Тейяр де Шарден о ноосфере

«Признав и выделив в истории эволюции новую эру ноогенеза, мы соответственно вынуждены в величественном соединении земных оболочек выделить пропорциональную данному процессу опору, то есть еще одну пленку. Вокруг искры первых рефлектирующих сознаний стал разгораться огонь. Точка горения расширялась. Огонь распространился все дальше и дальше. Только одно истолкование, только одно название в состоянии выразить этот великий феномен — ноосфера. Столь же обширная, но, как увидим, значительно более цельная, чем все предшествующие покровы, она действительно новый покров, «мыслящий пласт», который, зародившись в конце третичного периода, разворачивается с тех пор над миром растений и животных — вне биосферы и над ней».^[1]

(Впоследствии понятие ноосферы будет развито Владимиром Ивановичем Вернадским (1863-1945), российским естествоиспытателем.)

Ключевым содержанием ноосферы является то, что принято называть культурой. Или, что то же самое,— совокупным продуктом интегрального творчества, результатом творческой деятельности человека.

По существу, утверждение надприродности всего того, что создается человеком, давно уже стало «общим местом», родом философской банальности. По данным П. Гуревича, известного российского культуролога, с 1871 по 1919 гг. было дано семь определений культуры, с 1920 по 1950 гг. их насчитывалось уже 157, в отечественной литературе — более 400; в настоящее время число определений измеряется четырехзначными цифрами.^[2] Но при всем многообразии мнений большинство исследователей согласно с тем (высказанным еще античными атомистами),^[3] согласно которому культура — это некое сверхприродное начало, «вторая природа».

Но прежде нужно определить другое: соотношение понятий человека и общества.

Социология — это наука об обществе. Поэтому предметом курса является именно оно, и первый вопрос, который встает перед нами, это вопрос о том, что такое общество?

Первое, что приходит в голову при попытке дать определение, — это «собрание людей». Общество, это совокупность отдельно взятых индивидов. Такой взгляд на вещи рисует отдельно взятого человека как неделимый на составляющие атом, строительный кирпичик, общество же в целом — собранную из них конструкцию.

Такое представление характерно для обыденного сознания. Между тем обыденное сознание в науке представляет собой род того, что подлежит преодолению. К обыденным представлениям мы относим все, что противостоит научным, а именно: поверхностное и предельно упрощенное. Наука же (кстати, не только в своих собственных глазах) предстает как выразитель скрытой под поверхностью вещей истины.

Абсолютная недостаточность подобного определения обнаруживается сразу же, ибо тут же встает другой вопрос: что такое сам человек? Ведь если не дать определения ему, остается совершенно неопределенным и понятие общества. Но в обыденном представлении никаких дефиниций человеку не дается, здесь работает чисто интуитивное представление.

И все же пренебрегать представлениями обыденного сознания не следует. Уже хотя бы потому, что даже самый «продвинутый» ученый более чем на 90% подчиняется именно его закономерностям, и нет, наверное, ни одной научной дисциплины, которая не оперировала бы некими самоочевидными, не требующими ни определений, ни доказательств, представлениями. Может быть, только математика в наименьшей степени подвержена им, но чем дальше мы уходим от «точных наук», тем больше их власть.

Впрочем, даже «царица наук», геометрия, более двух тысяч лет опиралась на самоочевидные истины о трехмерном пространстве. Именно неразвитое интуитивное представление о трех координатах некоего огромного безразмерного «вместилища» всех событий, процессов, явлений, которые, и подлежат изучению, позволило Евклиду сформулировать полную совокупность аксиом, из которых — уже строго логическим путем — выводились все теоремы.

Но и сегодня неразвитые интуитивные представления составляют существо многих наших знаний. Например, знаний о времени. Нам известно только то, что оно имеет всего одну координату, что оно движется от прошлого через настоящее к будущему, и что оно может измеряться с помощью неких ритмических процессов. Другими словами, мы не знаем о нем практически ничего, но это не мешает человеку с успехом ориентироваться в текущих событиях и даже делать великие научные открытия.

Кстати, первые определения пространства и времени были даны только в сочинении Ньютона «Математические начала натуральной философии»^[4] в 1687 году (второе издание — в 1703). Во вступительной части этой книги Ньютон анализирует основные понятия механики и среди них — пространство и время. Раздел «Определения» заканчивается «Поучением», где и даются их определения.

Как видим, наука успешно существовала без определений этих фундаментальных начал более двух тысяч лет. Впрочем, и ньютоновские определения практически сразу же встретили резкую критику.

Как бы то ни было, и сегодня удовлетворительных определений этих базовых для всей культуры понятий не существует даже в таких науках как математика и физика. Все прочие науки, которые просто немыслимы без категорий пространства и времени (эволюционная теория, геология, история и др.) тем более довольствуются самыми поверхностными интуитивными представлениями об этих началах мира. Другими словами, представлениями обыденного сознания.

Поэтому и мы не будем свысока относиться к нему.

Но все же необходимость определения основных понятий существует.

Уже из обыденных представлений мы видим, что понятия «человек» и «общество» неотрывны друг от друга. Стоит исключить человека, и все попытки дать определение обществу потерпят неудачу. Стоит забыть об обществе и мы тут же потеряем всякое представление о человеке. Таким образом, уже отсюда можно заключить, что «общественное» является одним из фундаментальных измерений человека, в свою очередь, «личностное» не может быть игнорировано при определении социума. Так именно клетка хранит в себе всю генетическую информацию об устройстве и законах жизни целостного организма, но получить «код доступа» к этой информации можно только изучив всю его структуру и все его функции. При этом вся информация существует только до тех пор, пока клетка функционирует как составная часть целого, вне организма она становится не только недоступной прочтению, но и физически уничтожается.

Отметим это обстоятельство и пойдем дальше.

Одна из первых попыток определения человека была дана Платоном.

«Двуногое без перьев»,— гласил его вердикт. Но как-то раз один из его оппонентов, некий Диоген из Синопа (кстати, тот самый сын менялы и фальшивомонетчика, который жил в бочке, ходил с зажженным при ярком солнце фонарем «в поисках человека» и, как собака, справлявший нужду прямо на улице, за что и назывался киником), принес ощипанного петуха и бросил под ноги философу: «Вот, Платон, твой человек!» Этот контраргумент заставил задуматься мыслителя, и через какое-то время родилось дополнение: «... с плоскими ногтями».

Человека называли и политическим (Аристотель), и общественным животным, и животным, способным использовать орудия... Но рано или поздно обнаруживалось, что и насекомым известны принципы общежития, и что орудиями способны пользоваться (и даже производить их) многие биологические виды.

Дата добавления: 2015-07-20