Письмо к Т.Ю. от 26, 27 и 28 числа. Сентябрь.

С самого начала дня 26 сентября я чувствовал себя неважно. Мои ноги болели страшным образом непонятно из-за чего, да так, что невозможно было ходить, словно вместо мышц были камни. Даже засыпалось тяжко, должно быть потому, что уже настало 26 число, был час ночи (ведь новый день начинается тогда, когда стрелки часов перескакивают за полночь). Также, я проспал, но всё же отправился получать формальные, ничего не значащие для меня, знания…

В 16 часов я прибыл на площадь Восстания, побрёл по Лиговскому проспекту, ностальгируя и восстанавливая в памяти все события месячной давности (в Галерею я не пошёл, больно уж там людно). Вспоминаю Ваше лицо, Вашу улыбку… Дойдя до дома номер 105 по Лиговскому проспекту, где он пересекается с Разъезжей улицей и Транспортным переулком, я перешёл по подземному переходу, оказавшись на автобусной остановке. На той самой прощально-печальной остановке, где мы прощались месяц назад… Мы стояли с Вами минут 10 тогда, но чувство такое будто перед глазами промчалась вся жизнь… И вот подошёл 74-ый автобус и Вы, обнявшись со мной крепко-крепко нежно-нежно да так что аж сердце моё сжалось, запрыгнули в автобус, растворившийся вдали проспекта. Когда я покидал эту остановку в августе, я переосмыслил всю свою жизнь. В голове тогда я прокручивал следующую мысль: «Всю жизнь я говорил, что любил только одну. Но была то одна, то другая, то третья... И всегда ошибочно считал, что любил только раз. Опять же – то одну, то другую, то третью... Но совсем недавно я понял, я осознал, что потерялся в именах и чувствах. Потерялся в любви. И самое верное решение в этой ситуации, и которое я когда-либо мог принять за последние 7 лет своей жизни – отказаться от ушедших в мир беспамятства имён и от былых, более не греющих душу, чувств. Учёные доказали что любовь – чувство не сердца, а разума, которое может навсегда исчезнуть за 4 года. Я им верю, но так же считаю, что она может исчезнуть и в любой момент. Если она вообще была (что вряд ли уж касается меня)... Вот и получается ответ на долго мучивший меня вопрос: Любовь живёт в Сознании, так как начинается именно там. Равно так же как и всё... А осенило меня на счёт Вас даже не при нашей встрече в Питере, а ещё там, загородом, когда ещё там я увидел этот блеск в Ваших глазах. Вы помогли мне всё осознать своей улыбкой. Такой простой, но такой бескрайней и светлой! Жаль, действительно, только того, что я ставил стенку тогда перед Вами. Потому что был глуп и продолжал слепо верить в пустые чувства. Оно того не стоило... Простите меня... Теперь я чувствую, Вы – тот человек, о котором я мечтал всю жизнь (как бы глупо это для Вас ни звучало). Теперь я это знаю. Только потому, что Вы подарили мне ослепительный блеск Ваших прекрасных глаз, заветную мечту и надежду, которая с ней связана, а так же дали мысль о чувстве, ради которого все люди так трепетно стараются жить. А значит – Вы дали мне жизнь! Я заново родился... Я не знаю, что будет дальше с Вами и со мной, но Вы навсегда останетесь в моей боли (светлой), в музыке моей души и в моей памяти. Это те три вещи, которые никогда нельзя отнять у человека. А это значит, что Вы всегда будете в моём сердце... И всегда будет теплиться в моей душе надежда!»… И, не помешав моим размышлениям, как только я их закончил, Вы прислали мне сообщение:

- Небо розовое в воде отражается… Завтра будет тепло.

А я ответил:

- Всегда может быть тепло в светлой душе… Да, небо красиво. Жаль, что подавлено настроение.

Мы стали переписываться смс-сообщениями, Вы узнали, что я грущу о нашем расставании, а Вы сообщили, что не хотели меня отпускать.

- Если бы можно было тебя не отпускать, - написали Вы.

- А я уходить и не хотел… Как Вы смотрите на то, чтобы мы с Вами встретились завтра? Не хочу, чтобы прощально-печальная остановка стала последним местом, связывающим меня с Вами.

- Я за, что остановка была не тем местом… Созвонимся завтра.

… Я прокручивал в памяти все реплики того дня, все взгляды, всё вспоминал: про то, как тяжесть расставания пожирает душу, оставляя ей лишь печаль; о том, как Вы прекрасны, гораздо прекрасней, чем сны о мире на войне; вспоминал всё что связывает меня с Вами, включая обстоятельства при которых мы познакомились… А 74-ый такой же пыльный бело-вердепомовый как и был тогда. Я пропустил их целых пять штук, думая о том, что возможно на одном из них месяц назад уезжали Вы. Тогда было 9 часов вечера, сегодня я ушёл с остановки часов в 6. Солнце изредка просачивалось сквозь антрацитово-амиантовые облака, я шагал в сторону метро…

Сегодня, 27 сентября, я снова отправился в путь к формальному образованию, но после него, в 6 часов вечера, я пришёл в то же место на станции метро Московская около памятника Ленину и роскошных фонтанов, сев на ту же скамью, где мы сидели с Вами тогда. Вспомнил, как Вы попросили меня сфотографировать Вас на фоне играющих струями фонтанов, как я на память кинул в фонтан свои скудные десять копеек и Вы десять рублей. Я уж и не припомню, о чём мы вели с Вами беседу (кажется, о жизни моей и Вашей), но передо мной сейчас всплыло Ваше прекрасное лицо и цинково-аквамариновые глаза, которым я всю жизнь бы позволил смотреть в мои. Когда мы уходили, я спросил:

- Что у Вас за кольцо?

- Когда мы с отцом сильно поссорились, он подарил мне его в знак примирения.

- А Вы знаете, что на этом пальце носят обручальное кольцо?

- Знаю. Но так легче жить, - Вы улыбнулись мне нежно глазами цвета морской волны.

И в этот момент я всё понял (ведь раньше я раздумывал из-за этого кольца: «женаты Вы или нет?») и стал надеяться, полагая, что у меня есть шанс. Дальше мы отправились в парк около станции метро Московская и начала улицы Типанова…

Зайдя в тот парк, где мы были с Вами, я прошёлся по боковой аллее, осматривая каштаны, всё цветущие зеленью, как и тогда (вспомнил, с каким ребячеством Вы просили меня сбить один каштан для Вас и как забавно я осуществлял это), прошагал по диагональной аллее в сторону скамеек, где мы сидели с Вами и… Дойдя до нужного места, я увидел что те две терракотовые скамейки (наши с Вами) перенесены в сень деревьев неподалёку. Я сразу же растерялся, начал метаться из стороны в сторону. Но, вскоре осознав, что не на земле же мне сидеть, с досадой уселся на скамью, с которой открывался вид на то самое место, где я представлял, видел Вас во всей своей красе, улыбающуюся мне. А то дерево, под которым мы с Вами беседовали, уж пожелтело всё. Внезапно одна очень интересная мысль посетила мою голову: «Кажется, в последнюю геологическую эру люди начисто забыли и перестали осознавать простую истину: если погаснет солнце – зачахнут все растения; если не будет кислорода – мы не сможем дышать; и если бы Природа не функционировала так, как сейчас, взаимосвязывая все элементы жизни на нашей планете, то люди вообще не смогли бы жить. И не Бог, не деньги и прочие материальные мелочности, а именно Природа является всем в нашем существовании, именно она даёт нам всё. Даёт нам жизнь!»… То ли сейчас в парке слишком много людей, то ли я тогда их не замечал из-за блеска Ваших дивных глаз… Вспоминал как Вы гадали мне на руке, сказав, что я буду жить долго, но однажды сойду с ума (кажется, уже началось). Вспоминал задушевные разговоры, рассказы о ужасах в наших жизнях, наши пронзительные взгляды друг на друга полные нежности; я думал о будущем и о том, как Вы дали мне надежду… Знаете, в Петербурге так много девушек красивых но мне нужны лишь Вы одни!..

Я так же неловко глупо ждал, чтобы перейти улицу Типанова к Дому Советов (в том месте, где нет светофора), потом прошёлся по ней и перешёл обратно на другую сторону, чтобы посмотреть какие автобусы ходят отсюда (я в этом не нуждался, но мы с Вами по такому маршруту шли тогда). Проследовав по прямой улицы Ленсовета в сторону продолжения Типанова, я оказался перед красным светофором, вспомнив, как на нём Вы попросили меня перевести Вас через пешеходный переход за руку (объяснив это Вашей боязнью самой переходить через дорогу). И когда мы всё же перешли, я, спросив можно ли теперь отпускать Вас, услышал в ответ:

- Нет. Я хочу пойти с тобой за руку.

Вы бы знали, что тогда это значило для меня! Хотя, и сейчас значит тоже. Но тогда, держась за нежную Вашу руку, я полностью пленился Вашим обаянием и понял, что окончательно и безнадёжно влюблён в Вас, моя милая. Вы во всей красе своей шли в белых кроссовках, небесно-кобальтовых джинсах, амарантовой кофте и в чёрной джинсовой куртке, держа в руках зонтик карминово-красного цвета, я же в бежевых кедах, в джинсовых мурене-бирюзовых шортах и чёрной майке, в руке держал огромную книгу «О Языке» и ветровку.

- Тебе не холодно так?

- Вы забыли? Мне всегда тепло, - улыбнулся я.

Шагали мы неспешно, держась за руки, и улыбались мило друг другу глазами, Вы небесно-аквамариновыми, а я – цвета серой спаржи тёмно-зелёными. Помню, тогда Вам надо было торопиться, ибо Вы уезжали домой на следующий день и надобно ещё собрать вещи, но Вы не торопясь шагали рядом со мной, от нежности задыхались наши руки, а я тонул в любви… Идя всё по той же улице Типанова, мы пересекли с Вами проспект Юрия Гагарина, и зашли в парк, полный красочных малахитовых и зелёных деревьев и милых короткостриженых лужаек (сейчас здесь, кстати, всё так же зелено), и тут я спросил:

- Куда мы идём?

- В парк. Разве ты не понял? – Вы ласково просияли улыбкой.

- А мы так выйдем к остановке, которая нам нужна? – чуть занервничал я и отпустил Вашу руку, так как у меня уже затекла левая, в которой я нёс книгу.

- Успокойся. Я просто хочу с тобой ещё погулять.

- А! – многозначительно произнёс я. – То есть так?

- Да. А ты против?

- Нет, конечно.

Я немного огорчился, чувствуя себя задерживающим Вас, но в то же время жуть как обрадовался тому, что наша прогулка продлевается.

- Так мы идём? – спросили Вы, сияя нежно-небесными глазами.

- Да, идём, - ответил я, взяв Вашу руку.

Но Вы её в это же мгновение опустили.

- Ты мужчина и ты должен быть ведущим.

Я скрепил наши руки по-другому, так чтобы моя была направляющей (то есть – толстый палец впереди). Я тонул в Ваших прекрасных свинцово-аквамариновых глазах и пытался поймать усладу благоухания Ваших ализариново-тициановых волос. Ах, как пахли Ваши волосы – душевный аромат нежности, цветущий и манящий среди бездушного железобетона и гнилого карбида… Сегодня, кстати, моё здоровье лучше, чем тогда (Вы уж извините меня за тогдашний своеобразный каламбур). Месяц назад, помню, было тепло, душно, как Вы и предугадали, а сейчас кварцевые клубы туч покрывали аспидно-серое небо… Доходить до того перекрёстка, где мы с Вами метались в поисках автобуса, я не стал. Я перешёл на восточную часть проспекта Юрия Гагарина и вспомнил, как примерно здесь спросил у Вас:

- А Вы много с кем так за ручку гуляете?

- Нет, только с тобой.

И загорелось в груди, загорелось, словно пожар вспыхнуло это чувство, глаза засияли мои, я нежно Вам улыбнулся… Вскоре, оказавшись у заправки «Евромарка», где у дороги ещё выставлены указатели «Выборг» и «Мурманск», я припомнил одну пару с того дня, которая тоже шла здесь, держась за руки и в тот момент, идя рядом с Вами я почувствовал себя счастливым. Да и сейчас я счастлив, ведь так здорово просто дышать! А дышу я Вами…

Я не вспомню, на каком автобусе мы ехали тогда (лишь помню: Вы заплатили, а у меня была карточка), но сейчас я доехал на 141-ом именно до того перекрёстка – пересечения проспекта Славы с Будапештской улицей (я узнал это место несмотря на полуночно-синюю мглу и моё ужасно-плохое зрение), где мы тогда с Вами виделись, возможно в последний раз в жизни. Вспоминаю как мы обнялись здесь и Вы, оставив меня на остановке 74-ого автобуса и стоя уже на пешеходном переходе вернулись из-за того, что я, усевшись на корточки и закурив, пропустил один автобус.

- Почему ты не ухал?

- Мне очень захотелось покурить.

Мы любовались друг другу в глаза с какой-то радушной лаской, и кажется, не сумели сказать в эту самую секунду самого главного.

- Ты что-то скрываешь? – Вы пронзительно взглянули мне в глаза, желая разглядеть то, что за ними таится.

- Нет, всё нормально, - ответил я с досадой, осознавая, что всё равно не смогу сказать Вам про душевные переживания, потому что боюсь реакции Вашей.

А сердце так и забилось с неимоверной скоростью и мне даже померещилось – оно вот-вот выпрыгнет из груди; голова закружилась.

- Точно ничего не хочешь мне сказать? – в глазах Ваших был интерес и досада, я это видел.

- Точно, - я потупился.

- Ну, ладно. Пока.

Мы встретились взглядом, и последний раз смотрели друг на друга, в глазах с блеском и печалью (получается, светлая печаль отражалась в наших глазах, отражаясь и в нас самих), и я сказал:

- До свиданья.

А хотел я сказать, что полюбил Вас всем сердцем, искренне, и возможно так, как никто никого никогда не любил и что хочу связать с Вами всю свою жизнь (пусть всё это и покажется Вам глупостью). Вы растворились в бездумной толпе и средь железобетонных зданий, в коих нет ни капельки души, но навсегда остались в моём сознании и сердце… А боль утраты всё истерзала мою сущность (равно как и сейчас). Но всегда я теперь живу, и буду жить Вашим ангельским лицом, Вашими ализариново-тициановыми волосами и небесно-свинцово-аквамариновыми глазами, и тем незыблемым неповторимым чувством, что Вы мне подарили – счастье светлой надежды… Моя милая, я пишу простым русским языком легко понятным нам с Вами, но надеясь, что он отразится в Вашей душе… Вы самая необычная и самая лучшая для меня ещё и потому, что я никогда ранее не приходил на места ностальгии о ком-то другом, только с Вами я на это решился...Мы расставались тогда при дневном свете ясного неба, кое торопилось стать пурпурным, но для меня оно навсегда останется шафраново-циановым – таким, каким Вы подарили его мне…

Ну, вот и третья часть моего письма (снова прерванная переходом на новый день). Сегодня, 28 числа я проснулся в недобром состоянии (причиной тому то, что вчера я переборщил с топлением своего горя в море недоброкачественного спиртного, хотя и не совсем я могу назвать это горем, ведь я дышу Вами будто кислородом). Погода сегодня солнечная и, как в два предыдущих дня явно не соответствует той, что была месяц назад… Я помню, как 28 августа Вы покидали Санкт-Петербург в 15 часов (было облачно), направляясь в долгий путь к своему дому; и как я не пошёл Вас провожать (ибо провожающих у Вас было достаточно), а сам занимался какими-то мелочными делами, вроде каких-то писаний и гуляньем с друзьями.

- Пусть не будет долгой Ваша дорога, и присутствовать будет хорошее настроение, - написал тогда я.

- Спасибо. И у тебя тоже пусть будет всё хорошо.

… 28 сентября. Закат застывал, отбрасывая блики на горечи небесной сепии уходящего тоскливого дня… В этот день я не сделал ничего особенного, как и всегда (не попытался покорить мир или же убить себя, что в принципе одинаково ничтожно в изначальном своём значении). Но не проходит и дня, чтобы я не лелеял нежностью о Вас, не надеялся на лучшее и что самое главное – каждый день своей жизни я дышу, благодаря Вам, и живу с любовью.

2012 год. Санкт-Петербург. Автор © Амадеуш Вуйцик

Дата добавления: 2015-07-24