Дуб из разоренного парка

Меня, — промолвил дуб косматый, —

От жалости уволь.
Да, был из мрамора когда-то

Дворец и сам король.

Я видел на фронтоне лица

Надменных королей,
Стремительные колесницы

И каменных коней.

Я видел, как из-под завесы

Раскидистых ветвей
Поглядывали Геркулесы

На Геб и на Психей.

Охотничий рожок тревожный

Я различал вдали,
И, дуб могучий и вельможный,

Своим я был в Марли.

Супругов царственных объятья

Я наблюдал подчас
И замечал под их кроватью

Лозена много раз.

Версалю я дарил прохладу,

Густую тень свою,
У ног моих бродил по саду

Лашез, как чорт в раю.

Меня чугунная дуэнья —
Решетка — стерегла

От неприличного вторженья
Теленка иль осла.

«Ничтожны и презренны нивы,
А луг нечист и груб.

Их должен избегать брезгливо

Почтенный, старый дуб», —

Так под моим зеленым сводом
Хороший вкус ворчал,

И незнаком я был с народом
И все сильней скучал.

Искусство окружив оградой,

Вкус продолжал твердить,

Что под замок, в теплицу надо
Природу посадить.

Я видел тех, что стыд забыли,
От чести отреклись,

Тех, что красавицами слыли,
Героями звались.

Встречал я ропотом невольно
Ничтожеств этих рой

И ветками умел пребольно
Их отхлестать порой.

Красавицы толпою пестрой

Бродили по лугам,
И де Рео с насмешкой острой

Следил за ними там.

Герой был очень храбр, однако
Со смертью не шутил

И на цепочке, как собаку,
Свой героизм водил.

Король устроился отменно:

Когда он рвался в бой,

Его просили все смиренно

Не жертвовать собой.

И, бранное смиряя рвенье,
Народ свой возлюбя,

Приказывал сей муж к сиденью
Привязывать себя.

з

Я видел в славном этом веке,
Как надо поступать,

Чтоб, побывав женой калеки,
Супругой солнца стать.

Я видел, как, сбежав от шуток,

Поэт-лакей гулял
И рифмы, словно диких уток,

В тиши подстерегал.

Их было там немало — разных
Кропателей стихов,

Надутых спесью, безобразных,
Напыщенных шутов.

Привольно им жилось в Версале:
Одевшись напоказ,

Они собою украшали

Сусальный свой Парнас,

Высокомерно рты кривили,

Сжимали кулаки
И с видом гениев строчили „

Бездарные стишки.

В Марли терпели нрав их грубый,
Блуждая меж стволов,

Они цедили, стиснув зубы,

Обрывки пышных слов,

Хромую Лавальер любили
Кипридой называть...

И лживые слова их были

Вставным зубам под стать.

Неслись приветственные клики,
Старался кто как мог:

«Светило — наш Луи великий,
Луи великий — бог!»

Сгибался Боссюэ понуро,

Стихами льстил Расин,

Глядеть порой на бога хмуро
Умел Корнель один.

Наш мир устроен очень странно:
В восторге род людской,

Олимп, хотя бы деревянный,
Увидев над собой.

Нередко Лафонтен в аллее

Свои стихи читал.
С улыбкой басням чародея

Придворный сброд внимал:

И царедворец искушенный,
Умело гнущий стан,

И герцог, сумрачный и сонный,
Бавиль, Френез, Таванн,

И Лувуа, палач кровавый,
И Шамильяр-лакей...

Всех рассмешить умел на славу
Сей чарователь змей!

5

Была природа в парке этом

Как будто неживой;
Как будто с выспренним сонетом,

Возились там с травой.

Все было чинно, тихо, гладко.

Ленотр и Жан Люлли
В садах и танцах беспорядка

Стерпеть бы не могли.

Застыли тисы, точно в трансе,

Равняли строй кусты,
И приседали в реверансе

Заученном цветы.

Дубам нещадно обкорнали

Густые ветки их,
Чтоб королям напоминали

Александрийский стих.

Вид обездоленный и хилый

Собою сад являл:
Казалось, что Баттё унылый

Его продиктовал.

«Вельможи, грабьте без стесненья!» —

Кричали короли.
С улыбкой муза Просвещенья

Склонялась до земли.

Проныра муза вдохновенно

Умела льстить и лгать
И у прохожих откровенно

Подачки вымогать;

Храм Аполлона величавый

Усердно стерегла
И у дверей торговлю славой

По мелочам вела.

На кальвинистов шло гоненье,
Везде царило зло, —

Меня же стригли без стесненья
Под гребень Буало.

У Ментенон кривились губки

В улыбке неземной.
Был чортом этот ангел в юбке,-—

И вот уж кровь рекой

Из Нантского эдикта хлещет,
Тревожа предков сон,

И д'Обинье в гробу трепещет,
И тяжко стонет он.

Все мог купить король без спора.

Сердца, и честь, и кровь,
У судей — совести укоры,

У женщины — любовь.

Очерчен едким Сен-Симоном,
Двор как живой возник:

На троне — призрак, а за троном —
Всесильный духовник.

Мне ненавистно это время

Злодеев и тупиц.
Не по плечу пигмеям бремя

Величья без границ.

Грозит и правым и неправым

Владыка эшафот.
На смену парикам кудрявым

Век пудры настает.

Спустился на народ голодный
Слой пудры, как туман.

В чести уже не плут безродный,
А важный шарлатан.

Искусство тащится за модой.

Всем подданным в пример,
Луи Пятнадцатого одой

Дарит хитрец Вольтер.

Власть короля глупа на диво.

У мысли заткнут рот.
В шуршащих юбках горделиво

Монархия плывет.

Но грозные слышны удары,
Земля дрожит — и вот

Бежит от справедливой кары,

Как вор, весь этот сброд.

Пока кружились мошки в танце
Над головой моей,

Не стало шума, блеска, глянца,
Не стало королей.

Мне хорошо: ушла тревога,

Нестройный шум умолк,

Украсила мой парк берлога,
И стал монархом волк.

В лучах полуденных расту я,

Откинув прежний страх,

И революция, ликуя,

Цветет в моих ветвях.

От Трианона пахнет тленьем.

Он мертв, но я живу
И глушь вокруг не запустеньем,

А вольностью зову.

Хромал наследник, и с изъяном
Был королевы стан.

Теперь я подружился с Жаном:
Проворен, ловок Жан!

Мне поцелуй крестьянки звучный
Милее во сто крат,

Чем ловкого Данжо докучный,
Обдуманный разврат.

Приятней лес, и ветер свежий,
И луг, и блеск зари,

Чем туфельки (ах я, невежа!)
Графини Дюбарри.

Меня не окружает боле

Бесчестье прежних дней.

Приятней мне цветок на воле,
Чем во дворце — лакей.

Весна, мне нрав твой своевольный

Приятней и милей,
Чем их позор самодовольный

И золото цепей.

Не слышно шуток Рокелора
И праздной болтовни,

Но больше воздуха, простора,
Ясней и чище дни.

Теперь я нунциев не вижу,
Сановных нет господ,

Зато мне с каждым часом ближе
Лазурный небосвод.

В тени ветвей моих маркиза

Вела собою торг,
А ныне знает здесь Дениза

Простой любви восторг.

Конец оградам, рвам, заборам,
Присев на мягкий склон,

Сюзон ласкает персик взором,
Как Матюрен — Сюзон.

Есть у меня и развлеченья:

Веселой чередой
Повесы-ветра приключенья

Проходят предо мной.

А иногда, порой весенней,

Придет девчурка в сад.

Моей угрюмой, старой тени

Приятен детский взгляд.

На свете ничего светлее

И трогательней нет,

Чем чистой девочки в аллее
Неясный силуэт.

Она беседует с травою,

С цветами у ручья.

Беседе юности с весною
Внимаю тихо я.

Я вижу сев и прорастанье,
Я вижу жизнь в зерне

И тайну бракосочетанья
В глубокой тишине.

Я вижу под ночным покровом.
Как торжествует вновь

Над целомудрием суровым
Прекрасная любовь.

Я вижу пары, поцелуи,
Объятья без конца.

Желанием томятся струи,

У ветров есть сердца.

Природой это ликованье
Освящено навек:

Начало скрыто в окончанье,
И семя даст побег.

За мной ухаживает буря,
Поит дождя струя.

Росу полотнищем лазури
С листов стираю я.

Зима приносит сон глубокий,
Но лишь придет апрель,

Опять весны розовощекой
Я ощущаю хмель.

Я, вольный, стал своим в природе,

И мне сладка весна.
Для нас гармония в свободе,

Мой друг, заключена.

Под небом, дышащим отрадой,
Хочу, чтоб сгинул гнет,

Чтоб не стеснен был лес оградой
И королем — народ.

Чтоб райский сад, густой, прохладный,
Вновь распуститься мог,

Бутон земли рукой громадной
Слегка сжимает бог.

Исчез король, исчезла клика
Всех временных владык,

И бога — вечного владыку —
Я, наконец, постиг.

Он многолик, как мирозданье,

Он благ — и потому,
Даруя миру упованье,

Рассеивает тьму.

Исчезли касты. По дорожке
Червяк ползет ко мне.
Я равным стал и малой мошке
И солнцу в вышине.

Иллюминаций пышных боле

Не видно в тьме ночной,
Я ими жертвую без боли:
Мне нужен свет иной.

Пылали фейерверка знаки

На небе, и земля
Не бога видела во мраке,

А имя короля.

Перебегали по поляне

Слепящие огни.
От них стремглав спасались лани

И прятались в тени.

Свод неба, тихий и огромный,
Тонул во мгле всегда:

Фонариков на ветке темной
Пугается звезда.

Бенгальские лучи огнями

Пронзали глушь лесов,

Надменно затмевая пламя
Крестьянских очагов.

В те дни мы все —осины, вязы,

Суровые дубы —
Маркизов и ракет проказы

Сносили, как рабы.

Казалось, что в Версальском парке,
Гоня дремоту прочь,

Рубиново-сапфирный, яркий
Пожар гудит всю ночь.

Король, надменный и суровый,

Любил игру лучей,
А я в них видел блеск багровый

Костров, где жгут людей.

Неисчислимые ракеты

С шипением рвались.

Взлетали кверху самоцветы,
А пепел падал вниз.

Порою луч зелено-синий,

Внушая людям страх,

В честь короля, как хвост павлиний,
Сверкал на небесах.

Теперь ничто здесь не пылает,
Свечей и плошек нет, —

Как всем крестьянам, посылает
Мне только небо свет.

Под кров листвы, сквозной и темной,
Прийти ко мне не прочь

Созвездия толпою скромной
И блещущая ночь.

Я тень планеты неизвестной

Над головой ловлю;
Приветы страннице небесной

Шуршаньем веток шлю.

Мои окутывает ветки,

Мой одевает ствол
Не серный дым, густой и едкий,

А звездный ореол.

Мне молодость дарит свобода,

Я опьянен — и вот
В объятья приняла природа

Меня и небосвод.

Но все, что ныне уцелело

От века королей
В саду, где ослик бродит смело

В невинности своей,—

Зола былых иллюминаций,

Богини и божки,
Великолепных декораций

Картонные клочки,

Лежащие меж трав-крестьянок,

В пыли и без огней,
Осколки плошек-куртизанок,

Любимцев-фонарей,

Когда-то пестрых погремушек,
Поверженных столбов,

Ракет — сиятельных старушек,
Подсвечников-попов, —

Весь хлам в своей тупой гордыне
Глумится надо мной

За то, что снизошел я ныне
До дружбы со звездой.

Дата добавления: 2015-07-20