Глава 21. ‑ Холлингс заседал в сенате двенадцать лет, Корнилия

‑ Холлингс заседал в сенате двенадцать лет, Корнилия! Не желаю слышать подобный вздор! Ты поняла? Я запрещаю!

Нили устало потерла глаза и вымученно улыбнулась отцу. Она с утра не вставала из‑за письменного стола в кабинете — светлой комнате, одном из самых уютных помещений в доме георгианского стиля, когда‑то принадлежавшем Деннису. Поместье располагалось на двадцати акрах лесистой местности в Мидлберге. Деннис в отличие от нее не слишком любил это место. Нили теперь жила здесь постоянно.

Ей нравился этот кабинет: кремовые стены с белоснежным бордюром, антикварные безделушки, дорогая мебель и чудесный камин. Высокие прямоугольные окна задрапированы мягкими шторами с цветочным рисунком, вид из них прекрасный — деревья, только что нарядившиеся в разноцветные осенние платья.

Нили отложила ручку.

— Холлингс — идиот, и народ Виргинии заслуживает лучшего представителя. Что ты там тянешь в рот, чертенок?

Баттон играла на английском ковре, с тонким изысканным узором в виде венков роз и мха. По ковру были разбросаны игрушки, ролик для туалетной бумаги, пустая коробка из‑под овсянки и мерные кухонные чашки. Баттон устремила на Нили невинный взор, хотя щеки предательски надулись. Вероятно, она все‑таки решила сжевать булку, оставшуюся от вчерашнего ужина, которую весь день носила с собой.

— Заставь ее выплюнуть, папа.

Личфилд сурово воззрился на ребенка:

— Немедленно отдай, Беатрис!

— Не!

К счастью, Баттон слишком широко раскрыла ротик, и на пол вывалился ком обслюнявленной булки. Жестом, таким же элегантным, как взмах клюшкой для игры в поло, Личфилд выхватил из кармана белоснежный носовой платок, подцепил остатки булочки и бросил в корзинку для мусора, стоявшую на маленьком столике, довольно далеко от чересчур любопытного Демона.

— Пусть Холлингс не самый блестящий сенатор Америки, зато всегда был верен партии. Он чрезвычайно расстроен твоими действиями.

С тех пор как в прошлом месяце Нили приняла решение выставить свою кандидатуру в сенат, они с отцом спорили день и ночь. Теперь она преспокойно откинулась в кресле и положила босую ногу на Сквида, мирно дремавшего под столом.

— В таком случае найди какой‑нибудь другой способ отблагодарить Холлингса, потому что на предварительных выборах я буду претендовать на его место.

— Без моей поддержки у тебя вряд ли что‑то получится!

— Папа, — как можно мягче напомнила Нили, — я не нуждаюсь в твоей поддержке.

Дверь кабинета с громким стуком распахнулась. Это явилась Люси, маленький храбрый рыцарь, спешивший на помощь угнетенным.

— Я дома.

— Вижу.

Нили улыбнулась приемной дочери, всегда готовой грудью отстаивать интересы матери.

Теперь Люси одевалась как большинство ее ровесниц в частной школе, выбранной ими совместно не только из‑за превосходных преподавателей, но и царившей там демократичной атмосферы: штаны на тесемке, широкий темно‑коричневый свитер, массивные туфли на толстой подошве и длинный ряд серебряных колечек в ухе. Но свежую юную красоту Люси не мог скрыть даже унылый стиль унисекс.

Блестящие коричневые волосы были модно подстрижены и придерживались над ушами двумя овальными заколками. Проблемы с кожей, так часто мучающие подростков, к счастью, обошли Люси, и теперь ее лицо уже не было покрыто толстым слоем косметики, а обкусанные ногти снова выросли и регулярно подпиливались. Девочка держалась уверенно и непринужденно, и сердце Нили, как всегда, когда она видела Люси, наполнилось гордостью за приемную дочь.

Люси, старательно игнорируя Джеймса, прошла к столу.

— Ма, хочешь послушать мой новый компакт‑диск?

Нили уже слушала новый компакт‑диск, так что уловка Люси не сработала.

— Позже, солнышко. Мы с дедушкой обсуждаем мое политическое будущее. — И, чтобы добавить масла в огонь, пояснила: — Он все еще против моего решения баллотироваться в сенат.

— Но, Корнилия, Люсилъ слишком молода, чтобы разбираться в подобных вещах. Вряд ли она интересуется политикой.

— Очень интересуюсь! — возразила Люси. — И намерена работать в мамином избирательном штабе!

— Много ты понимаешь в кампаниях! — пренебрежительно фыркнул сенатор.

— Некоторым старшеклассникам в моей школе уже исполнилось восемнадцать, так что они могут голосовать! И у всех моих ровесников родители тоже собираются голосовать. Мы с ма работаем над брошюрой для тинейджеров, чтобы и они поняли, в чем суть обязанностей сенатора штата.

Нили еще не привыкла, что Люси зовет ее мамой. Все началось несколько недель назад. Люси никогда не говорила на эту тему, не спрашивала разрешения. Захотела — и все. Баттон — дело другое. Она с самого начала иначе как «ма» к Нили не обращалась и при этом обычно вопила во все горло. Так было с того самого дня, три месяца назад, когда они вместе вышли из уютного дома в Айове.

Не все. Не все вместе. Один член их странной семейки остался.

Но Нили старалась не думать о Мэтте и сейчас попыталась сосредоточиться на битве, разгоравшейся между Люси и Джеймсом Личфилдом.

— …поэтому я спросила Толстожо…

— Люси! — предостерегающе воскликнула Нили.

— Я спросила миссис Фиген, не может ли мама прийти и сделать доклад на школьном собрании. Конечно, не насчет ее кампании: тут даже последний болван дотумкал бы, что к чему, а о том, как многие первые леди трудились на благо страны. Ма знает кучу интересных историй. Как Абигайль Адамс боролась за права женщин, Нелли Тафт велела посадить в Вашингтоне магнолии, а Эдит Вильсон правила страной, когда Вудро болел.

— Вряд ли это было таким уж значительным вкладом в процветание США, — пожала плечами Нили. — Эдит Вильсон едва не ввергла страну в конституционный кризис.

— И все же, по‑моему, это было здорово!

— Только по‑твоему.

Люси устроилось на своем любимом месте — в кресле напротив стола Нили — и объявила со всем апломбом стреляного воробья избирательных кампаний:

— Уже на предварительных выборах мы как пить дать надерем Холлингсу задницу.

Личфилд раздраженно прищурился, но промолчал, благоразумно опасаясь выговаривать Люси. Нили с самого начала ясно дала понять, что не позволит изводить девочку постоянными нотациями, и Джеймс быстро усвоил: дочь настроена вполне серьезно, и если он не хочет навсегда исчезнуть из ее жизни, то ни в коем случае не должен открыто выказывать приемышам неприязнь.

Бедный отец! Нили испытывала к нему нечто вроде жалости. Появление девочек потрясло его, но он мужественно проглотил эту горькую пилюлю. Кроме всего прочего, ему еще приходилось выдерживать бурю в прессе, вызванную поступком Нили.

Последние три месяца сообщения о ней не сходили с первых страниц таблоидов. Ее поразительная известность даже затмила славу кинозвезд. У всех, кто общался с Нили в ту знаменательную неделю, брали интервью. Бертис и Чарли с честью выдержали испытание. И даже Нико вел себя достойно. Организаторы конкурса двойников тоже получили свои четверть часа славы. Только Мэтт не желал разговаривать с собратьями по профессии и по сей день отказывался сниматься, хотя опубликовал несколько сенсационных статей с подробным описанием приключения первой леди…

Нили общалась с прессой только дважды: дала телевизионное интервью Барбаре Уолтерс[41]и согласилась стать героиней очерка в «Уименс дей», где впервые появились ее фото с приемными дочерьми. Решение показать их миру далось ей нелегко, но она знала, что иначе ей просто не дадут покоя, а журнал «Уименс дей» был, пожалуй, самым подходящим для этого изданием. Кроме того, Люси пришла в восторг.

Все это время отец горой стоял за Нили. И пусть он выглядел сдержаннее обычного и неодобрительно поджимал губы, но ни разу не подвел ее, даже когда Нили полтора месяца назад сложила с себя обязанности первой леди. Ее место заняли три женщины, которых она отобрала лично. Две были закаленными в политических боях женами конгрессменов, отлично знавшими особенности и обычаи столичной жизни, а третья — бойкой племянницей Лестера, успевшей в двадцать два года окончить престижный университет. Она оказалась идеальным противовесом пожилым дамам и сухарю‑президенту. И хотя Нили все еще продолжала управлять триумвиратом, давая необходимые советы, постепенно они приобретали необходимые навыки, что давало ей возможность подумать о собственном будущем.

Первым делом нужно было позаботиться о девочках. Если она собирается баллотироваться в сенат, очевидно, придется искать няню для Баттон. Очень скоро выяснилось: найти то, что она хочет, не так‑то легко. Нили и Люси проинтервьюировали несколько десятков кандидаток, прежде чем выбрали Тамару, девятнадцатилетнюю, всегда готовую посмеяться мать‑одиночку, с колечком в носу и твердым намерением закончить свое образование.

Тамара и ее шестимесячный сын Андре теперь жили в маленькой комнате над кухней. Нили и Люси немного ревновали к ней Баттон, но даже теперь, взяв ребенку няню, Нили пыталась делать большинство дневных звонков, пока дети спали, а за документами и проектами сидела по ночам. И разумеется, она ужасно уставала, отчего проникалась еще большим сочувствием к одиноким "матерям и желанием помочь тем, кто не имеет таких финансовых возможностей, как она.

— Все‑таки я не могу поверить, что ты серьезно намерена вступить в борьбу, — покачал головой отец.

— И напрасно, — вставила Люси.

— Я не к тебе обращаюсь.

— У меня есть собственное мнение, — сообщила Люси.

— Вряд ли ребенку полагается высказываться в присутствии взрослых.

Люси тут же сообразила, что за дерзкий ответ ее немедленно отошлют к себе, и поэтому промолчала, одарив Джеймса лукавой улыбкой.

— Через четыре года я получу право голоса, как и все мои друзья.

— Остается надеяться, что республиканцы выживут.

— И демократы тоже.

Потрясающе! Нили искренне наслаждалась их словесными баталиями.

Она рассчитывала, что чары Баттон быстро околдуют отца, и была поражена, что его куда больше заинтересовала Люси. Джеймс обожал достойных оппонентов, и то, что Люси, еще до встречи с ним, объявила себя его смертельным врагом, только распалило его как закаленного бойца. Оба только и ждали повода сцепиться. В чем‑то они были ужасно похожи. Упрямые, хитрые, изворотливые, любят манипулировать людьми и абсолютно ей преданны.

Сквид сонно пошевелился под ее ногами.

— Через десять дней я сделаю официальное заявление. Терри созывает пресс‑конференцию.

Едва она открыла свои планы Терри, тот попросил назначить его пресс‑секретарем. Нили была тронута и обрадована.

— Папа, я понимаю, что поставила тебя в немыслимое положение и тебе придется умыть руки, поэтому не рассчитываю…

— Умыть руки?! — Он принял позу принца Филиппа и нахмурил благородный лоб. — Моя дочь, бывшая первая леди Соединенных Штатов, баллотируется в сенат, а я должен делать вид, что мне это безразлично?! Завтра же попрошу Джима Миллингтона связаться с тобой. Эккермен хорош в своем деле, но без помощи ему не обойтись.

Неужели отец после всех возмущенных тирад наконец сдался? Джим Миллингтон — лучший специалист по проведению избирательных кампаний. Если он согласится — успех обеспечен.

Люси, желая убедиться, что больше нападок на ее драгоценную маму не ожидается, смело выступила вперед.

— Так вы больше не станете забивать ей голову всякой туфтой?

— Люсиль, это не твое дело. Я сделал все возможное, чтобы разубедить Нили, но поскольку она отказалась слушать, у меня нет иного выбора, кроме как поддержать ее.

— Вот это да! — завопила Люси.

Нили улыбнулась и встала.

— Почему бы тебе не остаться на ужин, папа? Сегодня вечер пиццы.

На лице Личфилда промелькнуло нечто вроде разочарования.

— В другой раз. Мы с твоей мачехой приглашены на коктейль к Эмберсонам. И не забудь, что в воскресенье она ожидает к обеду тебя с девочками.

— Хотите сказать — с Баттон, — пробормотала Люси.

Мачеха Нили пришла в ужас от Люси, но с первого взгляда влюбилась в Баттон, которая даже сейчас была одета в возмутительно дорогой костюмчик, купленный бабушкой.

— Это потому, что Беатрис никогда не ругается за столом.

— У меня случайно вырвалось. И на этот раз не могли бы вы попросить ее купить пончики или что‑нибудь в этом роде?

Джеймс Личфилд неодобрительно нахмурился и укоризненно покачал головой.

— Если она забудет, нам с тобой придется пойти и купить самим.

— Правда?

— В отличие от некоторых я пустой болтовней не занимаюсь.

Люси радостно ухмыльнулась:

— Отпад!

Каким‑то образом им всем удалось пережить воскресный обед. Вечером Нили укачала Баттон и помогла Люси с работой по истории. В одиннадцать, когда в доме все стихло, она ушла в спальню, разделась и улеглась в постель.

Днем, как всегда, она старалась не думать о Мэтте, но по ночам приходилось труднее, особенно в воскресенье — вероятно, потому, что впереди уже маячила очередная одинокая неделя. Без него. Сначала она пробовала уговорить себя забыть его, но успеха не добилась: тоска ощущалась по‑прежнему остро.

Дата добавления: 2015-07-26