Глава 34. По знаку Шапиро гости разулись

По знаку Шапиро гости разулись. Интерьер его хижины представлял собой шедевр минимализма: циновки из рисовой соломы на струганном сосновом полу; светлые, точно выбеленные, стены; глиняная, покрытая зеленой финифтью печь. Из мебели присутствовали только столик из сосны, полдюжины подушек и стол, на котором красовалась составленная из белой орхидеи и двух изгибающихся длинных травинок икебана.

Хозяин положил снимок возле цветочной композиции и предложил гостям устраиваться на подушках. Сам же исчез за прозрачной японской ширмой. Несколько минут спустя он принес серый пузатый чайник с красноватым отливом и три крошечных чашки. Затем Шапиро медленно сел и принялся разливать чай, и до Макбрайда внезапно дошло, что, с тех пор как они с Эйдриен вошли в дом, никто не проронил ни слова.

Сидней Шапиро яростно подул на чай, пригубил его и отставил чашку в сторону. Затем взял в руки фотографию имплантата, вытянул ее на свет и еще какое-то время внимательно изучал. Наконец покачал головой и проговорил:

– Мое наследие… – Его рот растянулся в болезненной гримасе.

Эйдриен кивнула в сторону фотографии и без обиняков спросила:

– Что он делает с человеком? Конкретно.

Шапиро пожал плечами:

– Конкретно? Не знаю. Мне пришлось бы разобрать его – в лаборатории, – и, возможно, даже тогда я бы этого не определил. Сколько воды утекло с тех пор, подумать страшно.

– Но…

– Хотите узнать, как он действует и на что способен – берите литературу и читайте. Я бы посоветовал начать с Дельгадо.

– Кто такой Дельгадо? – поинтересовалась Эйдриен.

– Тридцать лет назад в «Таймс» проскочила сенсационная статейка, – ответил собеседник. – Насколько я помню, он учился в Йельском университете. В газете напечатали его фотографию: Дельгадо стоит с передатчиком в руках на арене для корриды, а прямо перед ним бык роет копытом землю. Потрясающее умение показать товар лицом!

– И что произошло? – спросила гостья.

– Он остановил быка – хладнокровно, на середине атаки. Впечатляющее зрелище. И это еще не все. Дельгадо нажал на другую кнопку – животное развернулось и неторопливо ушло.

– Что-то вроде шокового хомута? – предположила Эйдриен.

– Нет, что вы, – возразил Шапиро. – Не все так просто. Происходили двойные испытания: первая кнопка активировала вживленный в моторную секцию мозга быка электрод, а вторая превратила ярость животного в безразличие.

Макбрайд нахмурился. Ничего нового – он еще в студенчестве прочел все, что только писали о Дельгадо. Как и все на курсе.

– А что насчет этого? – спросил Льюис, постучав указательным пальцем по снимку.

Впервые с момента встречи Шапиро проявил признаки дискомфорта.

– Послушайте, – сказал он, – я динозавр. Я вне игры уже лет… – Старик спохватился и с улыбкой продолжил: – Давным-давно. Однако существуют вещи, о которых мне до сих пор нельзя говорить – я подписал договор о неразглашении.

– Хотя бы гипотетически, – не сдавалась Эйдриен.

Старик вздохнул:

– Не исключено, что это миниатюрная разновидность определенного прибора, который мог использоваться в экспериментальных целях в то или иное время.

Макбрайд хмыкнул над витиеватой уклончивостью старика, и Шапиро нахмурился. Взглянув на гостью, он пожал плечами:

– В открытой литературе на эту тему много информации. Думаю, я не раскрою большого секрета, если расскажу вам, как выглядит прибор.

– А что он собой представляет?

– Это вживляемый электрод.

– Каковы его функции?

Старик опять пожал плечами:

– По-разному.

– В зависимости от чего? – спросила Эйдриен.

– От частоты, на которую этот прибор настроен, – подсказал Макбрайд.

Шапиро улыбнулся:

– Хорошая догадка.

– А если предположительно? – поинтересовался Льюис.

– Четыре – семь мегагерц дали бы очень интересную реакцию, – ответил ученый.

– А чем это объясняется? – спросила девушка.

– Это частота, на которой можно ввести человека в гипноидальное состояние, близкое к мягкому гипнозу, но вызванное другими факторами. И человека можно ввести в состояние транса – сделать то, что мы называем «уводом».

– «Уводом»? – повторила Эйдриен, желая убедиться, что не ослышалась. Это же слово использовал доктор Шоу, когда она рассказала ему о поведении Макбрайда в Бетани-Бич после неприятности с сайтом.

– Так называют процесс, происходящий с мозгом, когда он дислоцирует определенный сигнал и следует за ним, – объяснил Макбрайд. – Световые вспышки, повторяющийся звук – в особенности тот, на который человек оказался закодирован в трансовом состоянии. В таких случаях говорят, что мозг «настроился» на сигнал.

Шапиро удивился:

– Вы неплохо подготовлены.

– Я психолог, – сказал ему Макбрайд.

– И что в таком случае должно произойти? – спросила Эйдриен. – Какова цель?

– Ну, – ответил старик, – это позволило бы периодически освежать и подпитывать состояние транса без необходимости каждый раз гипнотизировать пациента.

– Значит, если поместить такой прибор кому-то в голову, человек все время будет под гипнозом?

– Более-менее, – подтвердил Шапиро. – Хотя нет оснований считать, что это единственная функция прибора.

– Почему? – поинтересовался Макбрайд.

Хозяин наполнил опустевшие чашки. Впрочем, Эйдриен пила скорее из вежливости, чем от жажды: по вкусу напиток напоминал отвар из жженых водорослей.

– Потому что все изменилось, – наконец ответил Шапиро. – При создании имплантата такого рода, вероятно, используются нанотехнологии, где все измеряется миллимикронами, компьютерные технологии и бог знает что еще.

– А для чего все это?

– Гипотетически? Полагаю, таким образом можно ввести в мозг «сценарий», который на пару с гипнозом станет инструментом для формирования своего рода «виртуальной биографии».

Эйдриен и Макбрайд погрузились в размышления.

– Виртуальная биография… – проговорила Эйдриен.

– Мнимое прошлое, которое вы ни за что не отличите от настоящего. Вплоть до мелочей.

– Господи, – пробормотал Льюис.

Шапиро улыбнулся:

– Память – не больше чем жидкий строительный раствор химических элементов и электрических потенциалов, которыми не так трудно манипулировать. Если знаешь как. Например, хорошо известно, что, подняв в мозгу уровень ацетилхолина[42], можно нарушить контакт нервных клеток друг с другом. А когда такое происходит, человек теряет способность вспоминать. Казалось бы, информация на месте, а добраться до нее невозможно.

– И человек заболевает амнезией, – предположила Эйдриен.

– Совершенно верно. Еще чаю?

Макбрайд сидел, не в силах поверить в происходящее. «Как все цивилизованно, – думал он. – Обходительный пожилой человек непринужденно разливает чай в своем аскетическом домике. При таких обстоятельствах тяжело возненавидеть его за причиненный вред. Трудно представить ужасы, которые он изобрел. Трудно, но все-таки возможно». Внутри закипала злость, первобытная ярость из потаенных уголков сознания.

«Быки. Комната цвета охры. Мнимый Джефф Дюран».

Льюису захотелось как следует вмазать этому слащавому сукину сыну – пусть узнает, что такое настоящая пощечина. Но вместо этого Макбрайд сказал:

– Позвольте задать вам один вопрос?

– Валяйте.

«Не искушай меня».

– Опять же, рассуждая гипотетически, как бы вы осуществили это на практике?

Старик поерзал на подушке и спросил:

– Основываясь на том, что я читал в открытой литературе?

– Разумеется, – ответил Макбрайд.

Шапиро на миг задумался.

– Думаю, можно сделать пациенту электроэнцефалограмму, получить запись волн его мозга при разных раздражителях, сделать томографию с позитронным излучением и изготовить карту мозга – эмоциональные и мыслительные центры.

– А дальше? – спросила Эйдриен.

– Имея в распоряжении такую информацию, можно зашифровать подборку аудиограмм, направленных на эти центры, и подавать их в потоке сверхнизких частот. Это как раз то, о чем я говорил ранее: диапазон четыре – семь мегагерц.

– И если все это проделать, что произойдет? – поинтересовалась Эйдриен.

– Ну, – ответил Шапиро, – изменится ландшафт мозга.

– А это как понимать? – спросил Макбрайд.

– Мы привнесем некоторые очень специфические – хотя и временные – изменения в физическую структуру мозга.

– И в итоге?

– Все зависит от аудиограмм, – сказал Шапиро. – Один из результатов – амнезия.

– Полная амнезия? – уточнил Льюис.

Собеседник пожал плечами:

– Возможно, вы будете помнить итальянский язык, но забудете, как его выучили и бывали ли когда-нибудь в Италии.

– А будет объект помнить, кто он? – спросил Макбрайд.

Ученый взглянул на него:

– По-разному.

– От чего это зависит?

– От того, какая задача стоит перед программистом. Как только пациент готов и его память заблокирована, ему имплантируют нейрофонический протез.

– Протез, – повторила Эйдриен.

Шапиро развернул указательный палец в направлении лежащего на столе снимка.

– Вот такой. Если бы вы рассмотрели этот предмет под микроскопом, то обнаружили бы внутри изолированные электроды. Они необходимы для получения и обработки аудиограмм на определенных частотах. Этот протез позволяет радиоволнам обходить внутреннее ухо и восьмой черепно-мозговой нерв, доставляя информацию прямо в мозг.

Макбрайд задумался.

– И тогда начинает казаться, что ты слышишь голоса, – предположил он.

– Скорее, глас Божий, – уточнил Шапиро. – Но имплантат – это только часть процесса. Программисту потребуются и другие инструменты.

– Какие?

– Гипноз, сенсорная депривация.[43]

– Каков механизм их действия? – спросила Эйдриен.

Старик после недолгих раздумий ответил:

– Пациент, вероятно, получил бы гипнотические внушения, подготавливающие его к событиям, которые с ним скоро произойдут. Затем мы погрузили бы его в затемненный резервуар, наполненный соленой, нагретой до температуры тела водой – около 98 градусов по Фаренгейту. Крайне необычное впечатление – будто паришь в космосе.

– Вы пробовали?

– Конечно, – ответил Шапиро. – Я пробовал все. – Он помедлил и продолжил: – Пробыв в резервуаре с час, ты уже не в состоянии сказать, где заканчивается кожа и начинается вода. Ты словно растворяешься. – Шапиро кивком указал на чашку перед Эйдриен. – Как кусок сахара в горячем чае. И когда это происходит, объект становится… ковким.

Макбрайд зачарованно слушал, а Эйдриен не сводила глаз с бывшего шпиона – «невидимки», представляя себе, как ее сестра плавает в затемненном резервуаре.

– После продолжительного периода…

– Насколько продолжительного? – спросил Макбрайд, едва сдерживая гнев.

– День, неделя… или месяц, – сказал Шапиро. – Главное, что через некоторое время личность объекта начинает распадаться. Очень похоже на последние минуты умирающего: чувства пропадают – по крайней мере так кажется. Представьте: вы в резервуаре, где ничего не видно и не слышно, нет вкуса и запаха, нет осязания. Вы теряете ощущение времени. Если считаете, что страшно потерять разум, представьте себе, каково потерять тело. – Шапиро ненадолго замолчал, на лице мелькнула безрадостная улыбка. – И при этом некоторые находят подобный опыт… просветляющим.

– А другие? – спросила Эйдриен.

Старик пожал плечами:

– Другие – нет.

Макбрайд подался вперед:

– А потом что?

Шапиро искоса посмотрел на него:

– Потом? Потом вы переходите на следующий уровень обработки.

– Какой именно?

– «Интенсификация». Когда личность субъекта разобрана, он фактически становится «чистой страницей». Материалом, на котором сравнительно легко отпечатать любые «воспоминания».

– Каким образом? – поинтересовался Льюис.

– Можно создать сценарии, совместимые с его психологическим профилем, и превратить их в фильм. Объект будет смотреть видеозапись в связке с потоком аудиограмм, лежащих ниже сознательного порога восприятия.

– Как в кинотеатре со стереоэффектом? – предположила Эйдриен.

Шапиро усмехнулся.

– Нет, – сказал он, – куда более основательно. На него наденут специальный шлем с микрофонами и штепселями: звук входит, звук выходит – в таком роде. Потом подключат его и…

– Что?

– Объект воспринимает происходящее так, словно сидит в двух метрах от 62-дюймового телеэкрана и смотрит на объемные картинки со стереозвуком. Очень увлекательно, и это единственная часть процедуры, когда объект находится в сознании. Добавьте гипноз, препараты – и ваяйте из человеческой «глины» что угодно. Психика – податливый материал.

– Препараты, – проговорила Эйдриен. Тут же вспомнился пузырек, который она нашла в футляре компьютера Никки. «Плацебо 1». – Какого рода препараты?

Шапиро состроил постную мину.

– Психоделики всех разновидностей. Мы добились прекрасных результатов с наркотиком из Эквадора – его называют «Буррундага». И кетамин неплох, хотя он больше известен как транквилизатор, используемый в ветеринарии. Оба средства вызывают подобие диссоциативной амнезии – потеря памяти плюс нарушение связности психических процессов.

– Кетамин, – проговорила Эйдриен. – Это, случайно, не один из тех наркотиков, которые используют насильники?

– Совершенно верно, – подтвердил ученый. – Для их целей он так же эффективен, как и для наших.

– Что вы имеете в виду?

– Женщина, принявшая кетамин, видит свое тело словно со стороны. И что бы ни случилось с ней потом, все кажется происходящим в ином измерении. Более того, ее память эти события не зафиксирует.

– Получается нечто вроде искусственно вызванной потери памяти?

– Точно. Впоследствии человек и не вспомнит, что с ним что-либо происходило, – будь то насилие или нечто другое. Наши объекты даже не подозревали, что плавали в резервуаре или сидели в шлеме. Или что их «бомбардировали» новыми воспоминаниями.

– Значит, человек сидит в шлеме и… На что он там смотрит? – спросил Макбрайд.

– На людей в капюшонах, – ответила Эйдриен.

Шапиро как-то странно посмотрел на девушку и повернулся к гостю, отвечая на его вопрос:

– Зависит от обстоятельств.

– Что вы подразумеваете под обстоятельствами? – попросил пояснить Льюис.

– То, что вы хотите заставить его запомнить и что – забыть.

Макбрайд пригубил остывший чай.

– Сколько времени потребуется на то, чтобы пройти все этапы от начала до конца?

Шапиро покачал головой:

– Трудно сказать. Одно дело – поиграть с самовосприятием объекта. И совсем иное – выстроить его с нуля.

– «Поиграть с самовосприятием», – повторила Эйдриен.

– Верно. – Ученый сменил положение ног на подушках и обратился к Макбрайду. – Мне интересно – а каковы ваши отношения с сестрой этой молодой особы?

– Я был ее психиатром, – ответил тот.

– И она приходила к вам на квартиру?

– Да.

– А позже у вас обоих нашли протезы?

– Верно.

Шапиро нахмурился:

– Кстати, что дает вам почву для подобных выводов? Ей делали сканирование или…

– Сестру кремировали, – объяснила Эйдриен. – Я нашла имплантат в останках.

Старик побледнел.

– Господи, – пробормотал он и перевел разговор на другую тему. Или по крайней мере попытался это сделать. – Я хотел бы знать, – обратился он к Макбрайду, – насколько часто вы покидали свою квартиру?

– Что вы имеете в виду?

– Мне интересно, когда вы практиковали как психотерапевт, много ли времени вы проводили вне дома? Или старались не выходить?

Льюис тяжело вздохнул и пожал плечами:

– Предпочитал держаться поближе к дому.

– Так и должно быть, – сказал Шапиро.

– Почему?

– Я предполагаю, что в вашем здании размещалась контрольная зона. Скажем, в квартире напротив.

– Или за стеной, – подбросила идейку Эйдриен.

– Этажом выше или ниже – не важно. Главное в другом: сигнал необходимо постоянно подкреплять. Один из побочных эффектов этого – вне зоны действия оборудования вы начинаете испытывать дискомфорт, если не принимаете лекарства. Вы принимали что-нибудь?

– Нет, – саркастично сказал Макбрайд, – просто смотрел телевизор. – И, откашлявшись, добавил: – Все, что вы рассказали, сводится к одному: человека можно превратить в куклу или зомби.

– В робота, – добавила Эйдриен.

Шапиро кивнул:

– Попросту говоря – да.

Девушка отвернулась. В ее глазах стояли слезы.

– И с ним могут сделать все, что заблагорассудится, – продолжил Льюис. – Заставить смеяться или плакать, броситься под машину…

– Или заменить настоящее детство вымышленным, – добавила Эйдриен.

Ученый тяжело вздохнул и обратил ладони к потолку.

– Да.

Шапиро с силой втянул носом воздух, протянул руку к цветочной композиции на столе и постучал ногтем по изогнутому стеблю. Выдохнул.

– Послушайте, я полон раскаяния, что в этих разработках имеется и мой вклад. И мне очень жаль, если это затронуло ваши жизни. Но сейчас я ничем не могу вам помочь.

– Вы можете помочь нам понять, – сказала Эйдриен.

– Вы действительно так считаете?

– Да, – ответила она.

– С тех пор прошло столько лет…

– Я хочу выяснить, кто это сделал.

Шапиро склонил набок голову и проговорил:

– Ничего удивительного. Только зачем это вам? Вы сказали, что хотите понять, а я думаю, вы желаете отомстить.

– Послушайте, – обратился к нему Макбрайд, – называйте это как хотите, но… – Внезапно он понял, что не может продолжать. Голову словно сжало тисками, казалось, еще миг – и он взорвется, набросится на этого новоиспеченного буддиста с его скромной жизнью и этими милыми чашечками, чтобы вышибить из него дух. Лью взял себя в руки и тихо проговорил: – Я чувствую себя развалиной.

– Что?! – Шапиро потрясло это замечание, да и Эйдриен не ожидала подобной откровенности.

– Я сижу с вами в этом уютном домике, попиваю чай, – сказал Макбрайд, – и кажется, что все прекрасно. Цел и невредим. Только вот ошибаетесь. Я – ходячая развалина, без дураков. Кто бы это ни сделал, он забрал у меня все: мое детство, родителей, меня самого. Я никогда не буду прежним. У меня отняли воспоминания, извратили мечты. Ушло впустую не знаю сколько лет моей жизни. Даже сейчас, когда я пытаюсь думать, в голове пустота. Пустота вплоть до того момента, как эта милая леди заявилась ко мне домой и завопила, что подает в суд. – Льюис умолк и глубоко вздохнул: – Иными словами, я кое-чего лишился, и мы говорим не о брюках и паре книжонок.

Шапиро покачал головой:

– Я не предполагал, что…

– А как насчет моей сестры? – добавила Эйдриен. – То, что произошло с ней – хуже убийства. Ей вывернули душу, заставили застрелить человека и довели до самоубийства. Пустяки?

Старик прикрыл глаза.

– Я пытался вам объяснить: то, что вы делаете…

– Делаем? – повторила Эйдриен. – Мы ничего не делаем, просто задаем вопросы.

– Вот именно, – терпеливо проговорил хозяин дома. – Я должен вас предупредить – это опасно для жизни.

Все трое на миг притихли, и Льюис первым нарушил молчание:

– Я хочу, чтобы они больше никому не причинили вреда.

Ученый задумчиво кивнул и обратился к Эйдриен:

– Вы упомянули о каком-то убийстве?

Она кивнула:

– Да, Никки застрелила какого-то старика инвалида. А через некоторое время покончила с собой.

Шапиро потянулся через стол к папке с историей болезни Макбрайда и стал медленно просматривать страницы. Через некоторое время он взглянул на Льюиса и сказал:

– Мне бы хотелось поговорить с вашим доктором. – Гости переглянулись. – Это возможно устроить?

– Не знаю. – Эйдриен припомнила скованную улыбку Шоу и его просьбу сообщить бывшему церэушнику, что она узнала о нем из телепередачи.

Старик улыбнулся несколько застенчиво и объяснил:

– Мне просто нужно убедиться, что вы действительно те, за кого себя выдаете. И что с вами на самом деле случились все эти ужасные вещи.

– У вас есть история болезни, – попыталась возразить Эйдриен.

– История болезни, – с усмешкой повторил Шапиро. – Мы только что говорили о том, как создают поддельных людей, а вы удивляетесь, что я хочу убедиться в достоверности каких-то бумажек?

Взвесив все «за» и «против», Эйдриен решила, что разговор с Шапиро вряд ли повредит Рею Шоу. И займет это всего минутку: старику нужно лишь убедиться, что они ничего не выдумали.

Ученый звонил по сотовому телефону и разговаривал на кухне. Из-за стены доносился его мягкий голос, но разобрать слов гости не смогли. Старик вернулся в гостиную через пару минут и присел рядом.

– Ну и?… – не утерпел Макбрайд. – Что он сказал?

Хозяин покачал головой:

– Нам не удалось поговорить.

– Как же так?

– Я разговаривал с его женой.

Шапиро выглядел подавленным, гости переглянулись, и Эйдриен спросила:

– И что сказала жена мистера Шоу?

– Она очень расстроена: ее мужа прошлой ночью сбила машина. Он как раз выходил из клиники, когда все произошло. Полиция разыскивает водителя.

Макбрайд почувствовал, что теряет сознание. Внутри все оборвалось, словно он летел в самолете и тот попал в воздушную яму.

– Он поправится?

Шоу поднял на Льюиса взгляд и ответил:

– Нет.

Дата добавления: 2015-07-11