ОСЕНЬ 1999 ГОДА 4 страница

— А как же! — заверил Белов, косясь на упорно державшуюся метрах в двухстах за ними пыльную "Самару". — Конечно, им нас не понять... Где уж им...

Толком он ничего разглядеть не мог, но когда видел белую машину на просвет, ему казалось, что в ней по крайней мере находятся двое. Это плохо, что их пасут! Значит, где-то впереди — через пять минут, через два часа, или к вечеру — их ждет засада.

Разумеется, Белов подстраховался. В Москве он выяснил, кто самый авторитетный по части дорожных грабежей на Юге России. И заручился солидными рекомендациями. Пока Земфира собирала вещи и готовила продукты в дорогу, он встретился с двумя представителями местного смотрящего законника Куренного и получил заверения, что все будет тип-топ. Тот передал ему через них цветной портрет Сталина, который надо было прикрепить на ветровое стекло. Это, дескать, знак, обеспечивающий свободный проезд грузовика через посты ГАИ и зоны банд и бандочек, занимавшихся разбоем.

К сожалению, сам факт предусмотрительности Белова подверг опасности и его, и груз. Вернее не его груз, а... Вряд ли хоть кто-то из тех, к кому обращался Саша, всерьез поверил, что речь идет всего лишь о сахаре для московских домохозяек. Дело в том, что один из помощников Куренного выяснил, кто Белов на самом деле.

Ну кто из серьезных людей будет суетиться ради такой мелочи? Логично было предположить, что сахар лишь прикрытие, а на самом деле Белов везет гораздо более серьезный груз, раз уж сам взялся за это дело. Скорее всего — наркота. Поэтому Сталин от Куренного был для тех, кто в курсе, не пропуском, а средством идентификации.

Всех прочих как бы просили не суетиться. Но это ничего не гарантировало. Если бы всего— навсего прошел слушок, что в неком фургоне не просто сахарок, то вполне могли найтись отморозки, которым лишь бы урвать кус. А что с ними за это сделают завтра, им плевать.

Еще одна опасность: кто-то из тех, кто обещал помощь и защиту, хотя бы и сам Куренной, мог соблазниться таинственным грузом. И попытаться поковыряться в нем, пусть даже ради праздного любопытства. Люди Куренного сообщили ему, что девушка, которая наняла Белова, пронесла в свой номер серебристый металлический кейс, такой, в каких местная нарокомафия перевозит деньги.

Конечно, Белов всего этого не знал, но догадывался, что на этой трассе их ждут не одни мосты и мотели. По некоторой напряженности, с которой Земфира стала поглядывать в зеркало со своей стороны, он понял, что и она заметила хвост, но по неизвестной причине продолжала делать вид, что ничего не происходит.

— Ты правда согласен, что им нас не понять? — переспросила Земфира, стараясь заглянуть Саше в глаза.

— Ну—у... — Белов пожал плечами. — Им действительно трудно понять нас, у нас другая история и менталитет. А что непонятно, то и отпугивает. Они привыкли к стабильности.

Что ты имеешь в виду? Это у них-то жизнь стабильная? Брось! Сегодня он миллионер в шоколаде, а завтра акции упали, и он — нищий и бездомный! А в России любой знает: большинство как жило на пайку, которую дает государство, так и живет! Но живет же?

— Это часть правды, но не вся, — возразил Белов. — У них в обществе в почете религия, а это и есть главный социальный стабилизатор. И потом, они точно знают, когда будут выборы мэра, губернатора, президента, по каким правилам надо зарабатывать и тратить деньги и через год, и через сто лет. И что из этого следует, их, скорее всего, не обманут, — Белов решил, что пока "Самара" держится в отдалении, им ничего не грозит, и пустился в рассуждения. — А у нас что? У нас безбожие—бездорожие. Страна негодяев, как сказал Есенин. Будут ли следующие выборы вообще? Кто знает? А если будут, где гарантия, что справедливые, что голоса не купят? И какие законы примут продажные депутаты? У нас в России в любой момент тебя либо криминал, либо государство обдерут как липку, а что оста—нется, соседи грабанут. Чтобы чего-то добиться, ты просто обязан ладить и с чиновниками, и с уголовниками. Это такая игра, в ходе которой правила постоянно меняются. Причем побеждает не тот, кто соблюдает правила, а тот, кто их нарушает.

— Это неправильно! — заявила Земфира. — Такое общество не имеет права на существование! А если я не хочу? Ни с теми, ни с другими?

— Все равно молчи и довольствуйся крохами и объедками с барского стола.

— Это неправильно, — с болью в голосе повторила Земфира. — Богатые должны делиться с бедными. Возьми ваххабитов, они отказываются от богатства в пользу нуждающихся. Так всегда было в исламе, пока из—за нефти не возникла безумная разница между богатыми и бедными. Нефть и деньги развращают богатых мусульман. А так как у нас делается, в России, это вообще никуда не годится!

— Так есть, — снова пожал плечами Белов, поглядывая на мелькающую в зеркале заднего вида "Самару". — И так будет. Пока большинство не уразумеет, что ничего лучше десяти заповедей все равно не придумать, И не подачки у государства надо выпрашивать, а самим зарабатывать.

Он задумался о своем. Сейчас им следовало опасаться не только тех типов в "Самаре", но и беспределыциков в милицейских погонах. Которые, собственно, и являются нарушителями правил игры. Поэтому если он остановится по их требованию, оци вполне могут обойтись с ним и Земфирой как бандиты и убийцы. А если он игнорирует их команду и прорвется, то они устроят на него облаву уже в роли представителей государства. Когда речь идет о добыче, они своего не упустят.

Вопрос стоял так: если впереди ментовская засада, то сопровождающие в "Самаре" заодно с ними или нет? Если пассажиры "Самары" и менты связаны между собой — дело швах. А вот если нет, то у них есть шанс проскочить.

— Ну и что, что так есть? Что же теперь, смириться и плыть по течению? — спросила Земфира, устав молчать. — Гнуть шею перед безбожниками или взять оружие в руки и самим восстановить справедливость?

— Нет! Ну что ты?! Как можно! — притворно возмутился Саша. — Надо бороться. Взять автомат, а еще лучше — гранатомет или установку "Град". И как врезать по всем этим гадам в кремлевских кабинетах! И не только кремлевских. Разорвать их на куски, всех кто тебе не нравится! — продолжал Саша. — Стереть с лица земли! Кстати, это больно. Я имею в виду тех, кого разрывают и стирают.

Он шутил, но Земфира так испытующе посмотрела на него, что Саша удивился.

— Что ты юродствуешь? — тихо спросила она, посерьезнев. — Это же... Люди, между прочим, заживо гниют, живут впроголодь в Чечне бог знает в каких условиях... Дети не учатся, голодают, наркоманами становятся! Да за такое не стрелять, а правильно, на куски рвать мало! Есть более справедливое устройство общества... Не обязательно жить так, как в Европе или Америке. Если хочешь знать, ислам это и есть социализм в действии, — она так серьезно относилась к этому разговору, так разволновалась, что машинально принялась щелкать замками своего шикарного кейса.

Белов скосил на нее глаз и снова сосредоточился на дороге. Он как бы раздвоился. Часть его сознания поддерживала беседу, а другая искала выход из сложившейся ситуации. Судя по карте, впереди дорога делала несколько поворотов, очень удобных для засады. Остановить грузовик, загнать его на проселок — полминуты, а потом делай с ним и с его хозяевами, что угодно.

— Понимаешь, с помощью автомата или взрывчатки нельзя ничего построить, только раз—ломать, — прервал молчание Саша. — Можешь рвать их, гадов, железными крючьями на части. Но ведь от того, что ты их порвешь, ни сирот, ни наркоманов, ни голодных число не уменьшится! — вздохнул он, вглядываясь в зеркало заднего вида. — И лучше точно не станет...

"Самара" то прибавляла ходу, словно собиралась их догнать, то отставала и пряталась за другими машинами на трассе, а потом вообще исчезла из виду. Саша облегченно вздохнул.

— Станет! — запальчиво крикнула Земфира. — Станет! И я готова жизнь свою за это отдать. Потому что другие уроды испугаются, и начнут заботиться о своем народе, а не только о своем кармане думать!

— Эт вряд ли, — скептически улыбнулся Саша, переключая скорость. — Бесовство это. Понимаешь, раньше считалось, что в человека бесы вселяются и заставляют его безумства и пакости творить. Рвут они его на части, только не буквально, а в душе, изнутри. Так вот, есть еще бесы идеологии, они заставляют человека о человеческом в себе забывать ради идеи. А на самом деле идеология появляется там, где одна система хочет сожрать другую. Это только дурачкам, которые в нее уверовали, кажется, что они во всем правы, а все другие ошибаются. Тогда можно и других убивать, и себя со спокойной совестью, и даже с удовольствием. Только вряд ли этим способом можно что-то исправить или кого-то перевоспитать. — Саша замолчал, глядя на дорогу.

В отличие от многих других водителей, он вел свой "зилок" очень разумно: легко пропускал вперед обгоняющие машины, без необходимости резко не тормозил и использовал горки для экономии горючего. Земфира с уважением посмотрела на него и подумала, что каждый человек в жизни таков, каков он за рулем, это лучший тест на психическую устойчивость. И неустойчивость тоже. Нет, до чего же классный парень этот Саша!

— Почему? Ну, чего замолчал? — спросила она, поглядывая в зеркало заднего вида со своей стороны. — Почему вряд ли?

— Потому что когда вокруг террор, становится легче воровать и грабить в неразберихе, законы-то не работают! Террор на руку силовикам, диктаторам и подлецам, он ведет к тирании. А честно работать в таких условиях — бессмысленно. Все равно кто-то придет и заберет. И кстати, о Достоевском...

— А причем тут Достоевский?

— Ну, ведь его герои совершали убийства по идеологическим соображениям. И самоубийства тоже. Это сейчас происходит на Востоке. В Палестине, например.

— Он совсем не это имел в виду! — сказала Земфира, резко поворачиваясь к Саше.

От этого движения серебристый кейс упал у нее с колен и раскрылся. Саша краем глаза заглянул внутрь. Кейс был заполнен аккуратно уложенными пачками банкнот с портретами президентов США. Сверху, вернее, раньше сверху, а теперь сбоку, лежал пистолет Стечкина. Смущенно улыбаясь, Земфира закрыла кейс и вернула его на прежнее место.

Белов весело свистнул и покосился на Земфи— ру: ай да девочка, ай да молодца! Посмотрел в зеркало: "Самары" по—прежнему не было видно. А была ли "Самара"?

— Ствол-то тебе зачем? — спросил он с той хрипотцой, которая, ему это было отлично известно, заставляла женщин млеть, и одарил Земфи— ру самой лучезарной из своих улыбок.

— Просто с ним на коленях не так одиноко, — девушка многозначительно посмотрела на Сашу.

— Как, — притворно возмутился тот, — я не в счет?!

— Ты... Ну, ты же не у меня на коленях.

"Вот же бабы! Ну прямо, как урожай в России.

Именно в тот момент, когда не до них, они и созревают..." — расстроился Белов.

Он заглянул Земфире в глаза и понял, что не только он пропал! Она тоже!

ЗИЛ шустро взобрался на гору, а потом еще шустрее помчался с нее вниз. Ощущение было такое, будто летишь низко над землей на ковре—самолете. Почти бесшумно и с ветерком -только жесткая от выхлопов травка на обочине пригибается.

Неожиданно Саша притормозил, свернул с трассы вправо, на открывшуюся между деревьями заасфальтированную стоянку. На ней стояло несколько брошенных, раскуроченных машин. Он остановился между ними и заглушил движок.

— Уф! — воскликнула Земфира, выпрыгнув из кабины. — Ноги затекли. Ты подожди меня здесь, я отойду на минутку.

Она исчезла в зарослях кустов, окружавших стоянку. Саша проводил ее стройную фигурку задумчивым взглядом, достал сигарету и закурил. Сделав пару затяжек, положил ее на металлический выступ кузова, подошел к двери фургона, открыл ее и залез внутрь. Так что же все—таки он везет? Рассуждая здраво — это может быть только наркота. Нет ничего легче, чем спрятать ее в мешках. С другой стороны, и найти ее в мешках проще простого.

Белов зачем-то пощупал один из мешков, как будто таким путем можно было определить его содержимое. На мешковине красовалась хорошо заметная надпись: "Новочеркесский сахарный завод". Но Земфира вроде отрицательно относится к наркотикам?

— Саш, ты где? — услышал он ее голос и оглянулся.

Девушка заглянула внутрь фургона. Потом взялась одной рукой за борт, легко, будто совсем ничего не весила, взлетела в воздух и оказалась рядом с Сашей. И неожиданно сильно толкнула в лоб горячей жесткой ладошкой. Не ожидавший нападения Белов шлепнулся спиной на мешки. А Земфира, сев на него верхом и почти сразу же почувствовав ответную реакцию, спросила;

— А насчет беса сексуальности что говорит Достоевский? Ну, ты, знаток литературы, колись, пока не поздно.

Словно по команде, они торопливо принялись расстегивать на себе и друг на друге одежду, две пары джинсов и более мелкие "акцессуры" полетели в разные стороны, и тут же тяжело груженная машина довольно заметно закачалась на рессорах в одном с ними ритме.

Она оказалась настоящим вулканом. Видимо, воздержание предыдущей ночью не пошло ей на пользу. А может, наоборот, как раз и пошло. Будто изголодавшись, она со стонами извивалась на Белове, время от времени нагибаясь к нему и покусывая его губы. В эти моменты ее волосы щекотали ему щеки так, что хотелось смеяться от радости, счастья и удовольствия. Он почувствовал, как внезапно впились в его плечи ее острые коготки, когда она пережила оргазм, и от этой сладкой боли он и сам, уже не сдерживаясь, содрогнулся в пароксизме наслаждения. Все кончилось очень быстро.

_ У—у—ух ты! — глубоко вздохнула Земфира, ладонью ласково потрепала доставившую ей удовольствие плоть, встала и потянулась, так что захрустели косточки. — Молодец, здорово получилось. У меня так уже давно не было.

— У меня тоже, — признался Саша, садясь и пытаясь отряхнуться. — Может, это от сахара? Или что там у тебя в мешках?

— Отвернись и закрой глаза, — Земфира сделала вид, что не расслышала вопроса. -только не подсматривай!

Послушно закрыв глаза, Саша снова откинулся на спину, прислушался к своим ощущениям. Он никак не мог понять, почему же все получилось так неожиданно и остро! А потом догадался: это из—за чувства опасности, риска, которые были загнаны куда-то в подсознание, в мозжечок, и действовали, как катализатор—

Одновременно он отметил про себя, что Земфира, судя по звуку, натягивает на себя джинсы. Раздался короткий смешок, и через секунду ее мокрые трусики, которыми она воспользовалась вместо полотенца, приземлились на его голом животе. От неожиданности он вздрогнул и одновременно почувствовал, как качнулся грузовик, когда она спрыгнула на землю.

— Вот поганка, — беззлобно прошептал он, открывая глаза, смахнул трусики на мешки и принялся приводить себя в порядок.

— А где у нас вода? — спросила его Земфира, когда он, в свою очередь, оделся и очутился на земле.

У Белова было неспокойно на душе. Технология дорожного отъема собственности была ему известна, и он внутренне готов был к отпору. Но что-то ему подсказывало: одного "Стечкина" тут недосточно. Сахар — фигня! Здесь что-то более серьезное наклевывается. Выскочить из машины и сбежать не годится. Раз он обещал Земфире доставить ее в Москву, то в лепешку расшибется, а доставит. Он залез в кабину, где уже сидела смущенно улыбавшаяся Земфира, достал карту и определил расстояние до ближайшего поста ГАИ.

Эти двое из "Самары" — наверняка охотники за кейсом или за содержимым мешков, другого объяснения нет. И в том, что они появятся, Саша не сомневался. А впереди еще встреча с ментами. Куда ни кинь, всюду клин: не остановишься по их требованию — пойдешь в розыск, как правонарушитель, а остановишься — пустят в расход, как лоха с кейсом.

И куды же простому водиле податься? Правда, Белов не считал себя простым водилой. Он всегда шел по жизни своим путем и в криминал зарулил не ради денег. То есть, он всегда хотел свои деньги зарабатывать честно. Пусть незаконно, но — честно, как это ни парадоксально звучит. И столь же честно он хотел сохранить себе жизнь. А главное, не дай бог убить по запарке невинного человека.

Белов убрал карту в бардачок и вздохнул. Чему быть, того не миновать. Он покосился на притихшую Земфиру, потом на серебристый кейс за ее сиденьем, прикрытый ветошью, прекрестился:

— Ну, господи благослови, ключ на старт... — и запустил двигатель...

XIV

В оптическом прицеле от снайперской винтовки "зилок" с удлиненной кабиной выглядел крепеньким головастым бычком, упрямо и беспечно несущимся навстречу неприятностям.

Хозяин прицела — он его использовал вместо бинокля, потому что тот дает меньшее увеличение, — отложил трубку И самодовольно вздохнул. Он-то свою работу любил. Потому как знал средство для обретения счастья. Называется оно — "консалтинг": платишь человеку деньги, рассказываешь о своих проблемах, он проводит исследование и потом объясняет, как тебе "перестать беспокоиться и начать жить".

Юрий Кудеяр заплатил спецу по кадровому маркетингу — по рыночным, то есть, делам. И теперь спокоен, сыт, окружен друзьями, его уважают и боятся. Для полного счастья ему не хватало только накомарника, но милиционеру при исполнении он по форме одежды не положен. Зато никто не мешает намазаться. И Юрок по дороге на службу завернул в аптеку, а там ему от всего сердца, совершенно бесплатно выдали флакончик импортного средства против комаров.

Пусть наш народ милицию не любит, но зато знает цену, причем в деньгах, тем неприятностям, которые она может организовать.

А вот раньше, когда Юрок крутился в своем бизнесе, его и не любили, и не ценили. А ведь он с детства умел просечь, что людям надо, и либо сделать это, либо достать! И даже на заре дикого капитализма, который тогда назывался у нас социалистической кооперацией, наладил производство стекол для автомобилей, как типовых, так и по индивидуальному заказу.

Тогда этичстекла были таким жутким дефицитом, что народ к нему ехал со всего юга России и в очередь выстраивался. И там, в той очереди, электорат ныл о том, что цена слишком высокая, что чертов кооператор, пользуясь дефицитом, дерет три шкуры. Особенно возмущались сыновья и внуки фронтовиков: их, дескать, отцам и дедам, кровь за Родину проливавшим, положены льготы, а Кудеяр нарушает законодательство.

Поначалу Юрок пытался вести разъяснительную работу. В том смысле, что если тебе у меня слишком дорого покупать, то либо ищи в другом месте, либо сам сделай. Вот попробуешь сам, тогда и поймешь, что цену я не придумал, а просчитал баланс денежных затрат и поступлений. Социализм потому и завалился на бок, что производили от балды товары себе в убыток и притом те, которые не пользуются спросом!

А что до фронтовиков, то почему он, сын, внук и племянник погибших, должен платить отпрыскам тех, кто выжил? Тем более, что те сами часто проговариваются: погибли-то, мол, лучшие. Выходит, защита Родины — дело выгодное, за нее и ордена, и деньги, и места в президиуме, и машины—квартиры себе и внукам задаром, но только для худших?

Разъяснительная работа ничего не давала: человек вряд ли поймет то, что понимать невыгодно. И никогда не зауважает того, кому приходится платить, но кого можно не бояться. К тому же за такие разговоры Кудеяра вызвали кое-куда и принципиально посоветовали: если он и дальше хочет обижать заслуженных ветеранов, то пусть удваивает еженедельное отстегивание.

И вот весной прошлого года в очередной раз обнаружилось, что ему, акуле капитализма, владельцу мастерской и магазина, какая-то сука нацарапала на боку новенького "вольво" известную формулу из трех букв. И что ему, кровопийце и эксплуататору трудового народа, их не на что было ни закрасить, ни залакировать.

Потому что у Юрка в руках дрожал сокровенный списочек тех, кому он обязан регулярно отстегивать, дабы они сдержали свой государственно—чиновничий гнев на эксплуататоров в его лице. И по этому списочку, в котором именно налоги были только на тридевятом месте в очереди, он уже задолжал солидно. Одному только санитарному врачу причиталось за целый квартал. А еще и пожарник, и райуправа, и экологический контроль стоят в очереди...

И Юрок, который перенес на ногах сотню наездов, не выдержал суровой правды этих нацарапанных букв. Они стали последней каплей. Кудеяр занял баксы у приятеля и пошел просить ума в консалтинговую фирму. А там худенький, лысоватый менеджер с кудрявой бородкой, делавшей его похожим на профессора, пригласил Кудеяра садиться и все ему разложил по полочкам.

— На откат и отстегивание мы роптать и жаловаться не будем. Это в нашей стране нечто неизбежное, как снег и дождь. Сие, так сказать, климат, который мы регулировать не в состоянии., Про ненависть к тем, кто пытается что-то делать и умеет заработать головой -тоже бессмысленно говорить. Мало того, что это врожденное, природное качество неудачников, так еще и коммунисты семьдесят лет вдалбливали, что быть богатым, когда другие уже все пропили, некрасиво. Тут нужен маркетинговый подход. А первая заповедь маркетинга какая?

— Какая? — туповато переспросил Юрок.

— Не знаете? — удивился консультант.

— Нет.

— Как же вы мастерскую и магазин тогда нажили? — еще больше удивился спец по людям. — Ну, да ладно. Первая заповедь успешного маркетинга — делать не то, что нравится, а то, что легко продать, что пользуется спросом, в чем есть необходимость на рынке. Желательно при этом, чтобы с предоплатой, до того, как что-то произвел. В идеале это значит: надо оказывать те услуги, ради которых люди сами вас ищут, сами назначают цену и сами платят деньги вперед. Ну и хорошо бы, чтобы они не придирались к качеству того,

что вы потом по их заказу произведете. А если даже не произведете, то чтобы не потребовали свои деньжата назад. Где такое возможно?

— В консалтинге? — догадался Кудеяр, уже оплативший спецу его лекцию.

— Точно, — не стал отпираться менеджер, — но тут нужно специальное образование, которого у вас нет. По этой же причине вам не подходят стоматология, гинекология и акушерство. Что остается?

Профессор выдержал паузу, а Кудеяр, вздохнув, как студент на экзамене, честно признался:

— Ну... Не знаю.

— Государство. В нашей стране это корпорация, которая гребет деньги вне зависимости от того, что и как оно делает. А делает оно то, что хочет. ФСБ, прокуратура и медицина для вас отпадают — там требуется спецобразование. В налоговую слишком дорого устроиться. Остается что? Криминал или милиция. Криминал вас устроит?

— Криминал? — удивленно спросил Кудеяр. — Вы же про государство говорили?

— Господи! — удивился консультант его тупости. — У нас давно криминал такая же часть государства, как, допустим, здравоохранение. Не заметили что ли, что коррупция стала нор—мой жизни? Здесь есть свои плюсы и минусы. В криминале очень слабая социальная защищен—ность и практически отсутствует охрана труда, поэтому текучесть кадров большая вследствие высокой смертности. Зато не требуется диплом, вырабатывается товарищеская спайка и крепкая дисциплина, обеспечивается законченный цикл производства — пришел, увидел, грабанул. Плюс быстрая карьера и, что особенно заманчиво для молодежи — честная, прямая позиция. Бандит ведь не клянется на конституции, не врет, что только о пользе народа думает. Он прямо говорит, что пришел грабить. К тому же молодым всегда неймется, не терпится, а в криминале пробиться наверх можно быстро. Но вы-то, я думаю, уже хлебнули лиха, возраст у вас средний. Как вам предложение насчет криминала, не западло, извините за выражение?

— Ну я же... Хотя... — опыт общения. Юрия с криминальными авторитетами имел скорее отрицательный характер, поэтому он, поколебавшись, все—таки сказал: — В общем-то, западло.

— Вот и ладушки. Значит, что остается? Вы же бывший офицер? Значит — милиция! По сути, аналогичная структура, но, что приятно отметить, легальная! Там к вам сами люди придут, сами заплатят, и никаких рекламаций. Только вот что, у вас будет искушение: и в милицию устроиться, и свой бизнес сохранить. Не советую. Завистники съедят. Тут как на войне: или ты, или тебя. В смысле — грабишь... Значит, лучше все продать, очиститься, как настоящее столовое вино № 22. То бишь водочка. Потом, когда освоитесь, заслужите доверие — вас там сами в свой бизнес вовлекут. Все понятно?

— Да, спасибо, — Кудеяр, еще не зная, помогли ему или надули, оторвался от стула.

— Погодите. В жизни мало знать, что надо сделать, нужно понимать еще как. Первое. Сначала устройтесь к ментам, а потом продавайте свое добро. Второе: рубиль сейчас завышен. Щас скоко? Шесть тыщ за доллар? А должно быть тысяч де— вятнадцать—двадцать. Значит, скоро его опустят. А лучший капитал — ликвидный капитал. А самое ликвидное теперь — доллары. И не в банке, а в банке. Все поняли?

Юрок понял, послушался, и не раз потом, когда устраивался в ментуру, когда продавал свои предприятия, уже забыв о наездах: кто же на мента наедет, если он с начальством поделился?...Когда платил за перевод в ГАИ, когда принимал мелкие купюры от населения за то, что не создает мелких проблем, не раз потом от всего сердца мысленно благодарил спеца по консалтингу.

А уж когда рубль рухнул, и цены на комплектующие, сырье и энергию взлетели до1 небес, а на оборудование и помещения — упали ниже урны, он просто молиться на того "профессора" был готов. Как тот все блестяще разложил по полочкам, как расписал! Пророк да и только!

Вот только об одном кудрявобородый предсказатель не упомянул. Или упомянул как-то мельком, вскользь, и Юрок не придал этому должного значения. Выбирая свою судьбу, Кудеяр еще не знал про зеркало.

Раньше, бреясь, он видел в нем загнанного, измотанного, но — порядочного человека. А теперь вынужден был смотреть на сытую, спокойную, но — порядочную сволочь. И пусть над ним стояли и сидели еще большие сволочи — быть сволочью ненамозоленной душе Кудеяра было больно. Сначала больно, но постепенно она привыкала. Потому что раньше его только не любили, а теперь помимо этого еще и уважать стали, то есть бояться.

И в данный момент, поджидая ЗИЛ, о котором его предупредили подментованные братки, он как раз и ждал соответствующей оценки своего социального статуса в денежном эквиваленте. Система ведь была отработана задолго до него. Он остановит грузовик, проверит документы и груз. И если там есть то, что они ищут, то ЗИЛ исчезнет, испарится вместе с водителем и хозяйкой груза...

XV

Судьба Белова решалась гораздо южнее, в небольшом лагере моджахедов в горном Дагестане. Хотя вершители ее — трое бородатых мусульман — о Белове-то как раз и не думали, а рассуждали исключительно о духовном. Точнее, о служении Богу. Еще точнее — Аллаху. А если совсем уж точно — о деньгах, полученных под бренд священной войны с неверными.

Азиз, перебирая четки из самшита, спорил с турком. Хаттаб предпочитал молчать.

Турок Кемаль был одет в простой, светлый полотняный костюм, который тем не менее стоил столько же, сколько ящик зарядов к гранатомету. Имея полномочия от тех, кто помимо прочего оплачивал и подготовку операций в Москве, он вел себя как и положено ревизору. Успев обнаружить некие вольности в распределении наличных, турок держался несколько надменно и говорил приказным тоном:

— Мы недовольны. Мало того, что вы не смогли расширить зону своего влияния до Каспия. Так вы еще и кусок Дагестана потеряли после неудачного рейда Дасаева. Надо спасать си—туацию. А спасти ее может только тотальная война чеченского народа и всего Кавказа против русских. Вы это-то хоть понимаете? — разговор шел на русском, им сносно владели все присутствующие.

— На все воля Аллаха! — Азиз воздел руки к небу.

И не только к небу, но и к заштопанному верху палатки. Азиз специально распорядился взять старую и даже велел вынести перед визитом Ке— маля телевизор "Сони" с большим экраном. Пусть турок видит, что они не роскошествуют. Особенно на фоне того, как много полезного и бо: гоугодного творят они сами и обученные ими взрывники и смертники.

— Однако, вы же сами убедились, — почтительно, но твердо сказал Азиз турку, — что чеченцы в массе не желают воевать. А для того, чтобы нанять и привезти достаточное число настоящих, арабских воинов Аллаха, вы выделяете явно недостаточно.

— Зато, — возразил Кемаль, — мы выделили вполне достаточно средств, чтобы организовать взрывы хоть в Нью—Йорке!

— Это мудрая мысль, — засмеялся его собеседник. — Я думаю, к обсуждению этого вопроса мы когда—нибудь вернемся.

Азиз прекрасно разбирался в хитросплетениях региональной политики. Турецкие нефтяные олигархи просто мечтали, чтобы нефте— и газопроводы из Средней Азии шли не через россий—ский Кавказ, а через Турцию. Они не жалели денег на то, чтобы подвигнуть горцев на войну до последней капли крови.

Саудовские шейхи тоже заинтересованы в этой войне, хотя и понимают, что плодят конкурентов. Старые антагонизмы между арабами и турками в наши дни не только не ослабли, но еще более усилились. Но общеисламские интересы куда важнее, чем цены на нефть.

Пришло время, когда Россия ослабла настолько, что может быть вытеснена с Кавказа. Проблема теперь только в самих кавказцах. Кроме небольшой части части чеченцев, никто из них не хочет воевать. Да и тех набирается не более четы— рех—пяти тысяч активных бойцов. Это слишком мало для того, чтобы противостоять федералам, имеющим подавляющее превосходство в людях и технике. Даже если учесть, что война ведется партизанскими методами.

После победы в первой Чеченской войне эти горцы успокоились. Им кажется, что новая война совершенно невыгодна. Они, мол, не оправились еще после предыдущей драки. Начинать новую, да еще из—за ваххабитов, обиженных в Дагестане, чеченцы не хотят.

Дата добавления: 2015-07-26