Слово к монахине Емилии, сказанное в женском Никольском монастыре 7 декабря 1845 г.

Возлюбленная дщерь и сестра о Господе!

В святых обетах, от тебя произнесенных, в теплых молитвах, о тебе воз­несенных, в матернем наставлении Церкви, тебе преподанном, и, что всего важнее, в Таинстве Тела и Крови Христовой, сейчас тобою принятом, - столько света и назидания, столько любви и утешения, столько силы и жизни, что нам оставалось бы только возблагодарить Господа и сказать тебе: радуйся, невеста Христова, и спасайся о Христе! - Но поелику от избытка бо сердца невольно уста глаголют (Мф. 12; 34), то и мы не можем возбранить нашему духу, чтобы при настоящем столь важном для тебя событии не сказать тебе несколько слов, могущих, благодатью Божией, послужить на пользу душе твоей.

Итак, давнее искреннее и сильное желание сердца твоего исполнилось: наконец ты удостоена восприятия ангельского образа! Возблагодарим убо Гос­пода за то, что Он не презрел нашего ничтожества и гласом невестоводительницы - Церкви обручил душу нашу Себе, яко невесту, в вечное наследие и соб­ственность. После сего нечего уже более желать нам с тобою на земле: отныне все помыслы души, все стремления сердца нашего должны быть преставлены на небо. Ибо, яко восприявшая образ ангельский, ты принадлежишь уже не столько к обществу человеческому, сколько лику ангельскому. Если убо и на театрах не принимают на себя чьего-либо образа всуе, но стараются мыслями, чувствами и словами, самым движением, взглядом и всей прочей внешностью соответствовать лицу, на себя принятому; если и там для успеха в этом деле не жалеют никаких трудов, учат на память целые книги, повторяют изученное, отдают слова и действия свои на суд другим, лишают для того нередко себя сна и пищи, - то не паче ли, возлюбленная сестра, нам с тобою подобает упо­требить все наши способности, все средства и все усилия на то, чтобы не всуе носить на себе образ ангельский, нами воспринятый, чтобы соответствовать ему во всех наших мыслях, чувствах и действиях, соответствовать не по од­ной внешности, не пред глазами только зрителей и не на известное время, как на театрах, а в самой душе и сердце, поистине и всецело, как бы мы дей­ствительно преставлены были с земли в круг небожителей. Ангелы, по свиде­тельству Спасителя, выну зрят лице Отца... Небеснаго (Мф. 18; 10); и пред очами нашего сердца выну должен быть Господь и Спаситель наш. Как воздух питает непрестанно и поддерживает жизнь нашего тела, так мысль о присут­ствии Божием должна питать и поддерживать жизнь нашего духа. Чувство этого присутствия всякое место будет для нас обращать в небо и соединять с Анге­лами: ибо где Бог, там и небо и Ангелы.

О Херувимах и Серафимах сказано, что они, окружая Престол Божий, не­престанно взывают: свят, свят, свят Господь Бог Саваоф: исполнь вся земля славы Его (Ис. 6; 3)! И нам, яко восприявшим образ ангельский, потому подо­бает как можно более и чаще упражнять себя в славословии имени Божия, и для того не только никогда не опускать общественного богослужения во хра­ме, но и самую келлию свою, сколько возможно, обращать в дом молитвы и наполнять ее не словами праздными, не беседами суетными, а славословием имени Божия, вздохами, коленопреклонением и слезами покаяния.

Ангелы, невзирая на великое достоинство их, по свидетельству Священного Писания, все... суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение (Евр. 1; 14). И нам убо теперь подобает если какой труд и какая служба, то та, которая имеет целью не столько удовлетворение собственных на­ших нужд, сколько благо и пользу наших ближних. Вразумить неведущего, уте­шить печального, призреть бедного, уврачевать немощного - все это должно быть нашим первым и святым долгом, который притом надлежит нам и исполнять не по-мирски и человечески, а по-ангельски, то есть кротко, благо, терпеливо, свято.

Ангелы, служа и не своему, а нашему спасению, терпят все недостатки и нечистоты тех, которым служат, то есть, между прочими, и наши с тобою; тем паче мы, трудясь над делом собственного нашего спасения, должны быть тер­пеливы во всем, что может случиться с нами горького и тяжелого, зная, что для нас, болезнующих духом и сердцем, во очищение, исцеление и укрепление наше потребна не сладость, а горести. Такое назидание, возлюбленная о Господе сес­тра, сокрывается для нас уже в самом названии нового сана нашего! Мы долж­ны достигать того, чтобы каждый, знающий нас, мог со справедливостью ска­зать о нас то, что мир так справедливо иногда говорит о любимцах своих: "Это не человек, а ангел!" Мы же сами, сколько бы по благодати Божией не достиг­ли того, должны говорить о себе другое; то есть что мы не Ангелы, а бедные грешники, ожидающие помилования себе от единого милосердия Господня.

Сказав о назидании, умолчим ли о богатстве утешения, которое также за­ключается в самом новом названии твоем? - Поелику ты восприяла образ ан­гельский, то отселе все благие духи, Херувимы и Серафимы, суть яко братия твои. Если убо и земные братья и друзья никогда не оставляют нас, а помогают нам во всех нуждах наших, то друзья и братия небесные тем паче никогда не забудут своей сестры; они невидимо будут окружать тебя, с тобою будут тру­диться, с тобою молиться, с тобою радоваться и скорбеть. От их прозорливо­сти не скроется никакое искушение и опасность; пред их силой не устоит ни­какая злоба и лукавство врагов нашего спасения; они найдут средство прове­сти тебя безопасно среди самой тьмы и сени смертной. Престанем же, взирая на духовную и телесную немощь нашу, скорбеть и унывать; восприимем дух мужества и упования, подобающий новому образу и сану нашему; начнем, ничтоже сумняся, действовать тем бесценным всеоружием, в которое облекла нас ныне Святая Церковь. Коль скоро мы будем правильно употреблять его, то, будь уверена, оно соделает нас неприступными для всех сил вражиих. Аминь.

Слово при пострижении одной из сестер в монахини. [1845]

Не раз случалось замечать, что при священном обряде, ныне нами совер­шенном, большей частью приветствуют с каким-то духом печали и уныния. Некоторые готовы бывают даже плакать о лице, воспринимающем на себя обе­ты, и, действительно, плачут о нем, как о умершем. Благ ли этот образ чувств и действий? Благ, если проистекает от печали по Бозе; благ, если в тех, которые сами удостоились уже пострижения, происходят оттого, что они, слыша по­вторение обетов, сознают в себе неисполнение их и скорбят о том душевно; благ, если те, которые не воспринимали монашеского образа, печалуют тем, что не находят в себе почему-либо возможности посвятить и себя Господу, как посвящают другие. В обоих этих случаях печаль и слезы достойны христиани­на и благословенны; дал бы только Господь, чтобы вместе с тем были и благоплодны, то есть чтобы приявшие уже ангельский образ, возбужденные воспо­минанием обетов, ими не исполняемых, устремились к исполнению их, чтобы не могущие приять сего образа приложили попечение о том, чтобы, и остава­ясь в мире, жить не по духу мира, а по заповедям Евангелия.

Но, кажется, большей частью сетуют, скорбят и плачут при настоящем случае не о себе, а о тех, которые приемлют монашество, и взирают на них тем же взором, которым смотрим на людей, полагаемых во гроб.

Хорошо ли это и достойно ли христианина? - Нехорошо и недостойно.

То правда, что обряд, ныне совершенный, похож на некоторого рода по­гребение, почему в нем не раз и говорится, что постриженный должен вме­нять себя, яко мертва. Но это, если угодно, погребение должно не печалить собою, а радовать и заставлять благодарить Бога. Ибо что в нем погребается? -Ветхий наш человек, этот первый и последний враг нашего спасения. О нем ли жалеть и скорбеть?

Но постригаемое лицо отрекается мира и приятностей жизни семейной. -Что же? слишком великая жертва? Хорошо разобрав дело, окажется, что это не столько жертва, сколько приобретение. В доказательство этого не будем ни­сколько предосуждать жизни семейной, ни отношений и связей житейских: они имеют свою цену и достоинство уже потому, что суть от Бога. Не будем также отрицать, что с ними соединено немало приятностей и удовольствий. Но кто, однако же, не признается, что с мирским состоянием соединено и мно­жество недостатков и огорчений? - Кто отказывается от приятностей мир­ских, тот в награду избегает огорчений мирских.

Но, может быть, награда не равносильна жертве, то есть огорчений ме­нее, а приятностей более? - Касательно некоторых людей можно согласить­ся с этим, но как их мало! А о большей части живущих в мире решительно должно сказать, что у них гораздо более огорчений, нежели приятностей. Поелику же никто не может решительно относить себя к первым, то, ясно, должен поставить себя в ряду последних; а поставив себя в такое положе­ние, очевидно, что, уклоняясь от мира и жизни мирской, он не столько теря­ет, сколько приобретает, ибо за отказ от небольшого участка радостей полу­чает свободу от множества огорчений.

Скажут, что и в жизни монашеской есть лишения и трудности. Без сомне­ния, иначе почему бы она и называлась подвигом? Но зато сколько в ней уте­шений, неизвестных и, дерзнем сказать, почти невозможных в мире!

Эта свобода в употреблении своего времени на занятие самим собою, эта близость к дому Божию и удобность находиться при богослужениях Церкви, эта собранность мыслей, не возмущаемых делами житейскими, эта уверен­ность, что путь, по которому идем, прямо ведет к Царствию, это мирное сооб­щество людей, которые видимо стремятся к той же святой цели, - все это, а мы указываем только на внешнее, малое ли преимущество инока? И все это толь­ко залог большего. Какого? - Тех утешений внутренних, которые предстоят сердцу, отрекшемуся мира. От кого [будут сии утешения]? - От Того, Кому оно посвятило себя, от Господа Иисуса.

В самом деле, если женихи земные, обручившись с кем-либо, не забыва­ют своей обрученной и доколе [не] соединятся с нею браком, употребляют все средства услаждать для нее свое отсутствие, то думаете ли, что Жених Небес­ный, Господь Иисус, оставляет тех, которые, презрев любовь земную, предают Ему навсегда душу и сердце свое? - Нет, если душа остается Ему верной, то она непрестанно находится под Его невидимым благодатным осенением; выну приемлет от Него знаки Его благоволения; находит в Нем и наставника, и уте­шителя, и хранителя, и помощника.

Такое сообщение в духе с Женихом Небесным каких [только] не может заменить радостей? каких не вознаградит потерь и огорчений? - Престанем же взирать оком печали на тех, которые в глазах наших отрекаются мира и всего, яже в мире; они отрекаются от того, что само есть неиссякаемый источ­ник печалей. Тут место не унынию, а радости духовной, ибо душа видимо парит над всем миром к Богу.

Если есть место печали, то не о постригаемых, а о самих себе, как мы сказали вначале. Мирянин, видя, как попирают все прелести мира, может по праву скорбеть о том, что он сам не в силах сделать сего. Монах тем более может и должен скорбеть, если, давно вступив на путь отречения, произноси­мого другими, не шел по нему доселе, как должно. Такая печаль, в том и дру­гом виде, будет по Бозе. Но и при этой печали все еще есть место радости о том, что если не мы, то брат или сестра наши делают то, чего не сделали досе­ле, или не можем сделать мы сами. Аминь.

Дата добавления: 2015-07-16