Международный терроризм

Следует признать, что вопрос о том, существует ли дискретное международное преступление терроризма, до сих пор остается дискуссионным. Терроризирование гражданского населения является отдельным составом военного преступления. Для того, чтобы акт терроризма был признан военным преступлением, должна быть установлена связь между террористическим актом и международным либо внутренним вооруженным конфликтом. Терроризм также может составить преступление против человечности, проявляясь в виде истребления, пыток, изнасилований, преследования или «других бесчеловечных актов», если он является частью широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население[77], либо если единственный теракт имеет экстраординарные масштабы, будучи направленным против значительного числа жертв. Существует мнение, что государства так и не согласовали определение терроризма как отдельного преступления в международном праве. Однако авторы склонны согласиться с Антонио Кассезе, который убедительно показывает, что в обычном международном праве определение преступления терроризма существует[78]. Об этом говорит обширная практика государств, значительное количество международных соглашений в области борьбы с терроризмом и прецедентное право.

Авторитетное определение терроризма содержится в Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма от 9 декабря 1999 г. Это:

«любое <...> деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения».

Данное определение ясно исключает из понятия терроризма нападения, направленные против комбатантов противника, когда они являются законной военной целью. Это особенно важно подчеркнуть, т.к. российские суды в контексте вооруженного конфликта на Северном Кавказе часто признают актами терроризма нападения боевиков на воинские колонны, блокпосты, сотрудников полиции, минирование военных объектов и т.п.

Кроме того, существенной особенностью субъективной стороны преступления терроризма является деперсонификация жертвы: преступник выбирает объект преступления не из-за личных качеств конкретного человека или группы людей. Для него важно лишь то, что причиняя жертвам страдание или смерть, он достигает или приближает достижение своей политической, идеологической или религиозной цели. «В глазах преступника жертва – просто анонимный и удобоупотребимый инструмент» для ее достижения. Эта черта до некоторой степени сближает терроризм с такими преступлениями, как геноцид и преступление против человечности в виде преследования[79].

Кассезе выделяет три основных элемента преступления терроризма:

(i) Действия должны составлять уголовное преступление в соответствии с большинством национальных юридических систем (например, нападение, убийство, похищение, захват заложников, вымогательство, бомбежка, пытки, поджог и т.д.); (ii) они должны быть нацелены на распространение террора (то есть страха и запугивания) через насильственные действия или угрозы таких действий, направленных против государства, общества или специфических групп людей; (iii) они должны быть политически или идеологически мотивированы, то есть не преследовать просто частные интересы[80].

Терроризм составляет отдельное (дискретное) международное преступление, если удовлетворены еще три обязательных элемента. Во-первых, эффект террористических актов не должен быть ограничен лишь территорией одного государства; он распространяется за государственные границы. Это касается людей и средств, задействованных для осуществления насильственных действий. Во-вторых, террористические акты должны совершаться в условиях поддержки, согласия или терпимости со стороны того государства, где расположена террористическая организация, или третьего государства. «Элемент государственного поощрения, государственной терпимости или даже государственных уступок из-за неспособности уничтожить террористическую организацию представляется крайне важным для отнесения данного преступления к разряду международных, – указывает Кассезе. – Именно в этих условиях терроризм перестает быть преступной деятельностью, против которой государства могут бороться при помощи двухстороннего или многостороннего сотрудничества, и становится (и это – третий элемент) объектом обеспокоенности всего международного сообщества и угрозой миру»[81]. Именно так Совет Безопасности ООН в своей Резолюции 1368 (2001) расценил террористическую атаку на США 11 сентября 2001 года[82].

3.4 Взаимосвязь между различными классами международных преступлений и степень их тяжести

По своей природе международные преступления как деяния, затрагивающие интересы всего международного сообщества и угрожающие международному правопорядку, являются более опасными и, соответственно, более тяжкими, чем обычные уголовные преступления, предусмотренные национальными правовыми системами (о последствиях этого положения в связи с принципом верховенства международного права над национальным см. раздел 5.2).

Международные преступления из числа основных традиционно ранжируются по степени тяжести. Геноцид как «преступление преступлений» считается самым тяжким преступлением. Далее идут преступления против человечности и военные преступления, причем ничто не говорит о более тяжком характере первых по сравнению со вторыми: их соотношение в большей степени вопрос факта, а не права[83]. Как справедливо отметила Комиссия международного права ООН, «степень тяжести преступления определяется обстоятельствами, при которых оно было совершено, и чувствами, побудившими исполнителя к действию»[84].

Особенностью дефиниции международных преступлений является то обстоятельство, что одно и то же деяние может одновременно образовывать составы различных классов международных преступлений. Такая ситуация в теории уголовного права именуется «идеальной совокупностью преступлений». Например, убийство гражданских лиц, совершенное военнослужащим во время вооруженного конфликта, образует состав военного преступления в виде убийства. Если данное деяние не являлось отдельным бесчеловечным актом, а было совершено в контексте массового или систематического нападения на гражданское население, оно должно быть также квалифицировано как преступление против человечности в виде убийства. Наконец, если это убийство было вдобавок совершено с намерением уничтожить, полностью или частично, национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, то это же самое действие образует состав преступления геноцида в виде убийства.

Международные суды часто сталкивались с подобными ситуациями и должны были дать им правовую оценку в связи с коллизией, именуемой в уголовном праве «проблемой множественности преступлений». Эта проблема возникает в связи с запретом двойного преследования лица за одно и то же деяние (non bis in idem). В таких ситуациях суды должны квалифицировать действия обвиняемого в соответствии с «принципом специфичности», то есть по тому составу преступления, который содержит более специфические элементы, не поглощаемые элементами других составов[85]. Из этого следует, что в приведенном примере данное убийство должно быть квалифицировано как геноцид. Фактически это означает квалификацию деяния по более тяжкому составу преступления. Однако в обвинительном акте не запрещается вменять данные составы как альтернативные, что является обычной практикой Специальных трибуналов ООН. При этом суд «должен определить, какое из обвинений может быть сохранено [в приговоре], основываясь на имеющихся доказательствах»[86].

Существуют другие, гораздо более сложные ситуации множественности преступлений, в которых необходимо проводить различие между «идеальной», «мнимой» и «реальной» совокупностью. Они разрешаются судами с применением различных специфических тестов. На русском языке читатель может ознакомиться с подробным рассмотрением данного вопроса, обратившись к главе IV книги Н.Г. Михайлова «Международный трибунал по бывшей Югославии: компетенция, источники права, основные принципы деятельности»[87]. На английском языке вопрос детально рассмотрен в целом ряде публикаций, в том числе главе 11 «Международного уголовного права» Антонио Кассезе[88].

Дата добавления: 2015-07-26