Стражи при теле Франциска II , герцога бретонского 3 страница

Завершая не на столь суровой ноте наше исследование о тайном языке, который называют герметической, или солнечной, кабалой, покажем, до какой степени может доходить людская доверчивость, когда то, что на самом деле является лишь аллегорией или легендой, дремучее невежество приписывает якобы существовавшим историческим персонажам. Мы предлагаем читателю поразмыслить над так называемыми историческими фактами, связанными с именем одного из монархов Древнего Рима. Излишне даже указывать на несообразности и раскрывать связь этих «фактов» с кабалой, настолько всё здесь очевидно.

Пресловутый римский император Варий Авит Вассиан, которого солдаты неизвестно почему звали Марком Аврелием Антонином [422], получил также неизвестно почему прозвище Элагобала или Гелиогабала [423]. «Гелиогабал родился в 204 г., — сообщает Энциклопедия, — и умер в Риме в 222 г. Он происходил из сирийского [424]^XXXVI рода жрецов Солнца из г. Эмес [425]. Сам император в юности был верховным жрецом этого божества, которое почиталось в образе чёрного камня [426] под именем Элагобала. Ходили слухи, что он сын Каракаллы. Жертвой клеветы стала его мать Семия [427], посещавшая двор. Как бы то ни было, красота молодого верховного жреца подвигнула Эмесский легион провозгласить его Августом в четырнадцатилетнем возрасте. Против него выступил император Макрин, но потерпел поражение и был убит.

Во времена Гелиогабала процветали восточные суеверия и разврат. Не было гнусности и жестокости, которой бы не выдумал сей странный император с нарумяненными щеками и в волочащемся по земле одеянии. Он привёз с собой в Рим чёрный камень и заставлял сенат и весь народ воздавать камню публичные почести. Похитив из Карфагена статую Целесты, олицетворяющей Луну, он с большой помпой отметил её бракосочетание с чёрным камнем, который представлял Солнце. Он также создал женский сенат, поочерёдно женился на четырёх женщинах, одна из которых была весталкой, а как-то раз собрал у себя во дворце всех римских проституток и обратился к ним с речью об их профессиональных обязанностях. Гелиогабала убили преторианцы и сбросили его тело в Тибр. К тому времени ему было восемнадцать лет, и процарствовал он четыре года».

Перед нами не историческое повествование как таковое, а замечательный рассказ, полный «пантагрюэлизмов». Под лёгким пером Рабле с его темпераментным и ярким стилем он, несомненно, приобрёл бы пикантность, красочность и сочность без всякого ущерба для эзотерического смысла.

V I

До того как Благоразумию был придан статус основной добродетели, оно долгое время выполняло функции аллегорического божества, которое древние изображали двуликим. Наша статуя очень удачно воспроизводит этот облик. Вперёд глядит молодое женское лицо с правильными чертами, назад же обращено благородное и строгое лицо старца. Линии второго лица как бы продолжают изгибы длинной шелковистой бороды. Эта великолепная фигура — вариация образа Януса, который был сыном Аполлона и нимфы Креусы — представляется не менее интересной, чем три другие, и не уступает им в величественности.

На плечах у Благоразумия широкий плащ философа, который раскрывается, представляя взору блузку с гофрированной отделкой. Затылок закрыт простым платком. Обрамляя лицо старца, платок завязывается спереди и обнажает шею, украшенную жемчужным ожерельем. Юбку с широкими складками поддерживает витой шнур с шишечкой, на вид тяжёлый и похожий на монашеский. Левая рука сжимает выпуклое зеркало, в которое женщина не без удовольствия глядится. В правой руке у неё циркуль с разведёнными острыми ножками. У её ног замерла свернувшаяся змея [XL].

Для нас этот благородный образ является волнующим и выразительным олицетворением Естества, простого, плодовитого и разнообразного в своих проявлениях, одаряющего самые скромные свои создания изяществом и совершенством форм. Его зеркало — Зерцало Истины — классические авторы всегда рассматривали как иероглиф универсальной материи (matière universelle) и, в частности, как знак субстанции Великого Делания. Субъект Мудрецов (Sujet des sages), Зерцало Искусства (Miroir de l’Art) — герметические синонимы, которые скрывают от непосвящённого действительное название тайного минерала. В этом зерцале, как говорят Мастера, человек видит природу в истинном свете. Благодаря ему он узнаёт древнюю истину в её традиционном обличье. Дело в том, что естество никогда не даёт исследователю взглянуть на себя напрямую, он может увидеть лишь его зеркальное отображение, а чтобы ясно показать, что речь идёт о нашем микрокосме, малом мире премудрости (petit monde de sapience), скульптор изваял зеркало выпуклым, ведь выпуклая линза обладаёт свойством уменьшать предметы, сохраняя их относительные пропорции. Таким образом, указание на герметического субъекта, содержащего в минимальном своём объёме всё, что заключает в себе огромная вселенная, предстаёт вполне намеренным, умышленным, обусловленным настоятельной эзотерической необходимостью и значительно облегчающим толкование предмета. Поэтому, терпеливо изучая эту единственную в своём роде изначальную субстанцию (primitive substance), частицу хаоса, отражающую большой мир (grand monde), художник приобретает элементарные понятия о неизвестной науке, проникает в тайные области, изобилующие открытиями, богатыми на откровения, щедрыми на чудеса, и получает в итоге бесценный дар, который Бог уготовил для избранных душ: свет Мудрости.

Таким образом, под внешним покровом Благоразумия мы прозреваем сокровенный образ древней алхимии и через атрибуты Благоразумия приобщаемся к её тайнам. К тому же практическая символика нашей науки так или иначе зиждется на двух понятиях, на двух чисто философских добродетелях: благоразумии и простоте. Prudentia et Simplicitas — таков девиз Василия Валентина и Сеньора Задита. На одной из гравюр Трактата об Азоте изображён Атлас, поддерживающий небесный свод, а у его ног — бюст Януса (Prudentia) и скульптура Простоты (Simplicitas) под видом ребёнка, разбирающего азбуку. Но если простота — свойство прежде всего естества (это самое первое и самое важное из его достояний), то человек, напротив, наделён свойствами, сводящимися к одному — Благоразумию. Среди этих свойств осмотрительность, осторожность, разумность, проницательность, опытность... Чтобы довести эти качества — врождённые и приобретённые — до совершенства, требуется время, поэтому вполне резонно, что у Благоразумия два лица.

В алхимическом объяснении атрибутов нашей основной Добродетели, судя по всему, находит отражение и другая, менее отвлечённая истина. Обычно рекомендуется сочетать браком «здорового сильного старика с прекрасной молодой девой». От этого химического брака (noces chimiques) должен родиться младенец-металл, который будет назван андрогином, потому что он совмещает в себе природу своего отца (Серы) и матери (Ртути). Здесь, впрочем, содержится тайна, о которой не говорят даже самые лучшие, самые откровенные авторы. Операция, о которой идёт речь, кажется простой и обыденной. Мы, однако, тщетно бились над ней несколько лет, а всё оттого, что Философы ловко соединили две последовательные работы в одну и сделали это с тем большей лёгкостью, что эти два процесса схожи между собой и приводят к близким результатам. Под их андрогином Мудрецы подразумевают искусственно приготовленную смесь Серы и Ртути, что предполагает предварительное получение каждого (isolés ou extraits) из этих компонентов. Речь, следовательно, не идёт о веществе, непосредственно порождённом естеством. В этом случае мы говорим, что старец сочетается с юной девственницей. В практической алхимии труднее всего решить, с чего начинать. Поэтому мы предпочитаем больше говорить о начале, чем о конце Делания, и используем для этого каждый удобный случай. Мы поступаем так согласно авторитетному совету Василия Валентина, который говорит: «Тот, у кого есть вещество, всегда найдёт в чём его сварить, а тот, у кого есть мука, может не беспокоиться о хлебе». Между тем элементарная логика обязывает нас искать родителей Серы и Ртути, если мы желаем получить посредством их соединения философский андрогин, другими словами, ребис, compositum de compositis, живой меркурий (mercure animé), то есть собственно материю Эликсира. Из химических родителей Серы и Ртути, один, а именно девственная мать, продолжает играть свою роль, а вот старец, выполнив свою миссию, должен уступить своё место более молодому. От этих союзов рождается по отпрыску — они разного пола: сухая и огненная Сера и «флегматичного и меланхолического нрава» Ртуть. Именно это подразумевают Филалет и д'Эспанье, когда говорят, что «нашу деву можно выдать замуж дважды без ущерба для её девственности». Другие выражаются более туманно, замечая лишь, что «небесные солнце и луна не то же самое, что светила философов». Эти слова следует понимать таким образом, что художнику никогда не найти родителей камня, собственно взращённых естеством, и он должен сам создать герметические солнце и луну, чтобы не лишиться драгоценного плода их союза. Нам кажется, по этому поводу мы сказали достаточно. Умному много слов не надо, и те, кто долго трудились над этой проблемой, сумеют воспользоваться нашим советами. Мы пишем для всех, но не все призваны нас услышать, потому что говорить более открыто мы не вправе.

Свернувшаяся у ног нашей статуи змея, чья голова в предсмертной судороге откинута назад, считается одним из атрибутов Благоразумия: змея от природы очень осторожна. Пусть так, однако согласитесь, что умирающая рептилия вряд ли может проявлять такое своё качество. Поэтому логично предположить, что у этого символического образа другой смысл, весьма отличный от того, что ему приписывают. В герметике у змеи такое же значение, как и у дракона, который, согласно Мудрецам, олицетворяет Ртуть. Вспомним распятого змея у Фламеля, змея в Соборе Нотр-Дам де Пари, змея на кадуцее, на медитационных распятиях (вырастающих из человеческого черепа, который служит основанием божественному кресту), змея Эскулапа, греческого Уробороса — serpens qui caudam devoravit, — отражающего замкнутый цикл малой вселенной, каковой является наше Делание. Все эти змеи либо уже мертвы, либо издыхают, начиная с самопожирателя Уробороса и заканчивая искусителем Евы, «потомство которой будет поражать его в голову» (Быт. 3:15), а также змеями на кадуцее, убитыми жезлом. Всё здесь выражает одну идею, одну доктрину, одну традицию. Змей, иероглиф алхимического начала первого порядка (principe alchimique primordial) подтверждает высказывание Мудрецов о том, что всё искомое содержится в меркурии. Именно Ртуть — двигатель и вдохновитель Великого Делания, так как она его начинает, продолжает, доводит до совершенной стадии и заканчивает. Ртуть являет собой мистический круг, где Сера, эмбрион Ртути, обозначает центральную точку, вокруг которой та совершает своё вращение, вычерчивая при этом графический символ солнца, порождающего свет, дух и золото и дарующего земные блага.

Но если дракон олицетворяет чешуйчатую и летучую Ртуть, результат поверхностной очистки субъекта (purification superficielle du sujet), то бескрылый змей остаётся иероглифом чистой или очищенной обычной ртути (mercure commun), извлечённой из магнезии (Magnésie) или первой материи (première matière). По этой причине атрибутом ряда аллегорических статуй Благоразумия выступает змей, закреплённый на зеркале. Тогда зеркало, сигнатура грубого природного минерала, начинает сиять, отражая свет, другими словами, проявляя свою жизненную силу в змее (или Ртути), которого она таила в своей дебелой оболочке. Так, благодаря этому живому и животворящему веществу, можно вдохнуть жизнь в Серу мёртвых металлов (soufre de métaux morts). Во время операции Ртуть, растворяя металл, овладевает Серой, активирует (anime) её и, умирая, передаёт ей свою жизненную силу (vitalité propre). Это имеют в виду Мастера, предписывая убивать живое, чтобы воскресить мёртвое, воплощать духи (corporifer les esprits) и одушевлять телесные образования (réanimer les corporifications). Получив живую и активированную серу (soufre vivant et actif), именуемую философской, вы можете закрепить её регенерацию, соединив её в соответствующих пропорциях с той же животворной Ртутью (mercure vivant), чтобы взаимопроникновением этих начал образовать философскую или активированную Ртуть (mercure philosophique ou animé), материю философского камня (matière de la pierre philosophale). Если читатель понял сказанное нами ранее и если он присовокупит ко всему этому сказанное сейчас, то легко отворит две первые двери Делания.

В общем, тот, чьи практические познания достаточно широки, сделает вывод, что основная тайна Делания заключается в искусстве растворения (dissolution), а так как необходимо провести несколько таких операций — различных по цели, но схожих по используемым приёмам, — то существует несколько вторичных секретов, которые, собственно, составляют один единый. Итак, всё сводится к растворению, зависит от него и от того, каким способом его проводят. В этом secretum secretorum, ключ к Магистерию, скрытый в таинственных словах: solve et coagula: растворяй (вещество) и сгущай (дух). Операция одна, но включает в себя два процесса растворения, один — бурный, опасный, непредсказуемый, другой — простой, удобный и часто применяющийся при лабораторной работе.

В другом месте мы уже описали первый из этих процессов и на достаточно ясном аллегорическом языке привели необходимые подробности, поэтому возвращаться к нему мы не будем[428]. Однако обратим внимание трудолюбивого неофита на отличие этого процесса от обычного химического растворения, что пригодится ему в его работе.

XL. Нантский собор.

Гробница Франциска II. Благонамеренность (XVI в.)

Мы уже говорили и повторяем ещё раз, что цель философского растворения (dissolution philosophique) — получить Серу, которая в Магистерии играет определяющую роль, коагулируя соединённую с ней Ртуть, — этим свойством Сера обязана своей огненной осушающей природе. «Всякое сухое вещество жадно поглощает свою влагу», — гласит старое алхимическое изречение. Однако на первой стадии выделения связь Серы с Ртутью не нарушается, и они по-прежнему составляют вместе центральное ядро металла, которое называют также его сущностью (essence) или семенем (semence). Отсюда вытекает, что Сера, сохраняющая специфические характеристики растворённого тела (corps), на самом деле является его наиболее чистой и наиболее тонкой частью. А значит, следом за большинством Мастеров мы можем заключить, что философское растворение приводит к полной очистке несовершенных металлов. А между тем ни одна спагирическая или химическая операция не даёт таких результатов. Всякая очистка металлов современными методами позволяет лишь освободиться от наименее стойких примесей. Эти последние, захваченные ещё из руды или образовавшиеся при обработке минерала, как правило, особого значения не имеют. Алхимический же способ, растворяя и уничтожая все гетерогенные частицы, внедрившиеся в ядро, состоящее из очень чистых Серы и Ртути, разрушает большую часть самого вещества и делает его стойким к какому бы то ни было последующему возвращению в прежнее состояние. Так, например, из одного килограмма превосходного шведского или электролитического железа получается от 7,24 до 7,32 г абсолютно однородной и чистой металлической основы (metal radical). Это сверкающее вещество великолепной фиолетовой окраски — таков, кстати, цвет чистого железа, — яркостью и интенсивностью напоминающей цвет паров йода. Можно отметить, что сама по себе Сера железа окрашена в алый, а его Ртуть — в голубой цвет. Фиолетовая окраска происходит от их соединения и характеризует металл в его полноте. Подвергнутое философскому растворению серебро теряет в процентном отношении немного примесей и даёт вещество жёлтого цвета, почти такого же красивого, как у золота, но менее насыщенного. Как мы уже отмечали в начале книги, простое химическое растворение серебра в азотной кислоте позволяет отделить от металла совсем небольшую фракцию чистого серебра, по цвету схожего с золотом, что наводит на мысль о возможности более энергичного воздействия на металл с получением предсказуемых результатов.

Никто не станет спорить, что и в химии, и в алхимии растворение играет первостепенную роль. Это одна из важнейших лабораторных операций, и большинство работ в химии всецело зависят от того, сколь успешно удастся её провести. Великое Делание по сути не что иное, как ряд последовательных растворений. Поэтому не вызывает удивления ответ «Духа Меркурия» «Брату Альберту», беседу которых Василий Валентин приводит в книге о Двенадцати ключах: «Как получить мне сие вещество?» — спрашивает Альберт, и Дух отвечает: «Растворением». Какой бы путь мы ни избрали, влажный или сухой, без растворения не обойтись. Что такое, к примеру, плавление (fusion), как не растворение металла в своей собственной воде? Так и квартование (inquartation), и получение металлических сплавов в действительности заключается в химическом растворении одних металлов в других. Ртуть, жидкая при комнатной температуре, есть по существу расплав или раствор металла. Любая дистилляция, экстракция, очистка осуществляется лишь после предварительного растворения. А восстановление (réduction)! He есть ли оно результат двух последовательных растворений — самого вещества и восстановителя? Если в раствор трёххлористого золота погрузить цинковую пластинку, тут же начинается растворение цинка, и восстановленное золото осаждается в виде аморфного порошка. Купелирование (coupellation) также заключается в первоначальном растворении содержащего примеси или сплавленного драгоценного металла в свинце с последующим плавлением образовавшихся на поверхности окисей и их удалением. Зависят от растворения, позволяющего проводить самые различные операции, также и сугубо алхимические процессы, такие, как пропитывание (imbibitions), вываривание (digestions), вызревание (maturations), циркуляция (circulations), путрефакция (putréfactions) и многие другие.

Но больше всего отличает философское растворение от всех других, придавая ему определённое своеобразие, то, что растворитель не поглощает основной металл, а лишь разрывает связи и извлекает из молекул частицы чистой Серы, которые они могут удерживать, оставляя большую часть вещества инертной, измельчённой, нереакционноспособной и совершенно не поддающейся восстановлению. С таким растворителем нельзя получить металлическую соль, как это случается с химическими кислотами. Поэтому известный с древних времён философский растворитель использовался только в алхимии и только опытными манипуляторами, знающими особый приём (tour de main), без которого все бесполезно. Говоря, что Делание нуждаётся лишь в одной вещи, Мудрецы говорят именно и только об этом. В отличие от химиков и спагириков, которые располагают целым набором кислот, у алхимика есть только один агент, получивший различные названия, последнее из которых — алкагест. Разбор простых и сложных составов — называвшихся алкагестами — завёл бы нас слишком далеко, так как у каждого из химиков XVII и XVIII вв. алкагест был свой. Среди алхимиков, которые немало времени посвятили изучению таинственного растворителя Ван Гельмонта и Парацельса, упомянем Томсона (Epilogismi chimici — Речи о химии, Leyde, 1673), Веллинга (Opera cabalistica — Труды по кабалистике, Hambourg, 1735), Такения (Hippocrates chimicus — Химический Гиппократ, Venise, 1666), Дигби (Secreta medica — Медицинские тайны, Francfort, 1676), Старкея (Pyrotechnia — Пиротехника, Rouen, 1706), Вигани (Medulla chemiœ — Основы химии, Dantzig, 1682), Кристиана Ланжло (Opera omnia — Полное собрание творений, Francfort, 1688), Ланжо (Salamander — Саламандра, Hambourg, 1673), Гельбигия (Introitus ad Physicam inauditam — Введение в новые области физики, Hambourg, 1680), Фридриха Хоффмана (De acido et viscido — О кислоте и клее, Francfort, 1689), барона Шредера (Pharmaсорœа — Фармакопея, Lyon, 1649), Бланкарда (Theatrum chimicum — Химический обзор, Leipzig, 1700), Кверцетания (Hermes medicinalis — Медицинский Гермес, Paris, 1604), Бегена (Elemens de Chymie — Начала химии, Paris, 1615), Хенкеля (Flora Saturnisans — Сатурническая флора, Paris, 1760).

Потт, ученик Шталя, также сообщает о растворителе, который по его свойствам можно было бы принять за алхимический реагент, если бы мы не были лучше информированы относительно его истинной природы. Манера, с какой наш химик его представляет, его настойчивое желание сохранить в тайне состав реагента, намеренная приблизительность при описании свойств, на которых в иных случаях он останавливается подробно, лишний раз доказывает, что речь идёт совсем о другом. «Нам остаётся рассказать, — пишет он[429], — о безымянном маслянистом растворителе, о котором ни один химик, насколько нам известно, толком не упоминал. Эта прозрачная летучая чистая маслянистая жидкость, воспламеняющаяся, подобно винному спирту, и кислая, словно хороший уксус, при дистилляции приобретает форму смазанных хлопьев. Почти все металлы, особенно прокалённые, после вываривания и когобации в этой жидкости растворяются. Наша жидкость извлекает из золота ярко-красную тинктуру, и когда её удаляют, остаётся смолистая масса, которая целиком растворяется в винном спирте, приобретающем в результате красивую красную окраску. Остаток восстановлению не поддаётся, и я уверен, что из него можно получить соль золота. Этот растворитель смешивается в любых соотношениях с водой и жирными растворами, он превращает кораллы в жидкость цвета морской волны, как бы возвращая их в исходное состояние. Наша жидкость насыщена солью и в то же время жирная — думаю, она и есть настоящий Вайденфельдов универсальный растворитель (menstrue de Weidenfeld) или философский винный спирт, потому что таким же образом выделяют белое и красное вино Раймонда Луллия. Поэтому Генрих Кунрат в Амфитеатре даёт своему камню (Lunaire) имя огненной воды (Feu-eau) или водного огня (Eau-feu), и наверняка Юнкен сильно заблуждается, когда идентифицирует безымянный растворитель, о котором идёт речь, с винным спиртом. Этот растворитель производит мочевой спирт особенной природы, по некоторым характеристикам резко отличающийся от обычных мочевых спиртов; он также позволяет получить некое хлористое соединение, консистенцией и белым цветом напоминающее хлористую сурьму. Оно очень горькое и среднелетучее. Два последних соединения обладают ярко выраженной способностью экстрагировать металлы. Изготовить наш растворитель очень легко, хотя подробности этой операции обычно скрывают. Я не буду долее распространяться на эту тему, так как я вышел на это вещество сравнительно недавно и продолжаю с ним работать. Мне ещё нужно провести целый ряд экспериментов, чтобы удостовериться в его свойствах. Можно сказать, что об этом растворителе рассуждает не только Вайденфельд в De Secretis Adeptorum [430]*, но и Дикенсон в трактате Хрисопея».

XLI. Драгоценнейший Божий дар.

Манускрипт XV в. Третий рисунок.

Четыре элемента достигли наивысшей чистоты при нерасторжимом браке двух начал.

Не ставя под сомнение порядочность Потта, правдивость его описания, а тем более сведений Вайденфельда, изложенных им на кабалистическом языке, без околичностей заявим, что растворитель, о котором говорит Потт, не имеет ничего общего с растворителем Мудрецов. Об этом со всей очевидностью свидетельствуют химический характер реакций и жидкое состояние растворителя. Люди сведущие знают, что универсальный растворитель — самый настоящий минерал, сухой и жилковатый, прочный, обладающий твёрдой консистенцией и кристаллической структурой. Это не жидкость, не текучая ртуть, а соль, камень или каменная соль (sel pierreux), откуда и её герметическое название — селитра (Salpêtre, то есть sal petri, каменная соль), соль Мудрости (sel de sagesse) или соль alembroth, которую некоторые химики полагают образовавшейся посредством одновременной сублимации дейтохлорида ртути и хлорида аммония. Всё сказанное позволяет нам забраковать растворитель Потта, по своей природе слишком далёкий от металла, чтобы его можно было с успехом использовать в работе Магистерия. Если бы Потт помнил фундаментальный принцип нашего искусства, он бы вообще поостерёгся отождествлять свою жидкость с универсальным растворителем. Принцип этот заключён в следующих словах: Металлы могут достичь совершенства в металлах, посредством металлов и вкупе с металлами. Тот, кто предаст забвению эту основополагающую истину, не откроет ничего полезного для трансмутации. Если металл следует сначала растворить, делают это, согласно философским представлениям и традиционному учению, с помощью металлического растворителя (solvant métallique), близкого ему по природе. Лишь подобное воздействует на подобное. Наилучший агент, выделенный из нашей магнезии (Magnésie), то есть наш субъект (sujet), принимает вид металлического тела, заключающего в себе духи металлов, хотя сам он, строго говоря, не металл. Это и побудило Адептов, желавших утаить его от людей алчных, дать ему имена различных металлов, минералов, каменных образований и солей. Среди таких имён самое привычное — Сатурн, который рассматривается как металлический Адам (Adam métallique). Здесь самое время предоставить слово Философам, специально занимавшимся данной проблемой. Ниже мы приводим перевод очень показательной главы из труда Даниеля Милия[431]. Глава посвящена Сатурну и воспроизводит взгляды двух знаменитых Адептов: Исаака Голландца и Теофраста Парацельса.

«Философ, разбирающийся в герметических писаниях, знает, что значение Сатурна столь высоко, что его следует предпочесть обычному природному золоту (or commun et naturel). Сатурн называют даже истинным золотом (Or vrai) или материей и субъектом Философов (Matière Sujet des philosophes). Ниже мы приводим свидетельства выдающихся философов, подтверждающие эту точку зрения.

В своём Растительном Делании Исаак Голландец говорит: "Знай, сын мой, что камень Философов получают с помощью Сатурна и в совершенном своём состоянии он воздействует и на человеческое тело — как снаружи, так и изнутри — и на металлы. Знай также, что самая большая тайна связана с Сатурном, потому что лишь в нём осуществляется путрефакция золота. Сатурн содержит в себе совершенное золото (or probe) — с этим согласны все Философы, — надо только убрать из него все примеси, сиречь кал, и тем самым его очистить. Внешнее при этом уходит внутрь, а внутреннее являет себя снаружи, отсюда и красный цвет, свойственный совершенному золоту (Or probe).

Сатурн легко переходит в раствор и легко коагулирует; он без труда отдаёт свою Ртуть, свободно сублимируется, вплоть до того, что сам становится Ртутью Солнца (mercure du soleil). Сатурн содержит в себе золото, в котором нуждаётся Меркурий, и его Ртуть столь же чиста, как и Ртуть золота. Вот почему для нашего Делания Сатурн куда предпочтительнее золота, ведь если ты хочешь извлечь Ртуть из золота, тебе придётся потратить больше года, тогда как из Сатурна Ртуть выделяется за двадцать семь дней. В принципе подходят оба металла, но с полным основанием можно утверждать, что Сатурн — камень, имя которого Философы называть не вольны и оно скрыто до сего дня. Если бы его имя стало известно, многие без труда его бы заполучили, и наше искусство стало бы чем-то заурядным и вульгарным. Время и расходы значительно бы сократились. Дабы избежать этого, Философы тщательно скрывают истинное имя Сатурна. Некоторые из них прибегают к искусным иносказаниям, говоря, что Сатурн — это сосуд, в который не надо добавлять ничего постороннего: всё, что надо, есть в нём самом. Поэтому любой человек, сколь беден он бы ни был, может обратиться к этому Деланию, не требующему особых затрат. Он получит Луну, а вскоре и Солнце без труда и за достаточно короткий срок. Мы, таким образом, обнаруживаем в Сатурне всё необходимое для Делания. Меркурий там отличного качества, в нём также проявляются все цвета Делания: истинно чёрный, белый и красный цвета, а также нужный вес".

Заявляю вам после всего сказанного, что Сатурн и есть наш философский камень (pierre philosophique), а также та латунь (Laiton), из которой посредством нашего краткого Искусства (Art bref) без больших издержек и довольно быстро можно выделить Ртуть и наш камень. Также и камень, который мы получаем, есть наша латунь, а острая вода (eau aiguë), сущая в ней — наш камень. Горы книг посвятили Философы этому камню и этой воде.

В Пятом правиле Сатурна Теофраст Парацельс пишет:

"Сатурн так говорит о своём естестве: шесть (металлов) соединились со мной и влили в моё ветхое тело свой дух (leur esprit), но вместе с ним и то, что они не хотели мне передавать. Мои духовные братья проникли в самое моё тело, которое есть огонь, и огонь пожирает меня. Так все они (металлы), кроме двух, Солнца и Луны, очищаются моей водой. Мой дух — вода, которая размягчает застывшие тела моих уснувших братьев. Однако моё тело в заговоре с землёй, и всё, что связывается землёй, становится подобно ей и ею поглощается. Никто на свете, кроме меня, не может этого сделать. Поэтому химикам следует отказаться от всех других способов и обратиться к тем возможностям, которые предоставляю им я.

Дата добавления: 2015-07-20