i^-.* : .Н^^^ВИ ±>.

134 Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

О. Паченков. Несовершенная инструкция...

Самая большая опасность здесь все та же: додумать систему мировос­приятия информанта, его интерпретации людей и событий, исходя из собст­венных представлений. Такие действия социолога продиктованы стремле­нием «обывателя» в нем поскорее обрести почву под ногами, найти, нако­нец, хоть какую-нибудь интерпретацию происходящего. Как правило, чем меньше момент упорядочивания наблюдений и выводов отстоит от момен­та вхождения в поле, тем выше вероятность того, что сконструированная исследователем «картина мира» информантов будет напоминать то, что со­циолог знал о них до первого вхождения в поле. Можно сказать, что сте­пень профессионализма социолога/антрополога напрямую зависит от его способности пребывать в процессе изучения нового поля в «подвешенном» состоянии. Поначалу придется выдерживать состояние, когда мир инфор­мантов будет представляться несвязными осколками смыслов, носящими­ся хаотично во вселенной возможных сочетаний. Это, однако, повышает шансы позднее более точно определить взаимосвязь элементов, образу­ющих специфический мир именно этого объекта исследования, будь то социальная среда, группа, субкультура или что-то иное. Социолог должен стремится найти не «хоть какую-нибудь» интерпретацию своего поля, но только такую, которая будет максимально соответствовать представлени­ям самих информантов. Тогда удастся создать то, что Клиффорд Гирц назы­вал «плотным описанием» (Гирц, 1997).

Я не знаю, насколько хорошо мне удалось передать здесь собственные ощущения, но я переживал это не раз и не два. На мой взгляд, эта труд­ность — неотъемлемая часть методологии и метода. Поэтому единствен­ный способ справиться с ней — просто привыкнуть пребывать в этом состо­янии, не испытывая от этого дискомфорта и не стремясь прервать это со­стояние слишком рано.

7. Очередная опасность подстерегает социолога в поле именно тогда, ког­да ему кажется, что все сложности позади. Он уже сумел войти в поле, сумел установить контакты со своими информантами, отбросил свои до-эмпирические представления и регулярно ведет полевой дневник, доста­точно долго пребывал в «подвешенном состоянии» и наконец ощутил, что начал понимать мир своих информантов изнутри — таким, как он видится им самим... Вот тут его и ждет очередной подвох: опасность «потерять­ся» в изучаемом поле — стать «своим», перестать рефлектировать, то есть перестать быть социологом. Это происходит незаметно. Когда ты в поле, тебя начинает волновать только то, что волнует информантов, и перестает постепенно волновать то, что занимало тебя как исследователя. Ты перестаешь замечать, что происходит вокруг и с тобой самим — тебе уже все вокруг знакомо, понятно, даже близко. Эта опасность тем больше, чем меньше поле отличается от вашей собственной повседневности. Слож-

нее всего оставаться социологически «чувствительным», изучая «социаль­но близких» информантов, близкие социальные среды. Опасность усилива­ется и в ситуациях, когда ты изучаешь информантов, практики которых в принципе не противоречат твоему образу жизни, убеждениям и пр. То есть когда твои информанты делают то, что ты и сам вполне мог бы делать. Тог­да исследователь очень активно и искренне вовлекается в их деятельность, естественно и незаметно становясь частью изучаемого поля и теряя столь необходимую для исследования дистанцию.

Со мной и моими коллегами нечто похожее произошло, например, в проекте по изучению «блошиных» рынков. Там опасность «потеряться» усиливалась тем, что информанты, вопреки нашим ожиданиям, зачастую не сильно отличались от нас самих по образу жизни за пределами рынка. То есть это был как раз тот случай, когда поле не сильно контрастировало с нашей повседневностью и когда практики, характерные для поля, с лег­костью становились нашими собственными. «Обыватель» в нас брал верх над «исследователем», мы очень быстро и совершенно искренне превра­щались в «продавцов на блошином рынке». Нас волновало то, что волнует продавцов, а не то, что должно волновать исследователя; мы мыслили ка­тегориями продавцов и вели себя соответствующим образом, социологиче­ская рефлексия при этом атрофировалась. Что может помочь в такой ситу­ации? Можно предложить четыре способа минимизировать вред от «раст­ворения» в поле (их можно и нужно стремиться сочетать):

1) коллективные (групповые) проекты;

2) приглашение в качестве «инспекторов» гостей — лучше из числа коллег, но можно просто постороннего; главное, чтобы он не принадлежал к исследуемому полю;

3) обсуждение полевых материалов на семинарах с коллегами;

4) метод «челнока» — кратковременные выходы из поля.

Применение каждого из упомянутых способов приводит к тому, что ис­следователь начинает обращать внимание на то, к чему успел привыкнуть, что стало казаться уже само собой разумеющимися. Приведу пример из проекта по изучению «блошиных» рынков. После четырех месяцев полевой работы мы, наконец, провели несколько открытых семинаров с тем, что­бы представить проект коллегам и услышать их мнение по поводу перспек­тив работы. На одном из них обсуждались возможности, преимущества, сложности работы с полевыми дневниками. Я внезапно понял, насколько у меня к тому времени «замылился» глаз. Понять это мне помогли коллеги на очень простом примере. Для анализа были взяты две первые фразы из моего полевого дневника: «Соседи: слева — никого близко — пустое ме­сто. Чуть подальше —- мужик со всяким электрическим барахлом — не общались». Эта строчка не казалась хоть сколько-нибудь примечательной, но мои коллеги показали мне, что буквально к каждому слову можно задать

Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

О. Паченков. Несовершенная инструкция...

исследовательский вопрос, и ответы позволили бы достаточно много ска­зать об объекте и предмете исследования:

- «соседи»: что значит категория «соседи» на рынке? Что эта категория означает в данном контексте? Кто соседи? Часто ли они одни и те же? Как выбирают соседей на рынке? «Забронированы» ли места заранее?

- «слева»: а справа? А сзади и спереди? Почему нет описания сосе­дей из других рядов? Напротив, например? Какова вообще структура про­странства рынка?

- «близко»: что значит близко? Ведь «близко» на этом рынке и «близ­ко» в общественном транспорте означает совсем разное! А что значит да­леко? Какие социальные действия стоят за этими категориями на «блоши­ном» рынке?

- «пустое место»: что это означает? Что никто не пришел? Или что ник­
то не придет? Или что это место всегда пустое, потому что не является тор­
говым местом?

И так далее. Эти вопросы — о пространственной организации рынка; из них следуют вопросы о том, как организованы взаимодействия, потому что пространство структурирует социальные взаимодействия и наоборот. Начав расшифровывать эти «очевидные» слова, мы сможем сказать много важного о таком социальном феномене как «блошиный рынок».

Свой следующий — после семинара — поход в поле я чувствовал себя заново родившимся человеком, точнее исследователем: все, к чему мой глаз успел привыкнуть, теперь казалось мне достойным внимания. Мои полевые наблюдения, записанные в этот день, по объему и степени детализации на­блюдений напоминали заметки, сделанные в самом начале работы в поле.

8. Теперь я бы хотел обратиться к завершающему этапу исследования. Когда к концу подходит не только ваша полевая работа, но и аналитическая часть исследования, когда подготовлен к печати текст, подводящий итоги вашей работы. Вам остается сделать одно важное дело (помимо собственно публикации, конечно): профессиональная этика требует показать ва­шим информантам результаты ваших с ними совместных усилий. Они вправе знать, что вы собираетесь рассказать о них публично.

Это этическое правило основывается опять-таки на специфических чер­тах метода участвующего наблюдения. Для этого метода характерны лич­ностные отношения информанта и исследователя, отношения, подразуме­вающие не эксплуатацию, а реципрокность: искренность в обмен на искрен­ность, знание о чужой повседневности в обмен на сведения о своей и т. п.

В еще большей степени требование показывать результаты исследова­ний своим информантам — результат внутреннего прогресса в антрополо­гии, которая пришла, наконец, к тому, что пора установить отношения ра-

венства между исследователем и исследуемым. Априори эта ситуация не равноправная, ибо на стороне исследователя находится исключительное право презентации своих информантов в публичности: он может «очер­нить» их, а может «обелить». В этой паре именно социолог — обладатель «легитимного права на номинацию социальной реальности». Правило де­монстрировать рукопись научного труда информантам стремится компен­сировать это неравенство. Информант получает возможность влиять на судьбу исследования и самого исследователя как ученого: на его карьеру, профессиональное самолюбие и т. п. Это попытка в определенной степени переворачивает традиционные субъект-объектные отношения исследова­теля и информанта, меняя их местами'. В реальной жизни, конечно, конт­роль информанта над исследователем иллюзорен, потому что информант в действительности не имеет никаких ресурсов для осуществления этого контроля. Все ресурсы в руках социолога и, в конечном счете, он решает, до какой степени отдаваться на суд собственных информантов: он может показать им рукопись, а может — не показать, или показать один вариант (написанный специально для них), а напечатать другой. И так далее.

Итак, рецензия информанта на научный труд антрополога — это ору­жие, которое сильнейший хочет благородно вложить в руки слабого, хотя это оружие практически не может нанести ему никакого вреда. Вероят­но, те, кто предложил включить это правило в профессиональный этичес­кий кодекс антрополога, руководствовались мнением, что отношения ис­следователь — информант имеют не характер военных действий, но харак­тер дружбы, как минимум приятельских отношений. Поэтому, решая для себя эту задачу, просто спросите себя: стали бы вы показывать своему дру­гу статью о нем, которую собираетесь опубликовать? И поступите в соот­ветствии с собственным ответом на этот вопрос. Вы можете опубликовать свою работу вне зависимости от того, какова будет рецензия информантов. Но они вправе знать, что вы о них думаете, потому что в процессе всего ис­следования вы считали себя вправе знать, что думают они. Вы убедили их в том, что они могут доверять вам свои мысли, соображения, представле­ния, страхи и радости, свою повседневную жизнь. Отплатите им тем же.

Вообще говоря, почему возникает этот вопрос: показывать информан­там итоговый текст или нет? Проблема здесь в том, что в наших итоговых текстах мы иногда пишем о наших информантах такое, что им, как нам ка­жется, было бы неприятно о себе прочитать. Предполагаемое неудоволь­ствие наших информантов заставляет нас скрывать от них наши выводы. Однако, во-первых, далеко не всегда информанты останутся недовольны тем, что вы про них написали. Во-вторых, некоторым из них ровным счетом

¹ Описание дискуссии по этому поводу см.: Рубел, Чегринец, 1998; первоисточ­ники: Writing Culture, 1986; After writing culture, 1997.

138 ____________ Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

О. Паченков. Несовершенная инструкция... ___________ 139

все равно, что вы там про них написали. Отчасти эта проблема снимается за счет того, что итоговые социологические тексты подчас написаны на­столько профессиональным языком, что посторонний читатель — не член научного сообщества — может решить, что автор писал «не по-русски». Это в особенности касается сообществ и субкультур, для членов которых характерен, допустим, низкий уровень образования. В общем, здесь — как и всегда — не так страшен черт, как его малюют. Поэтому, правило первое и единственное — оставаться честным перед самим собой. Здесь, впрочем, тоже нет универсальных правил, тем более технических.

Заключение

Мне бы не хотелось, чтобы это эссе рассматривали как поучение «моим молодым и неопытным коллегам». Если кто-то воспринял это именно так, то приношу свои извинения за неумение адекватно выразить свои мысли. Я хотел поделиться своими переживаниями и размышлениями потому, что ими, как я уже сказал, хочется поделиться, и потому, что они могут быть, как мне кажется, кому-то полезными. Я проанализировал несколько мо­ментов, осложняющих работу исследователя, использующего метод участ­вующего наблюдения. Это не значит, что социолог, работающий этим ме­тодом, не встретит других трудностей. Я ограничился обращением к тем проблемам, которые носят универсальный характер, но я писал лишь о том, что волнует лично меня. Я обозначал вопросы, к которым обращался, как «опасности», «сложности», «проблемы», «трудности» и т. п. Но я вовсе не собирался «запугать» читателя. Разумеется, работа исследователя в поле содержит огромное количество позитивных моментов. Она дает ни с чем не сравнимое ощущение свободы, независимости и... власти — власти знать то, чего не знает большинство. Вероятно, это ощущение можно сравнить с тем, что испытывает врач: внутреннее ликование от того, что ты единст­венный (ну, или почти единственный) знаешь о людях то, чего они сами о себе не знают, и на чем, между тем, зиждется вся их жизнь.

Удовольствие от работы качественными методами и методом участву­ющего наблюдения в частности трудно передать словами тем, кто сам его никогда не испытывал. В этом смысле оно сродни ощущению родитель-ства. Те, кто не познал счастья быть родителями, часто видят в этом лишь тяжелую обязанность, сплошь и рядом ограничивающую права личности (родителей). Тогда данное эссе можно было бы сравнить с книгой по ухо­ду за младенцами, где название глав соответствуют возникающим пробле­мам, и от чтения оглавления уже начинает портиться настроение (поэтому я и не стал давать главам названия!). Мое эссе — не агитация за счастье. Это текст для посвященных, для тех, кому не надо объяснять удовлетворе­ние от профессии антрополога/социолога.

Для тех, кто под впечатлением вышеописанных сложностей сомневает­ся в том, что быть антропологом/ социологом это большое удовольствие, у меня припасен один сильный аргумент. Этот аргумент весьма практиче­ского свойства. Я многократно говорил о том, что социолог-феноменолог или этнометодолог вынужден работать в ситуациях постоянного ощуще­ния раздвоения личности, ощущая себя одновременно и исследователем, и объектом исследования. Этот факт дает одно огромное преимущество в случае, если социолог его осознает. Оказавшись в сложной жизненной ситуации, ученый, обладающий способностью к «рефлексивному раздво­ению личности», может посмотреть на возникшую проблему со стороны. Он получает возможность интерпретировать происходящее в социологиче­ских категориях. Тем самым из участника банальной бытовой сцены он превращается в стороннего наблюдателя и — одновременно — объект на­блюдения. Могу сказать по опыту — это моментально снимает персональ­ную, в том числе эмоциональную, вовлеченность в происходящее. И тогда многое становится понятно; что-то выглядит смешным, а что-то вовсе не само собой разумеющимся, но требующим размышлений, а не эмоций¹.

Другой важной идеей этого текста является мысль об индивидуальной ответственности социолога, в первую очередь перед собой. Я неод­нократно подчеркивал, что в нашей профессии ни для одной проблемы нет универсального решения. Есть только возможные базовые подходы к реше­нию. Социолог всегда выбирает из них, модифицируя избранный вариант под контекст конкретного исследования и ситуации. Поэтому исследова­тель, поступая так или иначе, всегда вынужден брать на себя ответствен­ность за свои действия². Я выше говорил о том, что занятие социологией дает ощущения свободы. Мой тезис об ответственности социолога — про­должение этой идеи. Ответственность — обратная сторона свободы: свобо­ды знать, свободы выбирать, свободы действовать. Я сам еще только учусь пользоваться свободой и ответственностью, которые дает мне моя профес-

¹ К примеру, вы понимаете, что причина вашего конфликта с соседом не в том,
что он плохой, а вы — хороший, и не в том, что он дурак, а вы — умный. Все дело
в том, что он интерпретирует ситуацию, исходя из своих представлений о том, что
«нормально» и «само собой разумеещееся», а вы — из своих, и эти представления
могут друг другу противоречить в силу различий в социализации и принадлежно­
сти вас и соседа к разным социальным мильё. Как профессионал вы понимаете,
что и его и ваша точка зрения «укоренены» в конкретном социальном, культур­
ном и историческом контексте. Но главное, что бедняга сосед понятия об этом не
имеет и всерьез считает, что он прав, а вы — нет. Остается только его пожалеть.
Социологическое видение поможет гораздо спокойнее отнестись к конфликтной
ситуации, и позволит получить интеллектуальное удовольствие от самой неприят­
ной жизненной ситуации.

² Понятие «действия» — в отличие от «поведения» — само по себе предполага­
ет ответственность индивида (Здравомыслова, 1993:59).

Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

О. Паченков. Несовершенная инструкция.

сия. Надеюсь, мои размышления по поводу того, как это лучше делать, ока­жутся полезными и моим коллегам.

Литература

Абельс X. (1999) Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интерпретативную социологию / Перевод с нем. языка и общая ред.: Н. А. Головин, В. В. Козловский. СПб.: «Алетейя».

Бергер П., Лукман Т. (1995) Социальное конструирование реально­сти. М.: Медиум.

Вебер М. (1990) Основные социологические понятия. Избранные про­изведения. М.: Прогресс.

Гирц К. (1997) «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной концепции культуры // Антология культуры. Т. 1. Интерпретация куль­туры. СПб.: Университетская книга. С. 171-202.

Гофман И. (2000) Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле.

Готлиб А. (2002) Введение в социологическое исследование: качес­твенный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики: Учебное пособие. Самара: «Самарский Университет».

Ионин Л. (1996) Социология культуры. М.: Логос.

Ковалев Е., Штейнберг И. (1999) Качественные методы в полевых со­циологических исследованиях. М.: Логос.

Здравомыслова (1993) Парадигмы западной социологии обществен­ных движений. СПб.: «Наука».

Мид М. (1998) Культура и мир детства. М.

Рубел П., Чегринец М. (1998) Исследовательские стратегии в совре­менной американской культурной антропологии: от «описания» к «пись­му» // Журнал социологии и социальной антропологии. № 2. С. 85-101.

Семенова В. (1998). Качественные методы: введение в гуманистиче­скую социологию. М.: Добросвет.

Силвермен Д., Филипсон М., Филмер П., Уолш Д. (1978) Новые на­правления в социальной теории. М.: Прогресс.

After Writing Culture (1997): Epistemology and Praxis in Contemporary Anthropology (Asa Monographs, No 34) // Ed. by Allison James, Jenny Hockey, Andrew Dawson, Jennifer Lorna Hockey. Routledge.

Blumer H. (1954) What is wrong with social theory? //American Sociological Review. Vol. 19. P. 3-10.

Brednikova O., Pachenkov O. (2002) Migrants-«Caucasians» in St. Petersburg: life in tension / / Anthropology & archeology of Eurasia [Armonk] Vol. 41. No. 2. Fall 2002. P. 43-89.

Emerson R., Eretz R., Shaw L. (1995) Writing ethnographic fieldnotes. The University of Chicago Press. Chicago, London.

Garfinkel E. (1967) Studies in Ethnometodology. Englwood Cliffs, N.J.: Prentice Hall.

Go\fman ^E- 09⁷⁴) ^Frame analysis: An essay on the organization of experience. Harvard University Press. Cambridge, Mass.

Silverman D. (1986) Qualitative Methodology and Sociology. Aldershot:

Gower.

Writing Culture. (1986) The Poetics and Politics of Ethnography / Ed. by James Clifford and George E. Marcus. University of California Press.

_Г-|Ч j щ Г ГЧ'

ШШШ

'* ".. "I,

Авторы

СОДЕРЖАНИЕ

Богданова Елена, кандидат социологических наук, научный со­трудник Центра независимых социологических исследований (ЦНСИ), Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Бредникова Ольга, научный сотрудник ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Воронков Виктор, директор ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Вышемирская Инна, сотрудник общественной организации «ЮЛА», Калининград; в 1998-2002 гг. — научный сотрудник ЦНСИ, Санкт-Пе­тербург; e-mail: [e-mail]

Костерина Ирина, ведущий специалист НИЦ «Регион», Ульяновск, e-mail: [e-mail]

Кудрявцева Мария, научный сотрудник ЦНСИ, Санкт-Петербург, аспирантка этнологического факультета Университета имени Гумболь­дта (Берлин) e-mail: [e-mail]

Кулясова Антонина, кандидат экономических наук, научный сотруд­ник ЦНСИ, Санкт-Петербург, e-mail: [e-mail]

Олимпиева Ирина, кандидат экономических наук, научный сотруд­ник ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Паченков Олег, кандидат социологических наук, зам. директора ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Ткач Ольга, кандидат социологических наук, научный сотрудник ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Чикадзе Елена, научный сотрудник ЦНСИ, Санкт-Петербург; e-mail: [e-mail]

Виктор Воронков

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПОЛЕВОМ ИССЛЕДОВАНИИ.

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ................................................................................................ 5

Бредникова Ольга

«ЧИСТОТА ОПАСНОСТИ»: FIELD-ФОБИИ В ПРАКТИКЕ

КАЧЕСТВЕННОГО СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ.............. 17

Елена Чикадзе

ПОЛЕ, КОТОРОЕ ВСЕГДА С ТОБОЙ (ЗАМЕТКИ ДИЛЕТАНТА).............. 36

Мария Кудрявцева

«ВЫ КОГДА-НИБУДЬ ПОПРОШАЙНИЧАЛИ? —

ДА, ОДНАЖДЫ...»..................................................................................................... 46

Ирина Олимпиева

СТАТЬ БЕЗДОМНЫМ В АМЕРИКЕ................................................................... 65

Ирина Костерина

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЛИ ПОСТОРОННИМ В...:

ПУТЕМ КАСТАНЕДЫ............................................................................................. 78

Инна Вышемирская

КОГДА ПОЛЕ ТРУДНОДОСТУПНО: ЛЮДИ,

ЖИВУЩИЕ С ВИЧ/СПИДОМ................................................................................ 90

Елена Богданова, Ольга Ткач

НАЗАД В «ПОЛЕ»: ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ

ДЕРЕВЕНСКОГО СООБЩЕСТВА..................................................................... 102

Антонина Кулясова

ИСКУШЕНИЕ ПОЛЕМ......................................................................................... 114

Олег Паченков

НЕСОВЕРШЕННАЯ ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ УЧАСТВУЮЩЕГО

НАБЛЮДАТЕЛЯ.................................................................................................... 118

АВТОРЫ.................................................................................................................... 142

Дата добавления: 2015-07-18