на сколь угодно долгое время – такого не может добиться ни один колдун, даже когда впадает в транс, исцеляя больного. Его души могут странствовать где угодно. Они также способны проникать в тела других существ. При этом их хозяин начинает видеть, слышать и чувствовать все то, что видит, слышит и чувствует существо, в тело которого его души проникли, но одновременно остается самим собой. – Нервно стиснутые кулаки Тенриса наконец разжались; он спокойно положил руки на колени, повернулся к Тораку и посмотрел прямо в его испуганные глаза. – Это существо, – прошептал он, – обладает блуждающей душой.

У Торака перехватило дыхание.

– Нет… – только и сумел вымолвить он.

Но серые глаза упорно смотрели на него.

– Нет! – воскликнул Торак. – Этого не может быть! Если души покидают тело, значит, тело мертво! И я давно уже должен был бы умереть, потому что расставание с душой и называется смертью!

Тенрис посмотрел на него с жалостью и пониманием.

– Нет, Торак. У того, кто обладает блуждающей душой, тело никогда не покидают все его души: Нануак – его внешняя душа, воплощение его жизненной силы – всегда остается при нем. Она покидает его лишь в миг смерти. Странствуют же лишь душа телесная и душа племенная.

Торак весь дрожал. Он никогда прежде не слышал о странствующих душах. И не желал иметь с этим ничего общего.

Тенрис здоровой рукой коснулся его плеча и слегка встряхнул.

– Ты прав, что боишься. Блуждающая душа – это великая тайна, и мы почти ничего не знаем об этом. И все те малые знания, которые удалось собрать о блуждающих душах, передавались от одного колдуна к другому, и каждый рассказчик постоянно искажал их, понимая в лучшем случае лишь наполовину. – Тенрис снова умолк, словно решая, способен ли Торак воспринять еще хоть что-нибудь из его объяснений. – Однако мы совершенно точно знаем: даже для человека с блуждающей душой очень опасно, когда некоторые души покидают его тело. Очень опасно! И очень тяжело.

«И очень больно!» – подумал Торак, вспомнив то дурнотное болезненное ощущение, когда ему казалось, что внутри у него что-то рвется в клочья….

Вдруг в голову ему пришла мысль, возродившая у него некоторую надежду.

– Но это же ко мне совсем не относится! – с жаром сказал он. – И никакая у меня не блуждающая душа, я могу доказать это! В Лесу на меня напал кабан. Он чуть не убил меня, и я ужасно испугался – но ничего не произошло! У меня не возникло ни того противного ощущения, ни боли, и я ни секунды не чувствовал и не понимал того, что чувствовал он!

Колдун покачал головой:

– Торак, Торак, все бывает совсем не так. Подумай! Ты достаточно много знаешь о магических искусствах, чтобы понимать: даже обычным колдунам, если они хотят вылечить больного, необходима помощь, чтобы высвободить их души. Для этого есть немало различных способов. Транс. Особое зелье, высвобождающее души. Иногда помогает даже голодание или задержка дыхания. Вот и с теми, кто обладает блуждающей душой, бывает по-разному. Для тебя, например, оказалось недостаточно просто испугаться – как в случае с тем кабаном, – чтобы выпустить души на свободу.

Торак вспомнил другие случаи, когда с ним это происходило. Во время исцеляющего обряда – Саеунн тогда использовала особые курения. Когда он попал в сеть и чуть не утонул. И во второй раз он уже тонул – когда вдруг превратился в Хранителя племени Тюленя. Все эти, как ему казалось, случайности начинали обретать строгий порядок и вполне определенный, но такой ужасный смысл…

– Кроме того, – сказал Тенрис, и Торак с удивлением увидел, что губы у него вновь изогнулись в той же полуулыбке, – тебе просто повезло, что души твои не проникли в тело того кабана. Его души очень сильны и, вполне возможно, одержали бы над тобой верх. И ты, оказавшись в этой ловушке, мог навсегда остаться в кабаньем теле.

Торак вскочил, спотыкаясь, отошел к самой воде и долго стоял там, весь дрожа. Он не хотел быть иным! И все же – не потому ли его отец старался не подпускать его к людям? И почему он сказал, умирая: «Я столь многого не успел тебе рассказать»?

– Это проклятие! – пробормотал Торак, стуча зубами. – Я не хочу быть другим, я хочу быть таким же, как все! Это проклятие!

– Нет! – Тенрис подошел и встал с ним рядом. – Это не проклятие, а дар! Сейчас ты, возможно, так не считаешь, но со временем непременно это поймешь!

– Нет, – сказал Торак. – Нет.

– Послушай меня, Торак, – сказал колдун, и его звучный голос дрогнул от избытка чувств. – То, что ты сделал так легко, не учась этому, без проб и предварительных попыток, составляло цель жизни многих мудрейших магов и колдунов. Они мучительно, порой долгие годы стремились достигнуть этого умения – и не достигали. Я знал колдуна, очень хорошего колдуна, который в течение целых шести лет пытался заставить свои души странствовать свободно. Шесть лет он непрерывно разными способами погружался в транс, принимал всякие зелья, постился… Наконец ему это удалось, но… всего на несколько мгновений! И он считал себя счастливейшим из людей!

– Я не хочу этого, – твердо заявил Торак. – Мне никогда…

– Но, Торак, это ведь и есть главная цель магического искусства! – Изуродованное лицо Тенриса в эти мгновения было прекрасно; оно светилось вдохновением и страстью. – Мы изучаем магию не для того, чтобы обманывать глупцов цветными языками пламени! Мы хотим обрести глубинные знания! Хотим познать души других существ! – От волнения у Тенриса перехватило дыхание. – Подумай только, на что ты был бы способен, научившись пользоваться своим даром! Какие великие тайны ты мог бы открыть! Ты мог бы узнать языки всех охотников и их жертв. Ты мог бы обрести такую власть…

– Но мне ничего этого не нужно! – крикнул Торак, и по ту сторону костра шевельнулся во сне Бейл. – Мне ничего этого не нужно! – гораздо тише повторил Торак.

Он никогда еще не чувствовал себя настолько испуганным и сбитым с толку. Всю жизнь он был просто Тораком, а теперь Тенрис уверяет его, что он кто-то совсем другой!

Глядя на холодные бурные волны, Торак страстно мечтал оказаться сейчас рядом с Волком, поведать ему обо всем. Вот только как сделать, чтобы Волк его понял? Вряд ли он сумеет объяснить ему по-волчьи, что такое блуждающая душа. И в данной ситуации это казалось Тораку самым худшим – ибо, не сумев объяснить Волку столь важную вещь, он окажется полностью от него отрезан.

– Что же мне теперь делать? – спросил он холодное Море.

И снова Тенрис положил руку ему на плечо и спокойно сказал:

– Тебе следует поступить так, как мы и собирались. Я сейчас разбужу Бейла, мы подготовимся к отплытию и отвезем корень на стоянку племени. И в канун летнего Солнцестояния – а значит, завтра ночью – мы отнесем корень на Утес, и ты поможешь мне приготовить лекарство. Вот, собственно, и все, что тебе пока предстоит сделать.

Голос его казался Тораку столь же неколебимым, как мощный дуб, что не гнется даже в бурю. И, чувствуя, что черпает в этом голосе силы, Торак сказал:

– Хорошо. Это верно: ничто не может изменить того, что я поклялся сделать. Верно, Тенрис? – Он повернулся и посмотрел колдуну прямо в глаза.

– Верно, – подтвердил Тенрис, – этого уже ничто изменить не может.

Дата добавления: 2015-08-05