Грохочущие двадцатые

Павел Лихачёв

Почему Великая депрессия стала великой?

«Говорят, сейчас трудные времена,

но видели бы они Нью-Йорк во

времена Великой депрессии. Сточные

канавы были завалены трупами…»

из фильма Джона Карпентера

«В пасти безумия»

Грохочущие двадцатые

Многие явления в нашем мире носят цикличный характер: времена года сменяют друг друга, частоты сердцебиения и сменяемость крови за счёт регенерации её молекул в человеческом организме происходят в рамках определённых циклов. Более того, сама жизнь человека состоит из циклов: рождение, детство, отрочество, юность, взросление, пожилой возраст, старость и смерть. Исходя из этого, в умах экономистов родилась мысль о возможной цикличности экономики, когда экономические показатели изменяются с определённой амплитудой, последовательно по кругу повторяя стадии: зарождение, длинный рост, в течение которого встречаются коррекции, затухание роста, рецессия и сильный спад, после которого снова намечается рост.

Экономисты занимались этим вопросом, и вот список тех, кто достиг наибольших успехов на этом поприще: Джозеф Китчин, Клеман Жюгляр, Саймон Кузнец, Йозеф Шумпетер, Ральф Элиот, а также русский учёный Николай Кондратьев, сгинувший в Сибири за обоснование превосходства капитализма над социализмом.

Кстати, мнение этого русского экономиста разделяет также бывший президент Киргизии, а ныне - иностранный член РАН, академик Киргизской академии наук Аскар Акаев[1]. Сейчас он координирует деятельность одной научной группы Института математических исследований сложных систем им. И. Пригожина МГУ. Работа данной группы направлена на повышение точности и надежности прогнозов развития экономики, и в качестве основы методологии академик Акаев использует кондратьевскую теорию циклов.

Теории экономических циклов могут в той или иной степени содержать рациональное зерно, но, как мне видится, у них есть недостатки. Не всегда есть достаточно данных для анализа - далеко не все математики считают данные за 500-1000 лет (максимальный срок жизни многих империй прошлого) достаточными для анализа долгосрочных явлений экономики. Кстати, по теории Николая Кондратьева сейчас мы находимся в стадии «большой зимы», и по этому прогнозу экономику до 2020 года будет трясти, и монетарные власти ничего не смогут с этим поделать. Что ж, поживём – увидим.

Также теории циклов не учитывают того факта, что одни страны в ходе глобальных кризисов страдают сильно, а другие не очень, даже если все они встроены в связанные между собой экономические сети. Следовательно, помимо каких-то естественных циклов есть катализаторы, которые ещё сильнее разрушают экономики, и есть «подушки безопасности», которые амортизируют падение экономической системы. Основная же задача, как мне кажется, состоит в исследовании этих катализаторов и «подушек безопасности».

После кризиса 2008 года приходится чаще слышать о том, что такие волны имманентны капитализму. Это некий отголосок теории марксизма с её упрёками по поводу капиталистических кризисов перепроизводства.

Даже если это и так, то какая же система работает без издержек? Экономических кризисов не бывает разве что в формациях первобытнообщинного строя. Однако, что это за жизнь без столь ненавидимых Марксом кризисов перепроизводства?! Если индеец в бразильских джунглях или бушмен в пустыне Калахари сломает себе ногу, но ему и помочь то будет некому.

Кроме того, сами кризисы могут возникать не только в силу неправильных экономических решений. Кризис может быть порождён экологическими бедствиями. Например, эпидемия бубонной чумы, поразившая в Средние века Азию, Европу и Северную Африку или глобальное похолодание начала XVII века, в результате которого было три неурожайных подряд, приведших к краху режима Бориса Годунова и Смутному времени на Руси.

Также спад в экономике возникает в результате затяжных войн. Так, первая мировая война стала причиной большой задолженности США. В 1916 году госдолг составлял 1,2 миллиарда долларов, а три года спустя - 25,5 миллиардов[2]. Сейчас эти деньги составляют 40-50% от состояния такого человека как Уоррен Баффет или, скажем, Билл Гейтс, но в те времена эти деньги были куда более дорогими.

Однако экономика США быстро пошла на поправку. Двадцатые годы XX столетия вошли в историю как «грохочущие двадцатые» (roaring twenties), которые были отмечены бурным экономическим ростом. С 1923 по 1929 гг. население США возросло примерно на 10 миллионов человек (с 111,9 до 121,8 миллионов), и при этом, доход на душу населения ежегодно прирастал на 2,1%. Выпуск фабричного производства за этот период вырос на 23,5%, и производительность (объём конечного продукта за час рабочего времени) выросла на 14%[3].

Как правило, социалисты возражают на это, говоря, что значительная часть уходила богатым, а бедным доставались лишь крохи со стола. Дескать, усреднённые данные – это как средняя температура по больнице. Так ли это? На самом деле в рыночной экономике путь к большему богатству в основном лежит через торговлю. Предприниматель становится богаче, когда предлагает потребителям новые товары по доступной цене.

Так во времена «грохочущих двадцатых» у американцев появлялось больше электрочайников, холодильников, пылесосов, утюгов, тостеров и прочей электробытовой техники, которая не является предметом первой необходимости. Строились новые многоквартирные дома (за этот период их количество утроилось),разветвлялись сети железных дорог, судоходных каналов и линий электропередач.

При этом цены на многие потребительские товары снижались. В 1926 году они в среднем снизились на 2,2%, в 1927 году – на 1,1%, в 1928 году – на 1,2%. Например, в 1912 году автомобиль марки Model T, выпускавшийся на заводе Генри Форда, стоил 600 долларов, а в середине 1920-х его цена упала до 240 долларов[4]. Причём такое падение цен не было результатом какого-то снижения потребительского спроса. Наоборот, люди стали чаще путешествовать, и рынок начал производить больше мотелей (слово образуется от motor hotel – «мотор отель», т.е. придорожная гостиница).

В эти годы американцы не просто становились зажиточней - шёл бурный рост технического прогресса. В те годы появилась первая сеть радиостанций, которая дала мощный толчок развитию индустрии профессионального спорта и шоу-бизнеса Голливуда.

Почему же история экономики не знает американской стагнации после первой мировой войны? Как американцам удалось достичь такого роста?

В те времена президентом был Кэлвин Кулидж (Calvin Coolidge). Он был сторонником идеи небольшого правительства, т.е. уменьшения количества департаментов, ведомств (особенно в том случае, если разные государственные подразделения дублируют деятельность друг друга). Также основой его системы менеджмента была идея низкой доли регулирования экономики со стороны государства.

Птицы одного пера сбиваются в стаю, и Кулидж подбирал те кадры, которые разделяли его взгляды и были готовы реализовывать его жизненную философию в рамках большого государства.

Эндрю Мэллон (Andrew W. Mellon) был Министром финансов США и одним из богатейших американцев своего времени, имевшим опыт руководства на предприятиях самых разных отраслей: лесная, угольная, строительная, банковская, нефтяная, сталелитейная, кораблестроительная.

Основа его плана восстановления экономики предполагала в сущности две вещи:

1) Отсутствие гипертрофированного регулирования экономики.

По его мнению, участники бизнеса сами должны определить, где строить здание, куда проводить линии электропередач, какой товар производить, куда его поставлять и т.д.

Правительство же вмешивается в дела частных предпринимателей, когда имеет место криминальная активность или загрязнение окружающей среды, несущее угрозу жизни людей, их здоровью или сохранности имущества. Также правительство и другие государственные органы определяет основные стратегические направления развития экономики, создаёт простые правила игры, в рамках которых действуют экономические игроки.

2) Снижение ставки налогообложения.

«История налогообложения показывает, что люди не платят слишком высокие налоги. Высокие ставки неизбежно оказывают давление на налогоплательщика и уводят его капитал от продуктивного бизнеса» - написал Эндрю Меллон в своей книге[5].

Причём это наблюдение он сделал в 1924 году – за несколько десятилетий до того, как американский экономист Артур Лаффер создал научное обоснование этого феномена, названное впоследствии его именем – кривая Лаффера.

Кэлвин Кулидж следовал рекомендациям своего министра, и в декабре 1924 года во время послания Конгрессу он заявил: «Я убеждён, что большие доходы страны вообще-то привели бы к большим доходам правительства, если ставка налогообложения была бы существенно снижена»[6].

В 1921 году для крупного бизнеса налоги составляли 73%. Год спустя они были снижены до 58%. Так они снижались ежегодно до 25% в 1925 году. На этом уровне они и оставались, пока к власти не пришёл Герберт Гувер.

В 1921 году налоги для бедноты составляли 4%, и к 1925 году они были снижены до 1,5%.

Противники такого курса прогнозировали образование дыр в бюджете, но всё произошло с точностью до наоборот - государственный долг сокращался.

Более того, произошло перераспределение налогового бремени от бедных к богатым. Это то, за что ратуют социалисты, но осуществлено это было не посредством насильственного перераспределения благ, а через рыночные механизмы спроса, предложения, изменения цен и т.д. Так, к 1926 году 65% доходов от налогообложения было получено от лиц, чьи доходы превышали 300 000 долларов, хотя пять лет назад такие богатые заполнили казну лишь на 20%. В тот же самый период налоговое бремя на тех, чьи доходы менее 10 000 долларов, было снижено с 155 миллионов до 32,5 миллионов долларов в суммарном выражении.

За период 1923-1929 гг. средний уровень безработицы составлял рекордно низкий уровень 3,3%.

Дата добавления: 2015-07-20