Глава 32. Когда я вошла в квартиру Матрены Бурмакиной, она откровенно испугалась и быстро

Когда я вошла в квартиру Матрены Бурмакиной, она откровенно испугалась и быстро сказала:

– Ну что еще вам надо? Я тороплюсь к врачу, нужно анализы сдать.

– Давайте подвезу вас к поликлинике, – любезно предложила я, – а по дороге пощебечем.

– Пощебечем? – повторила Мотя.

– Поговорим, – кивнула я, – есть интересная тема: Владимир Русланов.

Матрена шарахнулась в сторону, уперлась в стену и спросила:

– А вы откуда об этом знаете?

– Нет ничего тайного, что не станет явным, – процитировала я, – правда всегда вынырнет наружу. Предлагаю вам рассказать подробности о покупателе квартиры.

Бурмакина втянула голову в плечи.

– Видите, в каких условиях я живу? Не первый год страдаю! Мой бывший оккупировал туалет, съезжать не собирается, да и некуда ему деваться. Вот так и мучаемся. Мой второй муж хороший человек, он с первым не ругается, но, простите, сортир всем нужен. И тут…

– Уважаемая Матрена Филипповна, – остановила я Бурмакину, – никто вас не осуждает за желание жить в нормальных условиях. Вы ничего плохого не совершили, просто рассказали покупателю про Русланова, да?

Мотя разрыдалась. Смахивая с лица слезы, она одновременно кивала в сторону двери, ведущей в санузел, и повторяла:

– У Пашки есть халабуда на шести сотках, он туда на лето переселяется, а сортир запирает. Леонид тоже на июнь, июль, август в деревню подается, к сестре. Господи, я одна остаюсь и молюсь, чтобы сентябрь не наступал. Как они мне оба надоели! Что бывший, что нынешний! Хочешь, расскажу, как вышло, что они оба тут на крохотных метрах прописались?

– Нет, – я решительно пресекла желание Матрены поведать о своей личной жизни, – давайте сразу о покупателе.

Бурмакина всхлипнула.

– У Леонида внук есть, Костик, хороший мальчик, он мне не кровная родня, но бабушкой считает, навещает и жалеет. Это Костя придумал объявление в Интернете разместить…

Я устроилась на жесткой табуретке и незаметно включила в кармане диктофон.

Костя купил бабушке простой мобильный телефон, и Матрена стала ждать звонков от покупателей. Только никто не спешил с предложениями. Бурмакина приуныла, но Костя не терял надежду, он обратился в пару риелторских агентств, давал объявления в бесплатных газетах, и в конце концов к Моте приехал Осип Кошмаров.

Сначала он ходил вокруг да около, но потом задал прямой вопрос: «Вы всю жизнь провели в тесном соседстве с Куклиной, помните Владимира Русланова, ее супруга?»

Матрена Филипповна, знавшая правду и клятвенно пообещавшая Тамаре Владимировне никогда и никому о ней не рассказывать, воскликнула: «Нет! Не было такого! Тамарка никогда не выходила замуж. Вранье». «Жаль, – вздохнул Осип, – на вашу площадь есть покупатель, но она его интересует лишь в связи с Руслановым. Не упустите уникальный шанс, он вам единственный раз в жизни представился. Не схватите удачу за хвост, и все. Любителей жить в хоромах Русланова больше не найдется, люди боятся квартир с такой историей». «Кто ж им правду откроет!» – опрометчиво возразила Мотя.

Кошмаров засмеялся: «Ну я же узнал! Короче, если есть какие-то доказательства проживания здесь Русланова, покажите их мне. Все сведения из домовой книги и паспортного стола изъяла милиция, поэтому мой клиент испытывает обоснованные сомнения. Но если он поймет, что Русланов здесь и впрямь жил, вы переберетесь в Куркино, бывшему мужу предоставят однушку, ну и Куклину перевезут в наилучшие условия». И Матрена дрогнула.

У Бурмакиной сохранился фотоальбом.

– Снимки Русланова! – подпрыгнула я. – Вы их не уничтожили! Неужели Куклина не просила сжечь или порвать все, что напоминало о педофиле?

Матрена надулась.

– Хитрая больно. Сама-то прошлым дорожит, из квартиры съезжать по причине воспоминаний о родителях отказывается. Очень Тамара странная, я бы от страха с ума сошла, сон потеряла, об убитых детях все время думала, а с нее как с гуся вода, твердит: «Не было у меня мужа! Неправда! Я никогда не расписывалась! Зато у меня были замечательные бабушка, дедушка, папа и мама».

Ладно она посторонним брехала бы, но мне зачем? И красиво получается, Томку воспоминания греют, а я свои сжечь обязана! Да, на тех фото Владимир, мы вместе на Новый год, Седьмое ноября и Первое мая, но там еще и моя старшая сестра Нюся с мужем. Оба они уже покойники, другой кровной родни у меня нет. И чего? Я должна их снимки извести? Ну уж нет! Я порядочный человек, пообещала рот на замке держать и язык не распускала. Но альбом сохранила.

– Осип получил подтверждение, что Русланов на самом деле жил тут, и стал уламывать Куклину, – кивнула я.

Бурмакина скрестила руки на груди.

– Остальное вы знаете. Она отказалась. Кошмаров «вонючку» принес.

Я ехидно улыбнулась.

– Ну нет, вы снова лукавите.

Бурмакина живо перекрестилась.

– Не лукавлю, вот те крест!

– Неужели к вам не приезжал мужчина? – почти пропела я. – Темноволосый, с усами, бородой, в больших очках? Вы не встречались с олигархом, не советовали ему, чем лучше мотивировать Тамару Владимировну? Заставить ее съехать?

Мотя опять втянула голову в плечи.

– Разве плохо хотеть жить в нормальных условиях?

– Что покупатель предложил Куклиной? – насела я на собеседницу.

Матрена зашмыгала носом.

– Ну… он… короче… не знаю, как сказать.

– Прямо! – гаркнула я.

Бурмакина вздрогнула и отчеканила:

– Сохранить всю мебель предков, которую она с собой не увезет, не делать ремонт, не снимать фотографии ее родни, которые останутся в зале. Плюс переезд за его счет и большая сумма доплаты.

– И Тамара Владимировна согласилась? – усомнилась я.

– Нет, – прошептала Мотя, – и тогда он ей в глаза заявил: «Не хотите? Ладно! А как вы отнесетесь к публикации в прессе рассказа о педофиле Владимире Русланове? Первую полосу украсят ваши с ним фотографии!»

– Это называется шантаж, – вздохнула я, – действенный метод запугивания пожилой женщины, долгие годы скрывавшей факт своего замужества с педофилом. Отличная работа!

– Я не виновата! – зарыдала Мотя. – Хочу уехать! Зачем Томка сопротивлялась? Теперь она со мной не разговаривает! Прокляла меня на иконе! Пообещала в церковь бумажку за упокой моей души отнести. Это грех! Она совсем свихнулась. Ну жила с педофилом, спала с ним, стирала ему белье, щи готовила, и чего? Сама никого не убивала, ни о чем не знала! Ее даже милиция пожалела, концы в воду спрятала! Столько лет прошло! И что? Теперь эра открытых дверей! Демократия!

Я вздрогнула.

– Эра! Эра! Ну конечно! Как я забыла!

– Вы о чем? – испугалась Бурмакина.

Я улыбнулась Матрене, старушка не должна заметить моего волнения. Мы никак не могли понять, каким образом убийца узнал, что Ренату везут в клинику. Васькиной стало внезапно плохо в кабинете Чеслава. Но сейчас, услышав от Матрены пафосное заявление про эру открытых дверей, я сообразила, откуда убийца получил сведения. Когда мы спешили с Приходько в клинику, Рената, укутанная пледами, тряслась на заднем сиденье, и тут ей позвонила хозяйка салона красоты, дама с необычным именем Эра. Она начала ругать свою сотрудницу за то, что та вовремя не явилась на службу, Рената попыталась оправдаться, залепетала про плохое самочувствие, сказала: «Меня везут в клинику». Но Эра лишь сильнее разозлилась на Васькину. Рената потом сказала: «Клиент устроил бучу. Он из новых, приятным мужчиной мне показался: усы, борода, очки. А сейчас заистерил! Эра требует от меня бюллетень, если не предоставлю его, обещает выгнать!»

Владелица салона так громко распекала некстати заболевшую маникюршу, что даже я уловила ее вопль: «Куда тебя везут? Больница на улице Порохова? Не врешь? Позаботься взять справку! С печатью! Клиент приехал! Рядом стоит!»

Значит, новый клиент, усатый-бородатый-очкастый мужчина, распрекрасно знал, куда спешит Васькина. Мы угодили в пробку, потом я металась по коридорам больницы, отыскивая давно уволенную сотрудницу, а Федор пошел за колой. Убийца имел достаточно времени, чтобы приехать в клинику и увезти Васькину. Где он взял халат, шапочку и стетоскоп? Обязательно спрошу его при встрече! И еще! Девушка на ресепшн воскликнула: «Ваша больная узнала доктора, удивилась, спросила: «Вы здесь работаете?»

А что, если усатый-бородатый-очкастый клиент салона красоты и усатый-бородатый-очкастый врач одно и то же лицо, и это – Семен Хватайка?

У меня в висках застучало.

– Тебе плохо? – насторожилась Мотя. – Может, чайку?

– Спасибо, – ответила я, пытаясь справиться с бурей эмоций.

Таня, ты редкая дура! Сколько подсказок у тебя было! Следовало лишь обратить внимание на крохотные зацепочки. Почему я временно потеряла способность ловить мышей? Да потому, что рядом постоянно толкался противный Приходько! Федор мне совершенно не нравится, раздражает еще больше, чем Карц.

Я вздрогнула и строго-настрого приказала себе забыть о Марте. Нельзя думать ни о наследнице миллиардов, ни о Гри. И не надо сейчас сваливать ответственность за собственную невнимательность на другого человека. Да, Приходько мне не по душе, но никто не обещал госпоже Сергеевой, что все ее коллеги по службе будут исключительно приятными, обаятельными, толерантными, умными людьми. Если я проморгала что-то важное, в этом никто не виноват, кроме меня самой.

– Вот, выпей, – сказала Матрена, ставя передо мною чашку.

– Спасибо, – поблагодарила я, – у меня есть к вам одна просьба. Позвоните усатому-бородатому-очкастому олигарху, попросите его прийти к Тамаре Владимировне. У вас есть его телефон. Скажите, что возникли непредвиденные, мешающие проведению сделки обстоятельства.

Бурмакина пришла в ужас.

– Квартиру не купят? Мы останемся до смерти в этой норе?

– Помогите нам, – взмолилась я, – а мы решим вашу проблему. До начала осени переберетесь в облюбованное вами Куркино.

– Ну ладно, – выдохнула Мотя, – хотя я не понимаю, почему вас слушаюсь. На когда его звать?

– На пять вечера, – попросила я, – надо еще кое-что разузнать и договориться с Тамарой Владимировной.

Ровно в семнадцать ноль-ноль Куклина распахнула входную дверь и запричитала:

– Здрассти, проходите, пожалуйста, садитесь за стол. Чай, кофе?

– Лучше перейдем сразу к танцам, – ответил слишком высокий для мужчины и слишком низкий для женщины голос, – что случилось? Договор составлен, осталось лишь подписать его, и все!

Я, сидевшая в шкафу и наблюдавшая за происходящим через небольшую щель в приотворенной двери, затаила дыхание. Посреди комнаты стоял Семен Хватайка.

Снова раздался звонок.

– Это кто? – насторожился Сеня.

– Матрена, открой, – приказала Куклина.

– О! Невероятно! – закричала из прихожей Бурмакина.

Пока что старухи хорошо справляются с возложенной на них задачей, ведут себя естественно, бывшая жена педофила даже смогла издать вполне правдоподобный возглас изумления.

Послышались шаги, в комнату вошел Сеня-2.

– Ох! – вскочила Тамара Владимировна. – Это кто? Не знала, что у вас есть брат-близнец.

Первый Сеня откровенно растерялся, второй молча сел за стол. Мы с Димоном одновременно выскочили из шкафов, входная дверь снова хлопнула, появились Федор и Чеслав. Первый Семен дернулся. Полковник и Сержант, до той поры мирно лежавшие на диване, оторвали от подушек морды, оскалили зубы, прижали уши, подняли шерсть на загривке и зарычали.

– Отставить! – гаркнула Тамара Владимировна.

– Действительно, нет никакой необходимости бросаться на человека, который хочет приобрести квартиру с историей, – сказала я, – спокойно, дорогие собачки. Нам предстоит долгий разговор, не стоит начинать его со скандала.

– Что за ерунду вы затеяли? – вскипел покупатель, поворачиваясь к Куклиной. – Хотите, чтобы правда о Русланове вылезла наружу?

По лицу Куклиной побежали красные пятна.

– Это не работает, – улыбнулась я, – мы знаем и о педофиле, и о неудачном замужестве Тамары Владимировны. Вот только ей нечего опасаться, она сама никаких правонарушений не совершала, за преступления мужа ответственности не несет. Пора Куклиной перестать трястись и понять: ее никто не осуждает, наоборот, мне жаль пожилую даму, которая не одно десятилетие опасалась, что настанет день и правда проклюнется. Но вот он пришел, и что? Тамара Владимировна?

– Мне не очень комфортно, – после мимолетной паузы призналась хозяйка, – словно голой в толпе оказалась. Но если дело обстоит именно так, как вы мне, Танечка, рассказали, то я попытаюсь справиться с неприятным чувством.

– Похороните призрак, – сказал Димон, – воткните в могилу осиновый кол.

– Поскольку все происходящее меня совершенно не касается, разрешите откланяться, – буркнул первый Семен.

– Нет, дорогой, ты останешься и послушаешь небольшую историю, – сердито сказал Федор. – Кстати, парни, вы близнецы?

– Отнюдь, – ответила я вместо обоих Семенов, – и даже не родственники, хотя и родственники. Понимаю, это звучит странно, но давайте устроимся поудобнее, и я вам кое-что расскажу. Идет?

Дата добавления: 2015-07-17