Возникновение и развитие доктрины преступления против человечности

Упоминание о «законах человечности» как источнике «начал международного права», определяющих поведение представителей воюющих сторон, содержится уже в поправке Мартенса, принятой Брюссельской конференцией 1874 года и повторенной в Преамбуле к Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года. По мнению Шерифа Бассиони, эту Преамбулу можно считать юридическим основанием для криминализации преступлений против человечности[44].

Непосредственно термин «преступление против человечности» впервые был использован в 1915 году в объединенной декларации правительств Франции, Великобритании и России, которая осудила резню более чем миллиона армян, предпринятую по распоряжению турецкого правительства. В частности, в декларации говорилось: «Ввиду этих новых преступлений Турции против человечности и цивилизации, Союзнические правительства публично заявляют Высокой Оттоманской Порте, что они будут считать лично ответственными за эти преступления всех членов Оттоманского правительства и тех из ее агентов, которые вовлечены в эту резню»[45]. В первоначальном тексте, подготовленном российским министром иностранных дел Сергеем Дмитриевичем Сазоновым, содержалась фраза о преступлениях «против христианства и цивилизации». Однако глава французского министерства иностранных дел Делассе, справедливо опасаясь, что отсылка лишь к христианству может быть воспринята мусульманами, населяющими колонии, как знак предвзятого к ним отношения, предложил термин «преступления против человечности». Это предложение было принято и вошло в окончательный текст[46].

Термин «преступления против человечности» употреблялся в последующих заявлениях государств, касающихся Первой мировой войны. По предложению «Комиссии по вопросам ответственности авторов войн» (1919 г.) юрисдикция планировавшегося на Версальской конференции 1919 года международного трибунала должна была охватывать «преступления против человечности». Однако представители США парализовали это решение. Они заявили, что «если законы и обычаи войны являются неизменным стандартом, который мы черпаем в авторитетных исследованиях по праву и международной практике, то представление о законах и принципах человечности у каждого свое, поэтому их надо исключить из предмета судебного рассмотрения, даже при отсутствии иных к этому оснований, особенно если речь идет о суде, на который возложено применение норм уголовного права»[47].

Первым международным инструментом кодификации преступлений против человечности стал Устав Нюрнбергского трибунала[48]. Решение предоставить Международному военному трибуналу юрисдикцию по таким преступлениям «следовало из решения союзников не ограничить их карательные полномочия преследованием тех, кто совершил военные преступления в традиционном смысле, но распространить их и на лиц, которые совершили другие тяжкие преступления, находящиеся вне диапазона традиционных военных преступлений, где жертва не имела гражданства или имела то же гражданство, что и преступник»[49].

Во время Второй мировой войны некоторые из наиболее отвратительных зверств, совершенных нацистами, не были прямо запрещены традиционным международным правом. «Законы войны запрещали только те нарушения, которые были направлены против противника и вражеского гражданского населения, тогда как немцы совершили жестокости также по политическому и расовому признакам против их собственных граждан: евреев, членов профсоюзов, социал-демократов, коммунистов, цыган, членов Церкви. Кроме того, в 1945 году такие действия, как простое преследование по политическим или расовым мотивам, не были запрещены, даже если совершались против гражданских лиц оккупированных территорий»[50].

Учитывая это, ст. 6(с) Устава Международного военного трибунала была сформулирована следующим образом:

«преступления против человечности, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении любого гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет».

Термин «против любого гражданского населения» подчеркивает, что преступления против человечности могут совершаться как против иностранных подданных, так и против собственных граждан и лиц без гражданства.

Таким образом, в Нюрнберге были определены основные черты дефиниции преступлений против человечности, отличающие их от традиционного понятия военных преступлений - а именно то, что они могут совершаться против «любого» гражданского населения, и то, что они совершаются в широком масштабе.

В отличие от преступления агрессии и военных преступлений, Нюрнбергский трибунал не рассматривал подробно вопрос о законности включения преступлений против человечности в его Устав, т.е. о существовании запрещения совершения такого рода преступлений в обычном международном праве на момент их совершения нацистскими преступниками. Он лишь отметил, что «с начала войны в 1939 году военные преступления были совершены в обширном масштабе и являлись также преступлениями против человечности»[51]. Таким образом, включение преступлений против человечности в Лондонский статут было оправдано их отношением к военным преступлениям, общепринятая природа запрещения которых была установлена, и предназначалось для заполнения пробелов их традиционного определения[52]. Дополнительно судьи Нюрнберга отметили, что в отношении применяемого права Устав является «решающим» источником права, связывающим Трибунал, и что включение в его текст преступлений против человечности «отражает состояние международного права на момент его [Трибунала] существования и, в этом смысле, – самостоятельный вклад [Трибунала] в международное право»[53].

Рассуждая о том, почему до 1945 года преступления против человечности не были явно предусмотрены международным правом, Шериф Бассиони указывает, что новые законы зачастую просто являются ответом на такие проблемы, вероятность возникновения которых ранее невозможно было вообразить. Обращаясь к событиям 1932-1945 гг., он пишет: «Факты, которые положили начало «преступлениям против человечности», были столь непредвиденно варварскими и столь значительными, что никакой определенной положительной [нормы] международного права, определенно покрывающей все ужасные деяния, которые были совершены в этот период времени нацистским режимом, не существовало. Просто это была ситуация, когда факты вышли за пределы того, что установило международное право. Вследствие того, что они были столь очевидно незаконны по своей природе, закон просто не упоминал такие злодеяния определенно. Действительно, закон редко ожидает невероятного»[54].

Комментируя это мнение, Якоб Реймер указывает: «Хотя послевоенное международное право того времени определенно не покрывало ранее невероятные события, такие как Холокост, все же это не было первым случаем массовых злодеяний. Это было однако первым случаем, когда у нескольких стран появилась политическая воля и возможность объединить усилия для развития международного права в этом направлении»[55].

В юридической науке вопрос о том, был ли авторами Лондонского статута нарушен принцип неретроактивности при введении нового класса преступлений, до сих пор остается дискуссионным. Так это или нет, дальнейшее развитие международного права превратило дефиницию преступлений против человечности в обычно-правовую норму.

Юрисдикция по преступлениям против человечности была включена в Устав трибунала для Дальнего Востока (Токийский устав)[56] и Закон Контрольного Совета № 10[57]. Условия наказания данных преступлений были включены в мирные договоры с Италией, Румынией, Болгарией и Финляндией[58]. Запрещение преступлений против человечности было впоследствии подтверждено Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН № 95 (I) от 11 декабря 1946 г., единогласно подтвердившей «принципы международного права, признанные Статутом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в его решении», и затем в 1950 году – в Нюрнбергских Принципах[59]. Последующая кодификация международного права в Конвенциях по геноциду, апартеиду и – недавно – по насильственным исчезновениям подтвердили общепринятый статус запрещения преступлений против человечности как международных преступлений. Преступления против человечности были включены в уставы всех международных уголовных трибуналов и гибридных судов, созданных после Нюрнберга.

Осторожно вводя новый класс преступлений, конструкторы Лондонского статута связали преступления против человечности «с любыми преступлениями в пределах юрисдикции трибунала», т.е. с военными преступлениями и преступлениями против мира, которые считались традиционными. Это означало, что они могли преследоваться по суду и быть наказуемыми только в пределах контекста войны или агрессии[60]. Однако дальнейшее развитие международного права устранило эту связь. В современном международном праве преступления против человечности запрещены и наказуемы вне зависимости от того, совершены ли они во время войны или в мирное время[61] (подробнее см. раздел 12.4).

Иными словами, современное международное обычное право подразумевает под преступлениями против человечности особенно одиозные нарушения фундаментальных прав человека (на жизнь, свободу и личную неприкосновенность, защиту от пыток и т.п.), когда они являются частью широкомасштабного или (и) систематического нападения на любое гражданское население (развернутое определение см. в разделе 12.1).

Дата добавления: 2015-07-26