Вопрос о предшественниках 4 страница

Следует сразу же добавить, что эта система значений означаемых и означающих формируется соответственно не из фоно-акустического и логико-психологического материала, но именно она превращает этот материал в определенные фигуры: в этом смысле она является формой (К. О. Л. 113). Эта форма абстрактна с точки зрения конкретных явлений, данных нам в ощущениях (но Соссюру весьма сложно называть ее таковой после полутора веков восхищения конкретными явлениями: см. ниже № 70); она является конкретной с точки зрения сознания говорящих, ограничивающихся этой системой в речи (К. О. Л. 103 и ел.). Язык как форма берет свои значения у них и у них одних и является формой, совершенно социальной (К. О. Л. 79 и ел.). Эти формальные характеристики можно измерить только в синхронии; но, поскольку эти характеристики являются результатами разного рода случайностей, произошедших с течением времени (К. О. Л. 80), язык как форма также является совершенно историческим (ibid.).

Если наша интерпретация верна (она будет проверена в примечаниях, соответствующих упомянутым пунктам), становится совершенно ясно, что хотел сказать Соссюр, говоря об «основной истине» и об «основном принципе». Произвольность знака занимает первое место в ordo rerum: это фундамент, на котором возводится здание языка как формы, это фундаментальное правило лингвистической игры. Различие между языком как формой и речью как реализацией содержания и фоно-акустической реализацией является основной истиной, к которой приводит признание полной произвольности знака. Но для признания этой характеристики следует «вновь опуститься до

ПРИМЕЧАНИЯ

конкретного» (Прието), до отдельных, индивидуальных, неповторимых актов речк. Это означает, что в изложении prius (прежде) должен быть не «основной тезис» или «основной принцип», а анализ конкретного, то есть обсуждение темы, которую мы встречаем в 1759-1765 В Энглер и которая приводит к вопросу, на каком основании говорящие идентифицируют два акта, различных с фоно-акусти-ческой и психо-семантической точки зрения. Другими словами, если вся эта интерпретация верна, К. О. Л. должен был бы начинаться страницами 249-250 и 150-152 о диахронной и синхронной идентичности, затем должно было следовать признание произвольного характера знака, а значит, формального характера языка, и первая часть должна была бы завершиться анализом методологического различия между рассмотрением языкового явления как явления, представляющего определенное значение (язык), и как фоно-акусти-ческого или психологического проявления (речь).

Издатели же, напротив, увлекшись материальностью утверждения, адресованного Соссюром Ридлингеру, о приоритете различия между языком и речью, поставили это различие в начало К. О. Л.: без какого-либо контекста, без объяснения, кроме обещания гарантировать лингвистам автономию (см. № 51), это различие предстало как необоснованное, было всеми способами опровергнуто и неправильно понято. Также неправильно был понят и «основной принцип» произвольности, оторванный от всех пояснений (не считая посредственного дидактического примера) и открывающий собой первую часть (см. К. О. Л. 69, 70). Весь это комментарий имеет целью возразить всем тем, кто утверждает, что великие соссюровские тезисы висят «in der Luft» (в воздухе) (Роггер); но следует признать, что до того, как Го-дель (S. М.) восстановил истинный смысл соссюровских идей, было трудно избежать подобных высказываний (лишь такие гениальные личности, как Ельмслев, могли интуитивно восстановить прочный и глубокий фундамент тезисов), цель комментария—возразить всем тем, кто представил и представляет идеи Соссюра как совокупность тезисов, идущих друг за другом без какой-либо внутренней логической связи, но такое представление почти неизбежно, если за основу берется «вульгата» К. О. Л., •е которой взаимосвязи различных тезисов, взаимосвязи, выявлению которых Соссюр посвятил всю свою жизнь, нарушены произвольным дроблением частей, к которым обращались издатели..

Учитывая все это, в традиционных комментариях почти неизбежной была интерпретация дихотомии языка и речи как различия между двумя отдельными, противоположными реальностями, двумя разными «вещами» (одной — в обществе, другой — в душе индивидуумов); оставалось только тем или иным образом упрекнуть Соссюра (материалисты обвиняли его в идеализме, спиритуалисты—в грубом позитивизме) за это разделение.

Исторические очерки о проблемах интерпретации и теоретических рассуждениях: Coseriu 1951;! 962. 18 и ел., Spence 1957 (см. также Spence 1962), Слюсарева 1963. 35 и ел.

Ниже приводится библиография, относящаяся к категории различия: АЬ-sil 1925; Amman 1934. 261-62 (абстрактный характер языка), 267-68 (трудность различия); Baldinger 1957. 12 (коллективный виртуальный язык, актуализированная индивидуальная речь), 21 (различие между семасиологией и стилистикой и его фундамент); Bally 1926; Bolelli 1949. 25-58; Brondal 1943.92 и ел.; Будагов 1954.11 (упрек в абстрагировании от языка); Чиюбава 1959. 97-994; Devoto 1951. 3-11; Domszewski 1930, 1933 о и b, 1958 (источники различия); Gardiner 1932.62106 и ел. (защита дихотомии от критиков); Gardiner 1935; Gill 1953; Gipper 1963. 19 и ел.;

Herman 1936. 11; Jespersen 1927. 573 и ел., 585 и ел. (весьма негативная критика), 1933.109 и ел. (также); Selected Writings 398 (также); Jespersen 1925. 11,12, 16-23,125; Junker 1924. 6 и ел.; Korinek 1936. 45^t6; Lemy 1965. 85-87; Lohmann 1943; Malmberg 1945. 5-21,1954.10-11,1963. 8 и ел.; Mailer 1949, Otto 1934.179 и ca.-.Pagliaro 1952.48-61; Pagliam 1957. 377; Palmer 1954. 195; Penttila 1938; Pierson i. L. Three Linguistic Problems// S. L. 7. 1953. 1-6; Langue—parole? Signifiant—signifie—signe? // S.L. 1964.17.13-15; Rogger 1941.173-83; Rogger 1954 (против тезиса об актуализации); Щерба 1957; Schmiat 1963 (язык как потенциальность, речь как действительность); Sechehaye 1933; Sechehaye 1940; Spang-Hans-sen 1954.94; Terracini 1963.24,26 (абстракция); Tezisy 1962; Vasuiu 1960;

Vendryes 1921 (=1952.18-25); Verhaar 1964.750 и ел.; Vidos 1959.108-10;

Vmay-Darbelnet 1958. 28-31; Волков 1964; Wartburg—Ulhnam 1962. 4-6;

Waterman 1963. 64.

О предвосхитивших соссюровские дихотомии см. выше 287 и ел.; добавим сюда мнение Пизани, согласно которому различие производится «под внешними социологическими обликами», А. Шлейхера и Макса Мюллера.

О параллелях с соссюровскими различиями в математической лингвистике и в теории информации в моррисовской семиотике и в философии позднего Витгенштейна см.: Herdan 1956.80; Ellisll Zeichen и. System 1.48. Вена, 1963. 3 и ел., ср. выше 378, ниже № 66. Коэн (1956.89-90) отбросил соссюровское различие как идеалистическое (см. также работу Timpanaro S. Considerazioni sul materialis-mo//Quademi piacentini 5: 28. 1966. 76-97. P. 96-97, обсуждавшуюся в DeMauro: Strutturalismo idealista?//La Culture. 1967.5.113-116).

[66] Итак, интерпретация языка как «кода» восходит к Соссюру; эту точку зрения находим также у Martinet 1966. 29, Lepschy 1966. 30-31 и т. д.

[Ь7] То есть речь для Соссюра является как актом коммуникации, так и отдельным результатом, особым языковым инструментом, используемым в действии, как в этом акте коммуникации (см. выше № 63). Еще сегодня, следуя за Prieto 1966, говорят о двух сторонах речи, «содержании» и «звуковой форме» (phonie): оба термина являются nomina actionis, но

ПРИМЕЧАНИЯ

используются также и как потта rei. Можно упрекать Соссюра в том, что он не определил терминологическое различие между Sprechhand-lung (речевым действием) и Sprachwerk (языковым механизмом) (используя различие и уточнение Buhler 1934. 48 и ел.), но в этом отрывке различие концептуально ясно, а отсутствие терминологического различия присуще в аналогичных случаях всем индоевропейским языкам, а также лингвистической терминологии. Vachek 1939. 95-96, напротив, утверждает, что речь идет о концептуальной ошибке в той мере, в какой пункт 1 («...комбинации, в которых...») принадлежит сфере языка.

[68] Это высказывание имеет позитивистскую окраску: оно встречается в начале Trattato di sociologia generate, В. Парето (I, 1, 108—119). В действительности же «дискуссия с вещами», попытки «исходить из вещей, а не из слов» суть миражи профессоров либо неудачные метафоры. Нам никогда не освободиться от сетей вербальных символов, с помощью которых мы идентифицируем наш опыт: это возможно лишь в той мере, в какой мы можем отказаться от одной сети в пользу другой, либо изменить ту, которой мы располагаем, обогащая, улучшая ее и т. д. Впрочем, существует доказательство того факта, что Соссюр так и не освободился от того, чтобы «исходитьиз слов» в сложных случаях, дискуссиях и полемике вокруг проблемы перевода на другие языки триады язык—речь—речевая деятельность (langue—parole—-langage) (но это доказывает также, что научная работа может соответствующим образом дать некоторым тонким техникам широкое лингвистическое применение);

АРАБСКИЙ ЯЗ.: lisan «язык», kalam «речь» (Kainz 1941. 19-20). ЕГИПЕТСКИЙ ЯЗ.: mudet «язык», w «речь» (Gardiner 1932. 107). ГРЕЧЕСКИЙ ЯЗ.: γλώττα «язык», λαγός «речевая деятельность» (Kainz 1941. 19-20).

ЛАТИНСКИЙ ЯЗ.: lingua «язык», sermo «речевая деятельность— речь», oratio «речевая деятельность—речь» (Kainz 1941. 19-20).

НЕМЕЦКИЙ ЯЗ.: Еще более чем в английском, мы увидим это ниже, перевод соссюровских терминов на немецкий язык представляет собой проблему: на обыденном уровне термин Sprache колеблется между значениями язык и речевая деятельность, термин Rede— между значениями язык, речь, слова (discours). Отсюда необходимость ввести на техническом уровне третий термин и одновременно с этим уточнить значение двух уже существующих терминов. Это приводит к многочисленным попыткам, показывающим отсутствие варианта, принятого повсеместно. Ломмель решил при переводе оставить за Sprache значение язык, обозначить речевую деятельность как menschlische Rede («человеческая речь»), аречь как Sprechen (франц. «Ie parler» — речь, язык, манера говорить, этот вариант с большим или меньшим постоянством принимают Dieth—Brumier 1950. 3, 16, Wartburg—Ullmann 1962. 4, Gipper 1963. 19). Другие предпочли назвать речь Rede (Baldinger 1957. 12,21, Pentila 1938, Wartbwg—Ullmann 1962. 6), что, учитывая двух- и даже

трехвалентность Sprache на обыденном уровне (Gipper 1963. 22 и ел.) приводит к использованию для уточнения различных производных:

Sprachtum «язык», Sprechakt «речь», Sprache «речевая деятельность» (Herman 1936.11; Otto 1934. 174,182); Sprachgebilde «язык», Sprechakt «речь», Sprache «речевая деятельность» (Trubeckoj 1939 5); Sprachbesitz «язык», Gesprach, das wirkliche Sprechen «речь», Sprache «речевая деятельность» (Porzig 1950. 108); (Mutter)Sprache или (Einzel)Sprache «язык», Sprech(akt) «речь», Sprach(jahigkeit) «речевая деятельность» (Gipper 1963. 22 и ел.).

АНГЛИЙСКИЙ ЯЗ.: Перевод трех соссюровских терминов представляется проблематичным. Заимствование из старофранцузского language на обыденном уровне имеет скорее значение «язык» («idiome»), чем «языковая деятельность», и является полным эквивалентом язык» (см.: Palmer 1924.40; Jespersen 1925. 11-12; Gardiner 1932.107 и ел.;

до недавнего перевода Баскина (Baskin); но Lepschy в своем указателе терминов, сделанном, кроме того, на пяти языках, в Martinet 1966. 207 и ел., предлагает language как двусмысленный эквивалент языка и речевой деятельности). Переводы речи и речевой деятельности колеблются в большей степени, с большими или меньшими основаниями и успехом были приняты термины speech и speaking. Speech соответствует/?ечм согласно Gardiner 1932.107 (но см. ниже Kainz 1941.19-20, Sommerfelt 1952. 79, Carmll 1953. 11-12, Malmberg 1963. 9), но оно, по-видимому, означает и речевую деятельность у того же Gardiner 1935. 347 (см.: Coseriu 1962. 24) и означает речевую деятельность у Palmer 1924.40, Jespersen 1925.11-12. Перевод W. Baskin представляет собой блестящее решение, которое, вероятно, станет окончательным: он выбрал language для обозначения языка, speech или human speech для обозначения речевой деятельности и speaking (франц. «Ie parlen>) для языка.

ИСПАНСКИЙ ЯЗ.: Lengua, lenguaje и habia (см., например, перевод Alonso А. С. 54 и ел.) четко совпадают с языкам, речевой деятельностью и речью (однако встречаются также circuito de la palabra, palabras, с.53-54).

НИДЕРЛАНДСКИЙ ЯЗ.: Использование также колеблется; tool означает в основном язык (Gardiner 1932.107), spaak означает речевую деятельность и речь, а это второе значение может передаваться rede (Gardiner, но см. Kainz 1941. 19-20).

ВЕНГЕРСКИЙ ЯЗ.: Язык обозначается nyelv (франц. «язык» — «idiome»), речь — beszed (франц. «речь» — «discours»), речевая деятельность— nyelvezef (Lorinczy Е. Saussure magyar forditasa ele. Op. cit. P. 282).

ИТАЛЬЯНСКИЙ ЯЗ.: Перевод пары язык— речевая деятельность не представляет трудности в итальянском языке, способном на lingua—linguaggio. Уточнение в соссюровском смысле этих двух терминов отныне принято едва ли не всеми: лишь несколько философов от науки и от языка под влиянием английского термина language, мало

ПРИМЕЧАНИЯ

осведомленные о происходящем в лингвистике, продолжают использовать linguaggio в значении «язык» (см. недавний перевод Philosohpische Untersuchungen Л. Витгенштейна, Турин, 1967, выполненный Trinchero I, с. 9,10 и ел.). Перевод термина речь, напротив, представляет собой проблему. Наиболее близкий итальянский эквивалент—естественно, раго-1а. Вне контекста этот перевод может показаться допустимым: из 21 значения франц. слова parole (речь), представленного, например, в словаре Petit Larousse, лишь одно (франц. porter la parole— «проповедовать») не представлено или плохо представлено итальянским термином parola, а в итальянском словаре, по объему сходному с Larousse, например в Zingarelli, все значения parola могут быть переданы фран-цузскимраго/е. Но анализ этих словарей обнаруживает расхождение в действительном употреблении двух терминов в их различных значениях: из 21, значения, указанного в Larousse, одно близко к «vocable» («слово»), тогда как остальные 20 близки скорее понятию «манера выражаться, вербальное проявление»; в аналогичном итальянском словаре ситуация обратная и половина примеров приближается к «vocable» («слову»). А при более тщательном анализе можно увидеть, что итальянские фразы, в которых parola имеет значение «вербальное проявление», являются в некотором роде исключениями (устаревшее: Se io ho ben la tua parola intesa; религиозные: la parola delSigni-ore, il dim della parola; полубюрократические: chiedere la parola. dare la parola) и что использование parola в значении «vocable» («слово»), напротив, распространено, тогда как во французском языке ситуация обратная. Иными словами, в подавляющем большинстве случаев итальянское раго/а соответствует не французскому parole (речь), а французскому mot («слово»). Именно здесь заключается очевидный источник затруднений: в тексте, где не говорится о слове (mot), parole (речь) может вполне быть переведено (с незначительным искажением языкового обычая) как parola; но в тексте, где речь идет и о слове (mot) и в котором, следовательно, возникнет parola в значении «vocable» («слово»), перевод французского parole (речь) итальянским parola приводит к очевидной двусмысленности. Тем не менее этот перевод был принят Pagliaro 1957.32, Lepschy в Martinet 1966. Он не был принят при переводе на итальянский язык К. О. Л. Есть и другие переводы, уже принятые или возможные: пишут PAROLA, если слово означает речь, и parola, если оно означает слово (mot) (Devoto, личное письмо от 12 февраля 1964 г.); переводят как «atto linguistico» (Conte М. Е. Sigma 10,1966.45), однако теряя при этом двусмысленность термина речь (см. выше № 66);

переводят как (il)parlare или espressione, что позволяет избежать опасности, подстерегающей нас в предыдущем случае, но в варианте возникает довольно тяжеловесное выражение, а во втором—двусмысленность, учитывая связь, установленную на уровне культуры, между espressione и эстетико-лингвистической концепцией Кроче. Предпочтительней оставить в итальянском языке французское слово.

ПОЛЬСКИЙ ЯЗ.: язык переводится Ksmjizyk, речевая деятельность как тема, речь как mowajednostkova.

РУССКИЙ ЯЗ.: фр. langage переводится как речевая деятельность (Введенский 1933.12; Lepschy в Martinet 1966.211, напротив, дает в качестве эквивалента язык), langue и parole переводятся как язык и речь (Введенский. Ор. cit.; Валков 1964; Lepschy cit.; и т. д.). ШВЕДСКИЙ ЯЗ.: язык обозначается как sprak, речь может обозначаться как to/, но, как правило, с уточнением talsom konkretfenomen (или с уточнением подобного рода), поскольку tal в качестве изолированного слова может обозначать и речевую деятельность (Regnell 1958. 10; Maimberg. Spraket och mdmiksan. Стокгольм, 1964. С. 12; Kaim 1941.19-20). Все это наводит на мысль, что Соссюр, хотя и проповедовал веру в «вещи», с меньшими затруднениями смог разработать свое классическое деление на три части, поскольку он использовал при этом французский язык (в этом духе см. Kronasser 1952.21).

[69] О проблеме обучения языку Л. Витгенштейн написал страницы, ставшие классикой, и, кроме того, совершенно в духе Соссюра (Phihsop-hische Untersuchungen, § 1 и ел.).

Проблема обучения ребенка родному языку лишь едва затронута Сос-сюром (см. выше 17, № 49); по этому вопросу сегодня существует обширная библиография, которую можно найти в обзорных трупах Miller G. Langage et communication, Paris, 1956 (полезно будет также прочитать с. 191-234, написанные под воздействием ассоцианизма), Language Acquisition, Bilingarism and Language Change (очерки J. B. Carrol, R. Jakoo-son, М. Halle, W. Е. Leopold. J. Berco и других авторов) в Psycholinguis-tics. New York, 1961, p. 331 и ел., Titone R. La psicolinguistica oggi, Zurich, 1964. Следует заметить, что поскольку, помимо возможности использования историко-естественного языка, у Соссюра была способность разделять и группировать содержания в означаемые, а звуковые формы в означающие, соединяя одни и другие (см. прим. 56), К. О. Л в плане теории обучения гармонирует скорее с позициями Ж. Пиаже (№ 56), чем с позициями бихевиористов и ассоцианистов. Этим объясняется широкое использование соссюровских тезисов в недавних исследованиях по теории обучения; см.: Francescato G. II linguaggio infantile. Strutturazione eapprendimento. Turin, 1970. P. 25,26,78-79, 109-111,113, 114,119,192,195.

[70] Согласно Hjelmslev (1942. 37 и ел.) в этом отрывке следовало бы видеть также присутствие понятия языка как нормы, регулирующей языковое поведение различных социальных групп (см. К. О. Л. 15, № 45). Отметим, что в рукописных первоисточниках в 4-м абзаце письменность ни разу не упоминается (263-269 Энглер). То есть идея о том, что подтверждением конкретного характера знака и возможности его реализации является возможность его письменной фиксации, не принадлежит Соссюру, а является попыткой издателей интерпретировать его мысль. Сегодня в рамках гносеологии, совершенно отличных от тех, в

ПРИМЕЧАНИЯ

которых Соссюр развивал свою мысль, эти термины нам понятны. Сос-сюр показал, что отождествление двух различных звуковых форм или двух различных содержаний не базируется и не может базироваться на звуковом или психологическом сходстве, что оно базируется на интерпретации той и другой звуковой формы или того и другого содержания как сигналов одного типа, как физически и психологически разное использование идентичных языковых единиц. Эта идентичность, лишенная физико-акустических и логико-психологических подтверждений, является единственным доказательством того факта, что внутри определенного общества и определенной культуры содержания объединены в одни классы, а не в другие (означаемые), и звуковые формы в одни классы, а не в другие (означающие). Таким образом, введение разграничений в массе содержаний и в массе звуковых форм является введением произвольным (разграниченные реальности, не мотивированные физиологическими, акустическими, психологическими, логическими характеристиками). Такие разграничения являют собой абстрактные схемы, по которым устанавливаются конкретные содержания и звуковые формы. Само собой разумеется, что эти абстракции в действительности работают «конкретным» образом, когда они регулируют языковое поведение индивидуума.

Придя к этому двойному заключению («абстрактный» характер языковых единиц и их «конкретное» действие), Соссюр наталкивается на гносеологическое и терминологическое препятствие, связанное с его эпохой и его образованием. Анализы Соссюра располагаются на заднем плане гносеологии Канта, идеалистической и позитивистской. В такой гносеологии абстракция — это «eine negative Aufinerksainkeit» (отсутствие внимания) (Кант), это нечто ограниченное, отделенное или еще «Falsch» (ложное) (Гегель), в самых начальных позитивистских интерпретациях она не имеет силы «факта» (Эйслер 1927. sv. Abstrakt, Abstrak-tion, Abbagnano 1961 sv. abstrazione). Тогда как абстрактное есть «ein isoliertes, unvollkomenes Moment des Begriffs» (изолированный несовершенный момент представления) (Гегель. Werke. V. Р. 40) живое есть «schlechthin Konkrete» (совершенно конкретное) (Eisler. Op. ей.).

Движение по переоценке «абстрактного» имеет сложные и разнообразные корни, с точки зрения философии и общей гносеологии можно назвать повторное открытие роли условных и абстрактных символических единиц, сделанное, отталкиваясь от различных положений, такими исследователями как Ch. S. Pierce. Coll. Pap. 4.235, 5.304; Е. Mach. Erkennt-niss und In-turn. Skizzen zur Psychologie der Fonnen, Leipzig, 1905, гл. VII;

Е. Cassirer Philosophic der symbolischen Formen, изд. 2-е, 3 т., Оксфорд, 1954; J. Dewey Logic Theory of Inquiry, Нью Йорк, 1938, гл. 23; R. Car-пар. Empiricism, Semantics and Ontology // Revue Internationale de Philosophic, 4,1950. 20-40; см. также случаи непонимания и дискуссии, упоминаемые Barone F. II neopositivismo logico, Турин, 1953, с. 371 и ел. Определенную роль в этом философском движении сыграл А. Марта (см.

Eisler, Absrakti). Помимо философии следует упомянуть и другие разделы науки: психологию восприятия, генетическую гносеологию, различным образом содействовавшие выявлению важности процессов абстрагирования и абстрактных единиц. Соссюр принадлежит к корням этого движения. Но как раз по этой причине, не располагая достойными гносеологическими основами и соответствующей терминологией, он вынужден, с одной стороны, признавать и подчеркивать неконкретный, формальный, а следовательно, и абстрактный характер языковых единиц (К. О. Л. 113); но, с другой стороны, связанный терминологией и гносеологией, в которой абстрактное означает не более чем «второстепенное» (marginal) (Пирс), «нереальное», «ложное» (irreel, faux,), он вынужден заявить, что единицы языка «вовсе не абстрактные» (263 Engler), поскольку они действительно функционируют (К. О. Л. 137, 183 и ел.). И для указания их неконкретного, нематериального характера он решается заявить, что они являются «духовными», «нематериальными» (spirituelles) (263 Engler), вовсе не являясь при этом спиритуалистом (см. постоянные ссылки на неврологическую и мозговую реальность языка.

[71] Первоисточники абзаца—четыре лекции: две (4 ноября 1910г. и 25 апреля 1911 г.) из третьего курса и две (12 и 16 ноября 1908 г.) из второго; см. S. М. 66-67, 77,103.

[72] Конечно, потому что выработка и контроль за функционированием других возможных семиотических систем происходит для человека внутри какого-либо исторического языка. Кроме того, исторический язык создан таким образом, чтобы дать возможность осмысления любого человеческого опыта (так называемое «невыраженное» является таковым лишь по отношению к лучшему выражению, оно должно быть выражено тем или иным образом, чтобы о нем можно было говорить), это отличает язык от неязыковых семиотических систем.

[73] Соссюр несомненно думал о семиотике до 1900 г., он говорит о ней в Навиле в 1901 г. (см. с. 263, № 9). О термине см. 287 и № 12.

Об отношениях с Пирсом см. К. О. Л. 70, № 139. О семиотике (пользу которой оспаривают Borgeaud—Brocker—Lohmann 1943.24) см.: Frei 1929.33,246; Firth 1935.50 и ел.; BuyssensE. Les langa-ges et les discours. Essai de linguistique fonctionnelle dans Ie cadre de la semio-logie. Bruxelles, 1943; Sprang-Hansen 1954.103-105; Hjelmslev 1961.107 и ел. (который, помимо исследований Buyssens, видит применение семиотики в структурных этнологических исследованиях П.Богатырева). Наиболее системные и успешные исследования в данной области были проведены L. Prieto, см.: Principes deNoologie. La Haye, 1964 и Messages et signaux. Paris, 1966. См. также об известной интерпретации из этой области исследований: Barth R. Elements de semiologie. Paris, 1964.

[74] Из рукописных первоисточников видно, что Соссюр продолжительное время настаивал на критике концепции языка как номенклатуры, словника (302 и ел. Engler). Об этом можно прочитать и у Ельмслева 1961.49

ПРИМЕЧАНИЯ

и ел. (относится к 1943 г.). Martinet 1966.15-17 (относится к 1960 г.). Издатели Курса не обратили внимания на эту критику, как и множество современных лингвистов, не понявших ее значения и продолжающих ограничиваться концепцией номенклатуры, происхождение которой восходит к Аристотелю (De Mawo 1965.73 и ел.). Примеры тому находим в семантических теориях С. Ульмана и Л. Антала (De Mawo 1965. 170-73; об Ульмане см. также выше 280 и № 129). Итак, вполне понятно, почему понятие произвольности знака в/С. О. Л. долгое время омрачалось неудачным примером и в особенности банальной интерп'-ретацией: понятие базируется на открытии произвольности объединения значений в дискретные означаемые, открытии, связанном с критикой концепции языка как номенклатуры. Но об этом см. К. О. Л. 70-71 и прим.

[75] Первоисточники главы—различные лекции второго и третьего курса:

S. М.103.

[76] Это понятие языка-схемы согласно Ельмслеву (см. К. О. Л. 15, №45). См., однако, К. О. Л. 55, где определенное место отводится феномену инертности речевых органов как условию структуры фонематических систем. Но зги условия не играют решающей роли, фонематические различия могут быть и являются различными в различных языках, и значит, исследование фонации не дает рамок фонематических систем.

Сравнение отношения язык—речь с отношением симфония—исполнение также убедительно приводится последователями Хомского:

KatzJ. J., Posrtal P. М. An Integrated Theory of Linguistic Description // Cambridge (Mass.), 1964. P. IX

В следующем абзаце, где отмечается опосредованное воздействие фонетических изменений на организацию языка, появляется, согласно Ельмслеву, понятие языка как узуса, о котором см. К. О. Л. 79,115.

[77] Об использовании термина «психический» для определения языка и его исследования см. выше К. О. Л. 22, № 70.

[78] См. выше №65.

[79] О понимании языка как «модели» и вообще об использовании моделей в лингвистики см.: Guiraud 1959. 19; De Mauro. Modelli semiologici. L'abitrarieta semantica//Lingua е stile, 1966. I. 37-61. С. 37-41; Рев-зин И. Модели языка. 1966.

[80] См. № 63, К. О. Л. 22, № 67; 125, № 251.

[81] Согласно распространенному мнению, речь, поскольку она «das sfindig Wechselnde» («постоянно изменчива»), «nicht Gegenstand der Wissensc-haft sein karm» (не может быть объектом науки) (Brocker 1943. 382). В действительности, непонятно, почему научное описание должно заниматься лишь реальностью, которая не изменяется; оно может учитывать постоянные формы этих изменений. А постоянные формы речи не являются единицами языка, но являются постоянными формами психологии, физиологии и акустики.

Дата добавления: 2015-07-24