Глава XL. Политическое настроение России. Церковно-государственная деятельность митрополита Питирима

Я получил свое назначение в тот момент, когда Россия находилась уже в преддверии революции, когда неистовства революционеров достигли уже, казалось, своего предела, и оставался уже небольшой промежуток времени для того, чтобы от слов перейти к делу.

Благороднейший Государь, озабоченный одной мыслью довести войну до благополучного конца, не желал обострять положения проявлением Своей Самодержавной воли и, уступая натиску революционной Думы, требовавшей, под разными предлогами, смены кабинета, снисходил к этим требованиям, надеясь уступками успокоить Думу и сосредоточить ее внимание на главном, на заботе об окончании войны и победе над врагами…

В противоположность Императрице, усматривавшей в этих Думских требованиях выражение заранее обдуманных революционных программ и желавшей распустить Думу, хотя бы до времени окончания войны, Государь продолжал верить Думе, не допуская мысли, чтобы Дума, накануне ликвидации войны, близившейся к благополучному концу, была бы способна на революционные действия, направленные против Царя и России.

Вот почему в последние месяцы один министр уступал место другому, и состав Правительства

постоянно изменялся… В момент назначения меня Товарищем Обер-Прокурора Св. Синода Председателем Совета министров был Б.В.Штюрмер, а в момент вступления моего в должность был призван на этот пост А.Ф.Трепов, который через два-три месяца уступил свое место князю Н.Д.Голицыну. Еврейская печать неиствовала и обливала грязью каждого, вновь входившего в состав кабинета, погружая общественную мысль в хаос всевозможных сомнений и предположений, преследовавших единую мысль – дискредитировать в глазах общества как Царя, так и Правительство, с целью доказать, что «царизм» уже отжил свое время и должен уступить место народоправству. Шла война не против отдельных лиц, а против системы управления, против Самодержавия, и натиск революционеров был тем более стремителен, чем яснее было, что война близилась к благополучному концу, разбивавшему все планы революции… Если бы положение на фронте грозило поражением, тогда бы революция могла быть отсрочена и отодвинута на неопределенное время; но осенью 1916 года до того ясно обозначились контуры победы, что Дума не могла уже медлить… Опасаясь, что победа покроет Монарха неувядаемой славой и еще более закрепит в сознании народа идею Самодержавия, преступная Дума употребляла все усилия для того, чтобы вырвать победу из рук Царя, выдать это краденое добро за свое и тем закрепить противоположную идею народоправства…

Нужно ли говорить, что эта сатанинская ярость с наибольшей силой обрушивалась на Церковь Христову, на все то, что сдерживало инстинкты толпы и укрощало страсти?! Нужно ли объяснять, почему одной из первых жертв этой ярости явился Первоиерарх Православной Церкви, митрополит С.-Петербургский Питирим?!

В целях дискредитировать его имя, революционная печать обратилась к уже испытанному средству, достигавшему одновременно обеих целей – уменьшения престижа преследуемого травлей лица и дискредитирования священного имени Монарха… Снова появилось на сцене имя Распутина; снова и в обществе, и в печати сочинялись всякого рода легенды об этом человеке, «назначающем и сменяющем министров и управляющим Россией»…

Митрополита Питирима открыто называли «распутинцем», говорили о его симпатиях к «старцу», указывали на дружбу с ним… Говорили, что и свое высокое назначение митрополит получил исключительно благодаря Распутину: об этом шептались не только в Думе, но и делались прозрачные намеки в печати… Робкий, запуганный митрополит был окончательно терроризирован, бился точно в силках, желая освободиться от сетей клеветы, болезненно его угнетавшей, и переносил мучительные страдания, болея и за себя, и за Церковь…

С назначением Н.П.Раева Обер-Прокурором, а меня его Товарищем, положение митрополита Питирима в Синоде мало чем изменилось… В глазах митрополита это назначение дало только тот результат, что клевета, с еще большей яростью, обрушилась на новых представителей Обер-Прокуратуры, и это обстоятельство причиняло впечатлительному Владыке двойные страдания…

«Такова уже судьба всех моих друзей, – говорил митрополит Питирим, – на них всегда клевещут; их всегда обижают, потому что я слаб и не могу их защитить… Дорого мне их сочувствие; но, когда я вижу, как они из-за меня страдают, то всегда говорю им: «покиньте, оставьте меня; уж лучше я один буду страдать, чем мучиться, глядя на ваши муки, какие вы переносите из-за меня»…

Новый Обер-Прокурор Н.П.Раев, известный митрополиту Питириму по его прежней службе в Курске, был предан Владыке; но, будучи безгранично мягким и робким человеком, не в состоянии был оказывать никакого противодействия натиску врагов митрополита и изменить царившую в Синоде атмосферу. Не пользовался он престижем и в среде Синодальных чиновников, злоупотреблявших его добротой… Главная же причина оппозиции Синода к

Н.П.Раеву и ко мне заключалась все же в том, что мы оба были друзьями митрополита Питирима, к которому Синод продолжал относиться с крайней неприязнью. Недоброжелательство к нам лично скрывало за собой, кроме того, и традиционную оппозицию к Обер-Прокуратуре, какая, с включением в состав Синода представителей белого духовенства, еще более обострилась. В результате, создалась почва, не только исключавшая возможность нормальной работы, но и приводившая к недоразумениям и конфликтам… Я отмечал уже, что только благостнейший митрополит Московский, обессмертивший свое имя подвигами на Алтае, человек выдающегося ума и величайших достоинств, заступался за смиренного Н.П.Раева и дарил меня своей любовью. Но он сам чувствовал себя чужим в Синоде, и, хотя общая молва называла его святым, в чем действительно не было преувеличений, однако же именно эта святость его и отталкивала от него его собратьев по Синоду…

Эта атмосфера угара, взаимного недоброжелательства и интриг создавала крайне тяжелые условия для работы и тормозила всякого рода полезные начинания, исходившие, кстати сказать, преимущественно от митрополита Питирима, что, в свою очередь, чрезвычайно болезненно отзывалось на ходе церковно-государственных дел. Митрополит Питирим был глубоко вдумчивым человеком; его начинания охватывали в очень широком масштабе церковно-государственные нужды: будучи проведены в жизнь, они дали бы ощутительные результаты… Но тот факт, что эти начинания исходили от митрополита Питирима, уже обесценивал их… Первым обрушивался на них архиепископ Арсений Новгородский, которому вторили оба протопресвитера и, разумеется, Архиепископ Сергий Финляндский, составлявший прямую противоположность чистосердечному митрополиту Питириму; остальные же иерархи обычно отмалчивались… Архиепископ Тихон Литовский занимал выжидательное положение, не высказывая своего мнения, а митрополит Киевский Владимир всегда примыкал к оппозиции митрополиту Питириму… С мнением же митрополита Московского Синод вовсе не считался…

При такой несогласованности действий Синода, митрополиту Питириму ничего не оставалось, как перенести центр своей деятельности из Синода в покои Александро-Невской Лавры, где собирались разного рода комиссии и совещания, с участием близких к митрополиту лиц, и разрабатывались всякого рода законопроекты.

Митрополит Питирим наметил очень глубокую и широкую схему законопроектов. Исходя из необходимости согласовать церковно-государственную жизнь с каноническими требованиями Церкви, митрополит имел в виду, в первую очередь, уничтожить разделение епархий на «хлебные» и «не хлебные» и перемещение епископов из одной епархии в другую, ссылаясь на то, что, если епископ оказался не соответствующим в одной епархии, то останется таковым и в другой… Равные по власти, им Богом врученной, епископы должны быть, по возможности, уравнены и в материальном положении; а это может быть достигнуто лишь после того, как будут установлены более или менее равные территориальные размеры епархий и увеличено число епископских кафедр. Последнее условие необходимо и с целью приближения епископа к его пастве, ибо, при нынешних территориальных размерах епархий, народ даже редко видит своего архипастыря, и деятельность последнего оставляет следы лишь на бумаге… Хотя архипастыри и желают быть духовными генерал-губернаторами и губернаторами, но задачи у них иные. Они ответственны за души своих пасомых, дают им не правовую защиту, что составляет задачу гражданской власти, легко осуществляемую через разнородные органы управления, а духовную опору в жизни: они должны быть ближе к народу, должны знать если не поименно свою паству, то хотя бы окормляющее паству духовенство: а знать этого невозможно при многомиллионном составе паствы и необъятных размерах территорий. Перемещение епископов изодной епархии в другую с целью «повышения по службе», по мнению митрополита Питирима, нецелесообразно и может разрешаться в самых крайних случаях, лишь по болезни; те из епископов, которые сами ходатайствуют о таких

перемещениях, свидетельствуют лишь о забвении своего долга к пастве, или измене ему. Параллельно с увеличением числа епископских кафедр, митрополит Питирим был озабочен и восстановлением митрополичьих округов, с целью объединения деятельности епископов и созыва поместных соборов два раза в год, согласно прямому повелению Апостольских правил.

Эти два законопроекта – сокращение территориальных размеров епархий, с одновременным увеличением числа епископских кафедр, и восстановление митрополичьих округов, имели огромное церковно-государственное значение и только по недоразумению не встретили сочувствия со стороны иерархов. Митрополит Питирим не был сторонником патриаршества и с восстановлением его не связывал условий, могущих обновить церковно-государственную жизнь. Но в то же время он не мог не видеть недостатков и в Синодальной системе управления и находил, что только возвращение к каноническим началам церковной жизни может устранить эти недостатки. Восстановление митрополичьих округов, обнимающих пределы нескольких епархий, обязательные поместные соборы этих последних епархий под председательством митрополита, созываемые два раза в год в сроки, указанные «Книгой Правил», в феврале и октябре, не только урегулировали бы церковную жизнь, но и разгрузили бы Синод от той массы дел, какие, в своем большинстве, составляют область ведения епархиального архиерея и могли бы разрешаться на местах. Такое возвращение к каноническим началам, несомненно, видоизменило бы функции Синода и Обер-Прокуратуры и освободило бы последнюю от нареканий за вмешательство ее в церковную сферу, ибо церковная жизнь стала бы регулироваться поместными соборами епископов, входящих в состав того или иного митрополичьего округа, а роль Обер-Прокуратуры свелась бы только к задаче нормировать юридическую сторону церковной жизни. Однако в глубины законодательных предложений митрополита Питирима никто не всматривался.

Образовал митрополит Питирим и самостоятельную комиссию по вопросам о жаловании духовенству, хотя и находил, что необходимость прибегать к помощи государства в этой нужде является постыдной и свидетельствует об упадке и недостоинстве пастырей, допустивших такой упадок… Согласно слову Божию, пастырь должен питаться от алтаря, а не получать жалованье из средств государственного казначейства, и истинные пастыри, близкие к своей пастве и любящие ее, никогда не жалуются на нужду, ибо все имеют в изобилии: наш русский народ таких пастырей никогда не обижал. Когда же пастырь нерадив и далек от паствы, тогда народ забывает не только пастыря, но и Бога. Народ чутьем угадывает пастыря: если батюшка потребует платить за требу, то ему уже трудно будет заручиться доверием и любовью своих прихожан; если же не будет требовать, тогда тот же народ вознаградит его сторицей.

Тем не менее, уступая настояниям и сочувствуя немощам и нужде духовенства, митрополит Питирим в короткое время разработал в своей комиссии законопроект о жаловании духовенству, и только революция помешала провести этот проект в жизнь. Такую же участь постиг и законопроект о пенсиях духовенству, разработанный междуведомственной комиссией под моим председательством.

Кипучая деятельность митрополита Питирима была совершенно новым явлением на общем фоне Синодальной жизни. Члены Синода обычно не проявляли ни инициативы, ни самодеятельности, и ограничивались лишь рассмотрением текущих дел. Они были поглощены лишь интересами своих епархий, но общая церковно-государственная жизнь протекала вне поля их зрения. Между тем, как Государь, так и Императрица интересовались, разумеется, только этой последней областью и с большим вниманием прислушивались к взглядам митрополита Питирима, рисовавшего Им общий план оздоровления церковно-государственной жизни. Развивая однажды свои мысли по этому вопросу, митрополит до такой степени заинтересовал Государыню, что Ея Величество просила Владыку составить памятную записку

и лично представить ее Государю, находившемуся тогда в Ставке. Так состоялась поездка митрополита Питирима в Ставку.

Молва объяснила ее политическими причинами: в обществе стали говорить, что митрополит Питирим поехал к Государю с целью поддержать кандидатуру Б.В.Штюрмера, намечавшегося в председатели Совета министров; а когда такое назначение состоялось, то нового Председателя стали называть ставленником митрополита и, следовательно, «распутинцем».

В действительности же, отношения митрополита Питирима и Б.В.Штюрмера никогда не были дружными, а впоследствии и совсем оборвались.

Намечался митрополитом Питиримом и целый ряд других важных законодательных предложений, причем его особенное внимание привлекал вопрос о пересмотре школьных программ духовного ведомства и подготовке молодых людей к пастырской деятельности, а также вопрос о приходе, рассматривавшийся тогда комиссией под председательством Архиепископа Сергия Финляндского. Этим вопросом очень интересовались «передовое» духовенство и революционно настроенные прихожане: первые потому, что стремились сбросить с себя зависимость от епископа, освободиться от ответственности перед ним; вторые потому, что желали установить контроль за своими пастырями и за расходованием церковных сумм. Приходский вопрос был лишь этапом к отделению Церкви от государства, и митрополит Питирим очень скорбел, что истинная природа этого вопроса не для всех была одинаково ясной. По мнению митрополита Питирима, надлежащее разрешение этого вопроса связывалось с выработкой условий, возлагавших на прихожан конкретные обязательства по отношению к Церкви, а не с предоставлением прихожанам каких-либо юридических прав в отношении пастыря, чего так усиленно добивались авторы всевозможных проектов улучшения приходской жизни.

Не меньшее внимание сосредоточивал митрополит Питирим и на задачах Православия за границей. Он был единственным иерархом, не только разделявшим, но и поддерживающим мою мысль об учреждении епископских кафедр в столицах Западной Европы и перевод круга богослужебных книг, а также святоотеческой литературы, на иностранные языки. Последняя мысль признавалась среди иерархов чуть ли не еретической, но митрополит Питирим тем более горячо поддерживал ее, чем отчетливее сознавал все чрезвычайное значение ознакомление Запада с Православием. Он видел в этой мысли не только церковное, но и политическое значение и всемерно помогал мне… По этому вопросу я часто вел беседы с Владыкою, указывая на параллели, какие сами собой напрашивались при сопоставлении пропаганды католицизма и одновременной пассивности и инертности с нашей стороны… Предположено было начать осуществление этих мыслей с постройки православного храма в Лондоне. Насколько такая мысль встретила сочувствие как со стороны русской колонии в Лондоне, так и со стороны англичан, свидетельствует тот факт, что к началу 1917 года уже была образована в Лондоне комиссия по постройке храма, находившаяся в теснейшем общении с митрополитом Питиримом и намеревавшаяся весной того же года приступить к закладке храма…

Но революция смела с пути и это благое дело… В теснейшем единении с митрополитом работала и Обер-Прокуратура, где был намечен ряд сложных кодификационных работ, имевших целью создать писанное церковное законодательство и многое другое.

Но здесь условия для работы были еще сложнее.

Дата добавления: 2015-07-24