ПЕРЕУТОМЛЕНИЕ. Под вечер мы пришли в станицу Ново-Мышастовскую

Под вечер мы пришли в станицу Ново-Мышастовскую. Притащились ценой сверхнапряжения. Кавалерия ушла утром. Мы решили хорошенько накормить лошадей и идти всю ночь без ночевки.

По пути я пробовал запрягать четыре и даже пять выносов (десять лошадей) в орудия. Но пришлось эту систему покинуть и вернуться к основным трем выносам (шесть лошадей). Тянули хорошо на прямой, но при малейшем повороте дороги средняя лошадь падала. Ее внезапно дергало в бок, а ноги удерживала грязь. Орудийный ездовой — это трудное ремесло, не всякий может. Мобилизованные мною казаки этого не могли. Пришлось отставить.

Когда наша колонна остановилась в станице, то вместо отдыха для нас с Казицким началась работа и забота. Обойти всех лошадей, убедиться самому, что железо вынуто изо рта, что подпруги отпущены, что есть сено. Через два часа нужно лично убедиться, что лошади напоены, что они получили достаточно ячменя. Все лично, верить никому нельзя — все отупели от усталости. Скажут “слушаюсь” и не исполнят. Нужно найти несколько подвод, чтобы заменить самых слабых лошадей, которые нас в пути все время задерживают. Снимаем с повозок больных и раненых, кормим их, перевязываем, ассистируем при необходимости. Никому поручить нельзя — не сделают. Даже хорошо, что все люди повалились и спят. Пусть немного отдохнут.

Скорняков передал мне деньги, оставшиеся от знаменитой пачки. Покупка фуража происходит следующим образом: обращаюсь к хмурому казаку.

• Мне нужно сена и ячменя для батареи.
• Нема ячменя.
• Слушай, я заплачу деньги. Если же ты откажешь, то будем сами искать и тогда ничего не заплатим.

Казак видит, что мне не до шуток, после некоторых колебаний он соглашается продать. Красные же все равно все отберут.

Я больше забочусь о лошадях, чем о людях. От состояния лошадей зависит наше движение вперед. Мы требуем от лошадей работы, превышающей их силы. Мы задержались дольше двух часов, но зато лошади хорошо накормлены и некоторое время задержек не будет. А через час-другой опять начнутся застревания.

Когда батарея выступила, мы с Казицким вовсе не отдохнули. На этот раз я нахожусь сзади. Я пропустил всю батарею, пересчитал повозки и последовал за последней. Ночь быстро наступала, было почти темно.

Я не заметил, как я крепко заснул, и Дура тоже заснула и остановилась. Не знаю, как долго я спал. Проснулся я от тишины, но проснулся у себя в комнате в Москве, сидя в кожаном кресле. Было совсем темно, кто-то потушил электричество. Должно быть, мать — не хотела меня будить. Очевидно, очень поздно, потому что так тихо, на улице ни звука. Надо идти ложиться спать. А как хорошо сидеть на этом удобном кресле... Я хотел опереться на локотники кресла, но локотников не было. Ничего не понимая, я ощупал сиденье. Безусловно, это кожа, но вовсе не кресло. В чем дело? Что со мною происходит? Мои пальцы нащупали что-то мохнатое и теплое подо мной, и оно зашевелилось. Я пришел в ужас. Боялся двинуться и ничего не понимал. Вдруг, как молния, проснулось сознание: война... революция... гражданская война... отступление... Кубань... Дура…

Дура тоже проснулась. Кругом нас черная ночь и тишина.

Где батарея? Сколько времени я спал? Не прошли ли мимо меня красные, пока я спал? Где дорога? Ни одной звезды, чтобы ориентироваться, — сплошная чернота. Я слез, надеясь ощупью найти дорогу. Всюду грязь, грязь и только грязь. Тогда я снова сел в седло и тихонько толкнул Дуру. Отпустил ей повод. Она пошла в ночь. Но я был уверен, что она следует за батареей.

Через довольно долгое время я услыхал крики вдали -впереди вытаскивали повозку. Наши или красные? Вскоре я догнал колонну в походе. Но спросить боялся, все надеялся, что узнаю голоса. Как на грех, все молчали. Наконец я различил в темноте светлое пятно. В нашем обозе была белая лошадь. Я поднялся выше по колонне и по звуку узнал шум орудий в походе. И тогда осмелился спросить:

— Шакалов, ты тут?

— Здесь, господин поручик.

Я вздохнул с облегчением и спросил, все ли слава Богу.

Дата добавления: 2015-08-05