Глава вторая 1 страница

Такая разная...

Разная сексуальность

То, что у каждого человека своя, индивидуальная сексуальность, — факт, мне кажется, вполне очевидный. Людей с одинаковой сексуальностью нет и просто не может быть. Сила сексуального вле­чения (сексуальная кон­ституция), сексуальные предпочтения человека, его сексуальный опыт — формируют уникальную сексуальность данного конкрет­ного человека. Но, несмотря на всю «оче­вид­ность» данного факта, он, как правило, оказывается скрыт и от самого индивида, считающего, что он «такой же, как все», и от внимательной, ка­залось бы, к подобным во­просам общественно­сти. Буквально сексологическая скотома какая-то...

Нам удобнее думать, что есть «нормальная» сексуальность и сексуальность «ненор­­маль­ная». При этом, что является «нормой», а что — «пато­логией», остается для подавля­ющего большинства наших сограждан абсолютной загадкой. Уверен, если мы проведем соответствующий со­ци­о­­­ло­­ги­ческий опрос, то по­­­лу­чим самые нео­жи­­дан­­ные результаты. Впро­чем, несмотря на все раз­нообразие мне­ний, распространенных в ши­роких кругах нашей уважаемой обще­ственно­сти, у медицины есть по этому воп­росу совер­шен­но четкая по­зиция: вот здесь норма, а вот здесь — пато­логия, вот здесь разновидность нормы, а вот тут — разновидность патологии. В общем, где лечим, а где не лечим — наука в курсе.

И понятно, что сексолог должен как можно раньше ответить себе на вопрос — с какой сексу­аль­ностью он имеет дело в случае данного конкретно­го пациента. Ведь от результатов, полученных на данном диагно­стическом этапе, будет зависеть вся дальней­шая терапевтическая тактика. Если речь идет о нормальной сексуальности, о вари­антах нор­мы — это одна история, ес­ли о па­то­ло­гической сек­суальности — другая. Причем, сразу надо оговориться, что различных «нор­мальных» сексуально­стей — великое множество. Период, ко­гда только одна дорога была правильной, и та — к коммуниз­му, дав­но миновал. Более того, различные «вклю­­чения» (в разумных пределах, ко­нечно) «не­нор­мальных» сексуальностей в сек­су­аль­ность «нормальную» теперь не считаются болезненными.

Итак, каким же образом рассуждает сексолог? Понятно, что у человека должно быть некое сек­суальное влечение, и это не просто сексуальное вле­чение, а влечение к кому-то или чему-то. Грубо говоря, что-то человека возбуждает, а что-то — нет, какие-то стимулы являются для него сексу­альными, а какие-то — нейтральными. То, что од­­ному ка­жется «потрясно сексапильным», для дру­гого — «извините, можно как-нибудь без ме­ня?» В общем, где-то происходит замыкание и все горит, а где-то — сплошь холостые обороты и никакого проку.

Почему что-то человека возбуждает, а что-то нет? Однозначного ответа на этот вопрос, честно говоря, не бу­дет никогда. И не потому, что «науке это неизвестно», а по­тому, что все не так просто, как нам, наверное, хотелось бы.

Понятно, что влияют на формирование сексуальных предпочтений несколько базовых факторов. Во-первых, генотип — то есть гены, генетические программы. Во-вторых, биохимические процессы, имевшие место на стадии формиро­вания биологического пола, то есть в процессе внутриутробного развития плода. В-третьих, обстоятельства жизни — то есть социально-психологические условия, в которых рос человек и в которых, соответственно, формировалась его сексуальность.

От тех сексуальных предпочтений, ко­торые уже есть у данного конкретного человека, далеко не уйти. Конечно, если они не от­вечают неким формальным стандартам, мо­ж­­но заняться их репрессией, выжигать каленым железом. Но будет ли эта тактика эф­фективной? Как минимум мы получим сексуальную неудовлетворенность, пусть и скрытую, проявляющуюся различными нев­ротическими симптомами. Как максимум — доведем человека до ручки и он натворит де­лов: другие, возможно, и не пострадают, но он сам может легко свести сче­ты с жизнью. Как иначе объяснить тот факт, что гомосек­суалы*, например, относятся к группе риска по суицидам? В любом случае, несоответ­ст­вие сексуального поведения человека его ис­­тинным потребностям неизбежно при­ве­дет к существенному снижению качества его жизни.

* Правильно говорить именно «гомосексуалы», а не «го­мо­сек­су­алисты», ведь в противном случае следовало бы говорить не «гете­ро­сексуалы», а «гетеросексуалисты», чего мы, как известно, не делаем.

Учитывая все это, сексолог должен ответить се­бе на несколько весьма непростых вопросов. Во-пер­вых, какова сексуальность его пациента — что или кто конкретно вызывает у него (у нее) половое влечение? Как оказывается, ответить на этот вопрос вот так, с ходу, не очень-то просто. Во-вторых, является ли эта сексуальность патологичной или не является таковой и представляет собой разновидность «нормы», или же отклонение в сторону патологии все-таки определяется, но оно незначительно, а потому непатологично? В-третьих, как изменить сексуальные предпочтения человека, если его сексуальность все-таки патологична? В-четвертых, как помочь человеку смириться со своей сексуальностью, принять ее, если она не является вполне традиционной, но отно­сится, согласно современным научным взгля­дам, к разновидностям «нормы»?

Иными словами, думает наш доктор о том, как примирить физическое и социальное в рамках отдельно взятого, конкретного индивида с его отдельно взятой, конкретной сексуальной индивидуальностью. Да еще так примирить, чтобы ни то ни другое, по возможности, не пострадало.

Освободительное движение

Сексуальное поведение человека страдает исключительным многообразием различных форм и видов. Но длительное время существовала установка, что всякое отклонение от идеализированных гетеросексуальных отношений — это уже патология. Идеальными считались лишь «высокие» отношения между мужем и женой: целомудренный «поцелуй в диафрагму» и далее, уже «за кадром», без­звучный половой акт в «миссио­нерской позе» с целью, разумеется, производства потомства. Все прочее было отнесено к пороку, греху, нравственному бесчинст­ву и извращениям. Все, включая сек­суальные фантазии, мастурбацию, сниженный порог сексуальной возбудимости, да и вообще лю­бое «чрезмерное», на чей-то субъективный взгляд, сексуальное желание.

Но шло время, увеличивался объем наших знаний о сексуальности, менялась куль­тура как таковая, трансформировались господст­вующие социальные стереотипы, и, как результат, в 1974 году последний оплот преж­него мировоззрения, прежнего, тенденци­озного взгляда на сексуальность человека благополучно пал. В упомянутом году Аме­риканская психиатрическая ассоциация по­сле долгих дискуссий и споров, будучи уже не в силах отмахиваться ни от научных фактов, ни от общественного давления, исключила, наконец, гомосексуальность из списка психических заболеваний. В последующем аналогичное решение было принято Всемир­ной организацией здравоохранения. Ны­не действующая международная классификация болезней (принятая в середине девя­но­стых и в России) прямо указывает, что ни го­мосек­суаль­ность, ни бисексуальность не яв­ля­ются психиче­ским расстройством. Более того, все три разновидности сексуальной ори­ентации — гетеросексуальная, гомосексуаль­ная и бисек­суальная — поставлены в один ряд и определены как равноправные.

Почему такой незначительный, на первый взгляд, факт, как перевод гомосексуально­сти из разряда патологии в область под назва­нием «норма», следует считать эпохальным и судьбоносным событием? Ответить на этот вопрос не просто, но я попытаюсь. Дело в том, что гомосексуальность — это, в значительной степени, генетически обусловленная особенность, а не некое «приобретенное» в ре­зу­ль­тате некой загадочной инфекции «расстройст­во». Она, вопреки общим заблу­ждениям, достаточно часто встречается в при­роде и выполняет определенные эволюционные задачи. Кроме того, гомосексуальность не препятствует ни чувству любви, ни возникновению гармоничных отношений между партнерами, ни лично­стному или культурному развитию ее но­си­теля. Она, пусть и не в развернутом виде, обнаруживается, по крайней ме­ре, у каждого третьего жителя планеты. Более то­го, го­моэротизм является частью таких важных для нас отношений, как дружба между людь­ми од­ного по­ла, а потому знаком уж совсем многим. И са­мое последнее: у людей гомосексуальной ориентации психические расстройства встречаются ничуть не чаще, чем в сред­нем в популяции. В этом смысле гомосексуалов можно сравнить с рыжими: их в популяции меньшинство (шатенов, блонди­нов и брюнетов, понятное дело, куда больше), но то, что они рыжие, ничего не меняет в отношении их средней заболеваемости простудой, онкологическими за­болеваниями или шизофренией.

Иными словами, если снять шоры с покрасневших глаз и взглянуть на ситуацию не­предвзято, то нет никаких оснований считать гомосексуальность патологией. А коли так, значит, все репрессии в отношении гомосексуальности были ни чем иным, как со­циаль­ным запретом, лишенным каких-либо объек­тивных оснований. То есть социаль­ными, куль­­­турными, но вовсе не объективными, не обоснованными научно. На Востоке женщины носят паранджу, не показывают своего лица посторонним, но это запрет, определенный культурой, не более того, нет медико-биологического обоснования этой традиции. Да, в гомосексуальных парах не рождаются дети (по крайней мере, в мужских), но неужели нет гетеросексуальных муж­чин, у которых так и не появились потомки? Разумеется, есть такие гетеросексуалы, но это же не заставля­ет нас думать, что они «из­вращенцы».

Если речь идет, например, о педофилии, эксгибиционизме или вуайеризме, то тут де­ло другое. Здесь сексуальные предпочтения людей представляют определенного рода уг­розу для общества и его граждан. Понятно, что нельзя вовлекать в половую жизнь несовершеннолетних детей, причем, вне зависимости от их пола — мальчики, девочки — дети неприкосновенны. Нельзя заставлять людей любоваться вашими гениталиями, ес­ли они сами — эти потенциальные на­б­лю­да­тели — не изъ­являют такого желания. Нель­зя подглядывать за людьми, которые за­ни­маются сексом, не привлекая вас к этому про­цессу намеренно. Понятно, что это тоже против правил. В общем, во всех этих случаях нарушаются права другого человека, и общество в такой ситуации имеет полное право требовать от человека держать соответствующую сексуальность при себе. Но гомосексуальные отношения — совсем другое дело. При условии, что речь идет о до­бровольном участии и обоюдном желании па­ртнеров, какие мы можем предъявлять претензии участникам дан­ной пьесы? Никаких. Изнасилование — другой разговор. Но если сексуальное на­си­лие и случается в нашем обществе, то уж, надо признать, гетеросексуальное явно лидирует.

Короче говоря, то, что гомосексуалов пере­стали считать больными и еще, кстати сказать, преступниками, привело к тому, что лю­бая сексуальность, реализующаяся по обоюдному согласию сторон и без нарушения прав вовлеченных в нее личностей (включая право ребенка на защиту от сексуальных действий со стороны третьих лиц), получила пра­во на существование. В конечном итоге это значит, что все люди, сексуальность которых не со­от­вет­ствует стандартам виктори­анской эпохи, полно­стью выведены из зоны возможного осуждения и, соответственно, потенциального наказания. Ну и совсем упрощая...

Поскольку ни один человек со своей индивидуальной сексуальностью, с точки зрения «викторианской морали», поверьте, не является «идеальным», каждый из нас мог, под тем или иным соусом, попасть под осуждение за «извращенность», «похотливость», «греховность помыслов» и так далее и тому подобное. Вот, собственно, эту «презумп­цию сексуальной виновности», столь распространенную в постхристианской культуре, и уничтожила медицинская легализация гомосексуальности. За что, как это ни парадоксально, нам и следует поблагодарить этих «меньшевиков», в смысле — гомосексуалов.

Примечание:

«“Автор” бисексуальности»

3 апреля 1880 года в Вене в семье живописца-ремесленника Вейнингера родился второй сын, которого назвали От­то. Повзрослев, мальчик поступит в университет, в 21 год он за­щитит докторскую диссертацию, а в 22 года займет кафедру и станет профессором. В этом же — 1903 году — свет уви­дит его ставшая впоследствии почти легендарной книга — «Пол и характер». А спустя еще несколько меся­цев Отто, про­демон­стри­ровав все признаки безумия, сведет счеты с жизнью...

Об этом юноше всегда говорят с почтением, до­стойным мэт­ра. Он стоит в ряду крупнейших исследователей человеческой природы, потому что первым показал, что человек — существо бисексуальное, существо, в котором в разной пропорции скрыты мужские и женские черты. Сейчас этот факт не вызывает никакого потрясения, не кажется откровением, но все-таки у этого научного открытия был «автор» — Отто Вейнингер.

В книге «Пол и характер» Вейнингер взглядом безжалостного исследователя анатомирует человека и выводит абсолютные типы Мужчины и Женщины. Он констатирует их полную противоположность друг другу и показывает, как эти две субстанции сли­ваются в каждом из нас в некое единое целое. Миф об Андрогине, рассказанный Платоном, приобретает в устах Вейнингера новое звучание и новый смысл.

Эта книга, по сути — научная монография, име­ла по-настоящему ошеломляющий успех у публики. Написанная четким, внятным языком, она сразу завоевала тысячи поклонников. У ее автора тут же появилось множество последователей — вейнин­герианцев. А несколько экзальтированных девушек по прочтении этой книги и вовсе покончили жизнь самоубийством.

Впрочем, жертвой этой книги стал и сам Вейнин­гер. Эти идеи сводили его с ума. Уже стоя на грани самого настоящего безумия, Вейнингер пытается выстроить свою жизнь в соответствии с собственной же теорией: он пытается вытравить из своей души все женское, чтобы стать идеальным Мужчиной. Но это невозможно, поскольку человек, по его же собственным словам, бисексуален. «Книга эта, — пишет Вейнингер, — означает смерт­ный приговор, который предназначен или для самой книги, или для ее автора». Вейнингеру приходится выбирать между смертью и книгой...

И он делает этот выбор, желая остаться ученым до конца.

«Пол и характер» вызывает смешанные чувст­ва. Автор на­столько убедителен, что с ним трудно спорить, хотя его выво­ды, гру­бо говоря, «не лезут ни в ка­кие ворота» здравого смы­с­ла. Николай Бердяев в своей рецензии на эту книгу, сразу получившую в России не­обы­чайную известность, еще при жизни автора напишет: «Вейнингер благотворно действует да­же в том случае, когда высказывает заведомо ложные идеи. Так хотелось бы, чтобы Вейнингера оценили, и так не хотелось бы, чтобы вейнингерианство стало модой». Вейнингера дейст­вительно оценят и современники, и потомки, а его добровольная смерть сделает невозможной моду на вейнингерианство.

До сих пор остается неясным, кому же на самом деле принадлежит пальма первенства в теории бисексуальности человека — Вейнингеру или Флиссу. Известно только, что по­сле публикации «Пола и характера» доктор Вильгельм Флисс рассорился со своим другом доктором Зиг­мундом Фрейдом, об­винив его в том, что тот, якобы, «разгласил» его идеи относительно бисексуаль­ности Отто Вейнингеру. Но это яв­но не соответствует действительно­сти, тем более что сам Вейнингер пошел в этом во­просе значительно дальше обоих этих «друзей». Вейнингер опередил Флисса в теории бисексуальности, а Фрейда — в знаменитом понятии «переноса», на котором, в значительной своей части, базируется психоанализ.

Накануне самоубийства Отто Вейнингер покинул дом своих родителей и снял комнату в доме, где умер Бетховен. Рано утром 4 октября 1903 года он выстрелил себе в грудь, унеся в могилу свои тя­гостные рассуждения о сущности человече­ской сек­суальности. Перед самой смертью он написал: «Я уби­ваю себя, чтобы не иметь возможности убивать других...»

Отклонились

так отклонились…

Итак, что такое «нормальная» сексуальность? Не часто я прибегаю к подобным приемам в своих научно-популярных книжках, но сейчас сделаю небольшое исключение — приведу цитату из ру­ко­водства, подготовленного кафедрой сексологии Санкт-Петербург­ской медицинской академии по­сле­дип­лом­ного образования, в которой я имел честь когда-то обучаться: «Под нормальной сексуальной близостью понимается любое взаимное наслаждение, получаемое двумя свободными и ин­формированными партнерами, которое доставляется телом, обычными облачениями и украшениями партнера. Таким образом, не должно быть применения силы, как при насилии; не должно быть использования неведения, как при совращении детей; не должно быть кульминации на внешнем объекте, таком как ботинок или предмет, заменяющий пенис; и не дол­ж­но быть жестокости, даже по взаимному согласию, как при садизме. Это определение допускает бесконечное коли­чество форм сексуального возбуждения, но исключает насилие, совращение детей, использование искусственных ин­струментов и физические злоупотребления. Как известно, сексом можно наслаждаться в одиночестве, вдво­ем и в группе. Секс может быть выражением душевной близости или попыткой сбросить напряжение, делом долга или страсти, а то и просто способом про­­вести время, лишь бы оттянуть наступление чер­ного дня скуки».

В целом, с небольшими оговорками, это опреде­ление нормальной сексуальности, хоть оно и не­га­­тивное (то есть, дано по принципу: «нормальная сек­суальность — это не то, не другое и не третье»), можно считать почти идеальным. Какие же «не то» подразумева­ются в этом определении? Все эти «не то» — те самые девиации, или, по-русски, «сексу­аль­­ные отклонения», которыми нас так ча­с­то пу­гают со страниц самых разнообразных «жел­­тых» изданий: «Педофил похитил двух де­­во­чек», «Маньяк-некрофил осквернил рай­он­­ный морг» и так далее.

Понятно, впрочем, что все мы, так или ина­че, ре­агируем, например, на какие-то фе­тиши — пред­ме­ты одежды, нижнее белье и так далее. В противном случае, зачем женщи­ны страдают, но продолжают носить ту­фли на высоком каблуке? Привлекают мужчин, понятное дело... Да и сами от этой красоты приходят в состояние, близкое к экстазу. Так что, нельзя тут выносить скоропалительных решений, а то нас всех быстренько упекут в «желтый дом». Нужно понимать, что девиация, то есть собственно отклонение, — это не­кое особенное, предельное заострение той или иной особенности, черты, склонности нормальной сексуальности. Вот почему в определении сексуаль­ных девиаций так ва­жны уточнения, которые, как правило, звучат в самом конце соответствующих определений. И именно эти нюансы пытается понять и прояснить сексолог, находящийся на данном диагностическом этапе своей работы. Итак, что же считается отклонением?

Фетишизм. Человек использует в качест­ве сти­мула для своего сексуального возбуждения какой-либо неодушевленный предмет. Фетишами могут быть как части человеческого тела — грудь, стопы, уши, волосы, так и предметы одежды — нижнее белье, обувь, головные уборы и т. п. Фетиши могут возбуждать человека сами по себе, а могут быть просто обязательными атрибутами сек­су­аль­ной игры. Понятно, что фетишизм, в той или иной степени, характерен для любого человека. Патологичным данное состояние считается только в том случае, если контакт с подобного рода пред­метами является для человека единственно возможным способом сексуально возбудиться и удо­влетворить свою половую потребность или несравнимым по степени удовольствия ни с каким другим видом сексуального контакта.

Эксгибиционизм. Спонтанное сексуальное возбуждение возникает у человека только в тех случаях, когда он готовится продемон­стрировать свои половые органы незнакомым людям (обычно лицам противоположного по­ла). Как правило, экс­гиби­ционисты избирают для этого общественные места (на­пример, пляжи или парки) и без каких-либо предложений и без намерения перейти к бо­лее близкому контакту демонстрируют жер­тве свое «достоинство». Возникшее таким об­разом сексуальное возбуждение эксгибиционист снимает с помощью мастурбации.

Вуайеризм. Человек испытывает макси­мальное сексуальное возбуждение, наблюдая за людьми, за­нимающимися сексом или так называемыми «интимными делами» (на­­­при­мер, за раздеванием или приемом ван­ны). Обычно это подглядывание осу­ществля­ется тайно, приводит к половому возбуж­де­нию и последующей мастурбации.

Педофилия. Сексуальное влечение к не­со­вер­шеннолетним, не достигшим сексуаль­ной зрело­сти детям. Некоторых мужчин-пе­дофилов привлекают только девочки, других — только мальчики, тре­­тьи интересуются детьми обоего пола. Жен­ская педофилия редко, но встречается.

Садомазохизм. Сексуальное отклонение, которое характеризуется желанием причинить партнеру физическую боль или наме­ренно унизить его, почувствовать его сла­бость, беззащитность, — это садизм. Если же индивид пред­почитает испытывать на себе подобного ро­да отношение — это мазохизм. Ча­сто индивид с таким типом сексуально­сти получает удовольствие как от садистической, так и от ма­зохистической активности — садо­мазохизм.

Фроттеризм. Данное состояние характеризу­ется навязчивым желанием прикосновения к ин­тимным зонам (груди, ягодицам, паховой области) или трения гениталиями о ягодицы и бедра незнакомого человека в об­­ще­ственном транспорте и других местах бо­ль­шого скопления людей. В толпе та­кой телесный контакт через одежду может пройти незамеченным и правонарушителю легче скры­ться от возможного преследования. Удо­­вольствие, которое получает фроттерист от своих действий, подчас до­статочно для пе­реживания оргазма.

К болезненным сексуальным предпочтениям относятся также зоофилия (сексуальные контакты с животными), копрофилия и урофилия (сексуальное удовольствие от кон­­такта с калом и мочой), акротофилия (сексу­альные контакты с инвалидами, ли­шив­ши­ми­­­ся конечности), некрофилия (сексуальное воз­­буждение возникает при контакте с трупом) и некоторые другие, еще более редкие отклонения.

Не следует впадать в панику, если у вас отмечаются какие-то черты перечисленных сексуальных девиаций. В конечном счете, девиация вырастает не на пустом месте, она — результат негармоничного развития естественного сексуального поведения. То есть, в зачатке нормальной сексуальности все это есть. Те же садизм и мазохизм — это лишь активность и пассивность, свойственные нормальным сексуальным ролям как у людей, так и у животных, но возведенные в степень, утрированные. И рекламные кампании нижнего белья, акцентирующие внимание на его сексуальности, вовсе не рассчитаны на одних только фетишистов, а просмотр порнографической видеопродукции, чем «грешат» многие, по сути, мало чем отличается от вуайеризма.

Однако, если подобные склонности становятся преобладающими, если они оказываются непременным условием сексуального удовлетворения, то, вероятно, потребуется помощь специалиста — психотерапевта или сексолога. Впрочем, чуть позже мы к этому вернемся...

Примечание:

«Автор “извращений”»

Вторая половина XIX века в Европе — эпоха сурового викторианства (по имени английской ко­ролевы Виктории, правившей в те годы). В то время не только секс, но и любовь считалась зазорной. Даже думать обо всем этом было большим нравственным преступлением. Сексуальные отношения разрешались исключительно в рамках брака, причем только в целях продолжения рода и никак иначе! Кроме того, при погашенных свечах и под одеялом. Женщине было даже за­прещено двигаться во время полового акта, не говоря уже о том, чтобы издавать какие-то звуки. И этот «этикет» был не просто «официальной идеологией» — он стал плотью и кровью нескольких поколений.

Рихард фон Крафт-Эбинг родился в 1840 году в Мангейме. Его воспитанием занимался дед по материнской линии, бывший юристом и знаменитым правозащитником. Рихард учился в Цюрихе по специальности «психоневрология», и его ждала поистине блестящая карьера. Уже в 30 лет он занимает кафедру в Страсбурге, из-под его пера выходят фундаментальные работы по психиатрии, он работает как профессор-консультант по всей Европе — от России до Англии и завоевывает славу самого эрудированного психоневролога континента.

Но будучи на вершине научного олимпа, Крафт-Эбинг делает то, на что решиться мог только самый отчаянный безумец... Он публикует книгу «По­ловая психопатия» — удивитель­ный, потря­сающий своим охватом и замыслом, объемнейший научный труд, содержащий в себе сотни клинических описаний всех известных и неизвестных до той поры половых расстройств, от гомосексуальности до нек­рофилии. Удар, нанесенный Крафт-Эбингом «вик­торианской морали», был во­­исти­­ну сокрушительным... Но «отдача» оказалась еще страшнее. И дело не только в оценке, хотя, конечно, когда на­учный труд называют «отвратительным», «разнузданным» и «тошнотворным» — это уже че­ресчур. На­чались санкции: Крафт-Эбинг в одночасье лишился кафедры, положения, практики...

И вот ирония судьбы: «Половая психопатия» выдержала десятки еще прижизненных переизданий, была переведена на большинство европейских языков, а дата первой публикации — 1886 год — считается датой начала научного исследования сексуальности. Крафт-Эбинг ввел в научный лексикон большинство известных нам те­перь сексопатологических терминов: садизм, мазохизм, фетишизм, эксгибиционизм, сексуальная неврастения и многие другие. Он первым привел развернутые аргументы, доказывающие, что гомосексуализм не может считаться преступлением, как это было до тех пор и продолжало еще оставаться долгие десятилетия спустя.

Традиционно считается, что именно Зигмунд Фрейд покачнул титаник викторианства и старой морали, но если быть справедливыми, это сделал Рихард фон Крафт-Эбинг. В его некрологе мы про­чтем такие комично звучащие сейчас слова: «Его имя, к сожалению, приобрело скандальную известность благодаря книге, названной “Половая психо­патия”, однако, он внес в неврологию много ценных разработок, заставляющих относиться к его имени с уважением...» Но история поставила все точки над «i» — сейчас, благодаря своей «скандальной» «Половой психопатии», Крафт-Эбинг является при­знанным основателем науки о сексуальности, а все его прочие «ценные разработки» безвозвратно забыты...

С чего начинается…

Нестандартность сексуального поведения, как правило, называется в обиходе «извращением», но этот термин следует упо­треблять с осторожностью. На самом деле, в случае большинства расстройств сексуального поведения проблема не в развращенности извращенцев, как многие, наверное, ду­мают, и не в их «принципиальной» амораль­ности — мол, я извращаюсь всем назло, из чувства протеста. Просто так сложились об­стоятельства взросления, что сексуальность ребенка, а затем и подростка натолкнулась на непредвиденные превратности судьбы. В ре­зультате люди оказываются заложниками до­влеющих над ними генетических императивов, определенных условных рефлексов, спе­цифического поведенческого стереотипа.

Формирование шаблона сексуального поведения происходит у человека не сразу и даже не постепенно. Есть некоторые узловые точки. К ним, прежде всего, относятся детские годы — возраст трех-четырех лет, а также подростковый период — двенадцать-четырнадцать лет (может быть, чуть позже или раньше, в зависимости от времени вступления ребенка в пубертат). Ряд ученых также считает, что имеют значение некоторые периоды внутриутробного развития.

Но почему именно в это время, в эти периоды определяется то, что мы впоследствии будем назы­вать особенностями сексуальности или даже сексуальной ориентацией?

Начнем, пожалуй, по порядку, с периода эмбрионального развития. Тут, как говорится, дело яс­­ное, что дело темное. По понятным причинам экс­перименты в этой области край­не затруднены, а потому мы находимся скорее в сфере неких гипо­тез, предположений, нежели точных научных фактов. Однако оп­ределенные доказательства этих гипотез все-таки имеются и продолжают накапли­вать­ся. В чем суть, так сказать?

Суть в следующем... Думаю, ни для кого не сек­рет, что каждый из нас когда-то был одной-единственной клеткой, можно сказать, одноклеточным существом — оплодо­творенной сперматозоидом яйцеклеткой, то бишь зиготой. Дальше эта зигота стала делиться, в результате чего появлялись новые и новые клетки. Причем, изначально все эти клетки были похожи друг на друга как две капли воды, буквально — клоны, как под копирку. Но была у этих — «стволовых» — клеток важ­­ная особенность: они имели способность меняться в ту сторону, в которую нужно. На самом деле, это что-то почти ми­сти­че­ское... Одна и та же клетка способна превратиться в клетку ко­жи, в клетку сердечной мышцы, в клетку печени, какой-то из множества желез, в нервную клетку, например, или, скажем, в кость. Потрясающая пластичность! Из кости вы мозг никогда не сделаете, равно как и из мозга — кость. Но на уровне стволовых клеток эти чудеса происходят поточным методом. Причем, по­нятно, что, с одной стороны, этот процесс регулируется генетической программой, с другой — иными, внешними, зачастую совершенно случайными факторами.

Перейдем ближе к де­лу. В процессе внутриутробного развития у нас, помимо прочего, форми­ру­ются мозг, половые ор­ганы, железы внутренней сек­реции (то есть органы, которым впоследствии надлежит выраба­тывать те или иные гормоны). И все это, как вы, наверное, догадываетесь, имеет са­мое не­посредственное отношение к тому, что нас будет впоследствии сексуально привлекать, от чего мы будем, или не будем, получать сексуальное удо­вольствие. И тут «удара» можно ждать с двух сторон: или со стороны нашего генотипа, или со стороны дру­гих, внешних, а потому «внештатных» факторов.

Дата добавления: 2015-07-20