Покорение высот

Мне довелось побывать на Фортамбеке три лады. Впервые это было в 1974 г., когда наша альпинистская экспедиция после успешного массового штурма пика Ленина перебазировалась под западные склоны пика Евгении Корженевской.

Я прилетел первым рейсом. После мастерской посадки, вы­полненной асом Душанбинского авиаподразделения Виктором Игнатьевичем Доником на вертолете МИ-8, можно было ог­лядеться.

Небольшая поляна, устланная серым галечником, несколь­ко кустиков травки, потревоженных вертолетом, полуистлевшие остатки каких-то ящиков и солидная кучка проржавевших кон­сервных банок — след прошлых экспедиций. Огромный вал мо­рены, за которым угадывался мощный ледник. Вдали — трапе­ция пика Коммунизма. Правее и ближе — гребень с ледовыми каскадами на склонах. Провал долины, где смутно в сером ма­реве виднелись далекие вершины. Два бастиона рыжих скал с тонким лезвием чистейшего снега на высоте и гряда разло­манных серо-черных скал, за которой воображение могло лишь нарисовать нескончаемое по высоте такое же скальное столпо­творение.

Веселенькое местечко! Вот она, обещанная панорама с дву­мя семитысячниками. Здесь, на этом месте будет стоять наш базовый лагерь. Первым делом следует поставить хотя бы одну большую палатку и немного расчистить «аэродром» — Доник обещал сделать еще пару рейсов.

Пора рассказать, для чего мы сюда прибыли. Ведь все ос­новные вершины, окружающие систему ледников Фортамбека, к моменту нашей экспедиции были покорены. Отсюда, с Фор­тамбека, предыдущие экспедиции проложили всевозможные маршруты к вершинам семитысячеметровых пиков Коммунизма и Евгении Корженевской, освоив все гребни и контрфорсы. Многие восходители в один сезон поднимались сразу на два семитысячника, первыми это сделали в 1968 г. альпинисты «Бу­ревестника». В районе было пройдено также несколько протяженных траверсов. Но самая главная, как считали многие аль­пинисты, проблема — траверс от пика Коммунизма до пика Ев­гении Корженевской или наоборот — еще не была решена.

Траверс двух семитысячников и есть та цель, ради которой в основном и была организована наша узбекистанская экспеди­ция на Памир. Мы заявили траверс на чемпионате страны. Был в заявках и еще один маршрут нашей команды — по восточной стене пика Евгении Корженевской.

События, с которых я начал рассказ, происходят на запад­ной стороне пика Евгении Корженевской. Сюда прилетела толь­ко та часть экспедиции, которая будет занята траверсом. Вто­рая половина экспедиции базируется с «той стороны», т.е. на леднике Мушкетова.

Что представляет собой траверс двух семитысячников? Это семьдесят километров по вершинам хребта Академии наук пре­имущественно на высотах, превышающих 6500 м, хотя по прямой семитысячники отстоят друг от друга всего лишь на 12,5 км.

До этого уже были заявки на прохождение этого маршрута, но по каким-то причинам только одна команда пыталась его осуществить. Было это в 1968 г. Студенческое спортивное обще­ство «Буревестник» организовало крупную экспедицию на Па­мир. Планировались восхождения на все три памирских семитысячника, а также участие в чемпионате страны двумя коман­дами: в высотном классе и классе траверсов. В высотном был заявлен смелый по тому времени маршрут на пик Коммунизма через пик 6701 по контрфорсу с ледника Вальтера. В классе тра­версов впервые в заявках появился перечень семи вершин, вклю­чающий пики Коммунизма и Евгении Корженевской.

14 августа восемь альпинистов вышли на маршрут. Капитан команды Валентин Божуков и опытнейший высотник Кирилл Кузьмин шли на высочайшую вершину страны в третий раз. Преодолели подъем на плато, преодолели само плато. Догнав шедшую впереди группу В. Максимова, вместе с ней на седьмой день пути поднялись на вершину. С вершины пика Коммунизма маршрут вел по хребту и каждый шаг приближал к заветному финишу. Не сбило темпа и настроя команды недомогание Юрия Колокольникова, который спустился в паре с Володей Кочетовым из-под пика 6701. Погода благоприятствовала восходи­телям, и каждый вечер в назначенное время взлетала над хреб­том зеленая ракета. Еще две вершины позади. Остается учас­ток, уже известный и однажды пройденный спартаковцами Ле­нинграда. И вдруг... В верховьях ледника Москвина одна за другой взлетают три красные ракеты. Аварийный сигнал... слу­чилась беда... Группа сходит с маршрута.

С тех пор не было сезона, чтобы в заявках чемпионата не фигурировал этот маршрут. Но почему-то никто так и не решил­ся даже начать его.

В этом году две заявки: одна наша, мы выступаем под фла­гом ДСО «Мехнат»; другая — от команды ДСО «Труд», в сос­таве которой, в основном москвичи. Они-то и решили одолеть обратный траверс, начав маршрут по западной стене пика Евге­нии Корженевской. Пока мы делали заброску и вообще раска­чивались, две команды «Труда» (одна высотного класса) без всякой подготовки начали работать на западной стене.

Погода над Памиром то и дело менялась, сорвались уже две наши попытки выхода, с «той стороны» вестей не было — в на­шем лагере создалась тревожная обстановка. Но она сразу же разрядилась, как только состав высотной группы, отказавшись от штурма восточной стены, перебазировался на нашу сторону. Наш капитан Слава Воронин целиком отдался «траверсу». Но новые попытки выхода, а их было шесть, оканчивались возвра­щением в лагерь.

А здесь жизнь шла своим чередом. Поляна стала тесной — прибыли польские и немецкие альпинисты, прибыл еще один наш соперник в чемпионате — команда Белоруссии, разные группы то приходили снизу, чтобы назавтра уйти на восхожде­ние, то спускались сверху после удачного или — увы!— неудач­ного штурма пика Евгении Корженевской.

Из-за капризов погоды все экспедиции и группы, которые располагались в районе и готовились к штурму пика Коммуниз­ма, чтобы не терять времени, шли на пик Евгении Корженев­ской. Дело в том, что облачный фронт, надвигаясь с запада, встречает на своем пути барьер хребта Петра Первого и уда­ряясь о его могучие вершины и о громаду пика Коммунизма, теряет свою силу, растрачивая ее на бури и снегопады. А пика Евгении Корженевской достигают если не отголоски бурь, то во всяком случае намного ослабленная штормовая волна.

Однажды из приземлившегося вертолета вышли два челове­ка, которые и внешне и по возрасту выделялись из остальной альпинистской братии. Знакомство с ними оказалось удиви­тельным и приятным. Это были Юрий Владимирович Вальтер и Владимир Ермолаевич Наумов. Вечерами под шорох снежи­нок за стенкой палатки оживали годы далеких памирских экс­педиций, экспедиций открытий, экспедиций первопроходцев, непосредственным участником которых был Юрий Владимиро­вич. А в рассказах Владимира Ермолаевича становились жес­токой явью кровопролитные бои в горных ущельях Кавказа.

Готовясь к траверсу, мы консультировались со всеми, кто мог чем-то помочь нам. Беседовали и с Юрием Бородкиным из московского «Буревестника», маршрутом которого начинался наш траверс. Он говорил: «Снежные склоны крутые. Снег неудобный, часто под тонкой коркой — рыхлая масса. Есть лави­ноопасные участки. Много сбросов, трещин. Спуск по ребру я бы не рекомендовал».

Группа Ю. Бородкина была первой, которая поднялась на Памирское фирновое плато с ледника Вальтера. Выход этот те­перь называют «ребром Бородкина». С первого прохождения этого иссеченного, изломанного трещинами и сбросами крутого гребня прошло шесть лет. Лишь одна группа с тех пор восполь­зовалась этим путем для выхода на плато.

Пока мы давали один фальстарт за другим, события и в на­
шей экспедиции и в соседних развивались своим чередом. Об­ращаюсь к дневнику:

8 августа. Три дня назад к вершине пика Евгении Корженевской, где сейчас трепещут легкие снежные флаги, ушла из на­шего лагеря группа. Там, сквозь зыбучие снега пробиваются к вершине Саша Путинцев (этим маршрутом он закрывает нор­матив на нечастое даже среди высококвалифицированных аль­пинистов звание «Барс снегов»), Саша Шингалов, Вася Барашкин, Саша Ткаченко, Олег Попов, Валерий Вержбицкий, Гена Бажажин. Руководит «великолепной семеркой» альпинистка из Чирчика кандидат в мастера спорта Рахиля Галяутдинова. У восходителей отличный темп! Третий день, а они уже на под­ступах к 7105-метровой отметке.

Накануне погода была отвратительной. С ледника Фортамбек сеансы радиосвязи приносили настораживающие вести — группы из Минска и Душанбе отрезаны от нижних лагерей на Памирском фирновом плато, они с трудом пробиваются вниз. Четырнадцатые сутки «висят» на западной стене пика Евгении Корженевской две группы «Труда». За шеститысячеметровую отметку поднялись поляки и немцы.

А как там наши? Что-то не выходили на два сеанса связи. Наверное, работают на подъеме. А, возможно, поднялись на вер­шину и уже идут вниз. Каждый час почти все, кто находится в лагере, подходят к палатке радиопункта.

«Мехнат-три... Мехнат-три... Я — База... Прием» — упорно твердит в эфир наш радист Миша Иванов. Маячит, забыв про потухшую сигарету во рту, перед радиопалаткой Вадим Эльчибеков: когда кто-то на маршруте, наш начальник и тренер буквально не находит себе места. «Мехнат-три... Мехнат-три...»

И вдруг в ответ эфир приносит хриплый голос Саши Путинцева: «Я — Мехнат-три. Слышу хорошо. Спустились на шесть сто. На вершине были в двенадцать сорок. Как понял? Прием».

«Вас понял... Вас понял. Молодцы! Сколько человек сделали вершину? Прием.»

«Вершину сделали все. Вершину сделали все. Вечером будем дома.»

Вадим начал энергичные поиски спичек по всем своим кар­манам. И уже прикуривая, спросил: «А как там ваши?»

Этот вопрос был обращен к начальнику спасательного отря­да «Труда» Валерию Алмазову, который в этот момент не прос­то шел, как обычно, а бежал к нашей радиопалатке, пытаясь что-то сказать на бегу. Но слышалось только: «Вадим... Ва­дим...»

— Что? В чем дело?

— На стене... Связь неважная... Говорят, сорвался Мальцев.

Через несколько минут из всех лагерей люди с рюкзаками уходили под западную стену пика Евгении Корженевской. Ла­герь «Труда» опустел.

11 августа. Мы проснулись и готовились к выходу. Гудел примус, снаружи стояла тишина. Такая, что бывает только вы­соко в горах — ни шороха, сплошная немота. И вдруг палатку качнуло из стороны в сторону, будто она не стояла на прочном снежном основании, а штилевала в море у причала, когда задул спокойный уверенный бриз. Заскрипела под нами ледовая тол­ща, резкие, как выстрелы, звуки донеслись с глубины. Это тре­щал лед.

«Землетрясение...» — прошептал кто-то из нас одним дыха­нием. Все затаились, будто от нашего движения могло что-то измениться, прислушиваясь к щелчкам выстрелов, к тревожной тишине наверху, где навис громадный ледовый сброс с круты­ми снежными плоскостями, откуда от размеренной скрипучей качки могла ринуться лавина.

Потом все стихло. Это длилось лишь несколько секунд, но они показались вечностью. Лишь тихо позвякивали связки крючьев, висевших на отвесе ледовой стены, да с опозданием донесся грохот обвала, рухнувшего с ажурных гребней пика Кирова.

...«Семь часов четырнадцать минут ташкентского време­ни...» Что-то неласков в этом году Памир. Нет обычно стабиль­ной погоды. И вот — землетрясение. Хорошо, что толчки незна­чительны (позже мы узнали, что в районе пика Коммунизма было около пяти баллов). Но этого вполне достаточно, чтобы привести в движение непрочные ледопады, обрушить снежные карнизы с гребней, сбросить ненадежные камни со скал. Этот толчок уже второй. Первый произошел несколько дней назад. Он принес беду американским спортсменам, совершавшим восхождение в районе пика Ленина. Этот же толчок едва не стал роковым для части нашей экспедиции, которая находилась на леднике Мушкетова. Накануне ребята спустились с восточ­ной стены пика Евгении Корженевской, обработав нижнюю слож­ную часть планируемого маршрута. На маршруте были остав­лены веревки. Землетрясение произошло глубокой ночью. И если мы с этой — западной стороны — ничего не ощутили, то на «той стороне» вздрогнувший от толчка семитысячник стряхнул с себя каскадный ледник и часть стены. В каменном крошеве трудно было что-либо отыскать от оставленного на стене снаряжения. Маршрут по стене стал очень опасным. И вот сегодня среди ледовых сбросов на «ребре Бородкина» мы ис­пытали еще один подземный толчок.

Пока я писал свой дневник, рее уже выбрались из палатки, готовясь продолжить восхождение? Валера Лукин пристегнулся к концу веревки и, подстрахованный Гошей Петровым, пытает­ся найти прочный мост через трещину, у которой мы ночевали. Прозондировав в одном месте, он возвращается, сбрасывает с себя рюкзак — «там снег еле дышит» — и снова уходит, на этот раз левее. Снег доходит ему почти до пояса, он мнет сыпучую массу коленями, локтями, ледорубом и постепенно исчезает за перегибам. По движению веревки видно, что и там «трудный» снег. Но вскоре кольца веревки, что лежали у ног Гоши, исче­зают. Валерий просит подвязать «восьмидесятку». Когда эти восемьдесят метров подходят к концу, сверху доносится голос: «Готово! По-о-шли!»

Так начинаем очередной трудовой день, третий день марш­рута.

12 августа. Огромная белая плоскость расстилалась внизу. Это Памирское фирновое плато. Отсюда с гребня пика Кирова, куда вывело «ребро Бородкина», плато видно во все стороны. На той стороне плато заслоняет полнеба скалисто-ледовый мас­сив пика Коммунизма, рядом — пики Куйбышева, Крошка, Ле­нинград и Абалакова. Так называемый Большой барьер. Эти вершины в сравнении с пиком Коммунизма кажутся белыми карликами, хотя их абсолютный рост выше шести тысячи мет­ров.

Отлично виден весь траверс, на который мы замахнулись. Если сейчас оглянуться назад, то окажешься лицом к лицу с пиком Евгении Корженевской. Там намечен финиш. Удастся ли достичь его? Двадцать дней потеряно из-за непогоды. Семьде­сят километров... А пройдено от силы три. До конца сезона мож­но рассчитывать дней на 18-20 погоды — зима на Памире на­чинается рано... Снова облака наступают с запада.

Начинаем спуск на плато. Вырастают, одновременно уда­ляясь, окружающие вершины. Ложатся склоны пика Коммунизма, закрывая вершину. Все явственнее ощущается холодное ды­хание Памирского фирнового плато.

13 августа. От плато до высоты 6500 казалось бы всего-то четыреста метров, а если учесть рельеф, то только восемьсот. На этой высоте и при хорошем состоянии снежного покрова три-четыре часа работы. Снег сегодня — шикарный! «Кошки» со скрипом прорезают наст, создавая надежное сцепление с плотными склонами. Идти довольно легко — вот бы еще рюкзак полегче! Но на такой маршрут нужен солидный запас. Я забыл упомянуть, что в начале нашего пути с ледника Вальтера каж­дый рюкзак весил в среднем сорок килограммов. Вчера — уже под вечер — над плато появился вертолет. Он прошел низко над нашей палаткой. Мы видели улыбку Донника, он помахал нам рукой. Мы поприветствовали его ракетой. Вдруг от вертолета отделился какой-то предмет и упал в метрах двухстах от палат­ки. Еще круг. Доник делает знаки — «это вам!» — и улетает.

Оказалось, что в этот день в нашем базовом лагере зарезали корову и непревзойденный кулинар Вадим Рассоха приготовил «для траверсантов небольшой кусочек мяса с чесноком». Так следовало из приложенной записки, где желалось нам погоды и успеха. Мясо было превосходное и еще теплое. Мы, естествен­но, отдали должное этому неожиданному дополнению к наше­му ужину. В этот прекрасный тихий звездный вечер только мне было не до шуток, которые не утихали в мой адрес. Мясо, ко­торое мы взяли на первые дни, нес я и его уже съели, и этот «небольшой кусочек» весом в пять-шесть килограммов ложился на мои плечи.

...Затяжной фирновый склон подводит к скальным остров­кам. Здесь можно спокойно присесть, покурить, не рискуя упус­тить вниз по склону снятый с плеч рюкзак. Сверху спускается какая-то группа. Мы узнаем наших друзей из Медико-биологи­ческой экспедиции Академии наук Таджикистана. Экспедиция ведет наблюдения над животными в условиях максимальных высот и, как правило, проводит одно-два восхождения на пик Коммунизма за сезон. Вчера тринадцать человек из состава экс­педиции успешно штурмовали вершину. Мы первыми поздрав­ляем их с восхождением. Среди восходителей Володя Машков, мастер спорта из Душанбе, заместитель начальника экспедиции. Это его шестое восхождение на пик Коммунизма.

... Склон подступает к пологому разрушенному гребню плит­чатых скал.

— Скоро шесть пятьсот, — говорит Гоша Петров, маршрут ему знаком по восхождению, которое он совершил в 1968 г.

Небольшой перегиб склона на высоте 6500 может разместить целый лагерь. Уже через два часа мы уютно располагаемся в нашей «казарме». Так с первой же ночевки мы окрестили па­латку, в которой достаточно места для всех восьми. Спасибо альпинистам «Буревестника»! — это они одолжили нам такую жилплощадь на наш маршрут.

Сегодня по графику дежурят Валерий Лукин и Вадик Финк. Слышно, конечно, только «Финика»; «Высотный ресторан «Узбе­кистан»! В меню комплексный обед из блюд узбекской нацио­нальной и...польской национальной кухни. Блюдо первое — польский суп из концентратов с добавлением мяса коровы, от­ кормленной на пастбищах Ферганской долины и во льдах лед­ника Москвина...».

Суп был кисленький, ели без особого восторга. Все старались выловить некондиционное мясо и картофель. «Спустимся вниз, поговорю с Яиошем, что это он нам подсунул», — пообещал Слава Воронин. Мы вспомнили, как вдвоем подбирали супные концентраты из запасов польских альпинистов.

— Это, видимо, самый хороший,— сказал тогда Слава.

— С чего ты взял?— спросил я.

— Видишь? Цена — семь злотых! А остальные не больше трех.

Мы взяли пять пачек, — больше не нашлось, — и сейчас все пять в кастрюле. (Позже Янош Онушкевич объяснил, что это была приправа к остальным супам — перец, томат, чеснок, пряности, травы).

Снаружи палатки слышатся шаги и голоса. Валера Лукин выбирается на «улицу». Вскоре доносится его медоточивый го­лос:

— Дорогие белорусские братья и сестры! Дастархан готов. Просим в гости.

Но в проеме палатки показываются только лица двух деву­шек, которых мы учтиво угощаем горячим чаем. Парни от уго­щения отказываются категорически. Минчане, которые вышли позже и по следам догнали нас, знают, что мы идем на много­дневный траверс и каждый грамм продуктов у нас на счету.

14 августа. 7 часов утра. Погода снова портится, с запада за ночь придвинулись плотные облака. Они окутали вершины и закрыли плато. У нас — небольшая тревога. Ночью тяжело кашлял Леша Громов. Жалуется на боль в горле, у него — головная боль и невысокая температура. Девушка-врач из груп­пы минских альпинистов поставила диагноз — ангина. Необхо­дим спуск.

9 часов. По рации делимся нашей бедой с базой и группой Анатолия Лябина, которая идет следом и вчера ночевала на плато. Решение находится быстро — вторая группа встретит Лешу и с ним вниз по следам группы Машкова до ледника Фор-тамбек спустится Сережа Есенин, который вызвался идти вниз добровольно. Сережа поднимался на пик Коммунизма в составе Международной альпиниады в 1972 г.

11 часов. Проводив Лешу и распределив его груз на семе­рых, выходим вверх вслед за минчанами. Пока шли под при­крытием гребня, продвижение было еще сносным. Но вот путь выводит на гребень. Будто холодная металлическая рука сжима­ет горло — ветер, изрядно приправленный колкими крупными снежинками, порывами бьет с запада. Видимости нет, мерзнут ноги. Решаем ставить палатку.

Целый час уходит на этот титанический труд. Вечером по радиосвязи узнаем, что высоты 6500 метров следом за нами до­стигли три группы: группа Лябина, еще одна группа белорус­ских альпинистов и альпинисты Польши. Сережа Есенин и Леша Громов прошли плато и ночуют в пещерном лагере Медико-био­логической экспедиции.

15 августа. Перенесли бивак на «6950». Переход занял 20 минут. Здесь площадки защищены от ветра и можно переждать непогоду. А Памир, видимо, решил показать всю свою свирепую мощь: адский ветер, снегопад. Наша «казарма» надежно защи­щает нас, а сшитые специально для этого маршрута четырех-спальные пуховые мешки — удобны и теплы.

17 августа. Два дня свирепствовала непогода. Сегодня, поль­зуясь затишьем, все группы вышли на штурм. Облачно, но сне­гопада нет, короткие и сильные порывы ветра то и дело застав­ляют останавливаться и вгонять ледоруб в склон. Вершина над нами — всего 400 метров по вертикали. Крутизна фирновой плоскости слева дымится поземкой. Крохотные темные фигур­ки, крутыми зигзагами рисующие на плоскости след, прибли­жаются к гребню, верх которого растворяется в клубящейся массе облаков и снега, сбрасываемого с вершины ветром. Это группы минчан, поляков и наша — А. Лябина. Сам Лябин ос­тался на «6950», у него явные признаки «горной болезни».

Мы вышли поздно: завтракали, собирались. Проходим снеж­ные увалы предвершинного плеча. Следы прошедших впереди групп уже успел замести ветер. Что-то сегодня трудно идти. Но­ги — свинец. Если стоять и не двигаться, то все вроде бы нор­мально, но стоит сделать один шаг, сразу же наваливается не­объяснимая усталость. Объясняю свое состояние ребятам. Мы долго сидим на плоских плитах у самого основания вершинной башни. Здесь нет ветра. После непродолжительных дебатов решаем, что сегодня основное время для продвижения упущено и следует вернуться на «6950».

А в это время... Крутизна фирнового склона осталась поза­ди, и восходители вышли на гребень хребта Академии наук. Вот и знаменитый «нож» — крутой гребнеобразный взлет, который выводит на вершину. Шедшие впереди Володя Бухалов и Слава Стенин решили подождать остальных: все-таки вместе целых семь дней шли сюда, одолели глубокие снега и штормовой ветер, укрывались на ночь в одной палатке — на всех и радость по­беды!

Вершина встретила неприветливо — истерзанная ветрами пирамида камней, под которой лежит записка, заструги снега. Ни единого фотокадра не позволила грозная высота унести с ее наивысшей точки на память, негнущиеся от холода пальцы не могли сначала отыскать кнопку затвора фотокамеры, а через несколько секунд мороз сковал механизм.

Но главное — победа над вершиной! Узбекистанцы Володя Бухалов, Борис Блоштейн, Слава Стенин, Костя Минайченко, Саша Рязанов — на высоте 7495 м! А рядом парни и девчата из Белоруссии и Польши. С ними они делили трудность последних метров. Не дошли до цели их друзья —Сережа Есенин, Анато­лий Лябин, вернулся с семи триста Гена Антонов, приморозив­ший ноги из-за тесной обуви. Но в победе над вершиной есть и их труд. И те, кто стоит сейчас на вершине, обязаны своей победой всем, кто ждет их возвращения в штурмовом лагере «6950» и на далеком леднике.

...Они возвращаются с вершины. Показалась первая связка. Идут, тяжело загребая ногами снег, Володя Бухалов и Саша Рязанов. Заросшее густой щетиной лицо Володи — маска льда. Сосульки, сросшиеся друг с другом, прилипли даже к бровям. Оба медленно подходят к палатке.

А через несколько минут оттуда слышится ободряющий го­лос:

— Ничего, терпи, сейчас мы их шерстяным носочком, вмиг порозовеют. Чай... пей, чай!

— Уже на спуске... перестал чувствовать... как деревянные — это голос Саши, хриплый, надтреснутый, словно приморожен­ный. Видимо, прихватило ноги.

Один за другим подходят сегодняшние покорители пика Ком­мунизма — вот тройка минских ребят и с ними две девушки. Так и идут стайкой — девушки посередине. Подошли. Один из парней говорит:

—Там что-то случилось. Мы видели, как вправо пошла связка. И возле ледового сброса, кажется, кто-то есть...

Лукин кивнул мне:

«Пойдем посмотрим?»

Поднялись на ближний взлет, откуда виден весь спуск с вер­шины. У ледового порога — группа. Кто-то из поляков — крас­ная анорака — спускается под сброс. Сверху подходит Стенин.

— Славка, что там случилось?

— Кто-то из поляков... метров триста... со склона... кажется, это Ева... — и он с трудом переводит дыхание.

Минут через десять Лукин и Чеканов, прихватив медикамен­ты и палатку, выходят наверх. Ветер по-прежнему не утихает, снова снег косо бьет сквозь облачную пелену. Начинает темнеть.

Когда вернулись Чеканов и Лукин, очередная непогодная ночь окутала Памир. Мы молча ждали, пока они отряхивали налипший на ботинки снег. И как бы отвечая на наш немой вопрос, Гена Чеканов произнес тихо:

—Ева разбилась.

Чьи-то последние тяжелые шаги протопали за палаткой.

18 августа. Ранним утром в нашей палатке собрались руко­водители всех групп. Решается вопрос — кто сможет участво­вать в транспортировочных работах. Выясняется, что в работах с полной нагрузкой могут принять участие только десять чело­век. Остальным следует идти вниз. Начинаются сборы. Наша группа в полном составе, и Янош Онушкевич собирается на транспортировку.

... После первых же шагов снова, как и вчера, тяжесть ско­вывает все тело и появляется тупая непонятная боль в желудке. Я останавливаюсь, снимаю очки — радужные круги плывут перед глазами, ослепительно белые склоны темнеют и покачи­ваются. Сквозь ватную тишину слышу голос Воронина:

—Останься. Приготовишь чай к нашему приходу. А лучше, давай вниз, вместе с Лябой.

На этом записи в моем дневнике прерываются. Последние строчки я писал на высоте 6100 м. Помню, Слава Стенин при­готовил ужин и сказал: «Хорош писать, поешь супчику».

После нескольких ложек снова появились режущие боли в желудке и с того момента уже не проходили, лишь только иног­да уменьшались. Через два дня мы спустились на ледник. На следующий день вертолет доставил нас в Джиргаталь.

Прошел год, и мы снова отправляемся на Памир. Холод гор­ных высот проникал в тесную утробу АМ-2. Внизу лежали ок­руглые предгорья Каратегинского хребта с грязноватыми лен­тами снежников. А впереди, принимая все более четкие очерта­ния, вырастал вечно-снежный мир хребтов и вершин Памира.

Уронив курчавую голову на руки, не просыпаясь даже в крупных «воздушных ямах», сидя спал Володя Машков. Рядом, с любопытством оглядывая величественные горные картины, что-то помечая в своем блокноте, расположился Олег Жадан, собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда». Остальные попутчики — седобородый таджик с умными и доб­рыми глазами, девушка со множеством мелких косичек и учеб­ником английского языка, трое парней с рюкзаками и зачехлен­ными треногами.

Топографы, геологи, географы, специалисты других бродя­чих специальностей давно изучают и исследуют Памир. Но в последние годы сюда стремятся ученые других профилей. Наш попутчик Володя Машков, например, следует на Памир в Ме­дико-биологическую экспедицию.

Мы беседуем с Жаданом. Так как это первое знакомство Олега с горами, то естественно, что наша беседа затрагивает широкий круг тем и вопросов. Это сам Памир и его богатая история, уникальные исследования медиков на плато, проблема высотных восхождений, азы альпинизма и сами альпинисты. Время в пути прошло быстро, и мы приземляемся в Джиргатале.

Большинство экспедиций независимо от целей, направляясь в самую высокогорную область Памира, непременно минуют этот в недавнем горный поселок с его тополевыми аллеями-ули­цами, переросший свои границы и ставший городом.

Ряды палаток у кромки взлетного поля в аэропорту — непре­менная деталь летнего джиргатальского пейзажа. Авиарейсы можно пересчитать по пальцам — всего два пункта — Душанбе и Ляхш — связаны с Джиргаталем воздушным мостом. Трепе­щущие, словно стрекозы, вертолеты более частые гости. Метео­станции, альпинистские и исследовательские экспедиции, летовки пастухов на отгонных пастбищах — всем необходима крыла­тая помощь.

Мы тоже надеемся на вертолет. «Час вертолетом — неделя пешком». Такой лозунг я видел однажды возле посадочной площадки на одном из ледников Памира, где в ожидании пре­словутого часа подходила к концу третья неделя.

В этот раз нам определенно везло. «Дипломатические пере­говоры», которые я вел с руководством Душанбинского авиа­подразделения, продлились всего шесть дней, и сейчас следом за нашим самолетом приземлился вертолет. К палаткам, таким образом, мы подошли вместе с Евгением Малаховым, коман­диром экипажа вертолета.

— Утром — первый рейс, — окинув недобрым взглядом внушительную гору ящиков, бочек, тюков и коробок, молвил Малахов.— Посадка будет на Фортамбек, на ваш ледник — толь­ко сброс.

«Наш ледник» — это ледник Москвина, еще день пути от мес­та посадки на Фортамбеке. «Сброс». Вот это хуже. Мы готови­ли весь груз на посадку.

— Все переупаковать на сброс! — это уже Вадим Эльчибеков. — Первым рейсом «стекло» и четыре человека. Старший... — и он назвал мою фамилию. Что же — сегодня утром жаркий Душанбе, завтра — ледник Фортамбек.

...Серые предгорья едва пробиваются сквозь утреннюю дым­ку. Короткие кустики полыни у края взлетной полосы — им не дает подняться хлесткий ветер от винтов — блестят от щедрой росы. Продрогший за ночь вертолет медленно вращает лопастями, готовясь первым встретить солнце, уже высветившее снежные хребты. Поеживаясь от холода, поднимаемся внутрь машины. Бортмеханик втаскивает лестницу, захлопывает двер­цу, и через несколько минут мы видим наши палатки у края по­ля, верхушки серебристых тополей, мутную растрепанную прядь Сурхоба. Курс — на восток.

Низкое солнце бьет в упор. Вырастают из туманных долин скалистые склоны, над которыми устремляются ввысь вершины. Это они стояли на пути пытливых исследователей, пытавшихся пробиться к сердцу Памира.

Теснины сжимают бурную реку. Это уже Муксу. Борта ущелья исхлестаны частыми камнепадами. Кое-где видны об­рывки старой пешеходной тропы.

Вертолет заворачивает в боковое ущелье. Серый чехол мо­рены закрывает ледник, заполнивший дно долины. Громада пи­ка Евгении Корженевской медленно разворачивается по лево­му борту. Впереди — стена хребта Академии Наук, над кото­рым белым айсбергом плывет пик Коммунизма. Заснеженное русло ледника Москвина, поворот вправо, где двухкилометро­вым отвесом заслоняет небо срез Памирского фирнового плато. Неповторимый ажур залитых льдом вершин — Кирова, Ленин­град, Москва, Ошанина. Круг над ледником, и встают дыбом, кренятся стены плато, косо проплывает готовый к прыжку лед­ник Трамплинный, ленты срединных морен и, наконец, зеленая полоса, зажатая между валом боковой морены и кручей каме­нистого склона. Мягкий удар колесами. Через овал двери вы­прыгиваем на травянистый ковер, следом летят рюкзаки и ящи­ки, которые быстро оттаскиваем в сторону. Вертолет, сделав несколько упругих скачков, взлетает и уходит вниз по леднику. Становится непривычно тихо. Мы на поляне Сулоева.

На таких высотах — а здесь более четырех тысяч метров — растительность является приятным исключением для Памира. Только изредка на подобных террасах, ориентированных таким образом, что создаются своеобразные тепличные условия, за короткий промежуток лета успевают вырасти, расцвести и отсемениться растения лугов и пастбищ, характерных для среднегорья.

В давнюю пору последнего оледенения Памира по этим тер­расам двигались мощные ледники, но затем, значительно сокра­тившись, они заняли то положение, которое мы наблюдаем сей­час. Новые ледники соорудили валы морен на старом ложе, сезонные потоки нанесли щебень, песок, глину. Влаги здесь вдо­воль, много солнца и нет сильного ветра.

Так и поляна Сулоева. Ковер трав. Лента журчащего ручей­ка. И только скальная глыба с бронзой трагических букв — «ВАЛЕНТИН СУЛОЕВ. 1936-1968» — угнетает пейзаж. Мос­ковский альпинист из «Буревестника» Валентин Сулоев умер при восхождении на пик Коммунизма от сердечной недостаточ­ности. Товарищи спустили его тело вниз и похоронили возле этого камня. С тех пор на глыбе появилось еще несколько па­мятных плит, вещающих о трагических событиях последующих лет.

На этой поляне разбивали свой лагерь открыватели фортамбекских ледников, отсюда в поисках пути к высочайшей верши­не Памира Н.В. Крыленко, Л. Бархаш и Д. Церетелли пред­приняли первую попытку подъема на плато по «контрфорсу разрушенных скал, переходящих в снежные взлеты». В книге «Разгадка узла Гармо» Н.В. Крыленко писал, что у него также «возникла мысль о возможности подняться по ледопаду и выйти на верхнее снежное плато. А оттуда шел ровный путь к началу подъема на плечо пика». «Подняться по ледопаду...» — фантастически смелый вариант выхода на Памирское фирновое плато по каскадам ледника Трамплинного.

Возможен ли этот маршрут, может решить только время. А вот путь по коетрфорсу освоен настолько, что наибольшая часть восхождений на пик Коммунизма проходит именно по не­му. Впервые здесь поднялись альпинисты из «Буревестника», и поэтому этот контрфорс зовется «ребром Буревестник».

В 1972 г. на пик Коммунизма «ребром Буревестник» подня­лись участники Международной Памирской альпиниады, им же чаще всего пользуются восходители из международного лагеря «Памир». Этим же маршрутом ходят на плато сотрудники Ме­дико-биологической экспедиции.

Лагерь МБЭ на поляне Сулоева вполне можно считать «зем­лей обетованной». Рядом с небольшим круглым озером сооружен щитовой домик, есть два склада каменной кладки, баскет­больная площадка с одним щитом. На сезон ставится ряд пала­ток, в которых размещаются столовая, кухня, лаборатории и жилые помещения. Идея организации экспедиции при Акаде­мии наук Таджикской ССР с целью изучения воздействия вы­сокогорья на живые организмы принадлежит доктору медицин­ских наук профессору Я.А. Рахимову и альпинистам-медикам В.Ш. Белкину и В.С. Машкову. Первая экспедиция была про­ведена в 1971 г. Исследования ведутся как на поляне, так и на больших высотах — на «ребре Буревестник» и Памирском фир­новом плато.

Для нас МБЭ — это теплая встречав друзьями, встреча с людьми своеобразными и интересными, одинаково преданными как медицинской науке, так и горам. Вечерами в просторной «кают-компании», в которую после ужина превращается столо­вая, собираются не только сотрудники МБЭ, но и многочислен­ные гости. Здесь за щедрым чаем можно запросто побеседовать на какую-либо серьезную тему с самим руководителем экспе­диции Виктором Белкиным, только что завершившим работу над докторской диссертацией, и с профессором медицины, боль­шим эрудитом и ярым противником альпинизма Львом Ефимо­вичем Этингеном. Здесь в любую минуту можно услышать юмор на любой вкус — снисходительный Рубена Датхаева, серьезный Махмурода Ашурова, пародийный Сергея Жукова. Вечер в МБЭ — это задушевные песни гитариста Евгения Васильева, это просто радость побыть в обществе интересных людей. И можно просто считать большой удачей, если однажды вечером доведется услышать талантливые миниатюры из собственной жизни Валерия Шикотана. Валерий исколесил весь Советский Союз. А Шикотан, это не фамилия — его фамилии никто не пом­нит — это остров в Северном Ледовитом океане, где Валерий родился.

К сожалению, мы не могли задерживаться на «поляне». Нам предстоял путь на ледник Москвина, где необходимо отыскать площадку для приема сброса.

... Вертолет «прошел» над ледником и его гул на короткое время затих в верховьях. «Неужели не заметил и ищет нас вы­ше?» — импровизированный красный флаг из анораки трепетал над мореной, буква «Т» четко выделялась на зелени лужайки. Гул вертолета послышался вновь. На этот раз он «шел» низко и направлялся прямо к нашему лагерю. На какой-то миг пока­залось, что он вот-вот коснется земли и побежит по поляне, со­вершая посадку по-самолетному. Но именно в этот момент из темного проема двери один за другим вывалились три ящика. Машина взмыла вверх, а ящики, коснувшись поверхности лу­жайки, отскочили и, разлетаясь щепками, вновь плюхнулись на траву,— консервные банки, теряя бумажные обертки, покати­лись по склону. Мы побежали собирать их, а вертолет пошел на новый заход.

На технике сброса следует остановиться подробнее. Кроме экипажа на борту вертолета находится всего один человек. В наших экспедициях эту роль Вадим Эльчибеков не доверя­ет никому. Пристегнутый к страховочному тросу, он непосред­ственно перед каждым броском устанавливает в проеме предва­рительно снятой двери друг на друга три-четыре ящика или тюка и по сигналу пилота сильным толчком сбрасывает вниз это сооружение. За годы экспедиций у нас выработался бога­тый опыт упаковки для сброса консервов, многочисленных ме­шочков с крупами, сахаром, сухофруктами и прочими продук­тами, канистр и фляг с бензином, медикаментов, исключая ес­тественно ампулы, хотя однажды наш экспедиционный доктор Борис Абрамов умудрился упаковать на сброс и их. Лучшая тара для упаковки — металлические бочки. Мы сбрасывали гру­зы на снег и лед, на «травку» и на мелкие осыпи и почти всегда удачно.

За несколько рейсов Евгений Малахов сбросил весь груз нашей экспедиции на место и доставил всех ее участников на «поляну Сулоева». Уже на следующий день к вечеру начали под­ходить одна за другой группы. Последними после двухдневного перехода по льдам и моренам пришли ребята во главе с Анато­лием Лябиным, доставив своим ходом главный продукт экспе­диции — несколько овец. Можно было приступать к тренировоч­ным восхождениям.

В этот раз, выступая под флагом сборной Узбекистана, мы снова заявились в чемпионате страны двумя командами. Высот­ная команда, которую возглавил Саша Путинцев, выбрала маршрут на пик Евгении Корженевской по западной стене — тот самый, на котором в прошлом году дали осечку альпинисты «Труда». Вторая команда, естественно, готовилась опять к тра­версу.

Мне кажется, что, начиная с осени, еще когда я находился в больнице, залечивая язву желудка, так внезапно возникшую на прошлогоднем восхождении, да и потом — зимой на диете, когда в изобилии употреблял чудотворное мумие — не было ни одного дня, чтобы на память не приходила мысль о траверсе. Помню, как однажды Вадим Эльчибеков задал нам (в тот ве­чер были Воронин, Лукин, Харечко, Петров, Блоштейн) вопрос о том, как быть с траверсом.

— Траверс само собой нужно делать.

— Это теперь дело нашего престижа.

— Есть сведения, что на него собираются алмаатинцы и красноярцы.

Но особенно «загорелся» Лукин, а за ним и Харечко. И, ви­димо, напор двух молодых сильных альпинистов заставил Эльчибекова принять позже окончательное решение:

—Беритесь и действуйте!

Так Валерий Лукин, кандидат в мастера спорта, стал капи­таном заявленного траверса, а Николай Харечко — его заме­стителем.

Мы часто стали встречаться с Валерой — он специально при­езжал ко мне из Ангрена, где жил,— и подолгу просиживали над графиками и списками, тщательно анализируя каждый метр пути и каждый грамм будущей ноши.

Определился и состав команды. Из прошлогодней стартовой восьмерки двое — Гена Чеканов и Вадим Финк — отказались от участия в экспедиции вообще, Леша Громов был включен в состав высотной команды. Список оставшейся пятерки — Лу­кин, Харечко, Воронин, Петров и я — был дополнен мастером спорта Борисом Блоштейном, кандидатом в мастера спорта Ев­гением Филюшкиным из «Мехната» и кандидатом в мастера Константином Минайченко из «Спартака».

Кроме двух заявленных команд в экспедицию включили аль­пинистов различной квалификации, для которых планировались восхождения на оба семитысячника порознь и на другие более простые вершины. Таким образом, экспедиция предполагалась с размахом как в спортивном отношении, так и в обеспечении.

По графику подготовки к траверсу команде предстояли за­броска на перевал Четырех и тренировочно-акклиматизацион­ное восхождение на пик Евгении Корженевской. Это восхожде­ние привлекало нас простотою маршрута, который без затраты значительных усилий должен был дать нам существенную ак­климатизацию.

Заброска заняла два дня, кроме того, в группе Бориса Аб­рамова я поднялся на пик Воробьева. Эта пятитысячная верши­на, словно полуостров, разделяет ледники Москвина и Валь­тера. С нее открывается необычная панорама на вершины, ок­ружающие эти два ледника. Вплотную придвигается хребет Академии Наук и в нем под необычным ракурсом пик Комму­низма. Вулканообразный конус пика Четырех и массив пика Евгении Корженевской занимают все северное пространство.

Пик Евгении Корженевской в истории советского горовосхождения оказался четвертым, т.е. последним по счету покоренным семитысячником. На его высшую точку восходители вступили лишь в 1953 г. (в мировой практике в тот год был уже достигнут горный полюс планеты — Джомолунгма). Но столь долгая девственность вершины объясняется отнюдь не ее слож­ностью, а всего лишь труднодоступным местоположением. Экспедиция первовосходителей затратила на подступы целый месяц. Собственно же штурм длился шесть дней. Альпинисты поднимались северным гребнем по маршруту, который был раз­ведан еще в 1936 г. Н.А. Гусаком и А.Б. Джапаридзе и прой­ден до предвершины годом позже группой Д.И. Гущина. После восхождения руководитель победного штурма А. Угаров на страницах альпинистского ежегодника «Побежденные верши­ны» писал, что «пройденный путь — единственно возможный. Склоны пика круто обрываются на юг, в сторону хребта Петра Первого, и на северо-восток, в сторону ледника Мушкетова, восточный гребень уходит в глубокий провал... и непроходим». Возможно, по тому времени пик Евгении Корженевской в гла­зах даже столь опытного восходителя, каким был Алексей Уга­ров, выглядел неприступным.

Сегодня к вершине пика проложено 12 самостоятельных маршрутов, 8 из них со стороны бассейна Фортамбека. Наиболь­шей популярностью пользуется путь, пройденный в 1961 г. аль­пинистами «Труда». Тогда впервые были использованы верто­леты для сброса грузов на ледник. Руководил экспедицией и штурмом вершины московский альпинист Борис Романов. Путь этот проходит по юго-западному ребру.

«Маршрут Романова», как самый удобный, мы выбрали для нашей тренировки перед траверсом. В прошлом году даже при плохой погоде группы укладывались на нем в трех-четырех-дневный срок.

Сейчас только начало июля, а прошедшая зима на Памире была снегообильной. В каком состоянии маршрут, удастся ли нам пройти его без затраты значительных сил? Чтобы резерв времени для траверса был возможно большим, на пик Евгении Корженевской выходим первой группой. Нас шестеро.

Первые два дня проходят нормально, — не торопясь мы до­стигаем пятитысячного уровня. Каждый раз на ночлег останав­ливаемся рано — экономим силы. Следующий километр пути проходит по крутым снежным склонам. В снежный амфитеатр, где стоит наша палатка, то и дело ползут веера небольших лавин. Ночью идет снег, и шипение лавин продолжается. Ясно, что на самом трудоемком снежном участке вершина готовит нам тяжелый снег.

Снег... Он оказался пушистым и достаточно глубоким, как раз таким, какой меньше всего нравится всем альпинистам. Растягиваемся в связках, чтобы перекрыть возможный лавин­ный фронт. Проклятый снег... Он то скрипит, то постанывает, то он до пояса, то чуть меньше. С утра и до вечера только снег. Частая смена лидера не ускоряет движения. И так идем два дня. Наконец, выходим на гребень. Но и здесь снег глубокий. Хоро­шо еще, что сверху сыплет мало, но видимости нет. Холодно.

На шестой день решаем, что можно штурмовать. Выходим в девять. Высота — за шесть шестьсот. Взлет за взлетом — бесконечная лестница шагов в бесконечное молочно-белое месиво тумана. А снизу по рации передали, что над «Корженевой» все­го лишь небольшая серая тучка.

«Корженева»! «Корженева»! Тучка серая! Туман, снег скло­нов и снег сверху — все перемешалось...

Медленно, очень медленно идет набор высоты. При таком темпе не видать нам сегодня вершины. На очередном взлете впереди идет Боря Блоштейн. Он осторожно ставит ногу, вы­жидает, делает шаг... И тут не выдерживает Коля Харечко:

— Боря, топчи в «лоб»! Будет быстрее!

В ответ что-то невразумительное, вроде — «куда торопить­ся?» Коля буквально бросается вперед, а так как мы с ним в одной связке, я спешу за ним. Он догоняет Петрова, обходит его, словно на трассе, затем — Блоштейна... И с этого момен­та, — было около полудня, — Коля впереди.

Озверел, Харечко! Я едва поспеваю за ним по готовому сле­ду, выпустил уже все кольца нашей веревки. Вторая связка как-то сразу отстала — ее лишь иногда видно в коротких разрывах тумана. Третья идет за ней вплотную. Скоро ли вершина? Но разве разберешься в таком тумане?

Вдруг луч солнца полоснул сквозь серую пелену. Далеко-далеко, высоко-высоко на краткий миг мелькнули припорошен­ные снегом скалы. И снова поземка скрыла фигуру Коли, кото­рый давно уже идет на всю сороковку. Веревка внатяг, и я из последних сил стараюсь не отставать. Десятый час штурма...

И вот, наконец, склон выполаживается, это купол вершины. Ничего особенного, обыкновенный снег. А вокруг — все тот же туман. Чуть ниже выступают невзрачные скалы, где с трудом находим небольшой тур. Сюрприз — записка датирована 1961 г., ее оставили первопроходцы этого маршрута.

Путь вниз. От наших следов—только небольшие впадины. Не уйти бы в сторону!..

Уже в сумерках подходим к нашим палаткам.

... Мы спускаемся, а на пик Евгении Корженевской идут группы нашей экспедиции. На 6400 — первая встреча. Пять человек, среди них Людмила Бурцева, мастер спорта. Она во второй раз идет на эту вершину. На 5800 застаем палатку — группа Геннадия Мулюкова отсиживается, считая сегодняш­нюю погоду неходовой. В этой группе один из будущих траверсантов Костя Минайченко. На 5000 еще две группы. В одной из них, а именно Александра Рязанова, во второй раз идет на вер­шину альпинистка из Чирчика Рахиля Галяутдинова.

Результат столь мощной осады семитысячника сказался че­рез пять дней, когда спустилась в лагерь последняя группа. За несколько дней на пике Евгении Корженевской побывало 25 альпинистов из Узбекистана.

После восхождения, которое вопреки плану потребовало от нас значительных усилий, требовался длительный отдых, но уже через неделю мы были готовы начать наш траверс. Распре­деление груза не заняло много времени — каждый грамм, каж­дый коробок спичек был расписан еще в Ташкенте.

Вперед на два дня раньше «маршрутом Бородкина» уходит группа Анатолия Лябина. Таким образом, для нас они оставят следы, что существенно сэкономит силы. В группе Лябина 10 человек. Сам Анатолий, а также Гена Антонов полны решимос­ти взять реванш у вершины за свое прошлогоднее поражение. Идет также Валерий Павленко, у которого в активе есть три остальные семитысячника, а в пассиве — шесть лет перерыва. Если восхождение будет удачным, то он, как и Лябин, выполнит норматив «Снежного барса». Вместе с ними на свой третий семитысячник идет и Люда Бурцева, хотя перед выходом ей приш­лось изрядно поволноваться. Дело в том, что после прошлогод­ней трагедии женской альпинистской группы на пике Ленина, которая погибла в районе вершины из-за резкого ухудшения погоды, Федерация альпинизма СССР внесла в Правила прове­дения альпинистских мероприятий пункт, по которому в соста­ве группы при восхождении высшей категории трудности в сос­тав группы может быть включена всего лишь одна женщина. В нашей экспедиции и Люда, и Рая имели право и обе, естест­венно, жаждали принять участие в восхождении на пик Ком­мунизма. Тренер же долго не мог решить, кому из них отдать предпочтение. Но все решилось само собой; после выхода вы­сотной команды на обработку маршрута заболели Саша Шингалов и Слава Стенин, — команда Путинцева осталась втроем. Рая, которая была в заявке запасным участником, была вклю­чена в штурмовой состав. Таким образом, Люда Бурцева вош­ла в состав группы, идущей на пик Коммунизма. Она — силь­ная, волевая спортсменка и можно было быть уверенным, что если хоть часть группы достигнет вершины, то Люда обязатель­но будет в ней.

Саша Путинцев — это уже стало привычным зрелищем — все дни подолгу проводит на огромном валуне, что торчит по­среди лагеря, и разглядывает в бинокль стену. Когда стена покрыта облаками, то щедро заснеженные скалы ее в разрывах кажутся суровыми и неприступными. Они иногда стряхивают с себя лавину, и тогда ее белая масса кажется еще одним стре­мительным облаком. Темная вертикаль — будущий маршрут команды — поднимается прямо под самый «нож», острую снеж­ную грань, которая выводит на вершину. На скальной верти­кали в бинокль четко видны бастионы с подпалинами снега и оспинами вывалов, рядом — избитые камнями кулуары, внизу — зеркальная плоскость ледовой крутизны.

Путинцев не торопится выходить на маршрут: времени впе­реди достаточно, а на стене пока много снега, и Саша как мож­но подробнее изучает своенравие стены, стоившей в прошлом году жизни Мальцеву.

...Два дня подъема по крутым глубокоснежным склонам «ребра Бородкина» вывели на Памирское фирновое плато.

След на плато идет ровно. Блестят ночные снежинки, спо­койное ласковое солнце еще не успело до банной духоты про­греть воздух. Трудно поверить, что ночью, терзая палатку, бу­шевала пурга. Оглядываюсь назад: клубящиеся облака обво­лакивают пик Евгении Корженевской, напоминая о недавнем штурме.

С плато путь круто забирает вверх. Свежий снег похрусты­вает под ногами. И вдруг... — «Ух!» — оседает пластом, тревож­но отзываясь внутри. Эти склоны, памятные по прошлому году своей изнуряющей протяженностью, выводят на западное плечо пика Коммунизма. В этот раз они идутся просто. Сегодня груп­па Лябина, оставив на плече палатки, налегке штурмовала вер­шину. Она была на спуске, когда наступила ночь.

Снедаемые легкой тревогой, вдвоем с Валерой Лукиным мы вышли на перегиб гребня и стоим, переминаясь с ноги на ногу от холода, и вслушиваемся в ночь. Огромные, одна ярче другой, звезды усыпали небосвод. Они не мерцают, как внизу, а ярко горят. С одной стороны небосвода, на востоке, из звезд­ного купола будто вырван значительный кусок. Это вершина пика, заслонившая звезды. Мы вглядываемся туда, пытаясь уло­вить хоть малейший звук. Но стоит абсолютная тишина.

Справа — отвесный сброс на ледник Беляева. Из двухкило­метровой бездны тянет холодом, и в далекой черноте долины, словно упавшая с неба звездочка, одиноко горит электрическая точка. Там, должно быть, лагерь геологов или альпинистов.

— Что-то долго их нет.

— Да, пора бы вернуться, — отвечаю я, стараясь отогнать тревожные мысли.

По-прежнему тихо. Днем мы видели, как группа медленно набирала трудные метры на крутом фирновом склоне. Двое отстали настолько, что можно было бы на этом и закончить свой расчет с вершиной, но они — эти двое — очень и очень медленно прошли склон и следом за остальными скрылись в каменных нагромождениях вершины.

Холод становился все сильнее, и я ушел в палатку. Там было по-своему уютно: гудел примус, потрескивала настроенная на прием рация, вполголоса переговаривались ребята. Было тепло, и, приткнувшись в уголке, я задремал. Но видимо, ненадолго. Снаружи раздались голоса и скрип снега под тяжелыми шага­ми; не тратя времени на поиски обуви, мы выбрались наружу.

На перегибе гребня горел примус, — это Валера устроил своеобразный маяк. Темные фигуры появлялись из темноты.

До самой полуночи отпаивали мы восходителей горячим ча­ем, слушая их хриплые голоса, когда они вспоминали о завер­шенном штурме. Завтра нам предстояло повторить их путь, но в отличие от них нас не будет ждать горячий чай, после верши­ны мы должны продолжить наш маршрут.

1 августа. Тихое солнечное утро. Мы расстаемся со счастли­выми покорителями вершины. Их путь лежит в долину, наш — вверх.

Следы, оставленные вчера ночью, как замысловатый путь центрфорварда к воротам соперника, то резко сворачивают в сторону, то вдруг делают петлю — поплутали ребята в темноте.

Начинается крутой склон. Мы сбрасываем рюкзаки,— здесь, чуть в стороне, где гребень переламывается и дальше вверх до самой вершины отвесно громоздятся только сланцевые плиты, в прошлом году 18 августа была погребена польская альпинист­ка Ева Чернецкая. Мы молча стоим над грудой сланцевых плит, в памяти проходят дни прошлогоднего штурма. Я кладу на хо­лодный сланец маленький букетик эдельвейсов, уже привядших, но еще сохранивших свой удивительный запах. Молча продол­жаем путь.

Следов почти нет, снег спрессован солнцем и ветрами до та­кой степени, что остроотточенные зубья «кошек» не могут про­резать его плотную поверхность. Ставлю ногу с удара, на фирне остаются только десять матовых точек. Высота набирается очень медленно.

Снег меняется неожиданно. Коля Харечко, идущий впереди, вдруг проваливается почти до пояса. С усилием и проклятиями он вытаскивает одну ногу, пытается вытащить другую, но сно­ва погружается в белую сыпучую массу. «Началась пахота!» Оглядываюсь назад. Связки Воронин — Лукин и Петров — Блоштейн отстали метров на сто, но идут нормально. А солнце уже перевалило на западную половину неба, высвечивает на скло­не каждый бугорок. Далеко внизу теснятся белые пирамиды вершин. Их так много, что невозможно разобрать, где кончает­ся этот мир гор, — простирается ли он до горизонта и дальше или теряется в серой облачности, надвигающейся оттуда. Но присмотревшись внимательно, вижу, что серая стена движется довольно быстро. Неужели это та самая непогода, которая иног­да среди лета обрушивается на Памир неистовыми ветрами и снегопадами и зарождается, как утверждают метеорологи, на Каспии?

...Облачность застигает нашу связку на предвершинном греб­не. Высота около 7400. Мы едва успеваем установить палатку, как на нее тут же обрушивается шквал ветра и вместе с ним всепроникающий мелкий снег. В это же время подходят все ос­тальные: из уже бушующей метели появляются друг за другом облепленные снегом фигуры.

Так длилось два часа, но потом все стихло, облачность опус­тилась вниз, а до самого горизонта открылись вершины, верши­ны, вершины. На юго-востоке, раздвинув их, белой рекой с де­сятками частых белых притоков залег ледник Федченко. В ис­токах знаменитого глетчера дыбилась стена бронзовых скал и ослепительных снегов. Там стояли пики Революции, Бакинских Комиссаров, Высокая стена. В голубоватой дымке таяли дале­кие хребты Гиндукуша. С востока надвигалась ночь, и могучий всплеск Заалая уже терялся в сумраке, лишь белели только самые высокие вершины — Ленина, Дзержинского, Октябрь­ский.

Поужинав, мы забираемся в спальные мешки, а я, памятуя о прошлогоднем приступе, кладу под язык кусочек мумиё.

2 августа. Окончилась тяжелая метельная ночь на высоте, и наступило новое утро, утро седьмого дня траверса. Над Пами­ром — облака и солнце. Но облака ниже нас и вершины-остро­ва плывут над ними, волоча за собою серебристые шлейфы снежных флагов. Над пиком Коммунизма, вернее, вокруг его вершинных скал, облачная карусель сильнее всего.

Одев на себя весь комплект шерстяных и пуховых вещей, выходим к вершине. Ветер набрасывается то слева, то справа, заставляя вжиматься в гребень и пережидать особо сильные порывы. Сегодня я иду в связке с Лукиным, еще вчера вечером он пожаловался на недомогание и сейчас все чаще и чаще оста­навливается передохнуть. Вершина постепенно сдает последние метры. И около 11 часов утра мы все-таки вступаем на нее. Из-за ветра и снега тратим всего несколько минут, необходимых для замены записки в туре и одного фотокадра, и начинаем спуск обратно к палаткам.

...Наш дальнейший путь по хребту Академии Наук в сторо­ну пика 6701. Пик Коммунизма — только первый этап, до фи­ниша еще нужно преодолеть километры по снегам, льду и ска­лам, впереди еще трудные дни и ночи на высотах, где, как утверждают физиологи, человеческий организм поставлен в экстремальные условия и работает лишь на износ.

3 августа. События разворачиваются у нас — увы! — непред­виденным образом. Заболел капитан. Простуда? А может пере­горел на подъеме? Все-таки, кроме рюкзака, в котором далеко за тридцать, на Валерии Лукине еще и груз ответственности за доверенную команду. А когда молод, то трудно, ох, как труд­но, быть капитаном в коллективе, где большинство и старше, и опытнее тебя. И вот налились свинцом ноги и каждый гло­ток обедненного кислородом воздуха разрывает грудь. Не по­могают компрессы и лекарства. И нет легкого пути вниз.

В положении о чемпионате сказано, что в случае болезни капитана руководство на маршруте переходит к заместителю капитана команды. Но так по положению... И так ли просто Коле Харечко заместить капитана? С Валерием они одногодки. Один и тот же опыт восхождений. Вот если бы тренер был ря­дом, но он далеко, и хотя его голос, приглушенный динамиком, слышен в любой час, все равно, что можно посоветовать из до­лины? Да и не передать всего в эфир, что чувствуется, что на­валилось в один день. Если сейчас сойти с маршрута, это уже все. На траверсе можно ставить крест. Прощай мечта, прощай заветный мастерский норматив. Почему все молчат? Ведь есть же какой-то выход!

Время идет неумолимо быстро. Уже далеко за полдень. На скалистой исхлестанной ветрами перемычке под пиком 6701 в наспех поставленной палатке лежит Валерий. Каждые полча­са — выход в эфир. Это по договоренности, а вообще мы можем выйти в любую минуту — Вадим Эльчибеков постоянно на связи.

— Коля, что решили? — связь идет уже без позывных. — Можно подождать до утра? Нет? Смотри... вам виднее.

Смотреть... Решать? Что? У Валерки скорее всего воспале­ние легких. Если приложить ухо к груди, то слышны хрипы. Немедленный спуск... только спуск. Про себя я давно уже все решил. Конечно... жаль траверс — сколько подготовки, сколько надежд. Да что тут говорить?! По лицам, мне так кажется, любого из нас сейчас можно читать все мысли. В конце-то концов! Кто-то же должен идти вниз с Валеркой!..

Начинаю перепаковывать свой рюкзак, запихивая туда и Валеркины вещи. Все молча наблюдают эту процедуру.

Связь.

Харечко: — Решили... С Лукиным вниз идет Калинин.

Эльчибеков: — Кто еще?

Пауза.

Опять Эльчибеков: — Я спрашиваю, кто еще?

Харечко: — Может...Петров.

Эльчибеков: — Петрова и Минайченко неутрогать!

— Коля, чего там, скажи что иду я — и Боря Блоштейн то­же берется за свой рюкзак.

К рации Эльчибеков позвал Воронина, но о чем шел разго­вор, я уже не слышал — зачем? — наш траверс закончен на этой перемычке. Внутри какое-то неприятное чувство — досады? нет! — а так, что-то... Ладно, вниз идет Боря. И хотя, откровенно говоря, мы как-то не сошлись характерами, все-таки в сложив­шейся ситуации я предпочитаю работать с ним.

...Мы начали наш спуск. В одинокой палатке на перемычке остались четверо наших товарищей, которые должны пройти траверс до конца, довершить маршрут, самая трудоемкая часть которого за девять дней уже пройдена.

Мы шли вниз, где в стремительных рваных клочьях тумана проглядывалось плато. Вернее, шли по-настоящему двое — Боря и я, а третий — Валерий Лукин — тяжело переставлял ноги, сжав ледоруб и волю. Едва мы начали спуск, упираясь коленями в раскисший снег, подрезая склон пунктиром следа и нагружая его собственной тяжестью, я понял, что склон ла­виноопасный. Тогда же с перемычки, которая еще была рядом, донесся голос Воронина: «Возвращайтесь назад!» Зря он не стал бы кричать. Славка стоял на ветру, прикрыв лицо капю­шоном пуховки, и трепещущая красная палатка рядом с ним показалась мне самым надежным местом на планете. Захоте­лось вернуться. Но следом шел Валера; за темными большими очками я не видел его лица. Я видел только плотно сжатые уз­кие обветренные губы. Назад? Нет, ни за что! хватит вершине тех, чьи имена вырезаны твердым резцом на каменных плитах. Хватит ей Валентина Сулоева, Блюма Голубкова, Анатолия Кустовского, Евы Чернецкой... Хватит!

А вершина словно издевалась над нами, появляясь изредка в рвущихся на восток облаках и как бы поглядывая: ну, что? еще трепыхаетесь, пигмеи?

«Шагай, Валера! Шагай, дружище! Ведь каждый твой шаг вниз как спасительная таблетка. Прибудем на плато, там будет проще, там всего шесть тысяч, там почти дома...» Будь проклят этот снег — его нужно рушить, топтать и мять...

Начало темнеть, когда вышли на осыпь. Ее крупные камни были небрежно разбросаны по склону. Я опустился на первый же обломок — сил идти дальше не было.

4 августа. Наступившее утро разогнало вчерашнюю непо­годь. Солнце растопило свежий снежок, запорошивший скалы. До плато было совсем недалеко, мы собрали рюкзаки, сняли палатку и продолжили спуск...

Еще через двое суток спустилась, наконец, по «ребру Бородкина» на ледник, где нас ждали врач экспедиции Борис Абра­мов и ребята, с ними мы и вернулись в базовый лагерь. Пока мы шли вниз, четверка на траверсе подошла под вершину пика Известий. Погода на Памире установилась — безоблачное небо изо дня в день голубело над белоснежными хребтами. Команда Путинцева тоже вышла на стену. Мне довелось ходить с Сашей по сложным высотным марш­рутам. У него, выросшего на Красноярских столбах, какое-то особое чувство скалы, мягкая спокойная уверенность и прекрас­ная лазучесть. Со стороны кажется, что он не затрачивает осо­бых усилий, что скалы всегда просты и доступны.

Потом, после возвращения с «горы», Саша сказал: «Скалы как скалы. Можно было бы пройти маршрут быстрее, но мы не торопились».

1700-метровая вертикаль западной стены пика Евгении Кор-женевской была пройдена за четыре дня.

Но вернемся к траверсу. Если взять отдельно любой отре­зок траверса, то в каждом из них не будет ничего сверхъестест­венного. Снежные склоны, карнизные гребни, обычные скалы — далеко не предел технических трудностей. Трудность высотного марафона в том, что с каждым днем накапливается усталость, притупляется бдительность, трудность в однообразии работы и общения.

На шестнадцатый день пути четверка траверсантов спусти­лась с пика Ворошилова на перевал Четырех. Здесь находилась оставленная нами перед выходом на маршрут заброска продук­тов на остальную часть пути и планировался день отдыха. Сле­дует сказать, что к тому времени продуктовый запас был исчер­пан полностью.

По положению чемпионата заброски на маршрут произво­дятся только силами участников планируемого восхождения или траверса. Но в этот раз весь коллектив экспедиции пошел на нарушение — было решено доставить траверсантам кастрю­лю свежего наваристого борща. Все было бы просто, если бы в районе находилась только наша экспедиция. Но почему-то именно в день отдыха траверсантов для восхождения на пик Четырех вышла группа красноярских альпинистов во главе со своим тренером и капитаном Валерием Беззубкиным. Красноярцы, тоже заявившие траверс, прибыли на ледник значитель­но позже.

Операция «борщ» была поручена группе Саши Рязанова, которая затем должна была взойти на пик Четырех.

На перевале у подножья злополучного пика к вечеру 9 ав­густа стояли 4 палатки: траверсантов, группы Рязанова и две — красноярцев. Между палатками 20 метров, но эти 20 метров — словно «минное» поле. Дозором у красноярцев бессменно сам Беззубкин. Четверка значительно осунувшихся траверсантов расположилась у своей, устроив в день отдыха заодно и баню. Боря Абрамов консультирует траверсантов на расстоянии. По­дошел вечер. И вот с наступлением полной темноты начинается самый ответственный момент операции. Укутав в спальный мешок горячую кастрюлю, Саша Рязанов, еще засветло наме­тивший маршрут, по-пластунски пробирается к палатке травер­сантов, которые заранее предупреждены по радиосвязи и с не­терпением ждут ночного визитера. Он ужом проскальзывает в палатку и, обняв поочередно всех четверых, так же осторожно возвращается обратно. Борщ съедается в мгновение, а пустая кастрюля демонстративно летит в сторону.

Ранним утром траверсанты первыми уходят к вершине пика Четырех. А еще через три мы встречаем четверку наших друзей, худых, обветренных и обгоревших, в полупустом базовом лаге­ре, откуда девятнадцать дней назад был начат изнурительный марафон.

Осенью судейская коллегия чемпионата страны по альпи­низму признала траверс вершин Коммунизма 7495-6701 — Из­вестий 6840 — Клары Цеткин 6680 — Ворошилова 6662 — Четы­рех 6300 — Евгении Корженевской 7105, пройденной командой Республиканского комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров Узбекской ССР в составе Н. Харечко, В. Воронина, Г. Петрова и К. Минайченко лучшим достижением чемпионата 1975 г. в классе траверсов.

Маршрут по западной стене пика Евгении Корженевской второй команды от Узбекистана в составе А. Путинцева, А. Ткаченко, Л. Громова и Р. Галяутдиновой также был признан луч­шим в высотном классе.

Итак, восемь восходителей-узбекистанцев и их тренер мас­тер спорта Вадим Ашотович Эльчибеков стали обладателями золотых медалей чемпионов страны 1975 г.

А вскоре из Федерации альпинизма СССР пришла еще одна радостная весть — всем кандидатам в мастера спорта обеих по­бедных команд Николаю Харечко, Георгию Петрову, Констан­тину Минайченко, Леониду Громову, Александру Ткаченко и Рахиле Галяутдиновой присвоено звание «Мастер спорта СССР».

Приложение

Дата добавления: 2015-07-26