Глава 31. Как всегда, в каждый первый четверг месяца, в девять часов тридцать минут

Как всегда, в каждый первый четверг месяца, в девять часов тридцать минут государственный секретарь Филиппо Гонзага выезжал из Ватикана, сидя на заднем сиденье своего служебного темно-синего «Мерседеса-500S».

И как всегда, путь его лимузина лежал через ворота Кортиде деи Сан Домазо. Целью его поездки был дворец Квиринал – резиденция президента Италии.

Обычно за рулем сидел Альберто, водитель кардинала, но сегодня тем же маршрутом Гонзагу вез его секретарь Соффичи. Они проехали по мосту Понте Витторио Эмануэле, потом свернули на одноименную набережную и помчались в восточном направлении.

Встреча с президентом была обычным мероприятием, на котором обговаривалось и согласовывалось государственное планирование. Как правило, диалог между государственным секретарем и президентом проходил, по сути, без неожиданной и новой для них информации. Такова была дань традиции.

Через час беседы государственный секретарь вышел к входному порталу дворца, где Соффичи припарковал тяжелый «мерседес». Гонзага предложил секретарю поехать в объезд по Ринита деи Монти – церкви над Испанской лестницей (никто и не догадывался, что ее построили французы). Предложение сделать крюк не было неожиданным. Такой маршрут иногда случался и не привлекал внимания, потому что государственный секретарь во время ознакомительных туров сидел за тонированными стеклами автомобиля.

Когда машина притормозила в нескольких метрах от церкви Сан Джакомо, на узкой Виа Канова, дорогу перегородили два мотоциклиста. В зеркало заднего вида Соффичи заметил еще двоих. Но прежде чем он успел среагировать и заблокировать двери, мужчины в черных кожаных куртках спрыгнули с задних сидений мотоциклов. Один резко распахнул водительскую дверь, другой – заднюю, пассажирскую. Как загипнотизированный, Соффичи смотрел на иглу в руке одного из «кожаных». Затем он почувствовал сильный удар в шею и в то же мгновение потерял сознание.

Кардинал попытался защититься, когда понял, что его ждет та же участь. Но второй «кожаный» оказался быстрее и ударил Гонзагу иглой в то место, где шея переходит в затылок. Кардиналу показалось, что его тело за секунду превратилось в кусок льда. Это неведомое ранее ощущение затмило собой боль, и он потерял способность четко мыслить. Все вокруг стало холодным и пустым, как Вселенная.

Ни один из прохожих не заметил нападения. «Кожаный», который обездвижил водителя, бросил его на пассажирское место, а сам сел за руль. Второй отодвинул кардинала и уселся рядом. Потом темно-синий «мерседес» резко рванул с места и поехал на север. Оба других мотоциклиста исчезли в противоположном направлении.

Сознание возвращалось к Гонзаге ледяными волнами. Он то приходил в себя, то снова отключался. Кардинал замерз, его руки болели, словно он тысячу раз отслужил Dominus vobiscum. Одновременно он чувствовал, что его сильно трясет. Прошло некоторое время, прежде чем он понял почему. Больше, чем тремор, его взволновало место, в котором он находился. Филиппо Гонзага висел со связанными руками на крюке для мяса, с трудом доставая ногами до цементного пола. Слева и справа от него болтались на таких же крюках разделанные свиные туши. Пахло запекшейся кровью. Холод в помещении стоял такой, что изо рта шел пар. Неоновые лампы беспощадным холодным светом озаряли мясо, тоннами свисавшее с низкого потолка.

Гонзага беспомощно дернулся на крюке. Маневр был болезненный: пластиковые жгуты, которыми он был связан, еще глубже врезались в тело.

Дрожа от холода, кардинал попытался оценить ситуацию, но не мог сосредоточиться. Включился рефрижератор, и по огромному помещению прокатилась новая волна холода. Гонзагу затрясло еще сильнее. Кардинал не знал, как долго он находился в холодильнике. У него начала болеть голова. Рук он уже не чувствовал. Холод медленно полз вверх по его ногам, будто скользкие щупальца каракатицы.

У Гонзаги в голове было только две мысли. Первая: «Кто стоит за этим нападением?» И вторая: «Они тебя не убьют – слишком много возни, чтобы доставить жертву сюда».

В громкоговорителе, где-то под потолком холодильной камеры, раздался щелчок и послышался незнакомый мужской голос:

– Надеюсь, вы уже обдумали ваше положение, Гонзага? Температура там у вас минус четыре. В последующие полтора часа температура упадет до минус восемнадцати. Боюсь, что ваш черный костюм – неподходящее убранство для таких погодных условий.

– Послушайте, – ответил кардинал, голос которого звучал так, будто он говорил в пустое ведро, – я не знаю, кто вы и какие у вас намерения, но уверен, что вы не хотите меня убивать.

– Я бы не стал этого утверждать, – раздался голос из громкоговорителя. Теперь Гонзаге показалось, что интонации говорившего были ему знакомы. Но где он слышал этот голос?

– После тридцати минут при минус восемнадцати, – продолжал голос, – работа сердца замедляется настолько, что вы потеряете сознание. Еще через двадцать минут наступит остановка сердца. Через две-три недели ваше тело перевезут вместе со свиными тушами на мясокомбинат в Чивитавеккью для дальнейшей переработки. Советую вам подумать, стоит ли изображать из себя героя.

– Что вам нужно? – спросил Гонзага дрожащим голосом. – Говорите уже!

– Пла-ща-ни-ца из Ту-ри-на! – мужской голос делал ударение на каждом слоге.

– Это невозможно.

– Как это невозможно?

– Плащаницы Господа в Ватикане уже нет.

– Послушайте, Гонзага! – в голосе появились более резкие нотки. – Речь сейчас идет не о копии! Я говорю об оригинале.

– Оригинал находится в Германии.

– А вот и нет, Гонзага! А вот и нет!

Холод не позволял думать четко, но кардинал пришел к мысли, что за похищением могло стоять только братство Fideles Fidei Flagrantes. Он попытался вспомнить голос Аницета, но попытка не удалась. Наконец он сказал:

– Как вы можете быть настолько уверены?

– Гонзага, вам не следует задавать вопросы – вам нужно отвечать. Мне кажется, что, облачившись в пурпурную мантию, вы совершенно ушли от реальности. У вас еще осталось восемьдесят минут, не больше и не меньше. Восемьдесят минут, которые решат исход всей вашей жизни. Честно говоря, мне с трудом верится, что вы попадете в Martyrologium Romanum.^[25]

Гонзага вздрогнул. Был ли это голос Аницета? Во всяком случае, его собеседник упомянул теологический термин. Мартирологиум, в котором приводились имена всех почитаемых Церковью святых и их дни, был впервые издан в конце шестнадцатого века.

– Свежезамороженный мученик – это что-то новое! – усмехнувшись, добавил незнакомец.

– Прекратите! – Гонзага сказал это настолько громко, насколько позволяли обстоятельства. – Если вы хотите убить меня, сделайте это… Или, может, вы хотите денег? Назовите свои требования. И я их выполню.

– Вы считаете, что весь мир можно купить? У вас очень скверный характер, господин кардинал.

– А у вас нет? – Хотя ситуация к этому не располагала, Гонзага проявлял удивительную собранность. Вдруг он спросил: – Вы работаете на Аницета, бывшего кардинала Тецину?

Вопрос был явно неожиданным и вызвал удивление. Прошло несколько секунд, прежде чем громкоговоритель ответил:

– Я бы сказал, что Аницет работает на меня!

Гонзага не мог взять этого в толк. Постепенно он стал замечать, что незнакомец явно занервничал.

– Сколько у меня еще минут? – провоцируя своего мучителя, поинтересовался Гонзага.

– Семьдесят пять, если вы не ответите на мой вопрос. Если ответите, вас тут же развяжут и отведут в тепло. Температура в камере минус девять. Температура на улице – двадцать восемь. С плюсом, разумеется!

Точные температурные данные повергли Гонзагу в шок. Дрожь переросла в постоянную тряску. У кардинала появились сомнения, что он сможет провисеть еще семьдесят пять минут.

– Итак, – требовательным тоном произнес мучитель, – где же находится Туринская плащаница? Оригинал!

– В замке Лаенфельс – ответил Гонзага. – Я ее сам туда отвез. Поверьте мне, ибо это правда! – Казалось, он больше не сможет произнести ни слова. На его губах образовались кристаллики льда. Ему хотелось вытереть их о плечо, но он не мог повернуть шею из-за связанных и высоко поднятых рук.

– Я же сказал, оригинал! – прорычал голос из громкоговорителя. – Оригинал!

– Ради Святой Девы и всех святых! Это и есть оригинал, – повторил Гонзага, – я лично передал его братству Fideles Fidei Flagrantes. И, как вам известно, сделал это добровольно.

– Не будем вдаваться в подробности. Мое сочувствие имеет предел.

– Я отвез оригинал в Германию, и это факт.

– Ну хорошо, если вы не хотите… Я спрошу вас еще раз через пятнадцать минут. Возможно, к тому времени память к вам вернется и вы скажете, где находится настоящая Туринская плащаница.

Гонзага услышал отчетливый щелчок. Потом наступила тишина. Только мотор холодильной установки зловеще завывал. В голове кардинала проносились бессвязные мысли и картинки: ярко-зеленая трава и ветер на лугах вокруг Кастель Гандольфо, где он летом навещал понтификат; поездка в замок Лаенфельс с плащаницей; лучи вечернего солнца в высоких окнах Апостолического дворца, похожие на желтые ленты, разбросанные по полу, как на картинах рафаэлитов. Перед глазами кардинала появилось изображение Мадонны – с черными волосами, карими глазами и открытым корсажем, подчеркивающим красоту ее роскошной груди.

Внезапно ему стало страшно. Гонзага боялся потерять сознание до того, как снова объявится незнакомец. В панике он надрывно закричал и почувствовал, что холод почти полностью сковал голосовые связки:

– Эй, ты, трус! Есть там кто-нибудь, кто меня слышит?

Кардинал отрывисто дышал, наблюдая, как пар изо рта исчезает среди свиных туш. Ответа не было. Никакого щелчка в громкоговорителе. Не шевеля губами, Гонзага начал читать по латыни молитву Credo. До сегодняшнего дня тысячи раз или даже чаще он повторял свои признания в вере машинально, как автомат. Но теперь, находясь в этой чудовищной камере, когда все его конечности сводило от холода, он всерьез задумывался над каждым словом: Credo in unum deum, patrem omnipotentem, factorem coeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium. Et in unum dominum Jesum Christurn, filium dei unigenitum. Et expatre natum ante omnia saecula… ^[26]

– Вы слышите меня? – незнакомец из громкоговорителя прервал благочестивые мысли Гонзаги. – Еще пару минут – и у нас будет идеальная температура: минус восемнадцать градусов.

Гонзага хотел ответить, но у него не получилось. Кардинал испугался, что, если он откроет рот, нижняя челюсть может сломаться, и прекратил попытки. Он стал похож на мраморную статую Микеланджело. Один удар молотком – и он рассыплется на тысячи осколков. Отдельные куски, руки, ноги, пальцы – все разлетится вдребезги и упадет на пол.

– Гонзага, вы меня слышите? – снова прозвучал голос.

Кардинал молчал.

– Проклятие, он потерял сознание! – словно сквозь пелену донеслось до Гонзаги. – Поднимите температуру. Мертвый кардинал нам не нужен. От трупа его преосвященства одни лишь проблемы.

Это было последнее, что услышал Филиппо Гонзага. Потом он погрузился в темноту.

Дата добавления: 2015-07-17