Глава 30. Реакция Романа поразила Сеню неадекватностью, а потом он всерьез обиделся и

Реакция Романа поразила Сеню неадекватностью, а потом он всерьез обиделся и, бормотнув: «Поеду домой, совсем забыл про одно дело», направился к двери.

«Извини, – быстро сказал Бубнов, – я испугался, вдруг ты оцарапаешься и умрешь». «От травмы, нанесенной пером? – скривился Сеня. – Красивая отмазка. Ладно, понял, я тебя раздражаю». «Сядь», – велел Роман и рассказал другу про маньяка Харитонова и шприц. «Каким ужасом ты на работе занимаешься! – испугался Сеня. – Я бы и дня там не выдержал». «Мне интересно, – воскликнул Роман, – я делаю мир чище, ловлю преступников, надеюсь стать шефом отдела. Я там самый молодой, у меня хорошие перспективы и подходящая для удачной карьеры биография». «А тебя не накажут за кражу? – испугался Сеня. – Зачем ты ее стащил?»

Бубнов к тому моменту запихнул шприц в коробку, закрыл крышку и ответил: «У нас на работе народ во время совещаний обо всех делах говорит. Я Харитоновым не занимался, но слышал все про этого Сяо Цзы. А ты держи язык за зубами, мне болтать нельзя. Сам знаешь, какую сумму я должен Веневой. Никак не могу забыть об этом. «Ручка» – антикварная ценность, ее можно продать за большие деньги. Поверь, я долго размышлял, как выпутаться из истории с бабками, а когда увидел коробку с уликами, сообразил: подарю Але шприц, расскажу, что это за штука. Она не откажется от презента, не захочет меня обижать, а я буду считать, что мы квиты. Если Алевтине понадобятся средства, она продаст мой «сувенир». «Сильно сомневаюсь, что Аля примет украденную вещь», – промямлил Сеня. «Я же ей не признаюсь, где ее взял, – пожал плечами Роман, – скажу, по случаю достал, знаю о ее страсти к вещам с историей, потому и расстарался. Нет, она не откажется, я все продумал».

«Верни «ручку» на место, – посоветовал Сеня, – вдруг ее хватятся?» «Кто?» – усмехнулся Роман. «Ну, не знаю, твой начальник», – предположил Хватайка. «Никогда, – помотал головой Бубнов, – коробка с уликами находится в архиве, дело закрыто, бригада занимается другими проблемами. О Сяо Цзы все забыли, картонный ящик навсегда похоронен на полке, в хранилище не производят ревизий. Все. Конец». «Вдруг ты попадешься, – переживал Сеня, – выгонят тебя вон с волчьим билетом, никуда больше не возьмут! Верни улику». «Поздно, – отмахнулся Бубнов, – все шито-крыто, никто не видел, как я из коробки выемку произвел, да и не я дело Харитонова вел, мне пока только мелочь поручают. И я больше никогда на подобное не пойду. Взял «ручку» потому, что меня долг измучил. Антикварная вещь! Прямо для Алевтины создана, это редкая удача, и я ею не преминул воспользоваться. Хватит это обсуждать».

Сеня примолк, но ощущение, что лучший друг вляпался в неприятную историю, у него осталось.

Утром седьмого сентября Роман преподнес Алевтине «ручку». Венева пожурила Бубнова за слишком дорогой подарок и приняла презент. Парень точно рассчитал реакцию жены Григория Игоревича, та обожала антиквариат, сразу оценила стоимость «ручки» и желание Ромы элегантно отдать деньги. Алевтина была умным, тонким человеком, наверное, она решила, что юноша не хочет быть в вечном долгу, он придумал способ расплатиться с ней, не стоит обижать его, лучше принять подарок.

Вечером того же дня Роман попал под машину. Никто, кроме самого Бубнова, в случившемся не виноват. Парень побежал через дорогу, осенью темнеет рано, видимость сильно ухудшается, в паре шагов от того места находился подземный переход. Но юноша поленился спускаться по ступенькам, рванул поверху. Водитель не ожидал увидеть на этом участке пешехода, да еще, как назло, шел дождь. Рома погиб на месте.

Семен замолчал, потом ткнул пальцем в полиэтиленовый пакет.

– Я сразу узнал эту штуку. Она очень приметная, снилась мне потом целый год.

– «Ручка»? – слегка удивился Федор. – Почему?

Хватайка передернулся.

– Кошмар мне грезился. Только засну, появляется китаец в синем халате и шипит: «Роман украл мою вещь! А ты знал и не вернул. Бубнов умер за воровство, теперь твой черед». И прямо мне в голову иголку втыкает. Я просыпался в поту, до утра не спал.

– Там инжекторная система, – сказала я, – без игл.

– Значит, Роман подарил улику по делу Харитонова Алевтине Веневой, – подытожил Чеслав.

– Да, – кивнул Семен, – это ужасно. Я не думал, что когда-нибудь снова ее увижу. Уберите «ручку», пожалуйста, меня от нее в дрожь бросает.

– И как эта штукенция очутилась под телом Ренаты? – спросил Федор.

– Не знаю, – всхлипнул Семен, – я очень устал. Хочу спать. Голова болит. Мне надо домой! Моя квартира!

Приходько обнял его за плечи.

– Пошли, отдохнешь в удобной комнате. Сейчас ночь, никто в твой дом не приедет. Завтра будет день, утро вечера мудренее. Да и мы хотим уйти с работы.

Я заснула, едва добравшись до кровати, от усталости забыла принять душ и смыть с лица косметику, просто рухнула под одеяло и отключилась. Через какое-то время чьи-то сильные руки начали меня трясти, раздался тихий голос:

– Тань! Тань! Очнись!

Я села на постели и, не открывая глаз, спросила:

– Что?

– Я знаю, почему богатый бизнесмен нацелился именно на квартиру Куклиной, – сказал все тот же баритон.

Мои веки приподнялись, на краю кровати сидел Димон с компьютером на коленях.

– Ты мне снишься? – с надеждой спросила я.

Коробок потряс ноутбуком.

– Вот, нашел.

– Ноутбук? – удивилась я. – Поздравляю!

– Очнись, – велел хакер, – я нашел сведения. Ты была абсолютно права. Она не зря поменяла паспорт и ушла из ветлечебницы.

Остатки дремы враз слетели с меня, я села, подсунула себе под спину подушку и приказала:

– Говори.

Димон наклонил голову.

– Тебе идет пижама, на ней прикольные принты с мишками.

Я зевнула.

– Если ты решил обсудить мое неглиже, мог бы подождать до утра.

Димон указал на будильник.

– Так уже шесть.

Я поразилась.

– Надо же! Мне показалось, я только-только задремала.

– Ночь коротка, а дни еще короче, – протянул Димон. – Но просто их прожить никто не хочет, и если ты любовь не встретил… э… дальше не помню! Шекспир! Какая-то его пьеса. Или Чехов? Ладно, вернемся к Куклиной! Ты можешь нормально воспринимать информацию или, как старый комп, сразу не загрузишься?

– Что? – возмутилась я.

Димон потер руки.

– Я заметил интересную закономерность. Купишь новый ноут, включишь его, бах, экран мигом засветился. Через какое-то время уже столь быстрой реакции нет, аппарат стареет, не сразу к работе приступает, из спящего режима с трудом выныривает, кряхтит, жалуется на артрит. Вот и с людьми так же! В семь лет я вставал в школу огурцом, в тридцать на работу еле поднимаюсь. Если тебе нужно время на разогрев мозга, я подожду.

– Мне льстит сравнение с еле живой от дряхлости железякой, которая в связи со старостью не сразу подчиняется командам, – буркнула я, – но должна тебя разочаровать: первоклассница Сергеева никогда бодрячком не соскакивала с постели, ее за ноги стаскивала бабушка. Но к тридцати годам я обзавелась таким качеством, как ответственность, и теперь безропотно поднимаюсь на работу.

– Молодец, – обрадованно закивал Димон, – ты как коньяк, чем старше, тем лучше. Подожду, пока моим ноутбукам зашкалит за тридцатник, авось они станут похожи на тебя, будут живо приступать к выполнению своих обязанностей. Кстати, неужели ты в свои сорок пять не устаешь?

Я швырнула в Коробка подушкой.

– Мне не сорок пять!

– Пятьдесят? – хватая подушку, осведомился Димон. – Ты отлично выглядишь. Есть такие женщины, без возраста, как актриса Мурчикова.

– Ей скоро сто лет! – фыркнула я.

– А как она пляшет? – захихикал Коробок. – Огонь в глазах, бес в ногах!

– Давай про Куклину, – приказала я.

– Отлично, – обрадовался Коробок, – ты приведена в рабочее состояние. Можно начинать.

Родители Тамары Владимировны умерли в восьмидесятом. Через год она впервые вышла замуж за тихого, почти бессловесного Володю Русланова и зажила с ним счастливо. Володя работал младшим научным сотрудником в институте, писал кандидатскую и получал невеликую зарплату. Зато у него было много свободного времени. Он в основном сидел в библиотеке, собирал материалы для научного труда. Тамаре было очень тоскливо после кончины мамы и папы, и она буквально растворилась в муже. Владимир был замечательным супругом, он не пил, не курил, не скандалил, не требовал от супруги внимания и время проводил, погрузившись в свою математику. К сожалению, оклад младшего научного сотрудника был ничтожно мал, но Владимир нашел способ подрабатывать, он занялся репетиторством, помогал тем, кто имел проблемы с алгеброй-геометрией. У Русланова было слабое здоровье, поэтому бегать по квартирам, как делает большинство педагогов, он не мог, дети приезжали к нему домой. Владимир был патологически аккуратен, и в квартире никогда не было беспорядка. Да и замечать его у Куклиной времени не было. Ветлечебница, где она служила, была, как тогда говорили, союзного значения, сотрудникам приходилось часто уезжать в командировки на два-три дня, на неделю. За поездки приплачивали, и Куклина никогда не отказывалась от заданий и охотно заменяла тех, кто по семейным обстоятельствам не мог покинуть Москву. Перед возвращением жены муж всегда пылесосил бывший бальный зал, тщательно мыл крохотные туалет и кухоньку.

Один раз Тамара сказала Володе:

– Знаешь, я не очень брезглива, не стоит так убиваться с тряпкой. Ну зачем ты дезинфицируешь санузел хлоркой?

– Дети неаккуратны, – пояснил муж, – им всегда во время занятий пописать хочется, сбегают в туалет и испачкают унитаз. Противно потом им пользоваться. Извини, я, наверное, излишне чистоплотен, но не могу жить в грязи.

– Ты молодец, просто я не хочу, чтобы муж уставал. Я спокойно отношусь к присутствию учеников, – ответила Тамара, – дети есть дети.

– По большей части они противные, – вздохнул Володя, – ленивые, не хотят учиться. Мне тяжела роль педагога.

– Ну и брось, – посоветовала жена.

– Нам нужны деньги, – напомнил супруг.

– Я заработаю, – пообещала Тамара, – возьму побольше частных визитов, многие хозяева не умеют своим собакам-кошкам уши чистить и когти стричь, про уколы я и не говорю. Мы проживем.

– Не могу сидеть у тебя на шее, – возразил Володя, – мужчина должен обеспечивать семью. Вот защищу диссертацию, получу ставку старшего на кафедре и перестану со школьниками возиться.

Во всякой бочке меда непременно присутствует некое количество дегтя. Замечательный муж Тамары категорически не хотел, чтобы жена беременела.

– Я плохо лажу с малышами, – признавался он, – не испытываю радостных эмоций при виде плачущего свертка. Меня стошнит от грязной пеленки. Хочу спокойно спать по ночам и не думать о необходимости поить-кормить-учить-одевать ребенка. Я не отец по складу характера.

Конечно, Тамару подобные заявления не радовали, но она решила, что время еще есть, родить можно и в тридцать пять, пока лучше пожить, как говорится, для себя. Через пару лет взгляды Володи изменятся, тогда она и забеременеет. Сейчас у Руслановых нет ни денег, ни желания заводить потомство.

Был еще один штришок. Слабое здоровье Володи не позволяло ему часто радовать супругу в постели. Кое-кто из женщин мог посчитать малую сексуальную активность мужа оскорблением. Но Тамара отлично понимала: Володечка устает, это только кажется, что решение математических задач ерундовое дело. Умственная работа отнимает у человечка больше сил, чем физическая. А еще у Тамары у самой не было буйного темперамента, ей хватало малой порции интима, которую предлагал муж. Порой они по три-четыре месяца не прикасались друг к другу. Но Тамаре больше хотелось не сексуальных ласк, а нежности, слов любви, похвал, а это Володя предоставлял ей в избытке.

До восемьдесят третьего года семья жила счастливо, а потом Володю арестовали. Двадцать шестого февраля Тамара Владимировна вернулась домой около десяти вечера, обнаружила в квартире полный хаос и соседку Мотю, с которой была знакома с рождения. Матрена огорошила ее невероятной новостью: Володю увезли в милицию, в доме произвели обыск, Мотя была понятой.

Ночь Тамара провела без сна, рано утром она влетела в кабинет следователя, Олега Андреевича Петрова, и закричала: «Вы совершили ужасную ошибку!»

Петров предложил разъяренной женщине сесть и завел спокойную беседу. Олег Андреевич тщательно расспросил посетительницу, а потом сказал: «Владимир Русланов задержан за убийство несовершеннолетней Елены Исайкиной. Но это не единственная его жертва». «Вы с ума сошли! – заорала Тамара. – Я жалобу напишу!»

Петров не обиделся, он лишь тяжело вздохнул и положил перед ней папку. «Ознакомьтесь». «Что это?» – оторопела Тамара. «Семь лет назад Владимира Русланова обвинила в развратных действиях одна из его учениц, – завел рассказ следователь, – восьмилетняя Марина Сигалова утверждала, что педагог оставил ее после уроков в классе для дополнительных занятий, а сам распустил руки». «Это бред! – снова вспыхнула Тамара. – Володя не любит детей, он сто раз мне об этом говорил. Репетиторством муж занимается из-за нашей бедности, и он никогда не работал в школе». «Неправда, – поморщился Олег Андреевич, – Владимир вас обманул. Но в тот раз ему удалось уйти от ответственности. Учитель отрицал факт домогательства, признавшись, что один раз погладил школьницу по голове, когда она наконец-то верно решила задачу. Разве это криминал? Ребенку восемь лет! Какой секс? Он говорил: странно, что Марина вообще знает, чем занимаются наедине взрослые мужчина и женщина.

Сигалова была из неблагополучной семьи, ее мать пила, приводила в квартиру клиентов, зарабатывала проституцией, когда этот факт выяснился, в милиции усомнились в правдивости слов Марины, подумали, что она решила отомстить учителю за двойки и оклеветала Русланова.

Малышка упорно настаивала на своем. Владимир так же уверенно отрицал свою вину. Свидетелей развратных действий мужчины не нашлось. Дело закрыли, но Володе пришлось уволиться из школы, этого потребовал родительский комитет. Русланов устроился в НИИ, от него ушла первая жена».

«Первая жена? – перебила Петрова Тамара. – Неправда. Я единственная супруга Володи». Олег Андреевич достал из папки несколько ксерокопий. «Ознакомьтесь. Видите, это свидетельства о бракосочетании и разводе». «Я не знала, – пролепетала Тамара, – у него был чистый паспорт». «Старый трюк, – не удивился Петров, – мужчина якобы теряет документ, получает новый и не идет в загс, чтобы поставить нужные штампы. Если не затевать серьезной проверки, это сходит с рук».

Дата добавления: 2015-07-17