Сэр Эсмонд Ингрем, «Таймс», Лондон 6 страница

Йеркс допил третий бокал арманьяка.

– Мы не собираемся сдаваться, Элмо. – Он неожиданно наклонил голову. – Кто это может быть в такой час?

Из бильярдной донеслись тихие телефонные звонки, потом послышался приглушенный голос дворецкого.

– Наверное, моя жена, – с коротким смешком сказал Дункан. – Ну что же, господа, пожалуй, я…

В сводчатом дверном проеме возникла фигура дворецкого.

– Это вас, мистер Дункан.

– Видите? Я же вам говорил! – воскликнул Элмо.

– С вами хочет поговорить шеф полиции Паттерсон, мистер Дункан, – добавил дворецкий.

– Это хуже, – застонал прокурор. – Значит, что-то стряслось.

– Можно не ходить в бильярдную, Элмо, и поговорить отсюда. Если конечно, разговор не секретный. Здесь установлен «спикерфон» – это микрофон и громкоговоритель, чтобы можно было разговаривать прямо из гостиной. – Йеркс показал на два маленьких зеленых ящичка с дырочками над микрофоном и усилителем, стоявшие на столе между креслами.

– Да какие там секреты. Включайте, Лютер.

Йеркс наклонился и нажал кнопку на микрофоне.

Дункан кивком поблагодарил и сказал в микрофон:

– Привет, Тим. Это Элмо. Что стряслось?

– Очень не хотел вас беспокоить, Элмо, – раздался скрипучий голос шефа полиции. – Ничего необычного. Простое изнасилование на Догени в западном Голливуде. У жертвы пролом черепа, ее без сознания отвезли в больницу «Гора Синай». Самое обычное дело, если не считать того, что в нем замешана важная птица. Когда мне доложили, я подумал, что, может, вам будет интересно.

– Какая важная птица, Тим?

– Парню двадцать один год, и он во всем признался. Это сын… Фрэнка Гриффита.

– Владельца рекламного агентства? – уточнил Дункан.

– Его самого.

Лютер Йеркс вскочил на ноги и замахал рукой.

– Элмо, спросите, не ошибся ли он? «Рекламная компания Гриффита» часто выполняет мои заказы. Может, это другой…

Дункан повернулся к микрофону.

– Это был мистер Йеркс, Тим. Вы слышали, что он спросил?

– Слышал, – затрещало в микрофоне. – Да, это сын Фрэнка Гриффита.

– Не могу поверить своим ушам, – заявил Йеркс. – Знаете, кто такой Фрэнк Гриффит? Он в одной команде с Бентоном и Боулзом, Янгом и Рубикамом, Дойлем Дейном Бернбахом. Едва ли не лучшая в мире репутация… Был олимпийским чемпионом… в десятиборье… много лет назад. Сегодня он один из самых уважаемых людей в городе. Как мог его сын… Невозможно, чтобы это был его сын!

Дункан нагнулся к микрофону.

– Слышали, Тим? Вы уверены, что это сын Гриффита?

– Мои ребята задержали парня, когда он возвращался домой. Фрэнк Гриффит был дома, и он вызывал своего адвоката, Ральфа Полка. И, как я уже сказал, парень признался в изнасиловании.

Дункан посмотрел на Йеркса, потом – на громкоговоритель.

– Признался? Отлично… Что еще известно?

– Жертве, мисс Мур, восемнадцать лет. Она живет вместе с одной девушкой. Та вернулась домой и нашла мисс Мур на полу. Она пришла в сознание буквально на несколько секунд и успела сказать, что ее изнасиловали. Подруга позвонила в полицию. Джерри, так зовут парня, оставил около жертвы брелок с ключами, на котором выгравировано его имя. Он утверждает, что был один. Мы нашли у него нож, так что это, наверное, правда. Врачи подтвердили, что мисс Мур была изнасилована. После ареста в машине Джерри Гриффита нашли окурок со следами губной помады, который лаборатория проверит утром, и… дайте-ка взглянуть… да, четыре книги в багажнике. Три учебника, а четвертая лежала под запасным колесом. Хотите – верьте, хотите – нет, но это та самая неприличная книга, из-за которой мы утром арестовали владельца книжного магазина в Оуквуде. Как же она называется, черт побери? Да, «Семь минут». Она была там…

– Тим, вы хотите сказать, что нашли эту книгу в машине парня?

– Угу. Он спрятал ее под запасное колесо. Я подумал…

Йеркс подскочил к окружному прокурору и схватил его за плечо.

– Элмо, попрощайтесь с ним. Скажите, что позвоните позже, – шепотом потребовал он. – Я хочу отключить эту чертову машину.

Дункан покорно сказал:

– Все ясно, Тим. Спасибо, что позвонили. Я перезвоню позже. Большое спасибо.

Он сбросил руку Йеркса и нажал кнопку «выкл.». Йеркс был похож на больного пляской святого Витта. Он схватил Блэйра и Андервуда под руки и взволнованно уставился на Дункана.

– Элмо, Элмо, неужели вы не понимаете?

– Кажется, понимаю. Книга… парень… но я не уверен, что мы сумеем…

– А я уверен! Совершенно уверен! – закричал Йеркс. – Сын Гриффита не насиловал девчонку и не наносил ей серьезных телесных повреждений. Он не виноват. Знаете, кто виноват? Эти мерзкие и отвратительные «Семь минут». Они – ваш настоящий преступник. Они заставили хорошего юношу из приличной семьи изнасиловать девушку. Вот вам несомненное доказательство того, что порнография сводит юнцов с ума, гонит на улицы, превращает их в зверей и толкает на самые ужасные преступления. Во всем виновата эта ужасная книга, Элмо. Она истинный насильник!

Андервуд и Блэйр кивали как загипнотизированные. Неожиданно Дункан поймал себя на том, что тоже с жаром кивает головой.

– Господи, Лютер! Вы правы, совершенно правы! – пробормотал окружной прокурор. – По-моему, можно…

Йеркс снял очки, явив миру маленькие глазки, горящие фанатичным огнем.

– Элмо, – ровным голосом сказал он. – Ваш сегодняшний утренний арест – уже не дело о простой краже драгоценностей. Знаете, что это? То самое непоправимое убийство, которое поднимет на ноги миллионы людей не только в нашем штате, но и по всей стране. Элмо, забудьте о сне и осторожности. Поезжайте как можно быстрее к Фрэнку Гриффиту и возьмите дело в свои руки. Наконец-то нам повезло. Это верняк, причем самый лучший, какой можно найти. Не упустите его. Переломайте воспитателям насильников все косточки по очереди и оградите общество от тошнотворных книг, которые ведут к насилию. Если вы сделаете это, то станете сенатором Элмо Дунканом!

Майку снилось, что он на борту своей белоснежной яхты в Канне и купается в лучах ослепительного средиземноморского солнца. Неожиданный взрыв разрушил грезы, рассеял их и швырнул его обратно на двуспальную кровать в Лос-Анджелесе.

Майк лежал с закрытыми глазами и все еще слышал отзвуки взрыва, которые постепенно становились все тише и тише.

Когда голова немного прояснилась, звук стал более отчетливым, и Майк понял, что это звонит телефон.

Майк Барретт открыл глаза, повернул голову и увидел, что уже семь часов утра. Он приподнялся на локте и снял трубку, лишь бы этот проклятый телефон поскорее замолчал. Майк поднес трубку к уху и подумал: ну, если кто номером ошибся, так бы и убил!

Нет, номер набрали правильный.

– Мистер Майк Барретт? – поинтересовался далекий женский голос, явно принадлежавший секретарше.

– Да, – ответил он с хрипотцой, которая обычно исчезала только после завтрака.

– Мистер Филипп Сэнфорд из Нью-Йорка. Одну секунду пожалуйста.

Прижимая трубку к уху, Майк Барретт отбросил одеяло сел на кровати и свесил ноги на пол.

– Майк, извини, что разбудил, – послышался взволнованный голос Сэнфорда. – Я больше не мог терпеть.

– Ничего, Фил. Что-нибудь?..

– Ты не слышал, что у нас случилось ночью? Не видел утренние газеты?

– Нет еще.

– Тогда я тебе сейчас прочту один из заголовков. Он не на самом видном месте. – Сэнфорд сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуху, и начал читать вслух: – «Сын известного рекламщика признается в совершенном им изнасиловании. Он утверждает, что во всем виновата порнографическая книга». Слышал? Он грешит на нашу книгу.

Теперь Барретт окончательно проснулся:

– В чем дело?

– Все газеты подробно описывают происшествие. Я не отхожу от телевизора. Ни один известный обозреватель не пренебрег этой новостью. Можно подумать, будто изнасилование совершено впервые в истории человечества.

– Фил, будь добр, расскажи мне толком…

– Извини. Вчера мне казалось, что я расстроен, но после этого… Какой-то парень подцепил восемнадцатилетнюю девчонку, подвез ее домой, вошел в квартиру, пригрозил ножом и изнасиловал. Очевидно, она пыталась сопротивляться, потому что он ее чем-то ударил. Девчонка упала. Она сейчас в больнице без сознания. Когда он одевался, из его кармана выпали ключи, и полиция нашла его по брелоку. Знаешь, что было спрятано в машине парня? Конечно, ты уже догадался. Наши «Семь минут». После ареста мальчишка признался в изнасиловании и свалил все на книгу. В одной из статей… где она?.. в общем, там говорится: «Я прочитал ее, она захватила меня и возбудила. Потом словно что-то щелкнуло у меня в голове, и я, кажется, сошел с ума». А позже он добавил: «Да, меня толкнула на это книга».

– Уверен, что последние слова принадлежат не ему, – заметил Барретт, – «Толкнула» – не из словаря современной молодежи. Это придумал или полицейский, или пресс-агент. Мне кажется, парня научили, что говорить.

– Однако он сделал это. Факт. И в машине лежала книга.

– Я не сомневаюсь в этом. Я имею в виду кое-что другое. Просто факты можно подать по-разному. Ничего. Во всяком случае…

– Майк, по-моему, мы попали в переплет. Сейчас я по-настоящему встревожен. Я отнюдь не против рекламы книги. Черт побери, я обеими руками за, но боже меня избави от такой рекламы. После нее все будут против нас. Уэсли Р. все утро звонил мне. Это один из тех редких случаев, когда мой… мой… мой отец вспомнил, что я существую. Я не подходил к телефону. Заставил своих людей ответить, что меня нет.

– Что за парень, который изнасиловал девчонку?

– Приличная семья, прекрасное воспитание. Прочитать?

– Давай. Только покороче.

Следующие пять минут Сэнфорд дрожащим голосом читал Барретту статьи из газет. Закончив, он сказал:

– Ну вот, теперь ты все знаешь. Не понимаю, почему история получила такую огласку. Может, потому, что парень – сын Фрэнка Гриффита, все-таки большая шишка.

– Нет, – возразил Барретт. – Простое совпадение. Изнасилование последовало сразу за арестом твоего Фремонта, который продавал якобы непристойную книгу. Оба эти события по отдельности не сенсация, но, соединенные вместе, они становятся настоящей бомбой. Похоже, они опровергают хорошо известные слова Джеймса Дж. Уолкера.

– Что ты имеешь в виду?

– Джимми Уолкер вроде бы сказал: «Я никогда не встречал девушку, которая забеременела бы от книги». По-моему, это означает: «Я никогда не встречал девушку, которой книга причинила какой-то вред».

– Да, я слышал это.

– Теперь, судя по всему, мы имеем дело с ситуацией, которая опровергает эту мысль. Пресса объединила два этих события. Очень хитрый ход. Причина: книга заставила парня изнасиловать девушку; следствие: книга погубила девушку. Вот что беспрецедентно!

– Меня только волнует, как все это отразится на нас! – возбужденно закричал Филипп Сэнфорд. – Что теперь будет с Беном Фремонтом, арест которого ты собирался замять? Ты виделся с окружным прокурором?

– Да, но лучше задавай вопросы по порядку, – спокойно ответил Барретт, обдумывая положение. – Сначала надо выяснить, как это событие повлияет на арест Бена Фремонта и на твою книгу. Очевидно, пресса пытается свести два этих дела в одно. Очевидно, что вкупе они составят сенсацию. Верно, это сенсация, но в строго юридическом смысле преступления не имеют между собой ничего общего. Забудь прессу, и давай рассуждать строго в рамках закона. Бен Фремонт был арестован за распространение непристойной книги. Это одно. Джерри Гриффит арестован за изнасилование девушки и нанесение ей телесных повреждений… Это другое. По закону читательские вкусы Джерри не имеют никакого отношения к обвинениям против Бена Фремонта. То, что Гриффит читал «Семь минут», не может быть веским основанием для признания книги непристойной. Что касается закона, Фремонт обвиняется только в нарушении статьи триста одиннадцать Уголовного кодекса.

– Однако теперь против нас не только закон, но и общественное мнение, – возразил Филипп Сэнфорд. – Как насчет общественного мнения?

Барретт знал, что это трудный вопрос, предвидел и ждал его. Но сейчас было слишком рано давать ответ. Возможно, он сумеет ответить позже, может быть, даже сегодня, но только не сейчас.

– Не будем переправляться через реку раньше, чем подойдем к мосту, – сказал он. – Сейчас давай ограничимся законом. Теперь твой второй вопрос. Встречался ли я с прокурором Элмо Дунканом и разговаривал ли с ним о деле Фремонта? Да, Фил. Он держался по-приятельски и выразил готовность помочь. Дункан согласился, что вся эта возня с цензурой и арест – ерунда, и ясно дал понять, что заинтересован в долгом и дорогостоящем процессе не больше нашего. Он хотел узнать наши условия, и я рассказал ему, что мы предлагаем. Дункан счел нашу просьбу приемлемой. Бен Фремонт должен признать себя виновным, потом прокурор сделает так, чтобы Бена оштрафовали и дали условный срок. Твою книгу запретят продавать в Оуквуде, который не имеет статуса города в округе Лос-Анджелес, но в других частях округа ты сможешь ее продавать.

– Так вы договорились?

– Не совсем. Поэтому я и не стал звонить тебе вчера. Я хотел покончить со всем сразу. Все было оговорено. Когда я уходил, окружной прокурор попросил дать ему время, чтобы как следует обсудить мое предложение со своими сотрудниками, так сказать, из вежливости. Он попросил меня позвонить сегодня, и наше соглашение станет официальным. Таково положение дел.

– Таким оно было… вчера. Сегодня – совсем другой день.

– Фил, я еще раз повторяю, что с точки зрения закона ничего со вчерашнего дня не изменилось. Дункан, конечно, не глупее меня. Он знает, что обвинение в изнасиловании не имеет ничего общего с нарушением Фремонтом триста одиннадцатой статьи. Прокурор позаботится, чтобы Фремонт получил по заслугам. И я не сомневаюсь, что он выполнит наше вчерашнее соглашение. Я уверен в этом.

В трубке послышался шорох – облегченный вздох Сэнфорда.

– Спасибо, Майк. Сейчас мне намного легче… Но остается еще одно. Моя секретарша сунула мне под нос бумажку. В наш отдел сбыта названивают книготорговцы со всей страны и хотят узнать, что мы намерены делать. Мне очень хочется ответить им, чтобы они не беспокоились, что мы без труда освободим Фремонта и что они могут продавать «Семь минут». Чем скорее мы сможем сказать это, тем будет лучше. Ты сумеешь закрыть это дело сегодня?

– Постараюсь, – ответил Барретт. – Я должен позвонить окружному прокурору. Но сейчас мне кажется, что лучше лично заехать к нему на несколько минут. Я тоже заинтересован в том, чтобы побыстрее освободиться от твоего дела. Я тебе вчера сказал, что ушел от Тэйера и Тёрнера и что передо мной открываются прекрасные перспективы. Я говорю о должности вице-президента «Осборн энтерпрайсиз».

– Здорово, Майкл! Поздравляю!

– Спасибо. Сегодня я должен дать окончательный ответ, но в условия сделки входит немедленное вступление в должность, поэтому я, как и ты, хочу как можно быстрее избавиться от этого цензурного дела. И я надеюсь закрыть его сегодня. Позвоню тебе позже, как только все улажу.

С тех пор как Мэгги Рассел приехала жить к Гриффитам в Калифорнию, ей казалось, что Земля перестала вращаться и жизнь остановилась. Дни сменялись так незримо и быстро, были так похожи один на другой, что месяцы пролетали совсем незаметно. Хотя, по ее мнению, это была ненастоящая жизнь, а просто форма тихого существования, но на нынешнем этапе она устраивала Мэгги. В юности она потеряла отца и лишилась корней в Миннесоте, потом осталась без матери и лишилась корней в Огайо. Мэгги переехала к родственникам в Алабаму и попыталась устроиться на службу, чтобы зарабатывать себе на жизнь и продолжать учебу. После этих суматошных лет ей нравилось вести рутинную и размеренную жизнь, в которой дни скользили однообразной чередой, в которой можно было без тревог и забот спать по ночам и просыпаться наутро.

Это спокойствие только усугубляет потрясение, думала Мэгги, тихо сидя у окна в гостиной дома Гриффитов и наблюдая за напряженной суетой, которая царила здесь последние сутки.

Неожиданное и внезапное нарушение мерного хода этой жизни изрядно потрясло и Мэгги. Нельзя сказать, что очень уж легко привыкнуть к новым людям, пусть даже родственникам, особенно таким знаменитым и требовательным, как дядя Фрэнк (хотя тетя Этель и кузен Джерри были образцами доброты и мягкости, и их Мэгги искренне любила). Такая жизнь казалась ей уютным коконом, где один яркий день неминуемо сменяется другим, столь же ярким. Но прошлым вечером этот мир перевернулся с ног на голову и теперь вращался с бешеной скоростью, не подчиняясь никаким законам.

Вчера в этот час в гостиной царили тишина и покой, а сегодня она напоминала маленький сумасшедший дом, полный тревог и опасностей.

Или он всегда потенциально был таким, подумала Мэгги, а она просто не желала ничего видеть и слышать, поскольку жаждала недостижимого совершенства?

Кроме нее в гостиной было пять человек, которые непрерывно разговаривали. У лестницы, рядом с домашним лифтом, смонтированным для тети Этель несколько лет назад, когда она совсем перестала ходить, стояло пустое кресло-каталка. Мэгги была рада, что оно пустовало, что доктор напичкал тетю успокоительным и уложил в постель. Хватит тете вчерашней ночи в обществе полицейских и окружного прокурора! Мэгги сама была очень расстроена, увидев Джерри в окружении этих людей, такого жалкого и напуганного обвинением, предъявленным ему спустя четверть часа после возвращения домой…

Мэгги Рассел внимательно оглядела тех, кто был в гостиной.

Двоих она не знала, хотя их имена часто мелькали в газетах, да и дядя их упоминал. Ее представили обоим, но она впервые видела этих людей в доме Фрэнка Гриффита. Знакомым было только имя Лютера Йеркса. Он произвел на нее большое впечатление своей диковинной наружностью, одеждой и прошлым. Мэгги Рассел сразу заметила, что дядя Фрэнк, обычно такой властный и не терпящий возражений, сейчас выказывал всяческое почтение этому супермагнату. Ей захотелось узнать почему. Может быть, потому, что Йеркс был одним из самых крупных клиентов Фрэнка Гриффита? Или потому, что такой богатый и влиятельный человек решил помочь деловому партнеру в трудную минуту?

Лютер Йеркс не произвел на Мэгги впечатления филантропа, но каких-то десять минут назад она слышала, как он сказал, что сделает все возможное для сына Фрэнка Гриффита, сделает все для осуждения настоящего преступника, а именно – грязной книги.

Рядом с Йерксом сидел человек, которого ей представили как советника Йеркса по связям с прессой. Он молча что-то писал в черном блокноте. Она не уловила его имени, – кажется, Ирвин, – но хорошо запомнила, что его фамилия Блэйр. Его волосы были похожи на кучу хлама на распродаже старых вещей, а голос звучал как тромбон. Она так и не могла понять, какая роль отведена этому незнакомцу.

В центре сидел мужчина, с которым она время от времени виделась. Это был адвокат семьи Гриффитов, Ральф Полк, который вечно ходил в фетровой шляпе (это в Калифорнии-то!), в галстуках-удавках и носил крахмальные воротнички. Он всегда проявлял сдержанность и был ярым консерватором.

Дальше сидел дядя Фрэнк, обычно очень энергичный человек, но сейчас неестественно тихий, беспрерывно жующий незажженную сигару. Фрэнк Гриффит пугал ее с первого дня пребывания в доме Гриффитов, причем ее страшили не только его деловые успехи. В семье Расселов, – а тетя Этель до замужества носила фамилию Рассел и была сестрой матери Мэгги, – знали, что Фрэнк Гриффит начал свой путь к успеху с помощью удачно вложенного приданого своей невесты. Мэгги давно поняла, что деньги ее матери растратил отец, а то, что от них осталось, было неудачно вложено. Когда Мэгги осталась сиротой, даже за похороны матери пришлось заплатить Гриффитам. В отличие от отца Мэгги, Фрэнк Гриффит выгодно использовал деньги жены, открыв рекламное агентство, которое сейчас процветало и имело филиал в Чикаго. Фрэнк Гриффит умело пользовался своей славой олимпийского чемпиона. Хотя Мэгги была секретаршей и компаньонкой тети, время от времени ей приходилось по вечерам печатать дяде какие-то документы, и она знала, что из более чем восьмидесятимиллионного оборота агентства семь миллионов приходилось на долю Йеркса.

Больше всего Мэгги Рассел пугали в дяде Фрэнке не деловые успехи, а геркулесова энергия и невероятная самоуверенность (он мог убедить вас в своей правоте, даже если вы точно знали, что он ошибается). В домашнем спортивном зале в окружении фотографий в рамках и спортивных кубков и медалей лежали наборы гантелей, которыми он занимался каждое утро с такой же регулярностью, с какой посещал церковь. Он увлекался также теннисом, гольфом, лошадьми, которых держал на ранчо рядом с Викторвиллом, имел собственный самолет «лир». Фрэнк Гриффит постоянно пребывал в движении: клубы, банкеты и вечера в Лос-Анджелесе, частые полеты в Чикаго, Нью-Йорк, Лондон.

Этого было достаточно, думала Мэгги, чтобы заставить простого смертного чувствовать себя неполноценным, как Тулуз-Лотрек. Физически, во всяком случае.

Сейчас она наблюдала за ним: только что из парикмахерской, цветущее и одновременно волевое лицо, мускулистое тело в тонком фланелевом костюме цвета древесного угля, большие руки, на одном из пальцев – золотой перстень-печатка. Он всегда казался обывателям суровым дельцом, заботливым мужем и отцом, видным гражданином, символом успеха, которого добился собственными руками.

Но сейчас перед ней был другой Фрэнк Гриффит: робкий и притихший человек, чей наследник проявил слабость и поставил под угрозу не только себя, но и всю семью. Сейчас на лице Фрэнка Гриффита была написана тревога, и Мэгги задала себе несколько сократовских вопросов. Считать ли эту тревогу результатом растерянности отца, чей, казалось бы, так хорошо воспитанный сын совершил дурной поступок? Или его тревога была прагматичной и порождалась боязнью, что скандал отрицательно отразится на положении фирмы и его собственной репутации? Или это все-таки тревога за судьбу сына?

Раньше Мэгги думала, что хорошо знает дядю, но она впервые видела его в трудном положении и поэтому не могла ответить на эти вопросы.

Наследник.

Лучше всех Гриффитов она знала Джерри, больше всех любила. Больше всех сейчас ее волновал Джерри, который нервно ерзал на стуле, то и дело закидывая ногу на ногу. Он казался таким жалким, таким юным и таким потерянным. Мэгги знала, сколько ему лет, но цифры лгали. Джерри был двадцать один год, а ей – двадцать четыре, но Мэгги казалось, что он лет на десять моложе. Он был ребенком, а она – женщиной. Он был умным, но робким и замкнутым мальчиком, клубком противоречий и проблем (как большинство его сверстников, всегда думала она). Мать была озабочена собственной болезнью и страданиями, отец все время работал, друзья были такими неверными. У Джерри остался только один человек, которому он мог довериться и в котором так нуждался. Мэгги отличалась спокойствием, терпимостью, нередко – мудростью, всегда понимала его немного суховатый юмор и постепенно стала доверенным лицом и самым близким другом Джерри. Причем не только другом, но чем-то вроде отца, матери, советника и отдушины. Она думала, что знала Джерри лучше всех на свете, но все же оказалась совершенно не готова к событиям вчерашней ночи. Она знала его проблемы и все же не могла поверить, что он способен изнасиловать девушку. Его нельзя было назвать уродом или психопатом, он пользовался вниманием девушек. При своих пяти футах и девяти дюймах он казался ниже, чем был на самом деле, особенно по сравнению с загорелыми, рослыми и крепкими ребятами из Южной Калифорнии, с которыми он учился в университете. Несмотря на хрупкое телосложение, Джерри был привлекательным парнем.

Мэгги продолжала изучать его. Каштановые волосы, как всегда, аккуратно разделены пробором, задумчивое аскетичное лицо сейчас кажется более болезненным, чем обычно. В него будто въелись беспокойство и тревога. Джерри умел быть привлекательным и нередко ходил на свидания, причем порой у него были одновременно две девушки, так что причина его вчерашнего поступка крылась не в этом. Какой злой дух овладел им и заставил напасть на девчонку, ничего из себя не представлявшую? Во всем виновата книга, кричал вчера ночью его отец. Это книга, кивнул окружной прокурор. И Джерри в конце концов согласился, что его похотливые фантазии были вызваны книгой.

Мэгги с трудом верила, что книга, особенно эта, оказалась Франкенштейном, породившим такое насилие, Джерри прочитал ее, и от этого никуда не деться. Джерри признался, что «Семь минут» возбудили его. Кто, кроме него самого, мог разобраться в его чувствах? Поэтому не оставалось ничего другого, как поверить ему. Вчера ночью выяснилось, что это обстоятельство может облегчить наказание. Для Мэгги одно это сводило на нет все другие мотивы и недоверие. Она беспокоилась о Джерри, но не могла не беспокоиться и о книге, которая предала их обоих.

Мэгги Рассел смотрела на Джерри, и вчерашнее происшествие по-прежнему казалось ей невероятным. Насильник не может быть похож на нормального человека, всегда думала она, читая газеты и глядя на фотографии. Какой он? Грязный, отвратительный, больной человек. А Джерри… Джерри выглядел как обычный Джерри, тот же самый юноша, с которым они шутили, читали и обсуждали «Алису в Стране чудес», Германа Гесса и Вивекананду. Однажды вечером они беседовали о Торо и нонконформизме, и Джерри по памяти процитировал: «Если человек не способен идти в ногу со своими товарищами, может, это оттого, что он слышит другого барабанщика». И все же никогда, не только в разговорах наедине, но и своим поведением на людях Джерри не производил впечатление человека, шагающего под другой барабан. Какого же барабанщика услышал Джерри вчера ночью? Барабанщика по имени Дж Дж Джадвей, ответил сам Джерри.

Бедная Шери, как там ее фамилия… бедняжка Шери лежит в больнице. И бедный Джерри, бедняга Джерри.

Это было преступление без преступников, с одними жертвами.

Мэгги спросила себя, что его ждет, и поняла, что задала себе этот вопрос, потому что услышала, как присутствующие обсуждают этот риторический вопрос.

Сейчас говорил Ральф Полк, семейный адвокат Гриффитов, и Мэгги внимательно прислушалась.

– Позвольте мне еще раз описать саму процедуру, – говорил Полк. – Вчера ночью, когда мы ездили в полицейский участок, на Джерри завели дело, а я освободил его под залог. Сейчас, несмотря на все, что Джерри наговорил под влиянием эмоций и шока, он по-прежнему считается невиновным до тех пор, пока не будет доказана его вина. Я хочу сказать, что закон предоставляет нам выбор, и я намерен воспользоваться этой возможностью и предпринять все необходимые меры, пока мы не будем полностью уверены, что Джерри на самом деле захочет признать себя виновным.

– Вы хотите сказать, что он может отказаться от своих вчерашних признаний? – уточнил Фрэнк Гриффит.

– Да. Сейчас я все объясню. В подобных делах существует так называемое «первое обвинение». Благодаря помощи нашего окружного прокурора мы получили его сегодня утром. Это произошло у вас на глазах. Заместитель окружного прокурора зачитал обвинение и назначил дату предварительного слушания. Цель этого предварительного слушания заключается в следующем: суд должен убедиться, есть ли у обвинения достаточные доказательства для возбуждения дела. На слушании прокурор представит свои доказательства, свидетелей и так далее. У меня есть право задавать вопросы этим свидетелям и оспаривать доказательства. Если судью удовлетворят объяснения прокурора, он заставит Джерри явиться в суд. Следующим шагом будет второе предъявление обвинения. Джерри спросят, признает он себя виновным или нет. Если он считает себя невиновным, будет назначена дата судебного разбирательства. Вы знаете, что, если он признает себя виновным, ему грозит срок от трех лет до пожизненного заключения в тюрьме штата. Судья в подобных делах обладает значительной свободой в выборе меры наказания. При некоторых обстоятельствах наказание может быть минимальным. При других, если здоровье мисс Мур не поправится, наказание будет максимальным. Теперь…

– Не надо мне ничего! – закричал Джерри. – Какой от этого толк? Я уже сказал, что изнасиловал ее.

Фрэнк Гриффит сердито повернулся к сыну.

– Замолчи! Не прерывай Ральфа.

Мэгги вскочила на ноги. Она хотела броситься между отцом и сыном и защитить Джерри, но увидела, что Джерри глубоко вздохнул, посмотрел на отца и остальных и взял себя в руки.

Полк сел вполоборота и обратился к Джерри, прервав беседу с нахмурившимся Лютером Йерксом.

– Я как раз собирался объяснить и сейчас объясню, почему предлагаю воспользоваться любой возможностью, которая открывается перед нами. Мне знакома процедура судебного разбирательства, Джерри, и, поверь мне, есть причины поступить так. Я адвокат твоего отца, сейчас я твой адвокат и хочу помочь тебе. Позволь мне объяснить стратегию. Во-первых, как адвокат, я участвовал во многих судебных процессах и знаю, что обвиняемые в момент шока, который следует сразу за совершением преступления, готовы раскаяться, во всем признаться и утверждать, что они виновны. Через какое-то время шок проходит, и у них убавляется уверенности в своей вине, а порой они даже начинают считать, что невиновны. Вот здесь у нас и появляется шанс…

– Я виновен, и я сказал, что виновен, – стоял на своем Джерри.

– Джерри, я тебя предупреждаю, если ты не заткнешься… – начал Фрэнк Гриффит.

– Все в порядке, Фрэнк, – терпеливо сказал Полк. – Я хочу попытаться втолковать ему. – Сейчас он обращался только к Джерри: – Согласен, многое из этого может показаться тебе глупым. Ты можешь подумать, что я уговариваю тебя продолжать проигранную игру. Джерри, я не советую тебе признать себя невиновным и пойти в суд. Я только пытаюсь объяснить, что такая возможность существует и ее стоит рассмотреть. Окружной прокурор тоже не хочет процесса. У него и без тебя хватает дел, и этот процесс отнимет у него время и больно ударит по карманам налогоплательщиков. Но мы можем сыграть на этом, притвориться, что не возражаем против процесса. Таким способом можно улучшить свое положение и добиться более легкого наказания. Да, я согласен с тобой, что при существующем положении дел признание себя невиновным будет не только нечестным, но и бесполезным. Суд станет бессмысленным мероприятием, исход которого известен заранее, и я никогда не посоветую тебе пойти на это, если не будет шансов на победу. По правде говоря, – конечно, это останется между нами, – я намерен предложить тебе признать себя виновным при втором предъявлении обвинения, поскольку истинная причина для проведения слушания заключается совсем в другой стратегии, к которой я пришел в результате краткой беседы с окружным прокурором вчера ночью и с мистером Йерксом сегодня утром. И это… это важно.

Дата добавления: 2015-07-18