К. П. Победоносцев

Страшное событие совершилось у нас на Руси. Мы, люди кончившие свою молодость, не можем опомниться от удара и еще долго не опомнимся. Никогда на святой Руси не бывало ничего подобного.[6]

Наша юность не имела такого горького опыта, не ощущала такого страшного потрясения. Вам, молодые люди, выпало на долю испытать его, конечно, не без промышления Божия. Смотрите, пред вами целая жизнь, может быть, еще долгая: да будет же на целую жизнь в душе вашей живой образ того, что произошло. Да будет это событие великим, решительным событием в душе вашей. Бог послал вам в юности вашей страшный урок с грозным предостережением: урок на всю жизнь. Та душа была бы очень равнодушна и легкомысленна, для которой такой урок пропал бы даром.

Произошло и происходит нечто совсем невероятное. Злодеи, убийцы Государя — люди из среды нашей, и — к ужасу — из среды вашей, молодое поколение!

Есть между ними такие, которые, едва достигнув двадцатилетнего возраста, успели каким-то страшным чудом небесного гнева утратить все черты образа Божия, потерять весь разум, извратить все понятия о добре и зле, о правом и неправом. Они погибли, их постигла казнь правосудия, но мы знаем, за ними следуют другие, столь же извращенные в мысли, и безумные; скрываясь, подобно ворам, в тайне ночи, или являясь как волки в одежде овчей, они продолжают дела лжи и нечестия, развращая и прельщая дальше и дальше — себя самих и других юных и неведущих людей.

Откуда это зло? Откуда эта язва, разъедающая молодое поколение? Где ее источник?

Там же, где от века было начало нравственной гибели. Гордость — вот главная причина зла. От гордости пал Денница — ангел света, и стал сатаною. С тех пор диавол вводит людей в гибель тем же искушением. Он сказал прародителям нашим в раю: сами будете как боги. Тем же словом, тою же лживою мыслью соблазняются среди нас, на глазах наших, юные поколения. И эти злодеи — обезумели, пали, погибли — не от чего иного, как от гордости.

Берегитесь искусителей. Их много, ибо нравственное растление имеет роковую силу — все растлевать около себя, и тот, кто пал сам, неудержимо стремится увлекать других к падению и умножать жертвы греха.

Диавол, искушая Христа Спасителя, возводит Его на высокую гору. Это всегдашний прием его — поднимать юную, неопытную душу на высоту, ей несвойственную, и ставить ее сразу судьей всего, что она видит внизу, под собою. Так, гордостью душа привыкает отделять себя от мiра в одной неподвижной точке и ставить себя превыше целого мiра — общественных отношений и нравственных понятий, выше человечества, выше истории, выше жизни духовной, которою из века в век жили поколения. Прежде чем мысль успела сознать себя и окрепнуть, прежде чем мог созреть опыт обращения с людьми, — она начинает судить, обличать, потом раздражается, потом отрицает, наконец стремится к повальному разрушению всего ею отрицаемого. Какая бездна лжи в душе у этих несчастных людей! Создав себе чудовищную теорию блага человеческого, они ставят ее выше действительной жизни, и хотят ей в жертву принести всю действительность — объявляют себя поборниками за народ; и в то же время, отвергая все священное для народа, являют в себе самое гордое презрение к народу, которого не знают; хотят приносить себя в жертву мнимому общественному благу, но в действительности жертвуют всем своему я, обезумевшему от гордости.

Ужасно заглянуть в эту бездну — но к ней ведет иногда ровная, гладкая дорога неприметным скатом, и сколько несчастных юношей сошло этою дорогой и погибло. Вот молодой человек, сын простого мещанина, ныне преступник, осужденный на казнь. Может быть, душа его была некогда расположена к добру: его отдали в науку, он оказывал успехи; но характера у него не было. Он отделился от среды, из которой вышел, стал относиться презрительно к ее обычаям, нравам, верованиям. Он читал дурные книги, которых ныне так много, книги, исполненные лжи и отрицания. Не испытав еще себя ни в каком деле, он уже принял в душу семя гордости и поднял свою мысль о себе высоко. В это время подходит к нему диавол в образе другого человека, с волею, крепко закаленною во лжи и во зле, с неудержимою жаждой приобретать новых пришельцев и повелевать ими как слепыми орудиями преступной деятельности. Видя в нем помутившееся око и мысль, поколебленную самомнением, он шепчет ему лукавые речи — те же самые речи, которые говорил древний змий нашим прародителям: "Ты раб: неужели не хочешь быть свободным, господином себе? Тебя связывают обычаи и верования отцов и учителей. Отбрось их и станешь свободен. Бога, которому учили тебя веровать — нет и никогда не было; душа — вымысел суеверной толпы. Ступай за нами — мы апостолы новой веры в свободу безграничную и безмерную. Мы поведем человечество по новому пути, мы воздвигаем брань на все, что мешало его свободе — и все разрушим. Ты был ничтожен и слеп до сих пор — будешь велик и славен, и имя твое просияет в числе мучеников и героев свободы".

* * *

Посмотрите вокруг себя и внутрь себя. Вы увидите, как все, едва проснувшись к жизни, спешат возвышаться над жизнью, над людьми и событиями. Еще не научившись слушаться, хотят предписывать; еще не выросши в силу, принимаются действовать и распоря-жать; не выработав и не укрепив в себе мысли, говорят и проповедуют; не узнав ни себя, ни земли своей, ставят себя судьями над каждым явлением жизни и над каждым действием человеческим; не испытав себя в деле, хотят создавать новые законы и учреждения.

Все стремятся говорить и обличать: никогда не слышалось столько речей — и не было так мало истинного дела! Никогда не говорилось так много о правде — и не являлось так мало правды в деле и жизни. Речи эти сегодня расцветают, завтра вянут, оставляя по себе лишь след безплодного возбуждения. Из числа множества говорящих и проповедующих — как немного людей, умеющих делать и делающих дело на них возложенное: в доме и семье, в церкви, в общественном служении, в торговле и промысле. Остальные не делают ничего или делают дело свое — дело Господне — с небрежением, не переставая мечтать и вести праздные речи о том, что нельзя ничего делать, покуда вес не переменится.

Свойственно душе человеческой, от Бога рожденной, искать правды и стремиться к ней; свойственно юному сердцу негодовать на неправду, где ни увидит образ или тень ее, где ни ощутит ее присутствие. Но кто думает, что приобрел уже себе правду одним стремлением к правде, тот прельщает себя и заблуждается. Трудом, терпением, вдумчивостью, опытом жизни, борьбой, верой и любовию каждый должен добывать себе правду — ибо по природе всяк человек есть ложь, по природе всяк раздвоен сам в себе: доброго, чего хочет, не делает, а делает злое, чего не хочет; по природе всяк склонен гордостью ума и страстным желанием принимать свою правду вместо правды Божией. Какая то правда, когда слово мое с делом и жизнью моею расходится, когда говорю одно, а делаю другое, высоко поднимаю слово свое на урок и обличение другим, а сам в том же повинен, в чем на других негодую? Всякое слово о правде, не сходное с делом, — есть ложь для души, от которой оно исходит; а всякая ложь внутренняя растлевает и обезсиливает душу. Рассудите сами, что приносят душе громкие слова и фразы, к которым ныне привыкают люди с ранней юности: разжигая душу ложным огнем, они не собирают в ней силу, а расточают, не к правде ведут, а укореняют в заблуждении, не воспитывают, а развращают. Нет, не на этом пути найдете вы силу духовную: это путь погибельный, и страшно подумать, что стал он ныне большою дорогой для юношества. На этом пути стоит искуситель, с обычным способом искушения: возводить человека на высоту самомнения и гордости, и окружает его призраками жизни, призраками правды и любви, призраками свободы, знания и мудрости. Кто возвратит нам все то множество несчастных, которые пошли этим путем — и развратились в мысли, и обезумели; расточили духовную свою силу на зло и на ложь, и погибли для Церкви, для Отечества, для народа и для семьи своей. Берегитесь! Путь этот гладкий и идет незаметным склоном — ниже и ниже, с высоты — в бездну погибели.

* * *

Вы не хотите, без сомнения, жить одною животною жизнью, как стадо безсловесных. Вы чувствуете в себе душу живую, безсмертную. Вы хотите жить, то есть быть, значить в жизни. Для этого нужна сила — и вот что каждый из вас должен поставить себе целью — добыть, выработать в себе силу, без которой всякий вступающий в жизнь — лишний человек в мiре.

Вдумайтесь, как приобретается сила. Нельзя идти против законов природы. Из всякого семени сначала вырастает трава, потом образуется колос, и в колосе зерно завязывается, растет и созревает. Должно пройти время, чтоб из молодой поросли образовалось дерево. Что перестает расти прежде потребного времени, то навсегда лишается силы и гибнет без развития. Без роста не образуется человек в силе духовной. Итак, кто хочет не оставаться на всю жизнь былинкою или мелкой порослью, тому нет иного способа — как выждать время роста в терпении и молчании.

От чего столь много молодых гибнет, истощаясь в жизни? От того, что стремятся, прежде времени, не выждав роста, в так называемую общественную деятельность. Наш век — век несчастной торопливости во всем, век горячки и высокого давления. Едва начиная жить, все стремятся — не столько быть, сколько проявить себя; получить немедленно результат и произвести эффект.

Сказать что-нибудь зрелое или основательное можно лишь после многих годов терпеливого и прилежного труда и изучения; совершить что-либо замечательное возможно лишь после многих годов последовательного упражнения в определенной деятельности. Но можно, недолго думая, написать газетную статью, которая в день появления обратит на себя внимание, а завтра завянет и забудется. При помощи громких фраз можно придать значение дела — малозначащему слову или поступку. Так привыкают многие гнаться спозаранку за легкою наживою, и не успев собрать силу, истощают себя. Повсюду видим былинки, представляющие себя колосьями, жидкие поросли, мечтающие о себе, что стали деревом.

Выходят люди, выведенные искусственною культурой, подобно ранним парниковым овощам, люди поверхностные, слабые, легкие, без основательного знания, без глубины, без характера.

Богочеловек, Господь Иисус Христос, состоял под тем же законом роста. Священное Писание говорит о Нем: Иисус преспеваше возрастом... Бе повинуяся родителям. (Лк. 2). Аще и Сын бяше, навыче послушанию. (Евр. 5). Стало быть, и Он возрастал от силы в силу. Образ, для всех нас поучительный и трогательный. Сын Божий — Сын человеческий — возрастает в уединении, в тишине, в молчании, в простоте, наряду с прочими младенцами и отроками; возрастает столь неприметно, что впоследствии братья его и односельцы, с которыми Он ел и пил, затруднялись веровать в Него, удивлялись, откуда у Него такое слово и такая мудрость. Тридцать лет провел он на селе, неведомый мiру, в послушании и подчинении. Он пришел в Мiр для того, чтобы свидетельствовать об истине — и пребывал в молчании тридцать лет. Без сомнения, он видел около Себя много вопиющих злоупотреблений, много лицемерия, много всей той неправды, на обличение коей напоследок выступил: видел — и пребывал в молчании.

Мы не видим Его обличающим в эту пору, видим только в храме, посреди учителей, слушающим и вопрошающим, видим преуспевающим премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек. Отчего Он ждет тридцать лет? Оттого, что еще не пришел час его. Когда час наступил, Он выходит на дело Свое и на страдание и является в мiр в силе духовной, учителем, и говорит людям яко власть имеяй и не якоже книжницы и фарисеи. Вот истинный путь возрастания и преуспеяния; твердая воля удерживает в молчании собирающуюся в душе силу, удерживает до тех пор, пока час настанет употребить силу на дело Господне.

* * *

Все мы живем над бездной, ходим, едим и пьем над глубиною, не видя ее, не думая о ней, не сознавая великого таинства жизни. Но бывают дни и часы, когда эта глубина внезапно раскрывается перед нами, это таинство внезапно является во всем своем величии, душа пробуждается, видит ясно, чувствует глубоко. Это дни посещения Господня — и благо тому, для кого они не проходят даром.

Слово человеческое, как бы оно ни было высоко, может износиться в устах человеческих; когда оно становится фразою ходячею на рынке человеческого тщеславия, когда ложь и лицемерие употребляют его орудием для своих целей, когда равнодушные и ленивые прикрывают им пустоту свою — слово получает глухой звук; отражение его в душе у нас становится слабо и вяло. Такими стали у нас, к сожалению, многие слова — великого, священного смысла. Я напомню вам одно такое слово — смирение. Мы слышим его с ранних лет и так уже привыкли к нему, что иные легкомысленно глумятся над смирением. Но в наши дни мы явственно видим, какое разрушение производит в душе гордость и до чего она доводит человека. Должны вы понять, молодые люди, что смирение — подлинно щит ваш, и одно может предохранить вас от порчи; в нем истина, а в гордости — ложь. На чем станете созидать жизнь свою?

Смирение есть простота мысли. Кто просто думает о себе, тот чувствует свою слабость, и потому именно способен возрастать в силу; в простоте мысли — способность чуять истину и отзываться на нее; в простоте — утверждение веры и питание любви; в простоте мысли зреет мудрость и созидается характер человека.

Можете вы стать добрыми, умными, учеными: во всем этом мало проку, если нет характера. От того мы и бедствуем, от того так много между нами неурядицы всякого рода, от того дела наши так неосновательны и непостоянны, от того столько нравственной распущенности между нами, что у нас много людей и добрых и умных, но мало людей с характером, которые знают, чего хотят, верны себе и идут к цели своей в жизни неуклонно. Кто с характером выйдет на общественное служение — тот будет истинный христианин, истинный сын своего Отечества и подлинно на благо народу будет его служение.

Характер — есть сила духовная. Для характера требуется глубокое сильное чувство — и уменье управлять им: сила воли и сила самоограничения. Ранняя гордость мысли несовместна с характером: он приобретается только путем смирения и подчинения. Кто не научится повиноваться, тот никогда не научится повелевать. А повиноваться — значит ограничивать себя.

Не тот сильный человек, кто дает волю своему чувству, хочет делать по своему желанию, а тот, кто при сильных страстях от природы умеет сдерживать свое негодование, при сильном желании обличить и высказаться обуздывает язык свой. Вот школа, в которой вырабатываются люди твердой и ясной мысли, люди, верные своему слову, деятели и герои Отечества. Идите этим путем, если хотите быть в этой жизни и в будущей.

Поберегитесь другой, ложной школы, откуда выходят нестройною толпою люди своеволия и гордости, сильные желанием и чувством, но слабые волей, тщеславные говоруны без дела, праздные обличители и преобразователи мiра и его учреждений, непризванные учители, сами ничему не научившиеся... Столько их развелось ныне — ходят по мiру и жалуются на неправду людскую; сами не умея хорошо делать ничего, пренебрегая делом, положенным на них в семье и обществе как мелким и недостойным, напуская себе в душу и распространяя вокруг себя желчь и раздражение, возвышая себя над всеми, всех и вся обличая — люди эти становятся лишними на земле и погибают безплодно, потому что не умели вырасти в силу, а все, что без силы, погибает от слабости. Многие из них успевают, правда, устроить материальное свое благосостояние, иные успевают скоро пустить в ход имя свое на рынке людского тщеславия. Что пользы в этом, когда в смысле духовном они неимущие. Запасайтесь вы духовною силою: имущему ее все дано будет и преизбудет, а от неимущего и еже мнится имети, взято будет от него. Быть сильным — значит иметь характер, умение делать добросовестно хотя бы и малое дело, хранить в душе истинную Божию, а не свою правду, стоять на своих ногах, не побираясь по мiру, не слагать на других людей и на мiр бремена свои, но поддерживать себя и других в жизни.

* * *

Если хотите вырасти в силу, не спешите жить, покуда вы молоды, покуда длятся годы учения вашего и воспитания. Не спешите говорить и писательствовать: слово — великая таинственная сила, и сила эта, как все великое, зреет в молчании. Не спешите судить и обличать, покуда не узнали еще цену людской похвале и людскому осуждению, подождите выходить на рынок, где то и другое продается и покупается в шуме голосов и в пререкании мнений. Та тишина, которая должна быть около вас, великое благо и ограда вашего воспитания.

Всякому возрасту в жизни положен свой урок, и чего не выучим в юности, то для нас пропало. Но есть чувство, которое вы непременно должны вынести с собою из своей юности, если хотите сохранить равновесие в жизни — это чувство уважения, нравственное тяготение к тому, что человек считает выше себя. В этом чувстве — нравственная наша охрана. Природа полагает в нас это тяготение к родителям, к наставникам и учителям, к власти предержащей. Благо тому, кто успел сохранить и воспитать в себе это чувство: из него вырастает, в нем воспитывается, по мере нашего развития, чувство благоговения к Богу и покорности Промыслу, которое должно давать тон целой нашей жизни. Так опытный садовник воспитывает сначала в парнике молодой отводок и потом, когда укрепится, сажает его в грунт, где он разрастается в дерево. Но горе тому, в ком это чувство не пустило корней или подавлено ранней гордостью: стоит только подняться на сатанинскую высоту — и чувство это подавлено. Возвышая себя над всеми, гордая мысль относится ко всему вышнему с презрением и отрицанием — и кончает тем, что отрицает Бога и Промысел, отрицает правду и закон в человеческих отношениях, отрицает общество и порядок, отрицает самое добро, ставя его в безразличном смешении со злом, отрицает все, кроме своего я, и весь мiр около себя обращает в сухую и безплодную пустыню.

Годы ваши — годы ученья. Вы учитесь для того, чтобы приобрести знание. Но и тут на пути вашем ждет тот же враг — гордость, против которой так хочется мне предостеречь вас. Как характер нельзя приобрести без смирения и послушания, так нельзя приобрести и истинное знание. Наука сама по себе почтенна, и науку я не порицаю нисколько. Но наука есть не цель, а орудие жизни. Мы видим, что наука в наше время становится у многих идолом, ложным божеством, которое закрывает от нас Единого истинного Бога; становится фетишем, которому люди мнимо образованные поклоняются с фанатизмом и суеверным страхом; становится одеждой, в которую рядятся лицемеры и невежды, и ходячею фальшивою монетой, которую принимают на рынке за чистое золото.

Невежды, ссылаясь на науку, о которой не имеют понятия, вводят в заблуждение других невежд — но и те, и другие воображают себя учеными. В повальных ссылках на науку по поводу каждого личного мнения или болтовни о мнениях — уже трудно различать истинное знание от ложного. Никогда еще наука не простиралась так далеко и не достигала таких поразительных результатов; но и то правда, что никогда еще не бывало такого легкого отношения к науке, как в наше время.

Я имею в виду истинное знание: не то, которое, над-мевая человека, отрешает его от жизни и от конечных целей ее, а то, которое исходит из жизни и с нею соединяется. Знание, как и всякая сила в человеке, неправо поставлено, если не ставится в виду Бога и вечности. В представлении нашем о знании мы увлекаемся в коренное заблуждение рационализма, когда знание ставится у нас само по себе как основная сила, дающая значение жизни человеческой.

Некогда Иисус Христос учил в храме в праздник Кущей. Иудеи изумлялись духовному Его ведению. Удивляло их, что такой мудрец не получил школьного образования.

Но Он объясняет иудеям, откуда Его учение и как Он достиг ведения. Мое учение несть Мое, но пославшаго Мя. Мое учение есть истинное, яко не ищу воли Моея, но воли пославшего Мя Отца. (Иоан. 5-7). Вот вам от Слова Божия урок, что для истинного знания требуется послушание.

* * *

У иудеев в учении полагалось все, вне учения — ничего. Добродетель и грех, добро и зло, правда и неправда, должное и недолжное, чистое и нечистое — все определялось у них сложной сетью правил, предписаний и толкований, составлявших учение закона. Вспомните строгий закон, запрещавший исцелять от болезни в субботу, вспомните правило об отнятии имущества у родителей под предлогом дара. Гордость и лицемерие книжников и фарисеев были — гордость и лицемерие учения, науки. Самую веру в Единого Бога, составлявшую основное качество еврейского народа, превратили они в ученое понятие о Боге, и ко всякому человеку, не ученому в законе, не прошедшему школы, относились с презрением. Послушайте, как говорят они о народе, о своем народе: Народ сей, иже не весть закона, прокляти суть. В дальнейшем развитии науки, в каббале, в учении талмудистов — повторяется, еще усиливается тот же дух еврейства; а в наше время дух этот господствует. В нем — корень новейшего рационализма и объяснение того, почему в наши дни еврейство, т.е. учение и воспитание вне христианское так неразрывно слилось с учением рационализма и безверия и придало ему такую силу и так содействовало его распространению.

Это гордое заблуждение распространилось ныне повсюду — и между учеными, и между невеждами, повторяющими чужие речи. Знание есть сила: кто станет спорить против этого? Но новейший рационализм утверждает, что это сила верховная, господственная — и вне ее не признает ничего.

Учите, проповедует он, и узнаете все — есть ли Бог и что такое Бог. Что такое грех? Заблуждение разума, а не преступление воли. Просвещайте разум, докажите, что грех есть неразумие, и грех исчезнет из сознания, следовательно, из мiра. Политическая экономия — научит вас добродетели, заменит знанием — доблесть общественную. Знание анатомии — заменит вам совесть, воздерживающую страсти. Учите, просвещайте — в знании пробный камень того, что зовут истиною духовной жизни. Когда анатомия усовершенствует свои приемы и методы — сечения и исследования, когда успеет определить в точности связь каждого ощущения и чувства с тою или другой частью мозговой и нервной ткани, тогда мы будем знать, что такое религиозное чувство, что такое душа в человеке и есть ли где место безсмертию. С помощью химии мы откроем основное начало жизни и узнаем, где начало творения — в творческой ли воле Божества или в силах материи.

Вот учение новейшего материализма. Ныне оно разлито всюду: ученые и невежды, умные и глупые заодно повторяют натверженные его положения. Целые издания посвящены его распространению. На беду нашу есть такие и в России. Есть простые души, которые безсознательно повторяют фразы о господственном значении знания в человечестве. Есть верующие души, которые принимают на веру эти речи, не подозревая, что в них таится яд безверия, что они исходят из учения, преисполненного лжи и гордости. Отсюда то невыразимое презрение, с которым сторонники этого учения относятся к народу, который задумывают просвещать знанием: круглые невежды идут в народ — внушать ему, в виде знания — отрицание духовной жизни, отрицание веры и совести, отрицание порядка и повиновения властям. Под маскою фразы о любви к народу они, в сущности, презирают народ, не зная его; в душе у них то же фарисейское слово: народ сей иже не весть закона, прокляты суть.

Где же ключ к истинному знанию? Слушайте, что не я говорю — говорит Христос Спаситель, и всяк иже есть от истины, послушает гласа Его. Он говорит: Аще кто хочет волю Его творити, разумеет о учении, кое от Бот есть или Аз от себе глаголю.

Вот где начало истинного знания, просвещающего человека, — послушание закону Господню, стремление осуществлять его в себе и в жизни, в правду.

Заметьте, какое слово сказано: разумеет. Разумение не есть ни мнение, ни то, что называется на ходячем языке убеждением. От многих людей, не имеющих ничего своего, вы услышите: это мое мнение, это мое убеждение. То и другое большею частью ловится на ветер и схватывается на веру, и то и другое легко соединяется с тщеславием и гордостью. Не так легко дается

разумение или внутреннее ведение и ощущение истины. Ни своеволие мысли, ни гордое самолюбие не совместны с разумением истины — и в науке и в жизни. Отчего в науке происходит, что люди склоняются почти всегда к тому мнению, к которому влечет их дух партии или школы? От того, что на них действуют чувства, совсем далекие от истины: интерес, тщеславие, страх показаться неверным или непоследовательным, желание идти заодно со своими. Надобно отрешиться от сторонних побуждений, чтобы расчистить себе дорогу к разумению истины.

В жизни — это еще явственнее. Как часто люди, когда спрашивают: зачем ты это делаешь? — отвечают: таково мое убеждение. Но это не что иное как праздное слово, безсознательно произносимое. Молодость восприимчива; инстинкты самолюбия и тщеславия просыпаются рано; всякому хочется заявить себя оригинальностью. Итак, попалась на глаза книга, в которой мы вычитали новую для нас мысль, новое суждение, новый взгляд — и вот мы выступаем на житейский рынок с этим словом: таково мое убеждение. Повторяя его, вступая из-за него в споры, питая его раздражением и самолюбием, мы упорно к нему привязываемся; и потом нередко, из-за одного самолюбия, стремимся подчинить этому взгляду свои и чужие суждения, свои и чужие поступки. Опять заблуждение, которое нередко становится роковым для целой жизни, губит простоту мысли, чувства, отношений, отнимает у нас истинную свободу и, направляя нас на рабский путь мысли, заставляет считать его царским путем.

Не так дешево достаются человеку убеждения: они — плод целой жизни, плод мысли, послушной гласу истины. Присмотритесь внимательно к жизни и к людям: разве наша жизнь зависит от мыслей или убеждений наших — большею частью случайно усвоенных нами? Нет, вернее сказать, что убеждения наши и мнения зависят от нашей жизни, от привычек, в которые мы вошли, от нравственной нашей наклонности в ту или другую сторону. Люди думают так или иначе, потому что жизнь их приняла тот или другой характер, а мнение слагается после, как оправдание или изъяснение жизни и привычки.

Сколько в наше время людей, по-видимому, ученых, которые, отвергая безсмертие, повторяют старое рассуждение человеческое, бывшее еще у коринфян: станем есть и пить: завтра умрем. С чего начали эти люди — с убеждения или с жизни? Они начали с того, что привыкли есть и пить, то есть предаваться материальным наслаждениям, не сдерживая себя, не заботясь о духе и о будущей жизни. А пришли к тому, что обобщили свой навык, оправдали перед собой жизнь свою, возведя ее в учение: жизнь коротка; завтра грозит смерть. За смертью ничего дальше не видно. Станем есть и пить — завтра умрем.

Вот еще пример. В наше время нравственной распущенности распространилось учение фатализма. Схватив такое учение, каждый может снимать с себя ответственность за дела свои и возлагать ее на так называемую среду: кто стал на эту точку зрения, тот может дойти до отрицания совести, до смешения добра со злом, до безответственности за преступление. И не диво встретить людей, которые, едва начиная жить, живут уже безсовестно, и повторяют с чужого голоса: таково мое убеждение. Но где начало этого так называемого убеждения? Не в убежденной мысли, а в дурном навыке, в расслаблении воли, в своекорыстном и сластолюбивом желании. Кто довел себя до расслабления воли, тот, чувствуя себя безсильным, привыкает сваливать все на судьбу свою. Сходясь чаще и чаще с подобными себе, он вырабатывает целое учение в соответствии со своей жизнью, и кончает иногда тем, что за все, что не удовлетворяет его в жизни, раздражается до ненависти, на весь мiр и на дела общества с уставами его и законами. Поищите корень этого зла — найдете его в гордости, в отсутствии любви и послушания, к которому приводит любовь. А начало послушания таково: желание и добрая воля творить волю Божию, желание быть верным подданным того Царя, кто сказал: иже есть от истины, послушает гласа Моего.

Разуметь истину — совсем не то значит, что иметь свое мнение. Я имею мнение о предмете, когда узнаю, что другие о нем думают. Я разумею только тогда, когда сам ощущаю в себе истину. Читаю ученое сочинение, в котором тонкий ум с помощью искусного слова собрал и расположил самые убедительные доказательства об истине христианской веры. Вот — мнение, но это еще не разумение истины. Надобно ощутить Бога. А путь к этому один: с желанием твори волю Божию, и когда она в глубине души твоей скажется живым голосом внутреннего закона, тогда ты будешь иметь не мнение только — а уразумеешь воистину, что есть Бог. Вот почему не нужно быть ученым, не нужно иметь внешнее знание, для того чтобы узнать Бога: требуется только иметь сердце простое и волю свою отдать в послушание истине. Пусть все ученые в мiре, все химики, физиологи и геологи придут ко мне и скажут: мы прошли поднебесную испытующей мыслью; ни в законах химического сродства, ни в наслоениях коры земной, созданной вековою работой природы, ни в строении тела человеческого мы не нашли следов живого Бога или указаний на бытие Его. Я скажу им в ответ: я и прежде знал, что не найдете. Чего око не видит и ухо не слышит, к тому не приведет меня внешнее чувство. Нет иного пути к познанию Бога, кроме послушания воле Божией. И какое благо, какая мудрость, что Бог так устроил! Что сталось бы с родом человеческим, когда бы истина была достоянием одних ученых, плодом одного внешнего знания, когда бы вера основывалась на доказательствах — чудес и пророчеств.

Совсем напротив: истина — достояние простого сердца. На кою воззрю, говорит слово Божие, токмо на кроткого и молчаливого и послушающаго словес Моих. Наставит кроткия на суд свой, научит кроткия путем своим. Всякий, кто пожил на свете и вдумывался в жизнь, знает на опыте, кого из встреченных в жизни людей назовет он лучшими, о ком хранит самую отрадную память. То люди простые, в смирении верующие и делающие добро. Они не умеют доказывать по-книжному христианскую истину, но знают, что Христос Бог Искупитель; не умеют философствовать о добре и зле, но живым делом любви дошли до живого ощущения добра и зла; не могут объяснить, что такое материя, но знают, что в них живет дух безсмертный. Люди эти по большей части живут и умирают безвестными (я встречал по темным углам таких священников, причетников, учителей), оставляя светлый след лишь на том месте, где они жили; но как чист и светел нравственный их образ!

Блаженны простые люди; но еще блаженнее тот, кто пройдя далеким и широким путем в науку, и выбравшись на большую дорогу жизни и почести, умел сохранить в себе простую мысль и смиренное сердце.

* * *

Драгоценное сокровище — знание. Великий дар — природная способность. Но есть свойство выше и драгоценнее того и другого — это дар премудрости, о которой мы слишком часто забываем, увлекаясь талантом и знанием.

Знание — само по себе не дает еще мудрости. Сколько бы человек ни изучил книг, сколько бы фактов ни собрал в своей памяти, сколько бы ни имел горького опыта в своей жизни — это еще не премудрость. Много есть людей, которых и горькие уроки жизни ничему не научили. Много есть людей, о которых сказано еще апостолом Павлом: учатся всю жизнь и никогда не могут прийти в разум истины.

Мудрость — свойство не одного ума, но по преимуществу свойство сердца: плод нравственной зрелости в душе человеческой. С мудростью соединяется серьезное отношение к жизни, вдумчивость, обращенная не к теории или фантазии, но к действительности, к практике жизни. Многих людей с обширным знанием и опытом, живших в пространном круге, видевших много и света и людей — можно назвать скорее безумными, чем мудрыми. Мудрыми можно признать множество таких людей, которые жили всю жизнь на одном месте, редко и недалеко выезжая, мало читали, но думали много и глубоко чувствовали — и нажили себе царскую, Соломонову мудрость, то есть сердце, которое вдумывается в жизнь, старается уразуметь великую ее тайну, не для того, чтобы ораторствовать о жизни, не для того, чтобы философствовать и строить теорию жизни, но для того, чтобы жить и умереть как следует.

Притом еще — не бывает мудрость без любви. Любовь раскрывает сердце, дает ему широту и благородство, вводит его в тайны, недоступные научному знанию. Посмотрите, например, какое таинство любви в этих словах: блаженнее есть паче даяти нежели приимати. Какая наука в состоянии дойти до такого вывода, какое благоразумие житейское может научить ему? А в этом слове великая истина любви и великая мудрость. Вспомните историю богатого человека, у которого случился такой урожай, что некуда было девать хлеба. Он придумал сломать старую тесную житницу и выстроить новую, большую. Он хотел сохранить для себя свое богатство и обезпечить себе жизнь в изобилии. Казалось бы, что может быть благоразумнее, что может быть согласнее с правилами хозяйства, с началами политической экономии? Соседи, без сомнения, говорили о нем: какой мудрый хозяин! какой благоразумный человек. А слово Божие называет его безумным.

* * *

Слово мое обращено в особенности к вам, воспитанники Духовных Семинарий и Академий. Вдумайтесь глубже — кто вы, откуда пришли. Вы — дети отцов духовного звания, и готовитесь — к духовному званию или к служению Церкви.

Не вас одних, а всех нас, православных христиан, обязывает слово Христа Спасителя, сказанное о учениках в молитве к Богу Отцу: за них Аз свящу Себе, да и тии будут священи во истину. (И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною — Ин. 17, 19).

Припомним, что означает это слово священи. Ангел губитель, поражая первородных египетских, проходил мимо еврейских жилищ, окропленных кровью пасхального агнца: первородные у евреев спасались от смертной язвы. Отсюда — особое значение первородных в Моисеевом законе. Первородный считался свят Богу: искупленное чадо и потому отделенное, преданное Богу. Вот что значило освященный. И рече Господь Моисею: освяти ми всякого первенца перворожденного: яко Мне есть. (Исх. 13).

Впоследствии, взамен перворожденных, отобраны были левиты. Вместо старшего сына в каждом семействе взято целое колено и посвящено Иегове. Смысл этого посвящения выражается в самом его обряде. Священник помазывал кровью жертвы правую руку, правый глаз и правую ногу у каждого левита. Это значило, что все силы и способности его — зрение, делание, хождение — посвящены на служение Богу.

Значило ли это, что одни только левиты должны считаться людьми Божиими? Нет. В высшем смысле это посвящение первородных и левитов означало — посвящение Богу всего народа. Первородные сыны суть представительные люди целого народа. Колено левитское было представителем всего Израиля. В том же смысле посвящались Богу начатки плодов земных: Если начаток свят, то и целое свято. (Римл. 11).

Итак, отборные, представительные люди посвящаются Богу в знак того, что весь народ должен считать себя посвященным Богу. А с тех пор, как мы знаем Христа в Новом Завете, Он, перворожден всея твари, указывает нам всем путь посвящения. За них Аз свящу Себе, да и тии будут священи во истину.

Всякое звание святится и опорочивается людьми, его носящими; но каковы бы ни были пороки людские, само звание остается свято. Вы слыхали и читывали в последнее время достаточно укоров духовенству в России, укоров, которые у многих легкомысленных людей переходят в глумление над самим званием духовного чина. К сожалению, начало этому глумлению положено людьми, которые сами происходят из этого звания, и, не найдя в нем того, чего искали самоуверенною мыслью, стали бросать грязью в то, во что прежде веровали. К сожалению, и ныне многие безсознательно стремятся отделиться от своего сословия — изменением одежды, обычаем. Рассудите, чего это признак — силы или слабости, свободы или рабства, благородства мысли — или пошлости?

Но вам — да поможет Господь сохранить в себе благородный образ духовного человека и уберечь себя от житейской пошлости, в мысли, в действиях и обычае. Счастливы те из вас, кто имеет или имел благочестивых родителей, ставящих церковное свое служение выше всего на свете, любящих красоту церковную, назидательных в жизни и учении. Счастливы они, потому что над ними чистые молитвы отца и матери, перед ними святой образ жития, руководящий их на путь добра и чести.

Что может быть священнее той печати, которая на вас положена? То, что положено вам, всем положено, и освящение ваше должно быть уделом и долгом каждого христианина, всего народа. Но вы призваны быть в виду всего народа и впереди его, представительными людьми, вам указано и дано право первородства. Многие, не сознавая этого права, готовы бросить или продать его в час утомления сил, на рабочем поле, но кто сохранил его свято, тот в нем приобрел себе высшее человеческое достоинство. Тот овладеет жизнью и сумеет направить в жизнь по тому же пути множество людей, которым будет руководитель.

* * *

О Слове Божием слыхали вы немало. Речь моя идет не о предмете преподавания. Я встречал учеников, получивших удовлетворительные баллы в этом предмете, и видел, что для них Священное Писание — запечатанная книга. Я отходил от них с грустью, зная наверное, что без Книги этой — духа не будет в жизни их и деятельности. Жить они будут без светила, и ходить — без пути; сердечные их движения будут без глубины, слово их будет — мертвое, сочиненное человеческое слово, без соли, без власти над душами. Сколько бы они ни писали, речь их будет без силы, без красоты, без достоинства, если не научились они писать по Книге Книг. Сколько б ни читали они книг, все книги будут лишь сбивать их с толку, если не узнали они и не полюбили эту единую, великую и вечную книгу — книгу Слова Бо-жия и Завета Божия человеку. Священное Писание отвечает удивительно запросам всякой души человеческой, в чувстве высокого изумления перед величием вселенной — и глубокого смирения пред величием Бога, о Немже живем, движемся и есмы. Кто б вы ни были: пастыри и учители народа в Церкви, наставники юношества, общественные деятели, отцы и супруги — как ответите вы на коренные вопросы жизни, не всматриваясь в это вечное зерцало, отражающее в себе все высоты и волны человеческих ощущений, все события жизни человеческой? Без этой Книги останетесь вы глухи и слепы и немы целую жизнь свою; с этою Книгой станете ловцами человеческих душ — и приобретете властное слово истины.

Другая сила — это церковность, то есть любовь к храму Божию, уважение к уставу его, твердое, привычное знание церковного богослужения, пленяющего народную душу. Кто любит и знает наше богослужение, тот находит в нем неисчерпаемые сокровища Боговеде-ния, благочестия, мысли, разума, красоты и поэзии. Оно — само по себе училище для народа, и живая проповедь; поучающая народ, — словом Божиим, молитвою, образами и звуками. Каждое слово в нем — есть достояние народное, и кто умеет передать каждое слово во всем его значении, во всей его красоте и раскрыть перед народом все тайны, сокрытые в чине богослужения — тот совершает благое зиждительное дело для народа, просвещает светом людей, во тьме сидящих. Напротив, кто небрежно совершает службу, тот святотатственно похищает у народа Богом данное достояние и — тот гонит народ в раскол и разные толки.

Кто русский человек — душой и обычаем, тот понимает, что значит храм Божий для народа. Православная церковь красна народом: как войдешь в нее, так почувствуешь, что все в ней народом осмыслено и народом держится. Тяжкий грех на душе у того — кто входит в церковь с чувством высокомерия к народу, наполняющему ее, как бы эти люди ни были темны, как бы ни загрубели нравом и обычаем. Благо тому, кто входит в церковь с верою в душу народную, исполненную благочестивого чувства: она жаждет слова возбуждающего и возвышающего дух. Слово это — во власти священника, лишь бы горела душа его Христовым милосердием к народу и благочестивым желанием передать ему верно и благочестно все, что дано ему в чине богослужения, показать ему благолепие церковное, красоту, которая так любезна и так понятна русскому человеку, и этою красотою возвысить дух его к разумению истин откровения. Иисус, выйдя, увидел множество народа и сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много. (Мк. 6, 34). Много может совершить доброго, великую жатву соберет на этом поле служитель церкви, лишь бы приступил к делу в простоте смиренной души, с любовью, умеющею терпеливо носить и покрывать все грехи и невежествия людския, с верою в действенную силу слова Божия (а не своего слова). Но ничего не совершит на этом поле гордый человек, высокомерною мыслью возносящийся над народом неведущим закона, и помышляющий прежде всего о том, чего он может требовать от других, а не о том, чего требует долг его служения и чего ждут от него души, жаждущие просвещения духовного. Гордым Бог противится, смиренным же дает благодать.

* * *

Иной скажет: жестоко слово сие — кто может послушать его? Но я говорю истину — и не свою истину, а Божью. Истина — одна и путь к ней единый: нет общения или смешения между светом и тьмою и нельзя в одно и то же время стоять на добре и на зле и терять между ними различие.

В ежедневной жизни мы привыкаем говорить и даже мыслить о вере как о чем-то внешнем для нас, как о покрове, под которым мы — только ходим и движемся своими, независимыми движениями. Вера для иного из нас точно ящик с лекарствами, который мы открываем в минуту страха за здоровье, а потом закрываем и ставим в кладовую; для другого — отдельный кабинет, куда он на время удаляется, чтобы побыть в нем немного и выйти; для иного — одежда, в которую он облекается для известных целей. Все это бывает с нами, друзья мои, но все это ложь, которая извращает наши понятия и развращает нашу жизнь. От того и выходят от нас люди не цельные, а сложенные из пестрых кусочков: способные делать два противоположных дела разом, говорить в одном случае одно, а в другом — другое, делать совершенно противоположное тому, что говорят, примирять в своей мысли добро со злом, правду с неправдою, дружить одинаково и со злодеем и с добродетельным человеком.

Как назвать это расположение души, ныне повсюду распространившееся? Как назвать его перед лицом вечной правды? Иного нет ему названия, как лицемерие, а источник его — расслабление веры. Видим ежедневно: едва раздастся строгое слово о долге, о воздержании, о терпении, о самоотвержении — слово это встречается насмешками. Говорят: не нужно нам постной философии; мы должны прежде всего устроить материальное свое благосостояние; потом уже станем слушать речи о долге. И так говорят иногда, к стыду нашему, люди, выставляя себя верующими и похваляя свою веру.

Но кто же начальник веры нашей, кто ее основание? Иисус Христос. Слово Его не мимо идет, не только на тот час, когда было сказано, но и на всякое время в жизни человечества. Что ж вы думаете, для одних галилейских рыбаков и для времен Ирода царя сказано было Им слово о блаженствах, дана заповедь о Кресте, о терпении, кротости, смирении и нестяжательности? Нет, слово это объемлет вселенную на все времена, и всякий раз, когда настает надобность пробудить от сна отягченные души, рассеять туман лжи в мыслях и мечтаниях, призвать к духовной жизни и деятельности погрязшее в суете человечество — нет пути и спасения в человеческом слове, ублажающем желания человеческие, взывающем к самомнению и гордости. Сильно и действенно будет лишь то же истинное и вечное слово Христово, как бы ни казалось оно сурово и жестоко. Иисус Христос вчера и днесь, Той же и во веки и нет иного имени под небесем, о немже подобает спастися нам.

Дата добавления: 2015-07-12