Октября 1964. Кажется, у тебя насморк!

Кажется, у тебя насморк!

Да! [Мать смеется] Это странно, я встречалась с людьми, имевшими всевозможные вещи, включая лихорадку, и ничего не подхватила; затем, однажды, пришел Z…

Они опять делают глупости в Школе, они охвачены фантастически ужасным порывом к независимости! Ты наешь эту историю?… Они сделали большой стенд по поводу «сна» для воспитания детей (это их дело), но в самом низу они прикрепили, не спрашивая моего разрешения, мою цитату, которую я написала приблизительно в 1952 году и где я сказала, что детям следовало бы ложиться спать в 9 часов. Но они показывают фильмы до 9.30 – 10 часов вечера. Так что я получила поток вопросов от детей, спрашивающих меня: «Что надо делать?…» Я ничего не поняла и спросила, что это за цитата. Так я узнала, что они не только прикрепили это в низу своего стенда, но и распространили мою записку, в которой я говорила: «Детям следует ложиться спать в 9 часов.» Я сказала: «Что!» Я никогда не распространяла этого! Возможно, когда-то я сказала это, но сказала «просто так», как замечание, что «так было бы лучше»… Из этого вышла целая история, я была завалена протестами. Так что, когда пришел Z, я попросила его объяснить мне все это дело. Он рассказал, что они сделали; но, кажется, учителя, увидев на стенде мою цитату (вероятно, те учителя, которые не любят кино или «против» этого или того-то, нашли удобный повод «поднять бузу») сказали и ПРОГОЛОСОВАЛИ у себя, что надо бы это распространить! Они попросту забыли спросить моего разрешения.

Я сказала Z: «Все же это зашло несколько далеко!» И, вероятно, он расстроился, потому что вдруг что-то пришло через него: это были как черные маленькие точки (это пришло прямо от него — возможно, от учителей!), маленькие черные точки, которые бросились мне на горло. Я почувствовала: это сделало з-з-з! Я сказала себе: «Что это?» И я боролась; но я боролась с болью в горле, и там, действительно, ничего не случилось — это обернулось в насморк!

У них в Школе ужасная склонность превращать все в систему.

Да, системы, правила…

Они сводят все в систему, в формулу, у них полно своих «идей»…

Да, да.

… И они раздувают свои маленькие истории. У меня такое впечатление, что все это нехорошо.

(Здесь Мать протягивает Сатпрему

письмо с объяснениями от автора стенда.

В письме дается ссылка на цитату Матери:

это частное письмо Матери одному ученику,

написанное… десять лет тому назад.)

Вот оно! Совершенно личное письмо! Какое у них право вывешивать его?

Но они постоянно так делают — они режут Шри Ауробиндо на кусочки, они режут Мать на кусочки, и вот вам: это Закон, это Правило, это Принцип.

Это так, точно!

У них нет никакого здравого смысла. Здравый смысл полностью оставил их.

Да. И сейчас получается, что правота на его стороне [автора письма]!

(молчание)

Когда я была там на Игровой Площадке^[123], то десять минут спустя все маленькие дети глубоко засыпали (вероятно, из-за моего присутствия), и поскольку не было холодно, а они лежали на матах, то они спокойно спали до конца сеанса.

Правда, в то время кино показывали только раз в неделю. Сейчас же, ты знаешь, как это есть, это как соревнование: каждый хочет приносить фильмы. Так что один обращается во французское посольство, второй – в английское, третий – в американское, четвертый – в русское, немецкое, итальянское… Фильмы приходят из всех посольств. И как сделать выбор? Как решить, не обидев никого? Раньше фильмы показывали только по субботам, так что в воскресенье они могли встать на час позже, если чувствовали, что не выспались. Сейчас же кино показывают 2-3 раза в неделю. Но это вина тех людей! Каждый горд представлять фильмы из своего посольства. Как отказать одним и принять у других?

Но, по мне, эти фильмы не являются самым большим препятствием, я так не думаю. Гораздо хуже комиксы, которые они читают — они проводят свое время в чтении этого.

А хуже всего — хуже всего — когда приезжают родители! О!… эти родители — ужасные существа, они говорят детям как раз противоположное тому, что мы им говорим, и затем они обсуждают, спорят в их присутствии, они рассказывают им все маленькие семейные истории.

Я думаю, что бесполезно укладывать ребенка спать, если он еще не хочет спать — надо, чтобы он успокоился перед сном. Если им дать чуть спокойную атмосферу, они смогут заснуть…

Это наводит меня на кое-какие воспоминания из моего детства, раннего детства: моя бабушка жила рядом с нами, и ночью (вечером после ужина) мы обычно навещали ее перед сном. Не могу сказать, что это было очень забавно, но у нее были очень хорошие кресла (!), так что, пока моя мать болтала с ней, я великолепно спала, лежа в кресле — это был блаженный сон. Но если бы кто-то взглянул на это со стороны, не зная ничего, он бы сказал: «Только посмотрите! Они не дают ребенку спать до 10 часов!» Но я чудесно отдыхала!

Так что это зависит от ребенка. И если он действительно хочет спать, что мешает ему спать?… Им надо только дать спокойную атмосферу, как можно более спокойную.

Но они все время хотят делать общие законы, тогда как это всегда личное дело.

Совершенно верно.

И вопрос опыта — говорить о своем опыте. Но они хотят Закона, неизменного Закона и во всех деталях.

Так проще! Да, закон, закон, закон. Они еще не поняли…

Я ничего не имела бы против этого стенда, если бы там было несколько цитат, и моя цитата была бы среди других; но я против того, что они разослали эту цитату по всем Подразделениям! И это было частное письмо.

Если бы, по крайней мере, они поместили эту цитату среди многих других… ВСЕГДА надо давать дополнительные цитаты — но они никогда этого не делают.

Помнится, однажды они сделали в библиотеке выставку о Германии. Они поместили длинную цитату Шри Ауробиндо, где он сказал: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ…», и затем шла вся длинная цитата — о, что за цитата! Это раса будущего, раса гениев, они спасут мир и так далее. Они поместили всю цитату… но без первой фразы! Я пришла туда (в то время я ясно видела), и что я увидела! Я помню, что Шри Ауробиндо говорил: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ», так что я сказала им: «Но вы забыли самое важное, надо добавить вот это.» Ты бы видел их лица, мой мальчик!…

Ужасна эта неискренность — они вырезают, выбрасывают то, что им не нравится и оставляют только то, что им угодно.

Сколько раз я говорила: если вы ставите цитату Шри Ауробиндо, тогда всегда надо ставить и противоположную цитату, чтобы показать, что он все говорил и все предвидел и расставлял все по своим местам.

Но это им не нравится!

Есть наглядная история с бедным Т! Он собирал из книг Шри Ауробиндо все отрывки, где говорилось, что разум совершенно необходим человеку [Мать смеется], что разум является средством прогресса, что без разума жизнь была бы неполной и т.д. — много таких отрывков, конечно же!… Но он забывал все другие. И поскольку во мне хватает «озорства», то я собрала [смеясь] все другие отрывки и свалила их ему на голову!

Он принял это за личный выпад!

И всем, кто приходит и говорит мне: «Но вы говорили это десять лет тому назад, три года тому назад…», я отвечаю: «Да, а сейчас я говорю противоположное!… А еще через несколько лет я могу опять начать говорить то же самое!»

Трудно ввести это в их головы.

Да, их головы таковы [жест: закрыты на замок].

Это настоящее зло для Школы: дух системы.

Да. Догматизм.

Это и превращало все учения в религии, везде — везде.

Если ты уйдешь, будет ужасно…

Они встречались с людьми из Англии и Европы, и на этой встрече сказали: «О, мир нуждается в новой религии, сейчас подходящее время дать миру новую религию…» И они хотели взять имя Шри Ауробиндо и основать на нем новую религию! Тогда я ответила им: «Эра религий прошла». — Они не поняли, мой мальчик! Они были ошарашены. Я написала им это без объяснения, как когда вы бросаете что-то, чтобы встряхнуть: «Эра религий прошла, сейчас время универсальной духовности» («универсальной» в смысле содержания ВСЕГО и адаптации ко всему). Тогда мне ответили: «Мы не понимаем, но раз уж… [смеясь], раз уж Вы это говорите, мы это принимаем.» Поэтому я добавила в «Бюллетень» объяснение (объяснение не так сильно, но надо было попытаться, чтобы они меня поняли), я сказала, что религии были основаны на духовных переживаниях, приведенных на уровень, понятный для человечества, и что новая фаза должна быть фазой духовного переживания в его чистоте, не сведенного на более низкий уровень.^[124]

Но и это им трудно понять.

Как бы там ни было… это дало мне насморк!

Да, это так, это то, что дало мне насморк, это догматизм, который парализует жизнь, делает ее жесткой, отнимает ее.

И они убеждены, что они правы, а я – нет, и только из-за некоего «благосклонного почтения» по отношению ко мне [Мать смеется] и из вежливости они мне не говорят: «В самом деле, Вы зашли слишком далеко, правы мы.»

А! давай работать…

*

* *

Я получил письмо от своего брата… В частности, он пишет: «Я определенно слишком ‘мертв’, чтобы писать… Мои дни утомительны… это вихрь откликов, которые надо мгновенно дать тем, кто бросает на меня свое страдание, свой взгляд или свой вопрос. Мне надо держаться за нить моего великого покоя, чтобы пройти через это, не развалившись.»

…В эти последние ночи развивалось одно переживание. Это нечто вроде объективизации, как сцены, которые разворачиваются и в которых я являюсь одним из персонажей; но это не «я»: это некий персонаж, которого я играю, чтобы иметь двойное сознание: обычное сознание и истинное сознание одновременно. Это была целая серия переживаний, чтобы показать одновременно Истинную Вещь и нечто вроде полусмерти (это его слова заставили меня подумать: «я слишком мертва…»), полусмерти разума. В этих переживаниях состояние обычной ментальности — это нечто сухое (не точно жесткое, потому что оно рыхлое), без жизни, без вибрации — сухое, холодное; а по цвету это всегда серенькое. И тогда, с максимальным напряжением, есть усилие понимать, помнить и знать — знать то, что надо делать: знать, как идти, когда идешь куда-то; знать, что люди делают, знать… Все есть вечный вопрос разума (это подсознательное в разуме — некоторые сознают это, но даже у тех, кто внешне спокоен, постоянно есть это, это напряжение знать). И это нечто поверхностное, без глубины, холодное и сухое, БЕЗ ВИБРАЦИИ. И в то же время, как бы порывами, приходит истинное сознание, как бы контрастом. И это проходит почти в кинематографических обстоятельствах (это всегда какая-то история, чтобы это было более живо). Например, прошлой ночью (это одна из историй среди многих других) «я», которое было сознательно в тот момент (это не я), «я», которое играло, должно было куда-то пройти: оно было в каком-то месте среди других людей и должно было пересечь город, чтобы куда-то дойти. Это «я» не знало ничего: ни пути, ни названия того места, куда надо придти, ни того человека, с кем надо встретиться — оно не знало ничего. Оно не знало ничего, но оно знало, что должно идти. И тогда возникло это напряжение: как, как узнать? как узнать? И спрашивая людей, задавая вопросы, пытаясь объяснить: «Вы знаете, это вот так и вот так…», несметные детали (это длилось часами). И время от времени был вал света — тонкого, золотого, уютного — и ощущение, что все устроено заранее, что все, что надо знать, будет известно, что дорога была подготовлена заранее — что надо только позволить себе жить! Это приходит вот так, порывами. И тогда есть грандиозный контраст между этим постоянным состоянием разума, его громадным усилием напряжения, сконцентрированной воли и… затем это великолепие. Это уютное великолепие, в котором вы позволяете себе идти в доверительном счастье: «Но все готово, все светло, все известно!… Надо только позволить себе жить.» Надо только позволить себе жить.

Это как бы разыгрывалась пьеса, чтобы сделать действие более живым, более реальным — один субъект, другой субъект, это, то… Если войти в одно состояние, а затем, в другой раз, в другое состояние, то можно вспомнить разницу, и это полезно; но в форме пьесы, с двойным сознанием, противопоставление становится таким реальным, таким конкретным, что… выходишь из этого, спрашивая себя: «Как можно продолжать жить этой аберрацией, когда ты один раз ПРИКОСНУЛСЯ — прикоснулся, имел переживание Истинной Вещи?»

Это как если бы тело принимали за ребенка, чтобы воспитать его. Потому что ум, о котором я говорю, это физический ум, материальный ум (не спекулятивный ум: вибрация совсем другая), это ум ЗЕМЛИ, ум повседневной жизни, ум, который вы несете с каждым движением и который так утомляет тело!… Это такое напряжение, такой страх — страх жить. Да, впечатление живой смерти.

Этим утром, когда я вышла из этого, я сказала себе: «Это странно»… Но тело усвоили свой урок; вот так, оно учит свои уроки. И все же физический ум продолжает следовать своей грязной привычке хотеть правил, хотеть знать заранее то, что надо делать и как делать, организовывать свою жизнь в каких-то рамках, вместо того, чтобы позволить себе просто жить.

Та же самая история, что и с Школой.

Это сделать для себя железную клетку и поместить себя в нее.

Это было в точности это.

Пытаясь объяснить кому-то: «Вы знаете, это вот такое-то место, и личность там такая — вы знаете, та личность, которая делает то-то и то-то…»

Пытаешься ставить вехи… чтобы построить для себя клетку. И затем, вдруг, дуновение — светлое, золотое, теплое, удобное: «А! но это очевидно, это вот так! Но меня совершенно естественно ПЕРЕНЕСУТ в это место — к чему все эти усложнения?!»

Это тело учит свой урок. Оно учит свой урок.

Оно также учит урок «болезни» — иллюзии болезни. Это очень-очень забавно. Очень забавно. Разница между самой вещью, как она есть, беспорядком некоторого рода, как он есть, и старой привычкой чувствовать и воспринимать вещи, обычной привычкой, тем, что люди называют болезнью: «Я болен». Это очень забавно. И ВСЕГДА, если оставаться действительно спокойным (трудно быть действительно спокойным — на ментальном и витальном уровне это очень легко, но в клетках тела довольно трудно быть совершенно спокойным, НЕ ВПАДАЯ В ТАМАС, этому надо научиться), но когда достигаешь действительно спокойного состояния, ВСЕГДА есть маленький свет — маленький теплый свет, очень сияющий и чудесно спокойный, позади; как если бы он говорил: «Тебе надо только захотеть.» Тогда клетки тела приходят в полную растерянность: «Как это захотеть? Как я могу? Болезнь на мне, она подчинила меня. Как я могу: это БОЛЕЗНЬ» — вся эта комедия (и это было не во сне: я была полностью пробуждена, утром), эта «болезнь». Тогда что-то, обладающее общей мудростью, говорит: «Успокойся, успокойся [смеясь], не цепляйся к своей болезни! Успокойся. Как если бы ты хотел быть больным! Успокойся.» Тогда они согласны — они «согласны», ты знаешь, как ребенок, которого поругали: «Хорошо, я попробую.» Они пытаются — и сразу же снова приходит этот маленький свет: «Тебе надо только захотеть.» И раз или два раза, для того или другого (потому что Беспорядок — это что-то общее: можно страдать в любом месте, иметь беспорядок в любом месте, если принимаешь определенную вибрацию), в этой ТОЧКЕ соглашаешься — минутой спустя все кончено. Даже не минутой: за несколько секунд все кончено. Тогда клетки начинают вспоминать: «Но как же так? У меня была здесь боль…» Плюх! все возвращается. И вся комедия постоянно вот так раскручивается.

Так что, если они действительно усвоили урок…

Вещи приходят снаружи, невозможно всегда не давать им приходить; это как те маленькие черные иглы, о которых я тебе говорила (не обращаешь внимания, нет времени все время себя защищать!) Но если занимать в тот момент истинную позицию… Это было довольно любопытно, потому что это пришло к горлу, и я была весьма раздосадована, потому что не люблю, когда это приходит туда; я сконцентрировалась, чтобы этого там не было, и заболевание не пришло туда… [смеясь] оно обернулось насморком!

О! Клетки все время учат свой урок, все время. Все вещи, все, что происходит, все является для них уроком — всегда. Всегда, всегда: все споры, все трудности, все огорчения, все так называемые болезни, все, все беспорядки, все это для того, чтобы вы усвоили урок — как только урок усвоен, с этим покончено! Но, тогда, вы так медлительны и тяжелы, требуется так много времени, чтобы понять, что это урок, что он все тянется и тянется и тянется.

И что касается всех вещей, как этой истории с деньгами, произошедшей этим утром, это был урок, который надо усвоить. Но это не индивидуальный урок, ты понимаешь; беда в том, что это зависит не от индивида: это зависит от группы или от определенного сорта индивидов, или от способа человеческого бытия, или… Надо, чтобы ВСЕ усвоило урок.

Возможно… возможно, если есть символическое существо (это то, о чем я начинаю спрашивать себя), если есть символическое существо, которое имеет силу (надо иметь много терпения!), силу СОДЕРЖАТЬ представление всех этих беспорядков и работать над этим символическим представлением, то это должно помочь целому. Потому что, если требуется, чтобы для достижения Победы изменился весь способ человеческого бытия, тогда это тянулось бы миллионы лет! Вот почему, возможно, есть символические существа.

Это то, о чем я спрашиваю себя сейчас.

В области идей нет проблем, там все решено уже давно — проблемы в факте, в материальном факте тела… Тело начало усваивать свой урок. Оно начало усваивать. И тогда, вместо эгоистического ответа, который состоит в том, чтобы сказать: «А! нет, я не хочу этого! [смеясь] я выше этой слабости и этого беспорядка», позволить этому придти, принять его и посмотреть, каково же решение. Иными словами, вместо старой проблемы — отвержения жизни, отвержения трудности, отвержения беспорядка и бегства в Нирвану — есть принятие всего и Победа.

И это действительно (насколько я знаю) то новое, что принес Шри Ауробиндо. Не только идею, что это возможно, но и что это является истинным решением, и идею, что это можно начать делать сейчас. Я не говорю, что сейчас мы подошли к концу, я ничего не знаю, но идея состоит в том, что можно начать прямо сейчас, что пришло время, когда можно начать, и что это единственно верное решение, что другое решение не является решением — хорошо, можно допустить, что бегство было необходимым опытом во вселенском марше, но оно не является решением: решение заключено в Победе. И пришло время, когда можно попытаться.

И весь обычный здравый смысл (который еще торжествует в этом мире) говорит мне: «Что за иллюзии ты питаешь, дитя мое! Ты выстраиваешь вещи для своего удовлетворения, это чтобы позолотить пилюлю» и т.д., и это приходит вот так, регулярно, волнами. Что же… это тоже часть проблемы. Но придет время, когда будут приняты определенные истины, и они больше не будут вызывать споров; с этого момента Работа пойдет легче. Но чтобы достичь этого, необходимо иметь, по меньшей мере, зачатки переживания, зачатки реализации, что позволит вам сказать: «Но вот доказательство.»

Кажется, этот процесс идет.

Сейчас делается незаметная, достаточно «черная» работа… Помню, как однажды Шри Ауробиндо сказал мне (мы тогда еще жили в другом доме), он сказал мне: «Да, ты сейчас делаешь работу Надразума, творения Надразума, ты совершишь множество чудес, и весь мир будет восхищаться тобой!… Но это не то, не та Победа, которую мы хотим одержать.» Я рассказывала тебе об этом. Что же, это воспоминание частенько приходит, чтобы помочь мне. Я говорю себе: «Все правильно, мы здесь не для фанфар популярной победы!»

В этом нет никакой славы. Но этому совсем и не нужна слава! Я сказала ему: «Мне не нужна слава, и я совершенно не забочусь о публичном восхищении! [смеясь] Это не занимает никакого места в моем сознании.»

Но я понимаю… О! есть более глубокие пути понимания вещей.

Тело учит свой урок.

(Сатпрем готовится уйти)

Из-за этого насморка я ничего не вижу, даже то, что я пишу.

Но, только представь себе, мне надо было написать несколько важных открыток по поводу дней рождений, и меня предупредили за месяц заранее! Меня предупредили, мне несколько раз повторили: «Напиши это.» Тогда здравый смысл сказал: «Но еще много времени!» — «Напиши это.» Хорошо, я написала. И если бы надо было написать это сейчас, мне было бы неприятно!

Все время, все время я получаю указания, кажущиеся банальными!… И что касается всего, по поводу малейшей вещи: «Не располагай этот предмет так: помести его вот так.» [Мать перемещает предмет на столе], и вдруг что-то происходит, и что-то ломается или падает… Это действительно очень интересно.

[Мать смотрит на свое расписание] Потоки, дюжины людей пишут мне: «Я ХОЧУ вас видеть, я ХОЧУ вас видеть…» Вот как: «Я ХОЧУ вас видеть в день моего дня рождения, я ХОЧУ…» Сейчас я отвечаю очень категорично, напрямик: «Невозможно, нет времени», и не даю объяснений. Но в некоторые дни я свободна, так что список все удлиняется, вот уже пятнадцать, двадцать, двадцать пять человек. Если думать об этом, это кажется невозможным; идешь туда, приводишь себя в определенное состояние, призываешь Господа и живешь в Его Вечности — и затем это кончается, даже не заметно, как подходит конец!

Жизнь находится на пороге того, чтобы стать чудесной — но мы не знаем, как жить. Надо еще учиться. Когда мы действительно научимся, это будет что-то.^[125]

Дата добавления: 2015-07-26