ГЛАВА 26. Барли был очень сердит, и мне не приходилось его винить

Барли был очень сердит, и мне не приходилось его винить, но и я, совершенно не ожидая такого неприятного оборота событий, тоже основательно взбесилась. Злость моя только усилилась, когда первое мгновенье досады сменилось облегчением: я и не подозревала, пока не увидела его, как одиноко мне было в поезде, уносящем к неведомой цели и, быть может, к еще большему одиночеству напрасных поисков или к вселенскому одиночеству от невозвратной потери отца. Я знала Барли всего несколько дней, но теперь его лицо воплощало для меня знакомый мир.

Впрочем, сейчас это лицо было не слишком дружелюбным.

– Куда это, черт побери, ты направилась? Устроила мне гонку! Да что ты такое затеяла?

Последнего вопроса я пока предпочла не услышать.

– Я не хотела тебя беспокоить, Барли. Думала, ты уже на пароме и ничего не узнаешь.

– Ага, вернусь к мастеру Джеймсу, заверю его, что благополучно довез тебя до Амстердама, а тут как раз и сообщат, что ты пропала? Ого, то-то он меня поблагодарит!

Он шлепнулся на сиденье рядом со мной, скрестил на груди руки и закинул ногу на ногу (ноги протянулись через все купе). У него был с собой все тот же чемоданчик, а соломенные волосы надо лбом стояли дыбом.

– А ты с какой стати за мной следишь? – огрызнулась я.

– Паром сегодня задержался с отплытием. Какая-то поломка.

Теперь парень невольно улыбался.

– Я проголодался, как лошадь, вот и вернулся на пару кварталов раздобыть чаю с круассанами, и тут вижу – вроде ты тоже идешь не в ту сторону. Заметил тебя издалека, и даже не уверен был, что это ты. Думал, показалось, и спокойно принялся завтракать. Но совесть не давала покоя – ведь если это ты была, меня ждали колоссальные неприятности. Вот я и прошелся в ту же сторону и вышел к вокзалу. Меня чуть кондрашка не хватила, когда ты на моих глазах прошествовала на посадку. Он снова насупился.

– Дала ты мне жизни нынче утром! Пришлось бежать на другую сторону за билетом – только-только хватило гульденов, – а потом обшаривать весь поезд. А теперь он шпарит без остановки, так что и сойти-то нельзя.

Прищурив карие глаза, он покосился на окно, а потом на пачку конвертов у меня на коленях.

– Будь любезна объяснить, как это ты вместо школы оказалась в парижском экспрессе?

Что мне было делать?

– Извини, Барли, – смиренно сказала я. – Мне в голову не приходило тебя втягивать. Я правда думала, что ты давным-давно в пути и с чистой совестью можешь вернуться к мастеру Джеймсу. Я не хотела тебя беспокоить.

– Да ну? – Он явно ожидал продолжения. – Потому и решила прогуляться в Париж вместо урока истории.

– Ну… – Я пыталась протянуть время. – Отец прислал мне телеграмму, что у него все в порядке и мне можно на несколько дней съездить к нему.

Барли помолчал минуту.

– Извини, но не проходит. Телеграмма могла прийти только ночью, и тогда бы я о ней знал. И кто сомневался, что с твоим отцом «все в порядке»? Я думал, он просто уехал по делам. А что это ты читаешь?

– Это долгая история, – медленно проговорила я. – А ты и так уже считаешь меня странной…

– Еще какой странной, – сурово перебил Барли. – Но давай-ка, рассказывай, в чем дело. У тебя как раз хватит времени до Брюсселя, откуда мы пересядем на обратный поезд до Амстердама.

– Нет! – Крик вырвался у меня непроизвольно. Дама напротив зашевелилась, и я понизила голос.

– Мне обязательно надо в Париж. Со мной все в порядке. А ты, если хочешь, можешь сойти там и к вечеру будешь в Лондоне.

– Я могу сойти, да? А ты, значит, не собираешься? И куда же еще идет этот поезд?

– Нет, он идет до Парижа…

Барли снова ждал, скрестив руки. Он был еще хуже отца. Может быть, даже хуже профессора Росси. Мне на минуту представился Барли, как он стоит, скрестив руки, перед классом, озирая несчастных учеников пронзительным взором: «И что же привело Мильтона к ужасному заключению о падении Люцифера? Хоть кто-нибудь читал?»

Я сглотнула слюну и повторила еще более смиренно:

– Это долгая история.

– Времени хватит, – сказал Барли.

«Все мы смотрели друг на друга: я, Тургут и Элен. Я ощущал, как между нами возникает некая связь. Элен, желая, быть может, заполнить паузу, взяла и протянула мне голубой камушек, подложенный Тургутом к ее тарелке.

– Это древний символ, – сказала она. – Талисман от дурного глаза.

Я взял камешек, ощутив его гладкую поверхность, нагревшуюся в ее руке, и снова положил на стол.

Однако Тургута не так легко было отвлечь.; – Мадам, вы румынка? Элен молчала.

– Если это так, вам следует быть здесь осторожнее. – Он немного понизил голос. – Вами может заинтересоваться полиция. Между нашими странами нет дружбы.

– Я знаю, – холодно сообщила Элен.

– Но как вас узнала та цыганка? Вы с ней не заговаривали.

– Я не знаю… – Элен беспомощно пожала плечами.

Тургут покачал головой.

– Люди говорят, у цыган особый дар видеть. Никогда этому не верил, однако… – Он не договорил и погладил усы салфеткой. – Как странно, что она упомянула вампиров.

– Странно? – усмехнулась Элен. – Она просто сумасшедшая. Как все цыгане.

– Может, и так, может, и так… – Тургут задумчиво помолчал. – Но мне ее слова особенно удивительны, потому что они – моя вторая специальность.

– Цыгане? – не понял я.

– Нет, сэр, вампиры.

Мы с Элен дружно уставились на него.

– Шекспиром я зарабатываю на жизнь, а вампирами занимаюсь для души. У нас существует множество древних преданий о вампирах.

– У вас в Турции?.. Э-э, турецких преданий? – ошеломленно переспросил я.

– О, легенды, дорогие коллеги, восходят еще к Древнему Египту. Но здесь, в Стамбуле… начнем с того, что существует легенда, будто самые кровожадные из византийских императоров были вампирами, будто бы христианский обряд причастия они понимали как дозволение пить кровь смертных. Но этому я не верю. Я считаю, что все началось позднее.

– Ну… – Я опасался слишком открыто проявлять интерес, больше из страха перед каблучком Элен, чем из подозрения, что милейший Тургут состоит в заговоре с силами тьмы.

Но и сама Элен не сводила глаз с рассказчика.

– А легенда о Дракуле вам знакома?

– Знакома? – фыркнул Тургут, сверкнув глазами, и салфетка в его руках скрутилась в узел. – А вы знаете, что Дракула существовал в действительности, что он – лицо историческое? Кстати, ваш соотечественник, мадам… – Он поклонился Элен. – Он был господарь, воевода в Западных Карпатах в пятнадцатом веке. Личность, знаете ли, примечательная.

Мы с Элен кивали – просто не могли удержаться. Я, по крайней мере, не мог, а она, видимо, слишком увлеклась рассказом, чтобы замечать, что делает. Она склонилась к нему, и глаза ее сверкали тем же темным огнем, и сквозь обычную для нее бледность проступил румянец. Несмотря на волнение, я невольно отметил редкий миг, когда сквозь ее резкие черты, словно освещенная изнутри, проступала красота.

– Итак, – Тургут явно увлекся предметом. – Не утомляя вас скучными подробностями, скажу, что, согласно моей теории, Дракула сыграл важную роль в истории Стамбула. Мало кто знает, что мальчиком он жил заложником султана Мехмеда Второго, в Галлиполи, а потом восточнее – в Анатолии. Его отец сам передал его отцу Мехмеда – султану Мураду Второму – в залог договора, на шесть долгих лет, с 1442 по 1448 год. Отец Дракулы тоже не был джентльменом, – хмыкнул Тургут. – Солдаты охранявшей мальчика стражи были мастерами в искусстве пытки, и он, должно быть, многому у них научился. Однако, мои добрые сэры, – он сгоряча, как видно, забыл, что один из его собеседников женщина, – согласно моей теории, и он оставил на них свою мету^[31].

– Что же вы имеете в виду? – задохнулся я.

– Примерно с этого времени появляются письменные свидетельства о случаях вампиризма в Стамбуле. Гипотеза моя еще не разработана, и я, увы, не могу представить доказательств, но полагаю, что первой его жертвой стал турок – быть может, стражник, с которым подружился мальчик. Он занес в нашу империю эту заразу, и после она пришла в Константинополь вместе с Завоевателем.

Мы, онемев, смотрели на него. Мне пришло в голову, что, согласно легенде, вампирами становятся только после смерти. Значит, Дракула был убит уже тогда, в Малой Азии, совсем юным, и уже тогда стал не-умершим, или он просто обрел тогда странные вкусовые предпочтения и внушил их другим? Я напомнил себе обязательно расспросить Тургута, когда мы познакомимся с ним поближе.

– О, хобби у меня довольно оригинальное. – Тургут снова расплылся в искренней улыбке. – Простите, что я оседлал любимого конька. Жена уверяет, что я бываю невыносим.

Сияя, он приветствовал нас изящным царственным жестом, подняв в тосте свой кувшин, прежде чем отхлебнуть из него.

– Однако, клянусь, одну вещь я могу доказать! У меня есть доказательства, что султан боялся его как вампира.

Он ткнул пальцем в потолок.

– Доказательства? – эхом отозвался я.

– Да! Я обнаружил их несколько лет назад. Султан так интересовался личностью Влада Дракулы, что после его смерти собрал у себя часть его бумаг и принадлежащих ему вещей. Султан, разумеется, ненавидел Дракулу, убившего множество турецких солдат, но архив был основан по другой причине. В 1478 году султан даже писал паше Валахии, спрашивая, не сохранилось ли у того каких-либо записей о Владе Дракуле. А зачем? Затем, пояснял он, что собирается основать библиотеку, для противостояния злу, распространившемуся в городе после его смерти. Вы понимаете? Разве мог бы султан бояться мертвого врага, если бы не верил в его возвращение? Я разыскал копию ответного письма паши, и, – он ударил кулаком по столу и торжествующе улыбнулся, – я нашел библиотеку, созданную, чтобы отразить зло!

Мы с Элен застыли как статуи. Слишком невероятным представлялось подобное совпадение. Наконец я собрался с силами, чтобы спросить:

– Профессор, это, случайно, не то хранилище, что основано султаном Мехмедом Вторым?

Теперь уже он уставился на нас во все глаза.

– Клянусь своими сапогами, вы и вправду великолепный знаток истории. Вы интересовались этим периодом?

– Да, весьма, – отвечал я, – и нам бы… очень хотелось увидеть найденный вами архив.

– Разумеется, – заверил Тургут, – с величайшим удовольствием. Жена моя будет сражена, что кто-то хочет его видеть, – хмыкнул он. – Однако, увы! – прекрасное здание, где он хранился, снесли, чтобы расчистить место министерству дорожного строительства – тому вот уже восемь лет. Такой был прекрасный особнячок в старом центре, у Голубой мечети. Такая жалость!

Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Так вот почему никто ничего не знал об архиве Росси. – А документы?

– Не тревожьтесь, добрый сэр. Я сам позаботился, чтобы они были переданы Национальной библиотеке. Их необходимо сохранить, даже если никто не интересуется ими, как я.

По его лицу, впервые после стычки с цыганкой, пробежала тень.

– В старом городе, как и в иных местах, еще обитает зло, с которым нужно сражаться.

Он взглянул в глаза мне, потом Элен.

– Если вам нравятся старинные диковинки, я с радостью проведу вас туда завтра утром. Сегодня там, конечно, уже закрыто. Я знаком с библиотекарем, который позволит вам ознакомиться с коллекцией.

– Огромное вам спасибо… Но каким образом… как случилось, что вы увлеклись столь необычной темой?

Я не смел оглянуться на Элен.

– О, это долгая история, – покачал головой Тургут. – Я не позволю себе наскучить вам…

– Нам ничуть не скучно, – настаивал я.

– Вы чрезвычайно любезны. – Он несколько минут молчал, протягивая между большим и указательным пальцем кончик вилки.

За окном нашего кирпичного алькова гудели, разъезжаясь с велосипедистами, машины, проходили перед окном прохожие – словно актеры через сцену: женщины в ярких платьях, с платками и шарфами на головах, с длинными золотыми серьгами в ушах, и другие, в черных платьях, с крашенными хной волосами; мужчины в европейских костюмах в белых сорочках и галстуках. До нашего столика доносилось дыхание теплого соленого ветерка, и мне представились корабли со всего света, несущие изобильные товары в сердце империи – сначала христианской, позже магометанской – и причаливающие прямо к городской стене, обрывающейся в море. Затерянный в лесах замок Дракулы, с его варварски жестокими обычаями, казался невообразимо далеким от этого древнего города-космополита. Неудивительно, что валашский князь ненавидел турок, а они его. И все же турки Стамбула, живущие в окружении золотых и бронзовых статуй, базаров и книжных лавок и множества храмов, были ближе христианской Византии, нежели Влад, охранявший от них свои рубежи. Отсюда, из средоточия цивилизованного мира, он представлялся лесным дикарем, провинциальным чудищем, средневековым вариантом дикого индейца. Мне вспомнилась гравюра в энциклопедии – тонкое длинноусое лицо над придворным платьем. Здесь крылся некий парадокс.

Видение растаяло, изгнанное голосом Тургута:

– Скажите, друзья мои, чем вызван ваш интерес к Дракуле?

Он смотрел на нас через стол с деликатной – или подозрительной? – улыбкой.

Я оглянулся на Элен.

– Видите ли, пятнадцатый век европейской истории может расширить тему моей диссертации. – Я немедля поплатился за неискренность чувством, что ложь моя вполне может стать правдой.

Бог весть когда мне снова представится возможность сесть за диссертацию, думал я, и только расширения темы мне сейчас и не хватало!

– А вы, – не отступая, продолжал я, – как вы перескочили от Шекспира к вампиру?

Тургут грустно улыбнулся, и его спокойная откровенность еще более пристыдила меня.

– А, странное и довольно давнее дело. Видите ли, я работал над второй книгой о Шекспире – о его трагедиях. Писал каждый день понемногу в маленькой… как это называется?, нише на кафедре английской литературы. И однажды нашел там книгу, которой не видел раньше.

Он снова повернулся ко мне с печальной улыбкой, а меня уже бил ледяной озноб.

– Книга, непохожая на другие книги, пустая, очень старая, с драконом посредине и словом – «Drakulya». Я прежде ничего не знал о Дракуле. Но картина была странная – и сильная. И тогда я подумал: «Я должен узнать, что это». И я постарался узнать все.

Элен сидела, застыв так же, как и я, но при этих словах она встрепенулась и тихо, жадно спросила:

– Все?

Мы с Барли подъезжали к Брюсселю. Я не заметила, как пролетело время, – но на простой и краткий пересказ услышанного от отца у меня ушел не один час. Барли смотрел мимо меня в окно: на маленькие бельгийские домики и садики, грустившие под завесой туч. Порой солнечный луч пробивался сквозь мрак, высвечивая поблескивающий шпиль церкви или темную от времени заводскую трубу в окрестностях Брюсселя. Голландка тихонько похрапывала; журнал соскользнул с ее колен на пол.

Я собиралась перейти к описанию последних недель, рассказать о постоянной тревоге отца, его нездоровой бледности и странном поведении, но тут Барли вдруг повернулся ко мне.

– Ужасно странно, – объявил он. – Не понимаю, как можно поверить такой дикой истории, но я почему-то верю. По крайней мере, хочу верить.

Мне пришло в голову, что я впервые вижу его серьезным: раньше он –либо все время улыбался, –либо, совсем недавно – злился. Его глаза – клочки небесной синевы – превратились в щелки.

– Забавно, что все это мне кое о чем напоминает.

– О чем? – У меня даже голова закружилась оттого, что спало напряжение.

Он поверил!

– Ну, в том-то и странность. Сам не пойму, о чем. Что-то такое с мастером Джеймсом. Но что именно?

Дата добавления: 2015-07-26