Глава 39. Гостиница «Флорида» представляла собой чистое, хотя и несколько неказистое заведение

Гостиница «Флорида» представляла собой чистое, хотя и несколько неказистое заведение в стиле двадцатых годов с геометрическими мотивами и резными деталями и выглядевшее так, словно его не ремонтировали с семидесятых. Большую часть мебели покрывал облупившийся жаростойкий пластик черного цвета, на ночном столике красовалась оранжево-розовая керамическая лампа. Рядом примостился светлый туалетный столик на конусообразных перевернутых ножках, а на вполне современной кровати мягким облаком лежало швейцарское покрывало необъятных размеров.

– Тебе понравится, – пообещал Макбрайд, видя колебания Эйдриен.

– Интересно, откуда в Швейцарии место с таким названием? В Цюрихе – гостиница «Флорида». Почему не «Альпенхорн»? Не «Вильгельм Телль»?

Макбрайд пожал плечами и открыл балконную дверь, где в пестром расписном ящике для цветов висел клочок сухой растительности.

– Кого-то посетило предвидение, – объяснил он.

Окна их номера, располагавшегося на третьем этаже, выходили на Зефельдштрассе, в сторону реки Лиммат и Цюрихского озера. Взятую в прокат машину Эйдриен и Макбрайд припарковали в двух кварталах от отеля, возле трамвайной остановки. С регулярностью в несколько минут под самым балконом с грохотом проносился новенький блестящий трамвай, направляясь на оживленную Бельвью-плац. Вот и сейчас, освещая в тумане путь прожектором, по рельсам с грохотом проехал трамвайный вагон. Макбрайд закрыл балконную дверь, и в номере стало тише.

Эйдриен повалилась на кровать и зевнула.

– Который час?

– Чуть больше девяти.

– А по-нашему?

– Три утра.

– Я совсем измоталась – в самолете глаз не сомкнула. – Это было еще мягко сказано. Если выражаться терминами из физики, то Эйдриен затратила огромное количество психокинетической энергии, пока самолет пересекал Атлантический океан. И Лью об этом прекрасно знал – спутница так крепко сжимала его руку, что на коже остались синяки.

– Какие планы? – поинтересовалась Эйдриен, закрывая глаза.

– Планы? Ну, план таков: сначала поспать, потом пройтись по магазинам.

Собеседница перевернулась на живот и подложила под щеку подушку.

– Мм-м… – промурлыкала она. – Хорошая мысль…

И крепко заснула.

Макбрайд разделся, лег рядом и закрыл глаза. «Неплохо бы набраться сил и отдохнуть после перелета, а уж тогда можно и на охоту отправляться. Вздремну пару часиков…»

«Опдаал…» Лью вспомнил «скорую помощь». Он не понимал, что произошло, только видел бегающие по потолку огни. Затем его куда-то везли на каталке, и Опдаал сказал: «Ты очень храбрый». Только норвежец вовсе не старался ободрить Льюиса – он просто потешался над ним.

– Лью! Лью! – Эйдриен трясла его за плечи. – Проснись, это сон.

Макбрайд открыл глаза. Какое облегчение. Ему снился человек с трубкой в горле. Человек без лица. А может, с оторванным лицом. Льюис видел его на экране, крупным планом, и ужасался этому пустому лику. Даже теперь видение не покидало его, оно по-прежнему стояло перед глазами. Безумные глаза широко раскрыты от ужаса, а вместо лица пульсирует венозная пульпа.

Это не по-настоящему – все приснилось. Он в отеле, рядом обеспокоенная чем-то Эйдриен, а за окном с грохотом направляется в парк трамвай.

– Может, пройдемся? – предложил Макбрайд. – А то попадем в обеденный перерыв.

– Магазины закрываются на обед?

– Да, на пару часов в день.

– Подумать только, – пробормотала она. Для Эйдриен эта поездка в Европу стала первой.

Женщина за стойкой администратора, сидевшая на первом этаже, пришла в восхищение, когда Макбрайд заговорил по-немецки. Он поинтересовался, где находится магазин для охотников. Ein Speicher für Jäger[55].

– Один момент, – ответила женщина, извлекла откуда-то тоненькую брошюрку и шариковой ручкой нарисовала путь от отеля до искомого «Speicher».

– А что такое «шпайхер»? – спросила Эйдриен, когда они вышли на холод и направились в сторону исторической части Цюриха.

– «Шпайхер» – значит магазин, – ответил Макбрайд, ругая себя за то, что не захватил перчатки.

– Какой магазин? – поинтересовалась она.

– Для охотников.

Эйдриен еще больше смутилась.

– То есть лук и стрелы, удочки и…

– Дробовики. Да, ты все верно поняла.

Они прошли еще несколько десятков метров, как вдруг девушка остановилась и повернулась к спутнику:

– Дробовики?

Макбрайд кивнул, и они возобновили прогулку. На мосту Квейл-Бридж, ведущем в историческую часть города, Эйдриен снова встала как вкопанная.

– На днях ты сказал, что хочешь убить Опдаала. Дескать, тогда все выйдет на свет на суде, а я буду твоим адвокатом… Ты ведь пошутил, правда? То есть ведь не в этом состоит план?

Льюис оперся о перила моста и посмотрел вдаль, любуясь Цюрихским озером: по матово-черной поверхности плавно скользила флотилия белых лебедей. Дыхание паром выходило изо рта. Наконец Макбрайд заговорил:

– Ты хочешь сказать, что провалила экзамен по швейцарской юриспруденции?

Эйдриен покачала головой:

– И близко не подходила. Никогда не пробовала сдать. Не знаю языка. Ничего здесь не знаю.

Льюис задумчиво кивнул и пожал плечами:

– Ну, значит, не такой уж и хороший я придумал план. – И тут же с улыбкой добавил: – Не волнуйся, я ни в кого не стану стрелять, если только они не начнут первыми.

Две минуты спустя они стояли у витрины оформленного под старину магазинчика и смотрели сквозь стекло на диораму со сценами охоты: гончие загоняют лису, галопом мчатся лошади, всадники дуют в почтовые рожки. Прямо у входа их встретило чучело поднявшегося на задние лапы медведя, со стены за кассовым аппаратом скалилась голова вепря, а с противоположной стороны на посетителей уныло взирала семейка мертвых оленей.

Эйдриен закатила глаза.

– Нельзя просто прийти и купить ружье, – сказала она.

– В Швейцарии можно, – ответил Макбрайд, изучая пистолеты на застекленном прилавке. – Страна вооружена до зубов. Здесь даже по закону каждый мужчина от двадцати до сорока – ну, или что-то в этих пределах – обязан владеть оружием.

– Да иди ты!

– И не просто оружием, – добавил Лью, – а мощной винтовкой, из которой можно убить человека. Таков закон. – Макбрайд помедлил. – Слушай, в квартале отсюда есть универмаг. Ты не могла бы кое-что купить?

Эйдриен кивнула:

– Конечно. А что нужно?

– Карниз.

Ей показалось, что она ослышалась. Попросила повторить, и Льюис исполнил просьбу.

– Какой карниз?

– Любой. Главное, упакованный в коробку и не длиннее пяти футов. И еще мне понадобится скотч.

Эйдриен уж собиралась поинтересоваться, не купить ли заодно занавески и полотняные салфетки, как к прилавку вышел пожилой продавец и на безупречном английском спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

Макбрайд улыбнулся и ответил:

– Мне нужна боевая винтовка, пневматическая, с ручкой в форме пистолетной рукояти. У вас есть что-нибудь подобное?

Эйдриен среагировала так, словно ее спутник попросил полный чемодан порнографии: резко развернулась и решительно покинула магазин в поисках универмага.

Швейцарский климат очень далек от флоридского, а потому перед путешественниками вскоре встала проблема: где приобрести теплую одежду? Падал легкий снежок, и на улице было прохладно и сыро. К счастью, Зефельдштрассе изобиловала магазинами, где продавалась сшитая небольшими партиями одежда; Эйдриен подобрала себе мышиного цвета пальто с капюшоном, длинный шарф и пару мягких кожаных перчаток. С учетом скидок она заплатила всего десятую часть того, что можно ожидать от модельной одежды, но и это в сумме оказалось дороже всех ее прежних покупок.

Затем настала очередь Макбрайда, и, к удивлению Эйдриен, он после долгих поисков обнаружил магазин, где продавались заметно устаревшие товары. Льюис исчез в дверях и несколько минут спустя вышел в черном берете, военной куртке защитного цвета и видавших виды массивных ботинках.

Эйдриен стало явно не по себе.

– Ты собираешься в этом ходить?

– Последний писк моды! – отрезал Лью.

Наконец они оказались в вестибюле «Флориды» и, отогреваясь в теплых потоках воздуха, стряхнули с себя снег. От мокрых волос Эйдриен столбом валил пар. Потом они на удивление долго ждали крохотный лифт, который добирался с соседнего этажа, наверное, целую минуту. Макбрайд придержал перед спутницей дверь из дымчатого стекла, и они протиснулись внутрь.

– Теперь понятно, – сказала Эйдриен.

– О чем ты?

– Понятно, почему отель назвали «Флоридой».

– И почему же? – полюбопытствовал Макбрайд.

– За душевную теплоту.

Вернувшись в номер, Льюис распаковал ружье, пару раз взвел затвор и испробовал спуск. Затем зарядил восемь патронов в наращенный магазин и, вытащив из упаковки карнизы, заменил их дробовиком. Заклеил коробку скотчем, извлек откуда-то перочинный нож и надрезал картонный бок на две трети вдоль и на три четверти поперек.

Эйдриен принципиально не стала следить за его приготовлениями. Она сидела и листала страницы «Гералд-трибюн»: в Чечне снова накалились события, какая-то крупная фирма устраивает грандиозную сезонную распродажу, а «Редскинс» надеются взять реванш на решающей встрече. Эйдриен развернула финансовые страницы, и ее взгляд упал на заголовок, в котором упоминалась Швейцария. В статье говорилось о предстоящем Международном экономическом форуме в Давосе. Мероприятие больше напоминало шикарную вечеринку, чем конференцию финансистов, которой оно по логике вещей являлось. Стоимость билета на форум доходила до 160 тысяч долларов, а в числе приглашенных оказались Билл Гейтс, принц Чарлз, Уоррен Битти и Кофи Аннан. Опасаясь демонстраций антиглобалистов, организаторы выставили усиленную охрану. Впрочем, по мнению Эйдриен, поводов для беспокойства у них нет. Швейцария производила впечатление уважающей порядок страны, и, если верить Макбрайду, все мужчины вооружены до зубов. Включая его.

– Так каков же план? – спросила она, откладывая газету.

– План? План такой: я иду в Институт, нахожу Опдаала, и мы беседуем.

Эйдриен помолчала, ожидая, что Макбрайд разовьет мысль, но, не дождавшись пояснений, через некоторое время поинтересовалась:

– И только?

– Вообще-то нет. Во-первых, я приставлю к его голове ствол – так, чтобы наш разговор не слишком походил на дружескую беседу. Я буду очень бдителен.

Собеседница кивнула и, поразмыслив, сказала:

– Не слишком детально, не находишь? То есть то, что ты рассказал, не очень похоже на план. Я бы назвала это черновиком плана.

Тот пожал плечами:

– Другого у меня нет.

– И о чем ты его спросишь?

– А ты как считаешь? Что, где, когда, зачем и как.

Эйдриен выглянула на улицу: за окном шел легкий снежок. Немного погодя она повернулась к собеседнику и, облокотившись на подоконник, сказала:

– Хорошо, так и поступим, только я войду первой.

Льюис покачал головой:

– Нет.

– Меня там не знают, – не унималась она. – Ты засветишься – и все, конец. А если Опдаала даже нет в Институте? Тогда его предупредят. В этом случае ты к нему и близко не подберешься. А кто я? Простая студентка, проездом в городе. Хотя бы выясню, на месте ли он.

– Студентка? – повторил Макбрайд.

– Да. Скажу, что остановилась по соседству. Приехала в Швейцарию покататься на лыжах, и один знакомый – я с ним повстречалась в Штатах – попросил заглянуть и подать резюме.

– Там не подают резюме, – сказал Макбрайд. – Чтобы попасть в Институт, тебя должны порекомендовать.

– Верно, и я о том же. Он сказал, что, если буду в городе, должна непременно заглянуть и передать привет. Сказать Опдаалу, кто я. Потому что он надеется – в будущем меня порекомендуют.

– И что это за знакомый? – спросил Макбрайд. – Джефф Дюран?

– Нет! Конечно, нет! Первый раз слышу о Джеффри Дюране. Кто это? Моего знакомого зовут иначе. Как же его зовут?…

– Эрик Бранч.

– Точно! – воскликнула Эйдриен.

– Он исследовал миграцию чернокожего населения из Азии в Африку. Я читал пару его статей – хорошо пишет.

– Вот и прекрасно! Значит, я спрошу, можно ли встретиться с Опдаалом. А если его нет, выясню, где он.

– А если тебе скажут: «Боюсь, к доктору Опдаалу нельзя просто „заглянуть“, – сказал Макбрайд с лающим немецким акцентом, – вам должно быть назначено».

Собеседница тут же прикинулась несчастной сироткой:

– Я в Цюрихе всего на пару дней…

– Не лебези, – сказал Лью. – В Институте это не пройдет.

Эйдриен снова изменила интонацию – на этот раз опустившись в сладострастные горловые глубины:

– Но я в Цюрихе всего на пару дней…

Голос звучал глупо и работал безотказно. Бросившись на кровать, Макбрайд повалил подругу и покатился вместе с ней по покрывалу: голова кружилась, возбуждение нарастало. А Эйдриен пробовала одну за другой вариации: «Я в Цюрихе только на пару дней…» Поцелуи становились все страстнее, но вскоре партнерша отстранилась от Лью и уселась на кровати. Она раскраснелась, ее светлые волосы растрепались, одна прядь прилипла к щеке. По мнению Льюиса, Эйдриен принадлежала к женщинам, которых украшает неряшливость – тогда в их облике появляется необузданность, которую все остальное время они удачно скрывают.

– Не стоит, – проговорила она. – Иначе слишком поздно будет куда-либо идти.

Макбрайд неохотно согласился. Встал с постели и подцепил прилипшее к штанине крошечное перышко.

– Кто тебя хотел порекомендовать?

– Эрик Бранч. – Эйдриен взяла с ночного столика щетку для волос и стала причесываться. – Минуточку, а вдруг они скажут: «Прекрасно, мистер Опдаал сейчас вас примет». Тогда как быть?

– Разворачивайся и уходи.

– Как…

– Просто не поднимайся с ними наверх.

– Почему? Может…

Льюис перебил ее и покачал головой.

– Пообещай.

В Институт они поехали трамваем. Макбрайд сжимал в руках коробку с «карнизом», а Эйдриен сидела неподвижно, ухватившись за металлический поручень. Почти на каждой остановке дверь с шипением открывалась, впуская в салон струю холодного, почти арктического воздуха и розовощеких пассажиров. В это время дня пассажиры представляли собой разношерстную гвардию из рабочих, пропахших никотином, пожилых горожан и хорошо одетых женщин с пластиковыми сумками для покупок. На одной из остановок на борт поднялся бурлящий воодушевлением поток ребятишек в школьной форме.

Оживление детей ярко контрастировало с настроением Макбрайда, который становился все мрачнее по мере приближения к цели. Беспокойство его росло. Льюис боялся, что едет «туда – не знаю куда», что по искомому адресу Института не окажется и вместо городского особняка с горгульями на водосточных трубах он увидит пустое место или остановку электрички. После того случая в Бетани-Бич, когда столь ясно представлявшегося ему дома не оказалось на месте, Макбрайд все еще сомневался в реальности собственного прошлого.

– Что с тобой? – обеспокоенно поинтересовалась Эйдриен, но Лью лишь покачал головой и отвел глаза.

Макбрайд уже было решил, что все сомнения относительно воспоминаний и их правдивости ушли в историю. Он думал, что докопался до истины. Он – Льюис Макбрайд – и точка. Только все не так просто: он никогда уже не будет до конца уверен в том, что помнит, – вот что отнял у него Опдаал.

Кондуктор объявил их остановку, и трамвай притормозил. Впереди появились широкая платформа и пластиковый навес со скамейками, на которых сидели ожидающие. Дети громко прощались друг с другом и вскакивали с мест. Ребятня собиралась в очередь в проходе между сиденьями, теснилась, направляясь в переднюю часть салона. Выглянув в окно, Макбрайд увидел ряд неприметных хмурых строений – что-то это ему напоминало, хотя он и не сказал бы, что именно.

– Приехали, – проговорил Лью. Поднялся с места и нажал резиновую кнопку, открывающую заднюю дверь. Вскоре Макбрайд с Эйдриен оказались на улице, и он стал задаваться вопросом, не совершают ли они непоправимую ошибку.

По обе стороны дороги стояли бесстрастные старые дома: разномастные особняки швейцарских промышленников, банкиров, адвокатов, а также эмигрантов, которые поселились здесь, спасая капитал от налогов. Перед каждым зданием мерзли два-три платана, упрямо дожидаясь прихода весны.

Эйдриен с Макбрайдом, склонив головы, шли навстречу ветру – дуло с озера, мелкие, жгучие, точно искорки, снежинки метались в воздухе.

Они прошли три квартала, и теперь оставалось просто завернуть за угол. С каждым шагом в груди у Макбрайда все замирало, а сердце бешено колотилось. Точно штангист перед последним, решающим рывком, он вообще не дышал – просто выжимал из себя все до последней капли, лишь бы довести начатое до конца. В голове происходила бесконечная дискуссия: либо Институт на месте, либо нет. И призом в этом диспуте было здравомыслие.

И – вот оно, здание. Такое же, каким его запомнил Макбрайд: трехэтажная гранитная постройка с цветастыми ящиками, пышной вечнозеленой растительностью и сочными можжевельниками; тяжелая дверь с кольцом в форме львиной головы; фрамуга из освинцованного стекла; маленькая латунная табличка с названием Института и видеокамера внешнего слежения над головой. Льюис держался на расстоянии – он даже не стал переходить улицу, лишь бы не попасть в поле зрения всеведущего объектива.

Его терзали сомнения и дурные предчувствия. Неожиданно идея отправить вперед Эйдриен показалась сумасбродной.

– Мне опять кажется, что наш план не так уж и хорош, – сказал Макбрайд. – Может, лучше передумаешь?

Эйдриен покачала головой и приосанилась: она, Скаут, всегда готова и собранна.

– Мне выпал жребий, отступать поздно. Хотя бы попробую зайти.

– Давай просто позвоним ему. Еще не все потеряно.

– Не надо искать легких решений. При желании он просто бросит телефонную трубку, и все. А так у меня будет возможность взглянуть ему в глаза.

– Если не вернешься через пятнадцать минут, – пообещал Макбрайд, – я захожу. И в руках у меня будет не карниз.

Эйдриен кивнула.

– Эрик Бранч, Эрик Бранч, Эрик Бранч, – повторила она и, развернувшись, направилась к двери.

Макбрайд засек время: 14.36.

Он заставил себя посмотреть на здание. Проводил Эйдриен взглядом: вот она звонит в дверь, ей открыли, в проеме мелькнула какая-то женщина, и его спутница исчезла внутри.

Макбрайд начал замерзать. На улице холодало, а время не просто замедлилось – оно застыло, будто минуты тоже способны замерзать на морозе. Льюис стоял, прислонившись спиной к платану на другой стороне дороги, чуть в стороне от здания Института. Не отпускало чувство, что все обращают на него внимание: с чего бы это человеку понадобилось стоять на улице, явно чего-то выжидая, да еще с такой громоздкой коробкой. И все же он не сходил в места и не сводил глаз с массивной входной двери, без устали повторяя: «Ну где ты, где ты, где ты…»

Внезапно Льюису расхотелось встречаться с Опдаалом. Отчего-то, когда Макбрайд смотрел на это здание, в нем начинали просыпаться первобытные инстинкты, словно он открыл глаза среди ночи и увидел извивающуюся на полу спальни змею. Страх зарождался в самых потайных уголках его сознания, там, где не существует логики и действуют только законы борьбы за выживание.

И тут он вспомнил все: вспомнил приснившийся ему днем кошмар и неожиданно понял, кем был человек без лица. В тот день Льюис поехал в Институт, чтобы переговорить с Опдаалом, и на него внезапно напали – какой-то человек с аэрозолем в руках. В памяти возникли облачко брызг, удар лицом об пол и нескончаемая поездка в машине «скорой помощи». Действие наркотика стало ослабевать, и колеса каталки захрустели по гравию – они прибыли на место.

Затем операционная, где Гуннар Опдаал – крупный норвежец в хирургическом халате и шапке – направил фонарик ему в глаза. У операционного стола располагался монитор, на котором Макбрайд видел крупным планом свое равнодушное парализованное лицо, а потом медсестра начала снимать с него кожу, точно кожуру, оттягивая ее все выше и выше, пока лицо не исчезло. Крик вырвался из горла и, дойдя до искусственной трахеи, превратился в тихое бульканье, а рядом сопела машина, вдыхая и выдыхая за него воздух. Льюис попытался закрыть глаза и не смог, и сквозь весь этот кошмар до него донесся голос Опдаала: «Ты очень храбрый».

Храбрый?

Макбрайд поежился и взглянул на часы. 14.48 – прошло двенадцать минут. «Что же она медлит? Ей уже давно пора быть здесь, если только у Опдаала нет ее фотографии. Конечно, нет, если только…» 14.49.

«Черт», – пробормотал он и бросился к зданию Института.

Макбрайд был уже на полпути к парадному входу, когда двери открылись. Замедлив шаг, Льюис расправил плечи и попытался принять непринужденный вид. Эйдриен стояла в дверях и разговаривала о чем-то с женщиной в зеленом костюме, то и дело улыбаясь. Незнакомка перевела настороженный взгляд за спину собеседницы и уставилась на Макбрайда. Гостья еще раз кивнула и, жестикулируя, что-то принялась объяснять: глаза горели, и время от времени на ее оживленном лице проскальзывала белозубая улыбка. Наконец Эйдриен развернулась и, плавно вскинув руку в прощальном жесте, спустилась по ступеням. Дверь закрылась.

– Что произошло? – спросила она.

– Пошли отсюда! – отрезал Макбрайд.

Ему не терпелось узнать – в Институте ли Опдаал. Теперь Льюис почти жаждал его смерти – но только не в присутствии Эйдриен. Макбрайд взял ее под руку и торопливо направился к трамвайной остановке, и лишь когда они оказались под навесом из оргстекла, решился спросить:

– Он там?

Эйдриен нахмурилась и проигнорировала вопрос.

– Как ты взвинчен.

– Он там?

– Успокойся. Что с тобой?

– Мне тяжело дались последние четверть часа, – саркастично заметил Лью.

Эйдриен состроила рожицу и ответила:

– Его там нет.

– Он вернется? – не теряя надежды, спросил Макбрайд.

– Не раньше вторника.

Услышав это, Льюис не смог скрыть разочарования, и Эйдриен лукаво проговорила:

– Зато я выяснила, где он. Он в клинике, в Шпице.

Макбрайд кивнул, и в это время подошел трамвай.

– Так что? – спросила Эйдриен.

– О чем ты? – не понял он.

– Сколько километров до Шпица?

Дата добавления: 2015-07-11