Картина вторая. Разложенная на скале, сушится одежда Ника

Разложенная на скале, сушится одежда Ника. Он стоит на краю скалы слева. Дороти внимательно наблюдает за ним.

Н и к. (смотрит вниз). Роскошный был катерок. Вечная ему память. Как тебя угораздило в бухту зайти? Это же все равно, что с этой скалы сигануть. Безрассудство. Ри­фов понатыкано — не сосчитать. Катерок твой?

Дороти. Мелкая собственность — не переживай. У меня ешё трехмачтовая яхта в запасе и реактивный самолет.

Н и к. Принцесса?

Д о р о т и. Ага. Когда я тебе дверь под водой открыла, не заметил, как у меня глаза полезли на лоб?

Н и к. Нет.

Дороти. Другого увидеть ожидала. Страшно было?

Н и к. Весело. До слез. У меня главное развлечение — тонуть.

Дороти. Где-то я видела тебя. Где?

Н и к. На пляже.

Дороти. А может, в клинике?

Н и к. В какой?

Дороти. В такой. Не пялься на меня. Не вникай. Ты как на катер попал?

Н и к. На пирсе от жажды помирал, Подошел тип. Предложил охладиться. «Не смущайся,— говорит,— у ме­ня на катере питье на любой вкус». Спустились в каюту, он холодильник открыл. Слышу, мотор взревел. Я в дверь — она на замке.

Дороти. Забудь. У меня правило: неприятное из го­ловы вон.

Н и к. И часто ты так развлекаешься? Полдня по океану помотаться, потом в бухточку завернуть?

Дороти. Я в уединении купаться люблю. Между прочим, в пляжной сутолоке никто бы и не заметил, что катер идет ко дну. А тут — плаваю, смотрю: был катер, и нет.

Н и к. До берега далеко?

Дороти. Двести миль.

Н и к. (присвистнул). Что же тебя сюда занесло?

Дороти. А меня не одну занесло. С дружком.

Н и к. Это не он меня в каюте закрыл?

Дороти. Пошутил. Кто же знал, что катер о скалу дно пропорет.

Из-за скалы выходит Б и л. Он в прекрасном настроении, умиротворен. Под кайфом.

Б и л. (в диктофон, торжественно). Человек-судья, вершащий божественный суд, оставался решительным и спокойным даже в ту минуту, когда возникло непред­виденное. Оно возникло в тринадцать часов десять минут.

Н и к. Эй, ты, подонок!

Б и л. Бесполезно. Я выключил. Они уже не услышат тебя.

Н и к. Кто?

Б и л. Потомки. Которые, через столетия, заново обжи­вут этот мир.

Дороти (Нику). Не реагируй. Чудит.

Б и л. Да, я чудак. Чудачества украшают. Позволяют забыться, погрузиться в себя. (Дороти.) Я был в смятении. Закрыл глаза и уши. Не слышал ни всплеска воды, ни удара о камни. Решил остаться в блаженном неведении. Решил предоставить провидению решить нашу судьбу. Те­перь я спокоен. Рад, что ты жива.

Д о р о т и. Ты еще не знаешь, что натворил.

Б и л. Я знаю. Он утонул.

Дороти. Не корчи из себя убийцу. Вот он — живой.

Б и л. Этот меня не тревожит. Ни живой, ни мертвый он уже не может помешать свершиться неизбежному. Я гово­рю о катере.

Д о р о т и. Я тоже. На чем мы теперь доберемся домой?

Б и л. Наш дом, как и дом всего человечества, на этом острове.

Н и к. Слушай, ты!

Б и л. Меня зовут Бил. Ее — Дороти. Она моя дев­чонка.

Н и к. Если ты не пьян, значит...

Б и л. Тсс! Я не пьян.

Д о р о т и. (Нику). Сколько тебе лет?

Н и к. Скоро шестнадцать.

Дороти (Билу). Почему ты сказал, что он оттуда? Разве он похож на санитара?

Б и л. Он похож на санитара.

Дороти. Ты кретин. Ты сказал — он толстый, как бе­гемот.

Б и л. Он похож на санитара, потому что двое суток выслеживал меня.

Дороти. Зачем ты выслеживал Била?

Н и к. Ему приснилось. Ты же видишь — он не в себе.

Б и л. Где твой фотоаппарат?

Н и к. Там, где ты меня с ним запер.

Б и л. (Дороти). Спроси его, что он снимал.

Дороти. Что ты снимал?

Н и к. Что хотел. На пляже снимать не запрещено.

Б и л. Помни, ублюдок, что каждое твое слово может свидетельствовать против тебя.

Н и к. Это допрос?

Б и л. Нет. Это твой шанс облегчить душу чистосердеч­ным раскаянием. Дороти, спроси еще раз — что он снимал.

Дороти (Нику). Не зли его. Если он попросит, я до­нырну до аппарата. Пленку можно проявить.

Б и л. Это уже не имеет смысла. Я обезвредил шпиона. Он и пославшие его хотели сорвать мои планы. Узнать время отплытия, маршрут. Чтобы накрыть меня в пути. Поздно. Я здесь.

Дороти. Зачем тебе нужна была фотография Била?

Н и к. (взорвавшись). Для коллекции. Она украсит лю­бую выставку шимпанзе и горилл. Если у него мания пре­следования, пусть успокоится. Я его не снимал.

Дороти. Ладно, мальчики, довольно трепаться. Бил, ты не ответил на главный вопрос. Как мы попадем домой?

Б и л. С тобой, крошка, все будет в порядке.

Дороти. А с ним?

Б и л. Он хотел спутать мои планы и оказался в запад­не. Его судьба — судьба одного из пяти миллиардов. Пусть докажет, что он имеет право на исключение.

Пауза. Ник пробует одежду — высохла ли, надевает ее.

Н и к. Послушай, Бил.

Б и л. Чармерс. Бил Чармерс. Запомни. Когда-нибудь это имя будут повторять, как имя Иисуса Христа.

Н и к. Пусть Бил Чармерс, черт с тобой. Я не знаю, о чем ты болтаешь. Может, просто разучиваешь роль. Это меня не касается — учти.

Б и л. Дороти, ты вытащила из океана недоумка. (В диктофон.) Тот, кто появился на острове, оказался недоумком. Он сказал — я похож на актера, который разучи­вает роль.

Н и к. У тебя прямая связь с потомками?

Б и л. Не отвлекайся. Что ты думаешь про мою роль?

Н и к. Ничего. Хочу знать, сколько ты ее будешь играть.

Б и л. Эту до конца света — еще девятнадцать часов. Потом моя роль станет другой. То будет божественная роль.

Н и к. (Дороти). Я не специалист по наркотикам. Но, похоже, он наглотался ЛСД.

Дороти. Не обижай Била. Он мальчик состоятель­ный. Может позволить себе и героин.

Б и л. (в диктофон). В их словах обо мне сквозило пре­небрежение. Но я не дал им вывести себя из равно­весия. Ведь они еще не знали, с кем говорят.

Н и к. Если я говорю не с обыкновенным психом, давай обсудим наше положение…

Б и л. Согласен. Садись.

Н и к. Только, может, для начала я попробую доныр­нуть до холодильника? Там еще осталось с десяток банок «пепси».

Бил достает из мешка две банки «пепси». Кидает одну Дороти, другую Нику.

(Открывая банку.) Один ученый попробовал обходиться в океане без пищи и воды. Ловил и ел рыбу. Продержался шестьдесят дней.

Б и л. Не заглядывай так далеко. Радуйся, если я раз­решу тебе дожить до утра.

Д о р о т и. Бил, сядь рядом со мной.

Б и л. Зачем?

Д о р о т и. Сядь. (Билу, который садится рядом, мяг­ко.) Я просила: не корчи из себя страшилище. С меня хватило Джима. Попробуешь выкинуть что-нибудь по­добное — считай, ты меня потерял. Ты понял?

Б и л. Да.

Д о р о т и. Значит, обещаешь быть паинькой? А теперь давай подумаем о возвращении на берег. И учтите вы оба — питаться сырой рыбой я не намерена, у меня не такой изысканный вкус.

Б и л. Я буду паинькой, крошка. Но будь паинькой и ты. Пусть все идет своим чередом. (Нику.) Жажду телесную ты утолил. Теперь поговорим о душе.

Н и к. О чьей?

Б и л. О человеческой. Всеобщей. Стоит ли ей сущест­вовать в мире, где не творится ничего, кроме зависти, страха и зла?

Н и к. Того не лучше. Дороти, я ошибся. Твой дру­жок проповедник, а не актер.

Б и л. Заметь, я не спрашиваю твоего имени. Кроме имени Дороти, все имена для меня пустой звук.

Н и к, А как насчет Била Чармерса — второго Христа?

Б и л. А так же, как и с ним. Не поминай это имя всуе, малыш.. Я буду задавать вопросы. От них зависит твоя жизнь.

Н и к. (Дороти). Почему он боится санитаров? Уж не сбежал ли он из психушки? (Билу.) Для начала ответь мне на этот вопрос.

Б и л. Ты не выведешь меня из терпения. Я мудр, как Кришна. (Дороти, объясняя.) Это великий индийский бог. Я невозмутим, как вождь племени Апачи. Итак: тебе нравится этот мир?

Дороти. Ответь ему, он не отстанет. У него такая игра.

Н и к. Я не задумывался. В общем, нравится. Хотя многое я не прочь и переделать.

Б и л. Его пытались переделать с самого сотворения. И не такие умники, как ты. Еще раз: тебе правится этот мир?

Н и к. Когда я родился, мне не оставили выбора. Мир — это жизнь. Как может не нравиться жизнь?

Б и л. Жизнь — это страх. Страх перед смертью. Как может нравиться страх? Страх унижает. Отнимает до­стоинство. Люди придавлены страхом, как стотонной глыбой. Они думают, что живут, а сами только и делают, что пытаются выползти из-под нее. Они превращаются в слизняков — противных сопливых слизняков — таким легче уползти из-под стотонного страха. Когда им кажется, что они забыли о страхе, они внушают себе: ах, до чего нам нравится жизнь. Но они не живут, а пытаются ухватить побольше, и этим выдают себя. Они стараются порезвиться в свое удовольствие, покуда их не прихлоп­нула смерть.

Дороти. (поглаживая Била по голове). Выключи диктофон. Ты повторял это потомкам уже тысячу раз.

Н и к. Пусть говорит, не мешай.

Б и л. Человек научился обманывать страх. Он думает: другой умрет раньше меня. Он болен — я нет. Я еще молод — он стар. Даже на войне он верил, что штык или пуля убьют соседа, а не его. Он всегда был подонком, потому, что любой ценой цеплялся за жизнь. Но время, когда каждый страшился в одиночку, прошло. Теперь страх завладел всем миром. Все знают: от смерти спасения нет. Она может настичь мир в одно мгновение. Все двинулись мозгами, понатыкали по материкам миллиарды ракет. И ждут, ждут, ждут. Чего они ждут, Дороти?

Дороти. Смерти, мой миленький.

Б и л. Они ждут смерти. Они стоят над пропастью. Пропасть тянет их. Они знают, что вот-вот окажутся на дне, но боятся прыгнуть, боятся покончить со своим страхом.

Н и к. Зачем им прыгать в пропасть, если можно от нее отойти?

Б и л. Они знают: отходить некуда. Если кто-то пона­тыкал по всей земле ракеты атомной смерти, значит, кто-то прикажет им взлететь. Достоинство человека обязывает его уничтожить в себе унизительный страх смерти, покон­чить с собой, не дожидаясь неизбежного конца. Но слиз­няки все ползут и ползут из-под стотонной громады. И это ползанье на брюхе под грузом страха они называют жизнью. Как можно спасти их достоинство, малыш?

Н и к. Надо лишить человека страха перед атомной смертью. Надо уничтожить атомную смерть.

Б и л. Ты веришь, что человек, живущий под грузом страха, может уничтожить атомную смерть? Это русская пропаганда. Они стараются затуманить нам мозги, а сами готовятся прибрать к рукам нашу страну.

Н и к. Зачем русским приходить сюда?

Б и л. Хотя бы затем, чтобы мы не пришли к ним. Если не покончить со всеобщим страхом, они придут и уничтожат нас. Они привыкли воевать. Привыкли мерз­нуть в своей Сибири. Им нечего терять.

Н и к. Ты видел русских?

Дороти. Мы с Билом видели русских. Он водит меня в киношку. Они бородатые и в сапогах.

Н и к. Они не все бородатые и не все в сапогах. (Билу.) И как же можно покончить с этой чумой всемирного страха?

Б и л. Я знаю как.

Дороти (как о ребенке). Да, он знает, но не скажет. Это его тайна.

Б и л. Сегодня это уже не тайна. Я скажу. Человечество недостойно жизни. И если оно стоит над пропастью, зачарованное бездонной глубиной, его надо туда столкнуть.

Н и к. Твой дружок сумасшедший. Валяй, Бил, сталки­вай. Если хватит силенок. А если нет, отводи душу, поболтай.

Б и л. Я.сделаю это. (В диктофон.) До конца света осталось девятнадцать часов восемнадцать минут.

Дороти. Ты мой кровожадный. Ты мой супермен. (Нику.) Один раз он убил собаку. Он не думал, что убьет. Он хотел только пошутить. Привязал ее к бамперу, и она бежала за машиной. Но потом он увлекся, прибавил газку. А когда увидел, что понаделал,— обливался слезами. Не старайся. Бил. На настоящего убийцу ты все равно не похож. Мальчики, подумаем, как нам добраться домой. Между прочим, пора бы и узнать твое имя.

Н и к. Называй меня Ником.

Д о р от и. Подай Билу руку, Ник. Я люблю иметь рядом не врагов, а друзей.

Н и к. (помедлив, Билу), Зачем ты взял на катер топор?

Дороти. Топор? Бил, разве у нас на катере был топор?

Б и л. Откуда мне знать. Катером занимается механик.

Н и к. Ни один нормальный механик не принесет на катер топор лесоруба. Зачем ты потопил катер, Бил?

Дороти. Он не потопил его. Катер сел днищем на риф. Вроде бы это не одно и то же.

Н и к. Если твой Бил чокнутый, он пойдет в психушку. Если нет — в тюрьму.

Дороти. Не валяй дурака, Ник. Подай ему руку. Ви­дишь, он начинает злиться.

Н и к. Предумышленное убийство. Это легко доказать. Ты свидетель. А я только по случайности не утопленник. Он побил днище топором. Он видел, что я смотрю на него в иллюминатор, он бил до тех пор, пока из дыры не стал хлестать океан.

Б и л. Ха! Ха-ха! Не слушай его. Он свихнулся. Или еще хуже — он шпион. Когда ему не удалось донести, куда я уплыл, он решил оклеветать меня. Он собачье дерьмо! Падаль! Он защищал русских. Не удивлюсь, если узнаю, что он на их стороне.

Н и к. Ты прав, умалишенный. Я на их стороне.

Дороти. О господи, Ник! Ты же нормальный парень. На их стороне! Почему?

И и к. Хотя бы потому, что я живу в Москве.

Дата добавления: 2015-08-03