Февраля. (Опыт, пережитый Матерью на следующий день после беседы

(Опыт, пережитый Матерью на следующий день после беседы, 16 февраля:)

Это было действительно очень интересно. Но потом осталось не больше, чем воспоминание, не больше того… Это переживание касалось творения материального мира, материальной вселенной, в связи с представлением о Всевышнем, влюбленном в Свою эманацию. Но видение было всеохватывающим, я как бы видела с другой стороны — со стороны Всевышнего, а не творения — и видела творение как целое, с истинным ощущением прогресса, истинным ощущением продвижения, грядущего, и видела истинный путь, на котором все, что не принадлежит будущему творению, исчезнет в пралайе[25] (это не может действительно «исчезнуть», оно просто уходит из Проявления). И это было очень интересно: я видела что все, что не сотрудничает (в том смысле, что это был конечный опыт, не имеющий продолжения), возвращается к небытию. Это было как истинная точка зрения на то, что обычно называют Страшным Судом. Такое происходит постоянно, эти «порывы» проявления, и там есть вещи, которые в нашем понимании закончились, согласно нашему видению времени, но они имеют продолжение, то есть, продолжают существовать в будущем; некоторые исчерпывают себя (сегодня); и есть вещи, в чьем существовании нет больше смысла, которые полностью исчерпали себя (не знаю, как объяснить) и которые уходят в Не-Бытие — в Пралайю, Не-Бытие, непроявленное — конечно, не в своей форме, а в своей сущности; то есть то, что принадлежит Всевышнему, остается Всевышним, но непроявленным.

Но все же это было живым конкретным переживанием, продолжавшимся полтора дня. Все вселенское движение ПЕРЕЖИВАЛОСЬ и чувствовалось; не просто виделось: переживалось — в свете! грандиозное могущество! И, затем, была какая-то уверенность в каждой вещи ― это очень любопытно! Это трудно выразить. Но переживание длилось так долго, что оно стало совсем привычным; выражаясь нашим языком, я могла бы сказать: это тот способ, которым Всевышний видит вещи — чувствует их, живет ими. Я проживала их как ОН. И это дает силу уверенности в реализации в том смысле, что то, к чему мы идем, уже здесь; и видна дорога: пройденный путь и путь, который еще предстоит пройти — и то, и другое существует одновременно. И какова логика! Эта вечная, чудесная супер-логика, которая делает все совершенно очевидным — все совершенно очевидно. О! борьба, усилия, страхи — всего этого совершенно, абсолютно не существовало. Вещи, которых не хочет Он, ощущаются как те, что должны выйти из Проявления. Ведь это как сито, в которое все бросается и где Он… (для него все едино) но это сито ― Его видение того, чего Он хочет и что бесполезно для того, чего Он хочет, или препятствовало бы полноте и цельности того, чего Он хочет (нечто вроде противоречий, я не знаю, как объяснить), тогда Он просто делает вот так [жест повторного поглощения], и они выходят из Проявления.

Сразу я объяснила бы это тебе более понятным образом, а сейчас…

А могут ли эти бесполезные вещи уйти из Проявления, не вызывая катастроф?

Не знаю, как сказать… Если так ставить вопрос, то это вносит некий произвол, которого на самом деле нет: это не «Господин», который решает убрать какие-то вещи, потому что он больше их не хочет! Все не так. Просто есть вещи, которые по сути своей (тому, что можно было бы назвать истиной их существования), когда-то они имели место в Проявлении; но теперь, когда они больше не нужны, они совершенно естественным образом выходят из Проявления — есть еще пятьдесят способов сказать об этом, но все они столь же плохи, так что я не вижу, как надлежащим образом объяснить это. Но это очевидно было так. Это было частью такого чудесного и гармоничного Целого — мы не понимаем этой Гармонии, не можем ее понять, потому что слишком захвачены ощущением противоречий. Но там нет «противопоставлений», есть только вещи, которые… Это сродни тому, как Всевышний кажется полностью подчиненным своему творению — так, словно Сам ничего не может, не знает, не видит, и все идет в хаосе, каким мы его знаем — что уж, когда мы так выражаем это, нам кажется это диким и невероятным, но там оно было таким естественным и истинным, и составляло часть такого совершенного целого!

Но невозможно увидеть это, пока не увидишь все в целом. В тот момент все предсуществовало, хотя и развертывалось во времени при Проявлении. Но это предсуществовало. И предсуществовало не так, как мы понимаем, не все «в данный момент»… О, как это невозможно! Это невозможно выразить. Я еще чувствую то, что можно было бы назвать теплом переживания ― ощущается реальность, жизнь, тепло переживания. Я была в Свете! Этот Свет — это не наш свет, он не имеет ничего общего с тем, что мы называем светом, и этот Свет невероятно теплый и такой сильный! Это созидательный Свет. Такой могущественный!… И все было так чудесно гармонично: все-все-все без исключения, даже то, что, казалось бы, совершенно противоположно Божественному. И с таким ритмом! [жест больших волн] Гармония, такая чудесная ПОЛНОТА, где последовательность… Последовательность не означает, что вещи идут вот так [рубленные жесты], что одно уничтожает другое, а… Возможно, в тот момент я могла бы найти или изобрести нужные слова, я не знаю, но сейчас… сейчас это только воспоминание. Это воспоминание, а не присутствие.

Это переживание длилось долго. Оно началось ночью и длилось весь день, и еще кое-что оставалось на эту ночь, а затем… [смеясь] мне словно было сказано: «Что? Ты не хочешь выходить? Ты собираешься оставаться в этом переживании, ты к нему прилипла?!» В том то и дело: вещи движутся быстро, быстро, быстро, мы за ними не поспеваем.

В прошлую или позапрошлую ночь я была в доме Шри Ауробиндо, и он мне сказал: «Кое-что идет не так, как надо». Он показал мне весь свой дом. И там были кое-какие трубы — большие трубы, они лопнули. Он сказал мне: «Видишь, люди беспечны». Местами была убрана вся мебель, и шла какая-то дурацкая уборка; он сказал: «Видишь, они делают не то, что нужно». Тогда я поняла, что это было отражением вещей, происходящих здесь. И он был… (не рассержен, он никогда не сердится), но ему досаждали в том смысле, что он не мог делать свою работу: я могла бы пройти в комнату и попытаться устроить для него уголок, потому что он хотел писать, но это было невозможно: все складывалось таким образом, что он не мог даже иметь подходящий уголок, чтобы писать. Но в другое время все было хорошо, потому что это все время меняется. Устройство комнат имеет свой внутренний смысл — оно кое-что ЗНАЧИТ — так что планировка остается всегда одинаковой (потому что этот дом построен не по плану архитектора! Это собственный дом Шри Ауробиндо: он устроил его по собственному вкусу, так что план не меняется). Но, по-видимому, люди имеют свободный доступ внутрь, совершенно свободный, и каждый хочет что-то сделать, хочет быть «полезным» [смеясь], так что это ужасно! Это и стерло мое переживание или отодвинуло его назад, в область воспоминаний. Он словно сказал мне: «Не занимайся слишком много вселенскими вещами, потому что здесь [смеясь] дела идут не так гладко!»

*

* *

(Чуть позже)

Последние двадцать дней я чувствую себя каким-то расстроенным.

Я тоже, несомненно, изнурена — вот как люди понимают празднование моего дня рождения!

После того переживания я ожидала в эти дни чего-то действительно исключительного, действительно настоящего, потому что… это Присутствие было столь конкретное, такое конкретное! Но по сравнению с этой конкретностью наша конкретность совершенно скудная и безжизненная — то, что мы называем «жизнью», это что-то… желеобразное!

(Молчание)

Мне не дают времени на переживания. Правильно говорил той ночью Шри Ауробиндо: «Видишь, что они делают, когда тебя нет рядом.» Но тогда я трачу попусту все свое время!

Мне хотелось бы, чтобы книга [«Путешествие Сознания»] вышла к 21 февраля 1964 года. Осталось не так уж много времени, потому что… Это другое чудо, оно, должно быть, составляет часть того, на что указал мне Шри Ауробиндо: типография опаздывает со всем, хотя они там работают день и ночь! Они никогда так не работали! Разумеется, глядя сверху, видно, что дело в недостатке организации; на что требуется только грамм силы, они прикладывают целый килограмм, и все равно дело не клеится.

Это скрипит и скрипит.

Недостаток организации. Но все, вся жизнь — вся жизнь такова!

ВСЕ так.

Чтобы решить или организовать что-либо (я ссылаюсь на конкретные случаи: таких у меня четыре, пять, десять на день), достаточно несколько минут ясного, спокойного, но ПОЛНОГО видения, и все будет прекрасно работать. Но их там четверо или пятеро — тех, кто принимает решения. Каждый приносит свои идеи, свою точку зрения, свой маленький угол зрения; они смешивают все вместе, болтают два часа… и ничего не выходит.

Так что, в конечном счете, дело идет к тому, что мне надо снова все брать в свои руки… Я давно перестала заниматься всем — задолго до того, как обосноваться здесь, наверху, я сказала людям: «Делайте сами то, что нужно». И настал такой хаос!… Он усугубился за то время, пока я не общалась с ними физически. Физическое присутствие было просто чем-то, что их сдерживало.

Сейчас этот хаос стал немыслимым.

Но, должна сказать, это относится не только к Ашраму: точно так же во всем мире, особенно в Индии… правительство совсем обезумело. Они бомбардируют людей всякими бумагами, предписаниями, запретами...

Каждое третье посылаемое мне письмо либо приходит с явными следами цензуры, либо вообще пропадает.

Да, это так. До меня доходит не более половины корреспонденции. И ты знаешь, почему? — не потому что она кажется подозрительной или что-то в этом роде, а из-за того, что они завалены этой работой, устали, находятся на грани: так что вместо того, чтобы осторожно открывать конверт, а затем снова запечатывать, они просто раздирают его так, что зачастую не могут отправить дальше! Только из-за этого. А как приходят пакеты, ты даже не можешь себе представить! Они вскрывают пакеты… ребенок вскрыл бы лучше их! Это отвратительно. Они рвут, портят все, они опрокидывают бутылки, они… Так что, естественно, что они могут сделать? Иногда они даже не могут отправить их из-за того, что все испорчено.

Должна сказать, что когда люди жалуются на это, я им говорю: «Но представьте хоть на минуту, что вы должны делать эту идиотскую работу (это действительно идиотская работа), причем день за днем, час за часом, весь день, а людей не хватает (или половина из них бьет баклуши), и вы обязаны делать эту работу — спустя какое-то время вы точно так же начнете к ней относиться».

Вот что я всегда говорю людям, критикующим правительство: «Вы считаете, что достойны занять место премьер-министра или какого-нибудь другого министра и принимать решения? На вас будет возложена вся ответственность, и тут вдруг вы обнаруживаете, что обязаны решать то, чего вы не знаете — вы увидите, какое это веселенькое дело!» Ведь чтобы прилично управлять, надо быть… надо быть мудрецом! Надо обладать универсальным видением и быть выше всех личных вопросов… Там нет ни одного такого — ни одного.

Там есть аморфные (они все же лучше, потому что я могу заставить их делать то, что хочу); они как автоматы, так что с этими можно что-то сделать. Но, к сожалению, они думают, что они… у них есть ощущение своей ответственности, и они думают, что они такие важные персоны, вот что ужасно!

Как бы там ни было…

Они прислали в Ашрам кое-какие бумаги, в которых спрашивают, а не имеем ли мы каких-либо золотых предметов, кроме украшений! Вроде тех [смеясь], что я видела в старых дворцах: золотые канделябры, золотой трон!…

Так нелепо!

Что делать?… Терпеть.

*

* *

(Затем Мать говорит о своем переводе «Савитри»)

Я делаю это исключительно ради удовольствия побыть в мире… мире надментального выражения (я не говорю «супраментального», я говорю «надментального»), светлого, чудесного выражения, через которое можно ухватить Истину.[26]

И это учит меня английскому языку без учебников! Теперь, когда мне надо написать письмо, все слова приходят сами: СОДЕРЖАНИЕ слова (так же, как в случае со словами «момент» и «мгновение»), так стало со всеми словами! Вчера я написала что-то по-английски для здешнего доктора [Мать ищет листок]: «The world progresses so rapidly that we must be ready at any moment to overpass what we knew in order to know better.» («Мир прогрессирует так быстро, что мы должны в любой момент быть готовы превзойти то, что мы знали, чтобы знать лучше.») И, ты знаешь, я никогда не думаю: это просто приходит — либо звук, либо написанное слово (зависит от случая: то я вижу написанное слово, то я слышу звук). Например, сначала пришло слово advance [продвигаться вперед], и вместе с ним все время напрашивалось quick, quickly [быстрый, скорый, проворный], [«the world advances so quickly» ]; затем пришло слово progress [прогресс], а quick исчезло из виду; и вдруг пришло слово rapidly [быстрый, скорый]. Тогда я поняла, как это происходит со словами! Я поняла: для progress (для идеи, для внутреннего ощущения слова progress) подходит rapidly, а для advance – quick. Выражаться так, это как «расшибиться в лепешку», но это было таким очевидным! Слово было живым, вместе со своим содержимым, и у слова был свой друг, который приходил вместе с ним; слова, «не дружившие» друг с другом, взаимно отталкивались, их не было видно рядом! О, так забавно! Уже это окупает весь труд.

С французским языком я тоже проделала кое-какие эксперименты. Я написала: «Самый важный вопрос для каждого — это знать, принадлежишь ли ты прошлому, увековечивающему себя, настоящему, исчерпывающему себя или нарождающемуся будущему». Я дала прочитать это Z — он не понял. Тогда я ему пояснила: «Здесь не имеется в виду "наше" прошлое, "наше" настоящее или "наше" будущее»… Я написала это, когда была в том состоянии [переживание, о котором Мать говорила в начале этой беседы], и это было написано в связи с очень милой пожилой дамой, собиравшейся покинуть свое тело: я сказала это ей. Все уже месяц-два ожидали, что она вот-вот уйдет, но я сказала: «Вы увидите, она еще продержится; она продержится еще один-два месяца», потому что она умеет жить вне своего тела, и тело будет продолжать жить по привычке, без резких движений и толчков. Она была в этом состоянии, и оно могло длиться очень долго. Они уже объявили, что она уйдет в ближайшие два дня, но я сказала: «Это не так.» Я хорошо это знала, потому что она вышла из своего тела и связалась со мной. И я сказала ей: «О чем ты беспокоишься!… (хотя она совсем не беспокоилась, рядом со мной она была спокойна)… все дело в том, чтобы знать, принадлежишь ли ты прошлому, увековечивающему себя, настоящему, исчерпывающему себя или нарождающемуся будущему.» Иногда то, что МЫ называем прошлым, находится прямо здесь, это будущее, которое хочет родиться; иногда то, что МЫ называем настоящим — это нечто впереди, что-то, что опередило свое время; но иногда это и нечто, что запоздало и принадлежит уходящему — все это я видела: людей, вещи, обстоятельства, я видела их с этим восприятием; какие вибрации будут продолжать существование, трансформируясь; какие вибрации скоро совсем исчерпают себя и исчезнут; а какие, несмотря на то, что существуют уже давно, имеют право продолжать свое существование— и это переворачивает все представления! Так интересно! Тогда я и записала это, как оно и есть — без объяснений (в таком случае совсем не хочется что-то объяснять, все так очевидно!). Бедный Z, он уставился на меня, ничего не понимая! Тогда я ему сказала: «Не пытайся! Я говорю не о понятном нам прошлом, настоящем и будущем, тут совсем другое». [Мать смеется].

Забавно, потому что это [языковые вопросы] никогда меня особенно не занимало, переживание было совершенно новым, переживание открытия истины, стоящей за выражением. Прежде я заботилась лишь о том, чтобы выражаться как можно яснее и точнее: говорить точно то, что я хочу сказать, ставить слова на свои места. Но это совсем другое! Каждое слово, оказывается, живет собственной жизнью! Одни слова притягиваются в силу сходства, другие отталкиваются, это очень забавно![27]

Дата добавления: 2015-07-26