Совершающих кражи

Большинство клептоманов отмечают ощущение чрезвычайного удовольствия от совершенной ими ранее корыстной кражи, что четко запечатлевается в памяти {имприн-

Зависимое воровство (клептомания и делинквентные кражи)

тинг, по Имелинскому, 1986). Достигнуть именно этого ощущения они стремятся во время следующих, «бескорыстных» краж. При раннем (препубертатном) начале воров­ства нередко наблюдается запамятование первой кражи.

На инициальном этапе развития зависимости при совершении краж эмоциональ­ный паттерн состоит из трех фаз: нарастающее напряжение перед совершением кражи, резкий подъем настроения сразу после завладения предметом, причем пик этого подъе­ма в большинстве случаев приходится на момент минования опасности быть замечен­ным, после чего наступает своеобразная разрядка. Пик напряжения и острого удоволь­ствия приходится при краже автомобиля на переезд через милицейский пост в другом районе, при магазинной краже — на проход через турникет или на выходе из магазина, при краже в метро — на момент, когда убегающий пациент вскакивает в вагон, двери которого начинают закрываться. Последняя, третья фаза эмоциональной реакции (фаза последействия или этап стабилизации настроения) — достижение достаточно стабиль­ного эмоционального состояния, отличного от пределиктного, что, фактически, и являет собой «психотропный эффект», приводивший к запуску механизма эмоциональной са­морегуляции. Одним «страшное напряжение» или «острое чувство риска» при совер­шении кражи придавало заряд бодрости, других пережитое чувство страха избавляло от тревоги, у третьих наступало «тихое ликование», «радостная уверенность».

На инициальном этапе развития зависимости кражи совершаются, как правило, ради первой и второй фаз острого подъема настроения, что пациенты называют «взлетом», «резким подъемом», «экстазом», а лица, злоупотреблявшие наркотиками, сравнивают с «приходом». На последующих этапах приоритет уже отдается эффекту последействия — стойкому изменению изначально сниженного аффективного фона.

Эмоциональные переживания пациентов на инициальном этапе развития зависи­мости сопровождаются отчетливыми вегетативными и сенсорными изменениями. От страха и напряжения перед кражей «холодели руки», «знобило», по коже «ползали мурашки». У одних отмечалась гиперакузия и гиперестезия, у других, напротив, — ощу­щение «ваты в ушах». На «пике риска» многие отмечали, что сердце «колотится», «бьет­ся с перебоями», испытывали нехватку воздуха. Из физических ощущений в фазе после­действия пациенты замечали приятное тепло, иногда сопровождающееся потоотделени­ем, а также преходящей легкой слабостью, дрожью в коленях или головокружением.

Продолжительность первого этапа развития зависимости улице клептоманией за­висела как от глубины изначальных психических нарушений, в первую очередь аффек­тивных расстройств, так и от личностных установок. Подавляющее большинство клепто­манов порицали себя за содеянное, испытывали стыд и раскаяние. Украденные вещи всегда хотели вернуть, но чаще выбрасывали или прятали их подальше от глаз. Тем вре­менем идеаторная активность сохранялась — испытанные ощущения периодически всплывали в памяти, муссировались, особенно в период сниженного настроения. Одна­ко воспоминания носили произвольный характер. Появление навязчивых или непроиз­вольных фантазий и реминисценций — признак перехода ко второму этапу развития аддикции. Период между первой клептоманической кражей и последующей мог про­должаться (в наших наблюдениях) до нескольких лет. Промежутки между повторными деликтами впоследствии сокращаются.

В отличие от лиц с клептоманией, у большинства группы делинквентных воров от­мечалось «научение» (по Hinde, 1974) удовольствию по мере совершения краж. Этому способствовало обладание похищенным («награда» за риск), поощрение окружающих, что придавало чувство собственной значимости, могущества. В нескольких случаях па­циенты сразу отметили смену настроения на повышенное при совершении кражи.

Особенности формирования аддиктивного поведения лиц, совершающих кражи 537

Эмоциональные переживания во время последующих краж в течение короткого периода усиливались или оставались стабильно яркими. Желание воровать не шло вразрез с лично­стными установками, поэтому эти лица легче и чаще, чем в группе клептомании, реализовывали это желание в периоды пониженного настроения или «от скуки». Похища­емые объекты тем временем имели все меньшую ценность для похитителя, а если все же имели, то их использовали либо раздаривали окружающим. Корыстный мотив в иерархии мотивов начинал конкурировать, а затем сменялся гедонистической или атарактической мотивацией. В межделиктные периоды у многих отмечались произвольные, приятно ок­рашенные реминисценции и фантазии на тему богатства или просто воровства. Кражи совершались инициативно, преимущественно в группе с соучастниками, часто с несовер­шеннолетними. Первый этап развития аддикции у «делинквентных» пациентов был значи­тельно укорочен, в первую очередь за счет чрезвычайно высокой частоты и доступности реализации девиантной активности в асоциальном окружении.

На этом этапе в обеих группах способность к произвольной регуляции поведения сохранялась полностью, эмоциональные нарушения были неглубокими. Говорить о на­рушениях произвольности действий или о патологичности поведенческого феномена как такового вне связи его с предлежащим расстройством здесь нельзя. Совершение кражи в данном случае — это средство выбора для достижения эмоционально комфорт­ного состояния и может быть отнесено к непатологическим формам девиантного пове­дения. В распоряжении субъекта еще остается широкий спектр социально приемлемых средств достижения психологического комфорта.

Второй этап развития зависимости — этап обсессивного влечения, которому соот­ветствует звено «формирования аддиктивного ритма» (по Короленко, 1991). Он характе­ризуется появлением обсессивного влечения к совершению краж, прогнозированием ожидаемого психологического и физиологического эффекта от реализуемой активно­сти (формированием механизма эмоциональной саморегуляции), а затем — притупле­нием этого эффекта (привыканием или ростом толерантности).

Лица с клептоманией сообщали о навязчивом периодическом желании украсть, возникавшем на фоне сниженного настроения, скуки, «нехватки адреналина». Принятие решения сопровождалось борьбой мотивов, беспокойством, тревогой. Произвольная регуляция поведения сохранялась, они заявляли, что могли отказаться от своих намере­ний. Частота реализации деликтов была прямо пропорциональна глубине имеющихся аффективных, в том числе и психогенных, нарушений. Появлялись такие феномены, как серийность (совершение краж сериями с перерывами) и сезонность (например, весной и осенью или только летом). Эпизодически возникала ситуативность: решение украсть приходило на месте и реализовывалось тут же. Ситуации, провоцирующие совершение краж, становились все более незначительными и разнообразными. В период обсессив­ного влечения лица с клептоманией пытались «переключиться» на заместительную ак­тивность — азартные игры, виртуальное общение в Интернете, употребление ПАВ, чаще — алкоголя и марихуаны, фантазирование на эротические темы, промискуитет-ное поведение. На этом этапе у лиц с клептомании нередко формировалось предпочте­ние какого-либо вида объектов кражи — «моноклептизм». От похищенного предмета раньше они пытались избавиться как от напоминания о неправильном поступке. На на­стоящем этапе предметы иногда коллекционировались или складывались в укромном месте, «на память», чтобы потом «поднять настроение» или чтобы убедиться, что «это действительно было».

В делинквентной группе динамика отличалась стремительной прогредиентностью. Корыстный мотив терял значимость либо дезактуализировался окончательно. Пациенты

538 Зависимое воровство (клептомания и делинквентные кражи)

быстро обнаруживали снижение ожидаемого психологического эффекта от криминаль­ного действия. Для его усиления они совершали кражи в состоянии алкогольного опья­нения, прибегали к учащению криминальной активности, к совершению краж ежеднев­но или по нескольку раз в неделю, вплоть до эксессивности (в наших наблюдениях — до 12 краж в течение суток). Влечение, имевшее при инициации серии обсессивный харак­тер, в середине серии могло меняться и становиться компульсивным, когда прогнозиру­емый эмоциональный эффект не наступал. Это аналогично утрате количественного кон­троля при синдроме зависимости от ПАВ. При совершении краж сериями можно на­блюдать тенденцию к сокращению «светлых» промежутков. В отличие от лиц с клептоманией, совершавших кражи исключительно в одиночку, «делинквентные» паци­енты воровали и в группах, и единолично. Они редко заботились о мерах предосторож­ности. Нередко кражи совершались ситуативно, спонтанно, без предварительного пла­нирования.

Распространенное и поощряемое воровство в асоциальной среде для лиц делинк-вентной группы становилось как бы полигоном для испытания криминальных возмож­ностей. В период формирования аддиктивного ритма начинала реализовываться поис­ковая заместительная активность, которая на следующем, третьем этапе трансформиро­валась в другие виды аддиктивной активности (часто криминального характера) либо в формирование синдрома нарушения влечений.

На втором этапе период борьбы мотивов у лиц делинквентной группы нередко сво­дился к мысли о том, «как бы не поймали». Имеющийся эмоциональный и отчасти интеллектуальный дефект способствовал фиксации у них аморальных и эгоистических установок. Большинство из таких людей прекращало трудиться, т. к. преступная деятель­ность была для них более рациональна в смысле удовлетворения потребностей.

В периоды вынужденного воздержания от краж пациенты этой группы прибегали к употреблению больших доз алкоголя, «тяжелых» наркотических средств (героина, пер-витина, галлюциногенов), к токсикомании, к деструктивным поступкам, вандализму, участию в драках, зооцидным действиям, поджогам, к нанесению самоповреждений в качестве «заместительной активности». Появление неудержимого компульсивного вле­чения знаменовало переход к третьему этапу развития зависимости.

Таким образом, на втором этапе развития зависимого корыстного поведения на­блюдается формирование механизма эмоциональной саморегуляции путем прибега-ния к определенной поведенческой активности. Также появляются заместительная ак­тивность при невозможности реализовать основную и навязчивое влечение к соверше­нию краж, реализация чего сопровождалась стереотипным 3-фазным эмоциональным паттерном, когда постепенно снижается острота психического и вегетативного компо­нента 1-й и 2-й фаз.

У лиц из группы клептомании на этом этапе имеется полное соответствие критери­ям расстройства привычек и влечений в форме клептомании (F63.2), обсессивного типа эгодистонического варианта. При несоответствии критериям клептомании у лиц из группы делинквентных на этом этапе (корыстная цель, использование украденного объекта или групповой характер деликта) также наблюдается формирование механизма эмоциональ­ной саморегуляции, сопровождающееся возникновением схожих поведенческих и аф­фективных феноменов, но в иных социально-психологических условиях, что придает динамике большую прогредиентность.

В обеих группах отмечаются следующие феномены: достижение психического ком­форта только при осуществлении избранной формы активности, измененная реактив­ность в виде редукции различных защитных знаков физиологического и поведенческого

Особенности формирования аддиктивного поведения лиц, совершающих кражи 539

уровня, таких как приглушение вегетативных реакций страха или снижение мер предо­сторожности при осуществлении деликта, феномен повышения толерантности, выража­ющийся в притуплении эмоционального эффекта, прибегание к эксцессивной активно­сти. К ним относятся также появление биологического ритма (серийность или сезон­ность), наличие заместительной активности в периоды воздержания от краж, что является аналогом одного из симптомов отмены, а также наличие обсессивного влечения к осу­ществлению избранной активности. Все это свидетельствуют об общем патогенети­ческом механизме, лежащем в основе как клептоманических, так и делинквентных краж. Перечисленные симптомы — это составляющие т. н. «большого наркоманического син­дрома», характерного для синдромов зависимости (Пятницкая, 1994; Бухановский, Анд­реев, 2003). Поэтому в случае делинквентных краж может идти речь о поведенческом расстройстве в виде зависимого поведения (по терминологии Менделевича, 2003). Од­нако отсутствие состояний измененного сознания, возможность переключения на иные виды активности свидетельствуют о сохранности произвольной регуляции действий на настоящем этапе.

Третий, компульсивный этап развития зависимости заключается в формировании аддиктивного (зависимого) поведения как интегральной части личности со стереотипи-зацией реагирования. Для этой стадии характерны: появление неодолимого, компуль-сивного влечения к реализации девиантного поведения; субъективный приоритет тре­тьей фазы эмоционального паттерна при объективном сокращении или редукции пер­вых двух; встраивание в базисные структуры личности модели криминального поведения и начало использования этой модели в других обстоятельствах.

Наиболее заметным динамическим феноменом на этой стадии оказывается тенден­ция к переходу в большинстве наблюдений к новым формам зависимого поведения, в том числе и путем вытеснения основной формы аддиктивного поведения заместитель­ной формой при редукции или обрыве основной, что происходит спонтанно или под влиянием иного патологического процесса. Клинически это выражается формировани­ем новых синдромов расстройств влечений в обеих группах, сменой синдрома основно­го расстройства влечений в группе клептомании или появлением иных форм зависимо­го поведения в делинквентной группе.

Структура эмоциональной фазности сохраняется, но по мере повторения краж на­блюдаются нарушения апперцепции и заметное субъективное притупление «остроты» не только эмоциональных, но и вегетативных ощущений. Это касается всех трех фаз. Исчезают защитные знаки. Пациенты прибегают к неоднократным, эксцессивным кра­жам до нескольких в день, сознательно больше рискуют, редко предпринимают меры предосторожности или попытки скрыть содеянное. Несмотря на то что реализация ос­новной активности на какое-то время смягчает имевшиеся аффективные нарушения, эффект последействия (3-я фаза) постепенно укорачивается, что ведет к нарастанию ча­стоты реализации девиантной активности или к сокращению «светлых» промежутков между сериями, которые в большинстве случаев заполняются дополнительной активно­стью, также приобретающей аддиктивный характер.

Клинически в межделиктный период в группе клептомании отмечается углубление аффективных колебаний, усугубление имеющихся патохарактерологических личност­ных черт, усиливается раздражительность. На этой стадии у наблюдаемых появляются, если не были свойственны ранее, такие черты, как отгороженность, нелюдимость. У них пропадает или снижается интерес к ранее любимым занятиям, если это не связано ка­ким-то образом с воровством (например, как ремонт автомобилей связан с кражей авто­мобиля или интерес к одежде — при фетишистских кражах). При снижении аффективно-

Зависимое воровство (клептомания и делинквентные кражи)

го фона влечение к совершению краж начинает приобретать неодолимый характер. Фан­тазии и реминисценции приобретают непроизвольный характер «наплывов». Несколько человек сообщали, что в период воздержания от совершения краж они видят сны на эти темы. При беседе на темы воровства они оживлялись, улыбались, у них заметно улучша­лось настроение.

В период деликта лица этой группы прибегают к разнообразным средствам усиле­ния ощущений во время совершения кражи, к излишнему риску, намеренному несо­блюдению мер предосторожности. «Заместительная» активность в этот период могла не замещать, а «встраиваться» в деликтную и конкурировать с ней. Большинство лиц из группы клептомании переставало предпринимать меры к сокрытию следов правонару­шения. Период борьбы мотивов в ряде случаев мог отсутствовать. На этой стадии не­сколько пациентов отмечали, что в межделиктныи период они испытывали не столько «стыд» или раскаяние, как в первое время, сколько «тягостное», неопределенно-гнету­щее чувство бессилия прекратить кражи или «хотя бы получать от этого удовольствие, как раньше». Иногда прибегание к дополнительной активности во время кражи на время «оживляло» старые ощущения. В период деликта наблюдались эпизоды диссоциации.

Так, пациентУ., 27 лет, заметил, что ощущения во время самой кражи притупились, а «успокаивался» он после ее совершения «совсем ненадолго». При повторных квар­тирных кражах У. перестал входить в квартиру через дверь, даже если ту было легко открыть. Он специально проходил по карнизу высокого этажа, спускался с крыши по веревке и придумывал все более и более рискованные способы. Выходя с украденным, он старался специально попасться на глаза милиционеру, отчего испытывал еще боль­шее чувство риска. И лишь оказавшись вне поля зрения посторонних, пациент выбрасы­вал украденное, после чего наступало облегчение «депрессии». У. отмечал, что в послед­нее время ему было «достаточно любого замечания, чтобы впасть в депрессию», а «рискованных ухищрений» при совершении кражи требовалось все больше, отчего он «устал». В последние несколько месяцев перед задержанием, пытаясь бороться с соблаз­ном воровства, наносил самопорезы «от этой усталости». Перед совершением одного из инкриминируемых хищений У. нанес самопорезы и, не дожидаясь, пока окончательно остановится кровь, начал взбираться на балкон 2-го этажа, где находилась квартира, из которой он намеревался совершить кражу. И при этом испытал более яркие ощущения, чем обычно. При этом он «видел только балконную дверь и ничего вокруг», была только одна мысль — «открыть, забрать». Не помнит, что было в квартире, как выходил оттуда. Обратил внимание на то, что идет обратно знакомой дорогой, ему «легко, в коленях — слабость, в руках — пальто и приемник». После двух следующих эпизодов краж самопо­резы «уже не помогали». У. помнил произошедшее в деталях. При настоящей судебно-психиатрической экспертизе СПЭ У. заявил, что «рад» своему задержанию и тому, что наконец «закончился этот круговорот».

В то же время совершение краж для некоторых пациентов становилось привычным действием, оно встраивалось в личность и превращалось в тип реагирования, влечение начинало «рационализироваться». Наряду с совершением клептоманических краж па­циенты прибегали к воровству, если нужно было завладеть необходимой им вещью или деньгами. Объекты кражи также могли стать средством шантажа или аналогом агрессив­ных действий, совершенных из гнева или мести. В части наблюдений на этом этапе про­исходила смена основного синдрома нарушения влечений на расстройства сексуально­го предпочтения (фетишизм, педофилия, садомазохизм, эксгибиционизм, полиморф­ный парафильный синдром). Мы наблюдали формирование раптофилии у бывшего клептомана, когда пациент начал совершать кражи у жертв изнасилования «для усиления

Особенности формирования аддиктивного поведения лиц. совершающих кражи 541

ощущений», а украденное впоследствии продавал. Таким образом, редукция клептома­нии, наблюдаемая на этом этапе, обычно сопровождается развитием иной аддикции. чаше химической.

В делинквентной группе сокращение фазы последействия приводило к тому, что у лиц в основном с чертами импульсивно-эпилептоидного типа органического генеза с брутальным, застойным аффектом напряженное, тоскливо-злобное настроение стано­вилось преобладающим аффективным фоном в межделиктном периоде. Непосредствен­но перед деликтом отмечалось усиление апатического или собственно дисфорического компонентов и раздражительности. Влечение приобретало неодолимый характер. Прак­тически все пациенты в этот период совершали кражи со взломом, сопровождая их избыточно разрушительными действиями, поджогами. Иногда совершение краж чере­довалось с разбойными нападениями и фабежами. В это время лица из делинквентной группы пользовались случайными предметами для разрушения препятствий (куски же­лезной арматуры, кирпич, лом и т. п.). При снижении эффекта от самой кражи они испытывали разрядку от избыточных разрушительных действий и вандализма (от взлома дверей, разбития стекол, разламывания на куски и разбрасывания приборных панелей при кражах из автомобилей). Нередко после совершения кражи или угона автомобиля они разрушали помещения, крушили или специально разбивали автомобили. Иногда они избивали соучастников, унижали их, демонстрируя свою силу и превосходство. Кра­жи становились лишь привычным поводом для такой разрядки. В отдельных случаях отмечались диссоциативные феномены, относящиеся не к моменту хищения, а к мо­менту взлома двери или иных деструктивных действий, при этом пациенты не помнили своих действий с момента принятия решения до проникновения в помещение, или по­мнили фрагментарно, отмечая, что «видели себя как будто со стороны и действовали автоматически».

Вектор компульсивного влечения на этом этапе в делинквентной группе направлен уже не на совершение краж, поскольку разрядка происходила от деструктивных или гетероагрессивных действий. У небольшой части таких пациентов заместительная или конкурирующая с корыстной активность носила аутоагрессивный характер: они бились головой о стену, наносили самоповреждения. Они объясняли свои действия нарастани­ем напряжения, «маяты», «бессильной злости», отсутствием разрядки от краж. Совер­шение аутоагрессивных действий сосуществовало или чередовалось с иной девиантной активностью криминального характера.

У лице клептоманией в начале 3-го этапа наблюдалось соответствие критериям эго-дистонического варианта клептомании компульсивного типа. Прогрессирование зави­симости в этот период сопровождалось встраиванием в личностные структуры крими­нального паттерна, становившегося одним из способов личностного реагирования, ког­да наряду с клептоманическими совершались корыстные кражи или кражи из гнева или мести.

У всех лиц из делинквентной группы на этом этапе происходило формирование иных видов зависимого поведения, в основном — гетеро- и аутодеструктивных — синд­рома зависимости от ПАВ, вандализма, расстройств сексуального предпочтения (чаще — сексуальный садизм), аддиктивного промискуитета или гомосексуальных по­ступков. Смена корыстной зависимости на иные формы активности происходила чрез­вычайно быстро.

В группе клептомании по мере углубления основного психического расстройства криминальное поведение могло как прогрессировать, так и трансформироваться в но­вые формы зависимости, как правило, от ПАВ, в иные синдромы нарушения влечений

Зависимое воровство (клептомания и делинквентные кражи)

(чаще это расстройства сексуального предпочтения, нарушения сексуальной идентич­ности) или редуцироваться вследствие значительного утяжеления имеющихся психопа­тологических проблем.

На этом этапе становится очевидным, что динамика девиантного поведения в клеп-томанической и делинквентной группах имеет самостоятельный, автономный характер, не зависит от динамики основного расстройства и может даже находиться с ним в реци-прокных отношениях, например в случае редукции клептоманического поведения при прогрессировании процессуальных форм психической патологии.

На этапе компульсивного влечения у подэкспертных обеих групп отмечались одно­типные личностные изменения: появлялись или нарастали раздражительность, отгоро­женность и замена прежних интересов тем, что связано с аддиктивной активностью. При сокращении фазы последействия в межделиктном периоде углублялись дистими-ческие, биполярные аффективные колебания, а в делинквентной группе усугублялись дисфорические расстройства.

В конце этого периода нарушения влечения в обеих группах начинали соответство­вать определению истинного нарушения влечений (Гурьева и соавт., 1994). Истинное нарушение сопряжено с инстинктом, недостаточно контролируемо сознанием, оно ис­ходит из глубинного чувственного побуждения, направленного на определенную цель, сопровождается напряженной витализированной потребностью отреагирования и за­вершается действием с соматопсихическим гедонистическим эффектом. Наличие ком­пульсивного, неодолимого характера влечения, углубления эмоциональных расстройств, явления диссоциации в период деликта, недостаточность прогностических функций вслед­ствие того, что прогнозируемый эффект последействия от активности не оправдывался, что вело к эксцессивности и встраиванию иной активности в рисунок деликта, а также начинающаяся рационализация криминальной активности (снижение критических фун­кций), — все это свидетельствует о сниженной способности пациентов к произвольной регуляции своей деятельности на этом этапе.

Последний этап развития зависимого поведения или этап личностного оскудения (четвертое и пятое звено, по Короленко, Донских, 1990) характеризуется «избыточным» прибеганием к аддиктивной активности, которая полностью определяет поведение, стиль жизни человека, его отношения с окружающими и становится основным модусом реа­гирования личности на самые разнообразные стимулы. Влечение рационализируется и перестает быть субъективно тягостным, теряет напряженность и утрачивает эго-дисто-нический характер. Совершение краж может сосуществовать с другими видами аддик-тивного поведения. Обнажаются специфические негативные личностные изменения пациентов.

Кражи совершаются и по корыстным, и по иным мотивам. Воровство для многих становится основным источником дохода. Пациенты относятся к нему как к «любимой работе». Помимо этого, ими совершаются кражи ненужных вещей, однако фазность клептоманического эмоционального паттерна здесь нарушается. Напряжения перед кра­жей часто не возникает, пик положительных эмоций в ряде случаев приходится на мо­мент принятия решения совершить кражу или, напротив, сдвинут на выполнение по­явившихся ритуалов. Возникает символизм. Так, один пациент оставлял символический знак в виде проволочной звезды в ограбленной квартире, другой пациент непременно проезжал по определенному маршруту на угнанной машине, а каждая седьмая угнан­ная им машина должна была быть определенного (синего) цвета.

При этом ни один из «профессиональных» воров не «гастролировал»: кражи и угоны совершались в пределах нескольких определенных районов. Период борьбы мо-

Особенности формирования аддиктивного поведения лиц, совершающих кражи 543

тивов отсутствовал, напротив, воровство начинало оправдываться какой-либо необходи­мостью или благими целями, влечение становилось «спаянным» с личностью, эго-син-тоническим. Все свое время и энергию подэкспертные фактически тратили либо на процесс воровства или на реализацию иной аддиктивной активности, либо на размыш­ления по этому поводу.

В отличие от предыдущих этапов, здесь происходит тщательное планирование краж в корыстных целях, осуществляется слежка за владельцами вещей (автомобилей). «Про­фессиональные» кражи совершались с использованием технически сложных или изощ­ренных приспособлений: сканеров автомобильной сигнализации, универсальных отмы­чек для дверей. Один пациент, совершавший карманные кражи, занимался многочасо­выми специальными упражнениями с шариками для тренировки кистей рук, особым образом стриг и подпиливал ногти. Хищения производил всегда в одиночку.

Кражи «в отместку» или «для удовольствия» пациентами совершаются обычно спон­танно. Эпизодически происходят импульсивные кражи, когда отсутствуют воспоминания о содеянном или пациенты не могут объяснить цели кражи. Они говорят, что украли «про­сто так», «автоматически», «по привычке». Раскаяние, стыд после совершенной кражи или тягостные чувство того, что они не могут изменить свою жизнь, на этой стадии уже не наблюдается. Напротив, такие лица равнодушно или с бравадой называют себя «ворами».

Негативные личностные изменения обнаруживают безразличие, несвойственную ранее таким людям черствость, эмоциональную холодность к тому, что не связано с реализацией аддиктивной активности, фактическую нивелировку преморбидных уста­новок, интересов, увлечений, привязанностей. Суждения таких лиц отличаются субъек­тивизмом и выраженной монотематичностью. Наблюдаются заметные биполярные ко­лебания их настроения, причем в структуре депрессивных или дистимических расстройств всегда превалирует апатический компонент. Обращает на себя внимание мозаичность личности таких людей: отгороженность, нелюдимость, монотонность, чувство самодо­статочности, бездеятельность, высокомерие, недоверчивость сочетались в них с край­ним эгоцентризмом, инфантильностью, неустойчивой самооценкой, склонностью к не­медленной реализации необдуманных, сиюминутных решений, к импульсивным по­ступкам, к реакциям отказа, к самовзвинчиванию. У всех наблюдается феномен иллюзорного замедления течения времени, напоминающий тот, что был описан А. К. Ка-чаевым с соавт. (1980) при алкоголизме. События прошлого 5-, 10-летней давности под­экспертные датируют ошибочно, говоря, что это было «года два назад», высказываемые ими планы на будущее непродуманы и невыполнимы в тот срок, который они себе ставят. Они ощущают себя моложе своих лет. Когда речь заходит о воровстве, они ожив­ляются, становясь многословными и гротескно монотематичными. Отношение к объек­ту кражи в случае моноклептизма было сверхценным.

На заключительном этапе поведение таких лиц соответствует понятию развернутой аддикции, т. е. уходу от реальности с изоляцией и постепенным упрощением отношения к самому себе, с выработкой определенного аддиктивного ритма, фиксацией на заранее предсказуемой эмоции, вырабатывающейся стереотипным образом, и с достижением иллюзии контроля своих аддиктивных реализаций, когда поведение функционирует как самообеспечивающаяся система (по Короленко, 1990). На первый план здесь выступают искажения активности — фиксированность на процессе, а не на результате деятельнос­ти, игровой характер, стереотипизация, территориальность, ритуализация и символизм, напоминающие таковые при парафилиях.

Механизм развития аддикции — это межнозологический феномен. Зависимое по­ведение как при клептомании, так и при делинквентном воровстве, развиваясь на основе

544 Зависимое воровство (клептомания и делинквентные кражи)

различных психических расстройств, приобретает самостоятельную, автономную дина­мику, не всегда совпадающую с динамикой основного психического нарушения.

Дата добавления: 2015-07-15